Эдуард прекратил съемку, спрятал камеру и отснятые кассеты в «дипломат», запихнул его под кресло, развалился на заднем сиденье и закурил. То, что он не пересел вперед, мне не понравилось, я немного забеспокоился.
Я рулил и изредка поглядывал в зеркало заднего вида. Я видел в нем полусонную мину резидента: его высокий лоб, орлиный нос, черные домиком брови, глубоко посаженные строгие глаза и тонкие губы. Волевой подбородок с ямочкой в центре и неправильный прикус довершали портрет этого надменного человека.
Я не подозревал Эдуарда в измене, но мне его поведение казалось странным. Поэтому я нервничал, но виду не подавал.
А тем временем город просыпался. На улицах появились первые машины, люди спешили по своим делам и на нас никакого внимания не обращали.
— Поворачивай налево, — сказал Эдуард.
Мы свернули на улицу, ведущую в сторону от нашего посольства. Потом мы опять свернули, потом еще и оказались в самом захолустном районе Багдада, где живут разве что бомжи. Это я понял по грязи на узких улицах, горам хлама во дворах и покосившимся, без оконных стекол старым домам.
— Останови здесь, — попросил он, и я припарковал джип у полуразвалившегося дома. — Я сейчас, — сказал резидент, быстро зашел в дверной проем без двери. Куда он направился, я не знал.
Я выключил мотор, осмотрелся и поймал себя на мысли, что это прекрасное место для засады. Узкая улица, дома без жителей, тишина и безмолвие. Суета города осталась позади, а здесь царствовало забвение и уныние. Зачем резидент сюда приехал? Я посидел полминуты и вышел из жаркой душной машины на улицу.
Я прошел до угла дома и осмотрел перекресток. Вокруг не было ни души, будто люди в этом районе вымерли. Только вдали к мусорной куче проковыляла голодная тощая дворняга. Я решил вернуться и уже двинулся к внедорожнику, но вдруг заметил, как из развалин вылез человек в чалме и с автоматом в руке.
Я спрятался за углом соседнего дома и стал наблюдать за действиями незнакомца. А резидента все не было.
Но вот на улицу вышел второй, а за ним и третий араб. У всех были автоматы.
«Что они тут делают, — думал я. — Не меня ли ждут? И где Эдуард?»
А его все не было. Наконец кто-то из троицы поднес рацию к губам. Что-то долго, сбивчиво объяснял, потом выключил связь и сказал пару слов товарищам. Те закивали и разошлись в разные стороны. Двое пошли по улице в мою сторону, а третий — в обратную. Я спрятался за угол и принялся лихорадочно соображать, что делать.
Сомнений не оставалось — эти трое пришли по мою душу. Раз резидент привез меня сюда и подставил под них, значит, он с ними заодно. Самое скверное было то, что я оставил автомат в машине. Пистолет, гранаты и нож взял, а его забыл. К тому же спрятаться на этой злосчастной улочке было негде.
И тогда я решил применить очень опасный трюк. Но в данной ситуации это был чуть ли не единственный выход. Я отбежал от перекрестка подальше и остановился у стены. Двое появились на пыльной улице, заметили меня, сразу подняли автоматы, прицелились и дали две короткие очереди. Расстояние до них было более сорока метров, но я стоял боком, прикрывал рукой туловище и наклонил голову так, чтобы ее загораживало плечо. К тому же на мне был бронежилет.
Пули засвистели возле меня. Я сделал вид, что убит, вздрогнул и рухнул на спину. После падения повернул голову так, чтобы видеть нападавших. Как только шлепнулся, правой рукой вынул пистолет.
А бандиты обрадовались, что так просто и быстро меня завалили, и стали не спеша приближаться. Один сообщил по рации, что задание выполнено, и выключил ее.
А я лежал на горячем песке и анализировал свое состояние — ранен я на самом деле или нет. Но, к счастью, они оба промахнулись.
Через приоткрытые веки я следил за их приближением и вдруг увидел, как из-за угла вышел третий араб в сопровождении Эдуарда.
Я взвел курок. А они надвигались на меня с неотвратимой неизбежностью. Один приблизился, посмотрел в мои глаза, и… лицо его вытянулось от удивления. Он понял, что я не убит, поднял автомат и направил мне в голову, но я вскинул «ТТ» и, не дожидаясь смертоносной очереди, выстрелил ему в грудь. Мигом откатился в сторону и прицелился во второго иракца. А первый дернулся и, падая судорожно нажал на курок. «Калашников» выпустил очередь в песок, как раз в то место, где секунду назад находилась моя голова, потом в стену, затем в небо. Араб упал навзничь, замер, и грохот стих. Я пальнул второму в грудь, затем в лицо. Потом прицелился в подходящего третьего иракца и уложил его.
Эдуард стоял как вкопанный. Он потянулся было к автомату, но достать его и приготовить к бою не успел. Моя атака застала его врасплох, и он замер в нелепой позе посреди пустой улицы. Трое его подельников были мертвы, а сам он смертельно напуган. От его былой надменности не осталось и следа, даже его нижняя челюсть затряслась от страха.
Я встал, перезарядил «ТТ», добил в головы раненых и двинулся к резиденту.
Первым делом я отобрал у него оружие, затем обыскал, а потом спутал ему руки за спиной его же ремнем.
Мы прошли к джипу и поехали в центр города. Я уселся за руль, а Эдуарда положил на откинутое переднее сиденье. Так мне было удобней его контролировать.
Мы прибыли на проспект, где располагалось наше посольство, и остановились в квартале от него. Я достал из «дипломата» видеокамеру, навел объектив на Эдуарда и потребовал от него объяснений. Он помялся немного и с неохотой начал говорить. Понес всякую чушь про то, что его взяли в заложники трое арабов, а я, убив их, спас его. Я слушал-слушал, а потом вытащил пистолет и прострелил резиденту правое колено. Обещал испортить и левое, если он еще будет врать.
Постонав немного от ужасной боли, Эдуард наконец взял себя в руки и начал свой рассказ. Стал говорить про то, что его завербовали американцы и что он должен передать им какую-то информацию. Я, поняв, что это тоже ложь, поднял пистолет и хотел изуродовать ему вторую коленную чашечку, но резидент запричитал о милосердии, потом сорвался на плач, а в итоге поведал мне об истинной цели своего путешествия в тот злополучный дом.
Это он уходил ночью из посольства для того, чтобы передать оппозиционным Хусейну генералам информацию о нашем конвое. Чтобы скорректировать с ними время и место нападения на эскорт. Телефонная связь была нарушена, поэтому ему пришлось самому идти на явку — в тот дом на окраине Багдада.
Когда и почему Эдуард решил предать Родину, он не сказал, но только добавил, что, согласившись сотрудничать с ними, стал богатым человеком. Они обещали большие деньги ему, а он мне. Много денег. Но тогда этот вопрос меня меньше всего интересовал. Это сейчас я понял, что зря подставил под пули свою команду, зря не согласился с предложением резидента и зря его уничтожил.
Но тогда во мне кипело негодование, я был переполнен решимостью отомстить ему за предательство. А он попросил меня быть милосердным и вколоть ему обезболивающее. Я согласился. Достал аптечку, вынул ампулу и сделал ему в руку укол. Он сразу успокоился. Я потребовал продолжения рассказа.
Багдад уже был окружен, но командование коалиционных сил медлило со штурмом. Им не нужны были жертвы среди своих солдат, и они вели активные переговоры о капитуляции с прогрессивно настроенными генералами иракской армии.
Эдуард сообщил мне о том, что два иракских генерала заключили с американцами тайное соглашение о безоговорочной капитуляции и бескровной сдаче Багдада. Но одним из условий их неприкосновенности была передача американцам секретных архивов Хусейна и российского посла. Используя данные спутниковой разведки, они выяснили, что архивы посольства еще находятся в русской миссии в Багдаде. Цэрэушники договорились с генералами, чтобы те любой ценой достали архив ГРУ и СВР с российской агентурой и копии некоторых секретных финансовых документов, касающихся договоров России с Ираком о поставках нефти. Сами договоры подписывались на высшем уровне и хранились в Кремле, но они очень интересовали американцев.
Поставки нефти в Россию составляли десять-двенадцать процентов экспорта Ирака, поэтому американцы решили через союзников заполучить контроль над ними. Естественно, постхусейновское правительство не возьмет на себя обязательства диктатора и расторгнет договоры с Россией. Но это будет позже, после окончания войны.
А тогда американцев интересовала обширная российская агентура в Ираке, ее нефтяные и строительные контракты. Они договорились с Эдуардом о покупке нужных им документов, но при этом согласились обеспечить ему стопроцентное алиби. Нападение на конвой с архивом и потеря в бою некоторой его части не должны были вызвать подозрений в предательстве Эдуарда.
Поэтому резидент сам проверил маршрут конвоя и подготовил места для засады. Иракцам оставалось только обстрелять машины, отбить одну из них (с необходимой частью архива), а остальные пропустить. План был прост до гениальности, но я узнал о нем. Поэтому резидент и решил меня убрать.
А тогда американцев интересовала обширная российская агентура в Ираке, ее нефтяные и строительные контракты. Они договорились с Эдуардом о покупке нужных им документов, но при этом согласились обеспечить ему стопроцентное алиби. Нападение на конвой с архивом и потеря в бою некоторой его части не должны были вызвать подозрений в предательстве Эдуарда.
Поэтому резидент сам проверил маршрут конвоя и подготовил места для засады. Иракцам оставалось только обстрелять машины, отбить одну из них (с необходимой частью архива), а остальные пропустить. План был прост до гениальности, но я узнал о нем. Поэтому резидент и решил меня убрать.
Но я оказался проворней его иракских «друзей». Эдика взял в плен и выведал у него план нападения на эскорт. Драгоценную кассету с признанием резидента я вынул из камеры и положил в нагрудный карман рубахи.
Я привез Эдуарда в посольство и поместил в одной из комнат под охраной спецназовца из своего подразделения. Десантникам я не доверял, так как они прослужили с Эдиком больше года.
Я опасался нападения и предупредил своих людей. Все надели бронежилеты, взяли автоматы, пистолеты и гранаты. Даже на ночлег устроились в полной боевой выкладке.
Дело в том, что все видели, как я привез раненого резидента в посольство и как конвоировал его в посольскую спальню. На вопрос командира десантников Дениса «Что с шефом?» я ответил, что Эдуард ранен, так как мы попали под обстрел. Передал просьбу резидента его не беспокоить. Денис ушел, но, как потом выяснилось, мне не поверил.
После недолгих размышлений я пришел к выводу: если Эдуард сообщил иракцам время и маршрут следования эскорта, то надо его менять и вывозить архив как можно быстрее и другим путем. Но я не знал, можно ли положиться на десятерых десантников из охраны посольства. Я хотел связаться с Москвой, но не знал шифров, а Эдуард мне их не сказал. Как только я его привез в миссию, ему перебинтовали рану и вкололи снотворное.
Наступила ночь. Мы находились в огромном пустом здании посольства и, конечно, не спали. Ждали самого худшего. Десантники разместились в его левом крыле, а мы в правом, где на первом этаже находился огромный красивый зал для приема гостей, а на втором — кабинет и спальня посла. Я отправил одного бойца на крышу охранять здание от мародеров, а сам пошел проверить своих парней.
Все устали, осоловели и понемногу начали засыпать. Я сам поймал себя на мысли, что улетаю в царство Морфея.
Я решил, что дальше так продолжаться не может. Подняв группу, я приказал всем отжиматься от пола. И правильно сделал. Не прошло и пяти минут, как в зал, где мы разместились, пришли командир десантников и его зам. Они были без оружия и настроены миролюбиво. Денис попросил разрешения посидеть у тлеющего камина. Командир некоторое время молчал, а потом затеял разговор о резиденте, о нападении на нас и все пытался выяснить, знаю ли я о готовящейся засаде на конвой. Я думал, рассказать ему всю правду или нет, но потом решение пришло само собой.
В зал вошли трое десантников, и Денис в ультимативной форме потребовал, чтобы я ответил на кое-какие вопросы. Они явились тоже без оружия, и поэтому мы отнеслись к их приходу снисходительно. А зря.
Денис потребовал разговора с резидентом. Я сказал, что это будет возможно после того, как тот выспится. Но Денис хотел увидеть его сейчас. Обвинил меня в предательстве, в том, что это я его ранил, а теперь силой удерживаю в спальне.
Конфликт разгорался, как пожар в сухом лесу, и готов был перейти в боевое противостояние. Чтобы снизить напряжение, я разрешил Денису подняться в спальню, но одному, без охраны. Он согласился. Мы пошли наверх — на второй этаж, где спальня посла.
Когда высокие массивные дубовые двери отворились, мы вошли в темную комнату. Не успел я приглядеться, как услышал шорох за спиной и инстинктивно обернулся. В углу стоял человек в черной маске с занесенным над головой ножом. Он сделал шаг вперед и хотел ударить меня тесаком в шею. Я поднял руку, отстранился, ловким ударом выбил нож и пнул нападавшего ногой в живот. Он откатился к журнальному столику, но перевести дух не успел — сзади на меня набросился Денис. Он обхватил мне горло руками и стал душить.
Я потянулся к пистолету, но из-за шторы выскочил третий десантник и выхватил у меня оружие прямо из подмышечной кобуры. Я понял, что они хотят убить меня без лишнего шума. Меня эти условия игры удовлетворяли — в подразделении я был лучшим по рукопашному бою. Я схватил Дениса за руку, нащупал большой палец и стал его ломать. Одновременно с этим я рубанул ногой в солнечное сплетение выхватившему у меня пистолет бойцу; тот охнул и опустился на колени.
Я понял, что на меня нападают трое и один из них прекрасно устроился на моей шее. Его надо было оторвать любой ценой, и я, не жалея зубов, впился ему в руку прямо через куртку. Он застонал, ослабил захват, я уцепился за палец, отогнул его и сломал. Выплюнул кусок ткани и мяса на пол, рывком заломил руку Дениса за спину и что было силы крутанул. Хруст и стон пронзили тишину спальни, но через мгновение они стихли и осталось только тяжкое дыхание четверых борющихся мужчин да шорох ботинок по ворсистому персидскому ковру ручной работы.
Командир десантников застонал и шлепнулся на пол, а я повернулся и принял в грудь сильнейший удар ногой одного из парней. Среагировать успел — напряг пресс, по инерции упал, перекувырнулся через спину и вскочил на ноги. А парень выставил перед собой нож и ринулся в атаку. С пола поднялся второй, отыскал раненого Дениса и помог ему подняться. Но с вывернутой из плечевого сустава рукой особенно не повоюешь, и тот только обессиленно плюхнулся в кресло возле кровати.
А десантник рубанул тесаком мне в лицо. Я отклонился и вовремя убрал руки, чтобы острое лезвие не отсекло мне пальцы. Я мог выхватить второй пистолет из-за пояса на спине, но предпочел нож. Выставил его перед собой и пару раз сделал веерообразные секущие движения. Проверил реакцию нападавшего.
Десантник был рослый, но двигался медленно, потому что наносил каждый удар со всей дури, а не играл с оружием. А с холодным оружием надо играть, заставляя противника пропустить один-единственный точный удар. И удар этот надо наносить не сильно и резко, а плавно, мягко и, главное, точно. Это не бокс, где главная цель замолотить противника градом тяжелых прямых, хуков и боковиков, — это смертельный поединок на ножах. Если промахнешься мимо сердца или печени, горла или глаза, то не убьешь, а только ранишь противника, и он будет продолжать бой. А за это время он может нанести тебе свой единственный смертельный удар. И тогда конец. Легкость, точность и обманные удары — закон боя на ножах.
Но десантник не знал этого, его учили не те учителя, и он молотил изо всех сил и, конечно, поплатился за это. Я выждал, пока его рука со здоровенным ножом пронесется над моей головой, выпрямился и показал, что бью ему в горло. Он отстранился, а я мгновенно изменил движение удара и воткнул нож ему в сердце. В теле чуть повернул его по своей оси и выдернул руку. Парень как мешок с навозом упал на ковер. А мне предстояло уничтожить еще одного бойца. Тот набросился на меня с тесаком и стал наносить быстрые удары в голову и руки. Решил взять меня нахрапом. Я среагировал на его выпад, придержал бьющую руку свободной рукой и легко впихнул нож ему в печень.
Десантник замер и завалился на стул возле стола, а я уже направлялся к Денису. Тот выхватил из-за пояса пистолет, но передернуть затвор одной рукой не смог, и я вырвал оружие из его пальцев и отбросил в сторону. Я схватил его за подбородок и, резко дернув, сломал ему шею.
Я осмотрелся и увидел, что постель, где должен был спать Эдуард, пуста. Проверив ванную комнату, я обнаружил в шкафу труп охранявшего его спецназовца. Так я потерял первого бойца из своей команды.
Я подобрал свой «ТТ», протер нож о занавеску и сунул его в ножны на поясе. Затем вышел на балкон и заметил черную веревку, свисающую с крыши. Я догадался, что десантники спустились по ней и, наверное, таким же путем эвакуировали резидента. Для того чтобы это проверить, я взялся за узлы на канате и полез наверх. Когда вылез на плоскую крышу посольства, то сразу заметил труп дежурившего на ней бойца.
Я обследовал всю крышу, но не нашел следов транспортировки раненого человека. Видимо, десантники атаковали с крыши, но Эдуарда выносили через дверь.
Через балкон я вернулся в спальню, вышел в коридор и обследовал его. По чуть смятому ковру я определил, что предположительно двое человек несли третьего. Видимо, этим третьим и был резидент.
Я решил, что надо предупредить свою группу о предательстве десантников. Спустился в каминный зал, но никого там не обнаружил. Осмотрев его, я не нашел следов борьбы и пришел в недоумение. Как семеро отлично подготовленных спецназовцев из моего подразделения могли без боя сдаться семерым десантникам? Это не укладывалось в моей голове.