— Итак, — нарушил тишину Ник. — Где она?
— А нет никакой ракеты, нет террористов, все лажа, фигня, а я честный бизнесмен. — Рокер усмехнулся и нагло посмотрел на Ника своими черными красивыми глазами.
— Так, по-хорошему говорить не хочешь, тогда скажешь по-плохому. — Михайлов кивнул Морсу, и тот достал из кармана безыгольный шприц и ампулы. Передал его Сергею, а тот встал и подошел к задержанному.
— Что это? — спросил Рокер.
— А ты догадайся.
— Содиум маматол?
— Да, правдодел — развязывает любые языки. Но учти: разговор у нас будет длинный, вопросов у меня много, поэтому одной дозы не хватит, а три-четыре растворят твои мозги. И к тому же это очень больно. Поэтому выбирай: или говоришь правду, или…
— Все равно не поверите и вколете свою херню.
— Один раз для проверки информации, конечно, вколем, но более, я думаю, не потребуется.
Рокер недоверчиво посмотрел на Сергея, пару раз тяжело вздохнул и покачал головой.
— Засветился так засветился. — Он нахмурился и добавил: — Хорошо, задавайте ваши вопросы, я отвечу.
— Где ракета «Двина»? — повторил повеселевший Ник.
— Нет никакой ракеты, нет террористов, а есть операция ФСБ и ГРУ по поимке опасного преступника, Сергея Михайлова. Как я понял, это ты.
— Правильно понял, — кивнул Сергей.
— А ты Петр Петрович Семенов, полковник МУРа, начальник убойного отдела.
Когда Петрович впервые вошел сюда, в ангар, ему показалось, что здесь, под этими мрачными пыльными сводами, витает дух генерала Корнилова. Он безмолвно парил над людьми, побуждая их творить зло. Да, это место было очень похоже на тот самый цех обработки металлолома на заводе «Серп и Молот», где три года назад погиб Корнилов.
Петр Петрович постарался отогнать от себя тягостные мысли, а Михайлов начал допрос.
— Значит, ракеты нет? — повторил он.
— Нет, — подтвердил Рокер.
— Допустим. Ну тогда расскажи про себя, кто ты и на кого работаешь?
— Расскажу, но я прошу выслушать меня внимательно и понять. Это очень важно. Своим рассказом я отвечу на все ваши вопросы.
— Ну что же, послушаем, времени у нас навалом.
Рокер начал свой рассказ.
Глава 21
— Я — действующий секретный агент Главного разведывательного управления при Генеральном штабе России, и зовут меня Иван Васильевич Громов. Нахожусь в звании майора военной разведки. Двадцать лет назад, после окончания самой обыкновенной школы в Саратове (я родом оттуда) поступил в университет на факультет электромеханики. Через пять лет я с отличием окончил его и был призван в ряды Советской Армии в звании младшего лейтенанта десантных войск.
Я занимался самбо и еще в школе стал мастером спорта. В университете времени на тренировки не хватало, но я иногда выступал за вуз и выигрывал городские и областные соревнования. В армии на меня обратили внимание чины из военной разведки и предложили продолжить обучение в высшей школе КГБ в Москве. Кстати, Сергей, ты ведь прошел похожий путь, — обратился Рокер к Михайлову.
— Откуда известно, досье читал? — поинтересовался Ник.
— Да, знакомили. Так вот, через пять лет я с отличием окончил ВШКГБ и был распределен на службу в Главный стратегический отдел планирования разведывательных операций. Слышал о таком?
— Нет, — покачал головой Ник. Он взглянул на Морса, но тот ничего не сказал. Сидел и внимательно слушал рассказ Рокера. Семенов расположился на соседнем ящике.
— Я не буду рассказывать обо всех своих заданиях, многие были неинтересными, а порой и ненужными, но на одном из них остановлюсь подробно. К тому же оно имеет непосредственное отношение к происходящим сейчас событиям. — Рокер замолчал, собираясь с мыслями. Пока он думал, Михайлов аккуратно поправил очки на лице. В джипе Фэд записывал исповедь Рокера и прекрасно видел все, что происходило в ангаре. Видел с разных ракурсов, так как агенты смотрели на Рокера с разных сторон.
Иван Громов продолжил:
— Шел две тысячи третий год. Президент Ирака Саддам Хусейн уже несколько лет морочил головы инспекторам ООН по разоружению и даже не пытался выполнить условия мирового сообщества по уничтожению своего биологического и химического оружия. Не пожелал также свертывать свою ядерную программу. Соединенным Штатам ничего не оставалось, как приступить к военной операции по свержению его диктаторского режима.
Пентагон разрабатывал план «Шок и трепет», а наш стратегический отдел готовился к заброске в Багдад спецгруппы — для вывоза секретных документов посольства. Эвакуацию всех этих бумажных кип, а также архивов ГРУ и Службы внешней разведки поручили мне и моему подразделению «Кондор».
Хочу отметить, что на тот период времени в моем подчинении была отлично обученная, тренированная спецгруппа лучших агентов ГРУ. Нас было десять человек вместе со мной. И вот однажды поздним вечером семнадцатого марта мы прибыли в аэропорт Быково и военно-транспортным самолетом вылетели в Ирак. Добрались нормально, если не считать ужасной болтанки над горами. Приземлились в Багдаде и, передав самолет под охрану гвардейцев Саддама, сели в джипы и направились в посольство. На этом же самолете мы должны были вывезти приготовленные резидентом российской разведки архивы и семью посла России в Ираке.
Эвакуация была назначена на двадцатое марта, но американское наступление разрушило все наши планы. Пентагон заранее объявил о военных действиях против Ирака и указал день начала войны — двадцатое восьмое марта. Но на самом деле первый удар крылатыми ракетами по аэродромам и базам сил ПВО был нанесен в ночь с девятнадцатого на двадцатое, за несколько часов до нашей эвакуации.
Все взлетно-посадочные полосы страны пришли в негодность. Сотрудникам посольства можно было улететь только с пассажирского аэродрома имени Саддама Хусейна. Его силы коалиции не бомбили.
Но как быть с архивами посольства и разведки, ведь они составляли экономическую и политическую ценность и были стратегическим грузом.
В резиденцию посла на проспекте Саддама Хусейна мы приехали поздней ночью и сразу сели ужинать. В нашу честь был организован шикарный прием, мы прекрасно отдохнули в обществе посла, резидента российской разведки, их жен, консула, замов и молоденьких сотрудниц посольства.
Надо отметить, что напряженности, связанной с предстоящей войной, не чувствовалось. По всем каналам государственного телевидения звучали исполненные оптимизма призывы покарать американских агрессоров и изгнать их со священной земли. Иракцы всерьез верили, что с помощью допотопного советского оружия семидесятых годов смогут остановить самую мощную армию в мире.
И первый ракетный обстрел поставил все на свои места. В городе по-прежнему было электричество, горячая и холодная вода, по-прежнему выпекали хлеб и работали радио и телевидение, полиция и «Скорая помощь». Первые далекие разрывы ракет с лазерным наведением казались багдадцам стрекотом веселых рождественских хлопушек. Ведь бомбили только аэродромы и военные базы, а город не трогали. Наш самолет находился на военном аэродроме и, естественно, оказался в западне, а переправить его на пассажирский стало неразрешимой задачей.
После разговора с Москвой посол принял решение эвакуировать сотрудников посольства с пассажирского аэродрома и сделать это до начала боевых действий. А вот архив решено было вывозить частями на автомашинах в дружественную нам и Саддаму Сирию, а уже оттуда переправлять самолетом в Москву.
На следующий день посол с семьей покинул Багдад, а резидент российской разведки (назовем его Эдуардом) остался и руководил погрузкой архива. Причем вывозили не все, а только самое ценное. Охрана посольства, состоящая из десяти десантников, помогала нам сортировать и грузить в джипы ящики. Эдуард отбирал документы, что-то жег в большом красивом камине в кабинете посла, а что-то копировал. Одну копию отправлял на Родину, а другую прятал в свой личный сейф.
Мне тогда показалось странным, что он делает копии с документов высшей степени секретности. Ведь они должны были находиться в одном экземпляре.
Посольство опустело, в нем остались только десантники, мы и резидент. Всех вольнонаемных иракских служащих отпустили по домам.
И наступило двадцатое марта. Американские крылатые ракеты «Томагавки» начали бомбить все военные объекты Ирака, а войска вторглись на его территорию. Вслед за ракетами в ход пошли стратегические бомбардировщики и палубная авиация.
Моторизованные дивизии двинулись на Багдад и без особого сопротивления подошли к его стенам. Окружили город и предложили защищавшим его частям гвардии Хусейна сдаться. Некоторые генералы так и сделали, выторговали себе свободу в обмен на капитуляцию. Все это время мы находились в посольстве, вернее, в бункере под ним, и ждали, когда придет приказ из Москвы эвакуировать архив.
Дело в том, что я не имел доступа к спутниковой связи с Москвой и выполнял приказы резидента Эдуарда.
А Ирак фактически пал под натиском коалиционных сил. Саддам бежал или был убит одной из пяти сброшенных на его бункеры глубинных бомб. В городе началось мародерство, паника, многие жители покинули столицу, но многие и остались. В городе было чем поживиться, но наше посольство пока не трогали.
Но однажды утром к нему подъехали три грузовика, а в них — три десятка вооруженных людей. У каждого был автомат Калашникова, гранаты и фляги с водой. Командовал ими высокий полный араб.
Дежуривший в то утро десантник сообщил по рации о готовящемся нападении. Мы все с оружием в руках заняли места у окон и дверей. Российская миссия была плохо укреплена, так как у нас всегда были хорошие отношения с Саддамом и при его правлении нам нечего было боятся. Но теперь, когда режим диктатора пал, все могло случиться.
Эдуард начал звонить в полицейский участок, в штаб-квартиру гвардейцев, но телефоны не отвечали.
Первые выстрелы в нашу сторону сделали нападавшие, а мы ответили. Причем сразу убили нескольких мародеров. Так продолжалось два часа, пока бандиты не поняли, что посольство так просто не взять. Они оставили на улице убитых и раненых, расселись по машинам и уехали.
Мы стали подводить итоги боя. К нашей великой радости поняли, что никого не потеряли.
На ночь мы усилили дежурство и организовали дополнительный пост на крыше здания. Дежурили по двое. Сменялись через каждые четыре часа. Из двадцати находящихся в посольстве человек в охранение выходили четверо.
И вот в два часа ночи наступил мой черед идти в дозор. Товарищ разбудил меня, я с трудом поднялся, взял оружие, рацию и пошел на крышу. А он лег на мое место отдыхать и досматривать мои сны.
Когда я поднялся на абсолютно плоскую крышу, то увидел невысокого паренька — десантника из охраны посольства. Хочу заметить, что все мы были в штатском, но знали звание каждого и при обращении отдавали друг другу честь. Выше меня по званию был только резидент — полковник Службы внешней разведки Эдуард.
Но там на крыше все было проще. Мы разговорились. Он заступил на вахту на два часа раньше меня, ему успела надоесть эта крыша и окрестный пейзаж. А я с удовольствием подставлял лицо ласковому теплому ветерку, любовался огоньками города и с интересом смотрел на очередные взрывы объектов на его окраинах.
Я прохаживался по периметру здания, иногда наблюдал в бинокль за перемещениями людей по ночным улицам города и скучал. Мне хотелось спать, а по большому счету — побыстрей убраться отсюда, оказаться дома, в теплой постели любимой жены.
Но вдруг я заметил, как по территории нашего посольства идет человек. Он подбежал к забору, перемахнул через него и оказался на тихой улочке. Сначала я не поверил своим глазам, поднес к лицу бинокль и присмотрелся, но через мгновение понял, что лазутчик уходит с нашей российской земли. Кто это был, я не разглядел, но хорошо запомнил его уверенную походку, джинсовую куртку, обернутый вокруг головы платок и укороченный автомат Калашникова в руке.
Я бросился вниз — в комнату, где отдыхали мои гвардейцы, растолкал одного и приказал ему идти на крышу дежурить. Сам добежал до забора и перемахнул через него. Устремился за незнакомцем в погоню по пустынным улицам Багдада, совершенно не думая, чем она может для меня закончиться.
А шпион ускорил шаг и повернул на темную узкую улочку.
Затем он повернул за угол и исчез из поля моего зрения. Я приблизился к перекрестку, остановился и выглянул из-за угла. В темноту уходила пыльная дорога. — Рокер сделал паузу, облизал пересохшие губы. Нику почему-то показалось, что рот у того пересох не от быстрой речи, а от воспоминания о душном и жарком воздухе Багдада. — Песок шуршал у меня под ногами. Вы были в Ираке? — вдруг спросил Рокер.
Сергей отрицательно мотнул головой.
— Так вот, — продолжил пленник. — Ирак — страна песка. Песка, нефти и палящего солнца. Больше ничего там хорошего нет. Когда говоришь или ешь, то песок на зубах и во рту, когда пьешь — он в воде, когда дышишь — он в носу. Он в твоей постели, в твоей одежде и обуви, даже в ушах и глазах — везде, где только возможно. И для этого не обязательно попадать в пыльную бурю.
А я шел по улочке и проклинал эту страну и этот песок. Вскоре я снова увидел незнакомца. Он стоял у темной покосившейся двери и чего-то ждал. Я замер в тени одинокой пальмы. Наконец дверь отворилась, и он растаял во тьме дома. Я постоял несколько секунд и пошел следом. Осмотрев вход, стену здания, я пришел к выводу, что на этом моя слежка закончена. На ровный забор высотой три метра влезть было невозможно.
Я стоял возле дома и чего-то ждал, но вот близкий разрыв полуторатонной авиационной бомбы вывел меня из оцепенения. Я посмотрел в небо и увидел падающую на землю вторую адскую машинку. Она быстро достигла цели — небольшого здания, расположенного в квартале от меня.
Почва вздрогнула у меня под ногами. Ужасный грохот сотряс улицу, по ней покатилась пыльная волна и захлестнула меня. Я задержал дыхание, прижался к стене и минуту простоял не шевелясь. Когда понял, что опасность миновала, отошел от дома и решил, что пора возвращаться в посольство.
Я двинулся по улице. Дойдя до перекрестка, я остановился, обернулся и увидел быстро идущую по темной улице фигуру. Сначала я не сообразил, что это незнакомец, но, приглядевшись, узнал его. Видимо, он тоже опасался бомбежки и собрался в обратную дорогу.
Я решил проследить за ним, спрятался за кузовом перевернутой разграбленной машины и подождал, пока он пройдет вперед. Потом встал и двинулся следом. А он быстро шел, почти бежал.
Мы долго плутали по незнакомым улицам, пока не вышли на ту, что вела к нашему посольству. И только тогда я понял, что сам, ночью мог и не найти его в этом безлюдном городе. А незнакомец перелез через забор посольства и скрылся в тени пальмового сада. Я кинулся в погоню, хотел настичь его, скрутить, выяснить, кто это, но замешкался на заборе и упустил его. Он растворился в огромном пустом здании…
Потом я вернулся к себе в комнату, но спать не лег, а просидел в раздумьях до утра.
Кто-то из нашего посольства тайно вышел в город и посетил какой-то дом. Кто это был и для чего он отправился в столь опасное путешествие, мне выяснить так и не удалось. Утром я решил во всем разобраться и найти этого незнакомца.
Я не подозревал своих людей, потому что мы были в Ираке впервые, а на ночной улице действовал знающий город человек. Видимо, кто-то из прослуживших там более года десантников или сам резидент тайно вышел из посольства и нанес кому-то визит.
Еще в Москве, в управлении, при получении задания мне не очень-то понравилась идея вывоза посольского архива из воюющей страны. Обычно к таким операциям готовятся заранее и проводят их, когда в стране еще функционируют законное правительство, полиция и армия, когда обеспечена безопасность перевозки. А тут, как мне показалось, все было спланировано так, чтобы отдать архив в руки врагам.
Но приказы руководства не обсуждают, поэтому, знаете, и нам ничего не оставалось, как лететь в Ирак выполнять свой долг. Но я нутром чувствовал, что нас могут крупно подставить с этой эвакуацией, и заранее предупредил свою спецгруппу. Поговорил с каждым о том, что во время транспортировки груза могут возникнуть непредвиденные проблемы.
Когда войска коалиции были уже на подступах к Багдаду, когда сопротивление иракской армии было подавлено, из Москвы пришел долгожданный приказ: «Вывозить архив автомобилями в Сирию, а оттуда самолетом в столицу».
— Надо обследовать маршрут следования конвоя, — сказал мне Эдуард. — Едем на джипе, посмотрим…
Я согласился сопровождать его, но хотел взять с собой двоих бойцов из своего подразделения. Однако резидент был против. Мотивировал это тем, что много народу для этой поездки не нужно.
Мне не понравилась его идея, но как младший по званию я вынужден был подчиниться. Хотя предпринял определенные меры безопасности — надел легкий бронежилет, взял автомат Калашникова, рожки к нему, пистолет «ТТ», лимонки и небольшой нож.
Мы выехали на рассвете — когда в Багдаде стало относительно спокойно.
В джип «Мерседес» без опознавательных знаков и номеров погрузили видеокамеры для съемки маршрута и покинули посольство. Причем воспользовались задними воротами — расположенными в той стене, через которую незнакомец улизнул на улицу.
Эдуард попросил меня сесть за руль, а сам устроился на заднем сиденье, взял в руки камеру и приготовил к работе. Включил и стал снимать улицу.
Мы путешествовали по пустынному городу целый час, пока не выехали на его окраину — к прямой магистрали, ведущей к границе с Сирией. Ее так и называют: «Сирийский галстук». Она тянется на сотни километров и упирается в пограничный пост. Он-то и был конечной целью нашего путешествия. Туда мы должны были доставить архив, и там нас должен был ждать резидент российской разведки в Сирии. Но в то утро мы, естественно, к границе не поехали, а сделали марш-бросок на двадцать километров от города, развернулись и отправились в обратный путь.