За спиной знакомо чавкнуло. Я обернулся, но никого не увидел. Тот, кто преследует меня, либо невидимка, либо очень умело маскируется. Кроме тумана, луж и кочек, ничего не видно. Привкус мертвечины стал совсем ярким, словно неделю жевал кости. Теперь даже в нос отдает.
Из глотки вырвался раздраженный рык. Хищники не любят становиться объектом слежки. Непонятно, кому еще понадобилась моя персона. Не нападает, а мог бы. Даже не знаю, сколько раз оказывался к нему спиной.
Я по‑собачьи тряхнул головой, разбрызгав капли с волос, и ускорил шаг. Головокружение и слабость после оборота прошли. Чувствую себя, как нормальный ворг. Можно даже забыть, что сейчас не перекинусь даже в волка. О других зверях и говорить нечего.
Совсем рядом из воды с шипением вырвался фонтанчик, забрызгав меня торфяной грязью. От неожиданности я подпрыгнул на месте и раздраженно выругался:
– Проклятая топь!
Словно мне в ответ, из воды выстрелил еще один фонтан, уже ближе. Едва успел отскочить, уворачиваясь от новой порции торфа. Тугая пленка из ряски с болотной гнилью натянулась гигантским пузырем и застыла в таком положении.
Я сжался, как пружина. Пузырь похож на горб неведомого чудовища, которое проснулось от спячки и очень хочет выяснить – кто его разбудил.
Так и не успел понять, как это получилось, но пузырь неожиданно лопнул, выпустив облако зловонного газа. Желтые частички медленно поплыли в воздухе. Они быстро осели на листьях ряски, в растениях остались сквозные дыры с обугленными краями.
Новый пузырь стал надуваться всего в шаге. Я секунду пялился на новое чудовище, затем трезвая мысль хлестнула, словно кнутом: бежать.
Я сорвался с места и кинулся по размокшей тропе в туман, на бегу перепрыгивая лужи и непонятные кочки, которые, скорее всего, не кочки, а какие‑нибудь болотные звери.
Мышцы моментально разогрелись, сердце качает, как добротный гоблинский насос. Природа наделила качествами, необходимыми для выживания в любых условиях. Наверное, даже эльфы не могут похвастаться такой универсальностью. Хотя тролль их разберет, все равно толком о них не знаю.
Мокрая трава звучно шлепает под ногами, приходится поглядывать на новые пузыри. Они, как почуяли, что я кинулся наутек, стали вылезать с двойной скоростью все ближе к тропе. Как живые. А может, и правда. Может, это месть утопленников за то, что сбежал из самых лап.
Один раз даже показалось, кто‑то завыл, да так протяжно и тоскливо, что засосало под ложечкой. Сначала не понял почему, потом дошло – вой точь‑в‑точь похож на тот, которым меня провожала мать.
– Твари! – выкрикнул я на бегу. – Душу разбередить вздумали? Не выйдет, я многодушный.
Пузыри или те, кто в них прячется, словно поняли и простонали что‑то в ответ. Я ничего не разобрал, только припустил сильнее.
И без того хлипкая тропа превратилась в зыбкий ковер из кореньев и болотной травы. Кое‑где заметил останки нерадивых животных, которых угораздило забраться так далеко.
– Нет, – прорычал я под нос. – Я тут не застряну.
Перспектива задохнуться в парах ядовитого газа мало кого обрадует, а в моем случае это еще и позорно. Что я за ворг, если нелепо сгину? Самая почетная смерть – в хорошей драке, желательно с противниками не меньше сотни. Чтоб потом в стаях ходили легенды о славном ворге, который в одиночку вышел против армии, славно бился, но не смог выстоять под бесчисленным натиском. Память о герое останется в веках и будет примером подрастающему поколению.
По мере движения стал замечать в воде синие тела с оскаленными мордами. В местах прорывов пузырей им иногда удается высунуться чуть выше поверхности. На воздухе кожа утопленников моментально сморщивается, несмотря на высокую влажность. Пару раз выглядывала сиреневолосая кикимора. Улыбается, гадюка, во все тридцать два зуба. Хотя, может, у кикимор не тридцать два, никогда не интересовался челюстями утопленников.
– Не убежишь, ворг, – донесся из воды булькающий голос. – Останешься с нами.
– Как бы не так, – гаркнул я в ответ и замер, прислушившись к звериному чутью.
Тропа резко оборвалась. Возможно, она и пролегает дальше, но на глубине. А ступить в воду – все равно что подписать смертный приговор.
Через один волчий прыжок тропа продолжается, даже выглядит относительно сухой и широкой. Но это через волчий, а не человечий прыжок.
Два смертоносных пузыря вздулись по обе стороны от меня, грязная пленка натянулась, прорисовывая травинки и мелких насекомых. Вода вокруг наполнилась синими лицами с ожидающими выражениями. Взгляды водянистых глаз буквально кричат: «Тебе конец!»
– Иди к нам, – прожурчала кикимора из‑за водяной пленки.
– Чтоб тебя солнце сожгло, – ответил я зло и развернулся для разбега.
Воздух заполнился диким хохотом, от злорадства даже вода задрожала. Послышались всплески, словно утопленники пытаются прорвать барьер, но никак не могут.
Пузыри синхронно набухли, готовые разорваться в любую секунду, кикимора завизжала под водой, сиреневые когти царапнули прозрачную пленку. Я сделал глубокий вдох и сорвался с места.
Никогда еще бежать не было так трудно. До этого не замечал, что из‑за проседания почвы скорость сильно гасится. Приходится прилагать тройные усилия, шансов допрыгнуть до противоположного берега у меня меньше, чем у гнома жениться на эльфийке.
На самом краю я оттолкнулся что было сил и взлетел в воздух. Время замедлилось. В полете увидел десятки голодных глаз. Утопленники, не мигая, таращатся на меня, на лицах ожидание и злоба. За что они на меня злятся? Я тут первый раз.
В застывшем мире успел заметить, как вода подо мной пошла рябью, что‑то хлюпнуло, в глубине показалось огромное одутловатое лицо с круглыми, как у лягушки, глазами. Рот огромный, с мясистыми губами, вокруг то ли облако тины, то ли это волосы такие.
Существо молча посмотрело на меня, затем перевело взгляд на утопленников. Они сразу притихли, сжались и попятились в глубину.
Все произошло за секунды полета.
До тропы оставалось всего полсажени, когда понял – не долечу.
Я шлепнулся в воду с одной мыслью: продать свою жизнь подороже. Пусть знают, утопить ворга не самая легкая задача. Пока думал, руки гребли к берегу. Хотя это громко сказано – до него всего ничего.
Выбравшись на сушу, резко развернулся и оскалился на всю зловонную топь.
– Ну! – проорал я в туман. – Давайте, вылезайте! Попробуйте убить меня здесь!
Дыхание тяжелое, успел хлебнуть воды, когда свалился. Сердце глухо ухает в груди. Давно такого не было. Последний раз – в подростковом возрасте перед атакой лося.
На глазах красная пелена, клыки заострились. Сейчас даже на тролля готов идти – все равно.
Через несколько секунд дошло: они не напали. Не напали, пока был в воде.
Я тупо посмотрел на темную гладь, где только что была оплывшая физиономия, и прошептал неуверенно:
– Спасибо, кто бы ты ни был.
Глава 9
Постояв на краю тропы, я пришел в себя после прыжка и поплелся дальше. Под ногами все так же чавкает, в камышах поют лягушки, именно поют, а не квакают. Целыми хорами на разные голоса.
Над водой стелется туман, из серо‑зеленой дымки доносится бульканье, словно молчаливая ведьма мешает варево в огромном котле. Все как всегда, да только по спине тревожные волны ходят.
Что‑то не так на этой стороне, как если смотришь в отражение, но вдруг замечаешь, что право и лево поменяны местами. Или, например, когда полдня таскаешь воду в бочку, потом заглядываешь, а она наполовину пустая.
Все чувства сигналят, только не пойму – о чем.
Спустя полчаса стал замечать в тумане что‑то наподобие всполохов. Сначала решил – стайки светляков, но потом сообразил: ни один светляк не может так долго удерживать равномерный свет, оставаясь при этом на одном месте.
Я осторожно замедлил шаг. Серо‑зеленая дымка снова уплотнилась, даже как‑то стемнело немного. Хотя, по моим расчетам, сейчас середина дня.
Над самой водой туман, такой густой, что похож на молочную пену. Всполохи возникают то тут, то там, виснут на месте, затем бесследно исчезают.
Долго думал, что это может быть. Если не светляки, то какие‑нибудь гнилушки, хотя нет – ерунду подумал. Гнилушки не летают. Еще и ощущение это гаденькое, будто нашкодил, но не знаешь где. Зато остальные в курсе и украдкой поглядывают из‑за углов.
В носу засвербело, я фыркнул и потряс головой, от сырости даже у меня чихание появляется. Все тут какое‑то наизнанку, даже мелькнула мысль о магии. Болотная должна быть неведомой и страшной.
Шерсть на загривке встала дыбом – в топях все и так непонятно, а если добавить такую магию, совсем не хорошо.
Я глухо зарычал на себя, прогоняя недостойные ворга мысли. Я, конечно, не бесстрашный гном, который в силу воспитания не может позволить трусость, но и не мягкотелый человек. Тьфу, до чего докатился – сравниваю себя, ерунду всякую думаю. Все от голода.
В животе, словно в подтверждение мыслей, протяжно заурчало. Я посмотрел по сторонам в надежде хоть ящерицу какую‑нибудь найти – не мертвяцкие кости, конечно, но сейчас бы и паука съел.
Вокруг одни кувшинки и ряска с подгнившей травой. Я потер живот в надежде успокоить усиливающийся голод.
– Звери же здесь чем‑то питаются? – обратился я к себе. – Тут же есть звери?
В это же мгновение в тумане шевельнулась невысокая вертикальная палка, растопырила крылья и полетела над болотом. С опозданием сообразил: это не палка, а цапля. Вероятно, выслеживала лягушек, а звук моего голоса напугал.
Я махнул рукой. Как‑нибудь переживу. Голод – это неприятно и раздражает основательно, но как‑нибудь перетерплю. Бывали времена, когда приходилось не есть по нескольку дней, а когда еще и холодно – вообще мрак.
Главное, удержать сознание в человеческом русле и не съехать в зверя. Нет ничего хуже голодного ворга, который не может перекинуться и кидается на все подряд. Таких даже стаи побаиваются.
Прямо перед лицом неожиданно возник зеленоватый всполох. Я отшатнулся, боясь опалить лицо. Но через секунду понял: огонь не излучает тепла и больше похож на призрачное сияние, чем на пламя.
Вблизи он выглядит как небольшой костерок, который горит прямо в воздухе, без дров. В центре поблескивают синие нити, внутри шевелятся тонкие щупальца света.
Всполох завис перед самым носом, играет переливами зеленых и желтых оттенков. Я осторожно поднял руку и хотел ткнуть пальцем.
Он качнулся и отодвинулся назад. Видимо, не очень нравится, когда трогают. Мне бы тоже не понравилось, если бы какой‑то голый ворг пытался ткнуть меня в живот или глаз.
– Что ты такое? – спросил я глухо.
Сияние на секунду усилилось, пламя вытянулось столбом и тут же вернулось к прежнему состоянию. Может, эта штука и разговаривает, может даже, с помощью света, но мне все равно ничего не понятно.
– Обозналось? – предположил я и начал обходить всполох.
Огонек снова вспыхнул, превратившись на этот раз в шарик идеальной формы. Над водой по обеим сторонам тропы загорелись еще несколько шариков и неподвижно зависли. Туман сразу стал прозрачнее – то ли они дымку разгоняют, то ли свет так действует.
Не дожидаясь, пока уйду, всполох догнал и полетел передо мной на расстоянии пары шагов.
Не то чтобы я очень обрадовался – неизвестно, что это за явление или зверь, но ощущение компании в таком месте заметно прибавило настроения.
Под ногами мерное чавканье, от воды доносится плеск падающих капель и тихие звуки, похожие на вздохи. Почему‑то уверен, это не утопленницы. Они не последовали за мной на эту сторону. Да и та толстая морда в воде. Кикимора со своей свитой определенно ее боится. Почему помогла? Или, может, себе оставила, на закуску?
Через некоторое время появились кривые деревца, одиноко торчащие из воды. Значит, здесь топь не такая глубокая. Тропа стала чуть суше, если отсутствие воды между пальцами можно назвать сухостью.
Из тумана выплыла новая развилка. Дорожка разбежалась на одинаковые половинки, уменьшив ширину вдвое. Влево идет плотная на вид почва, кое‑где даже кустики клюквы есть. Направо – зыбкая дорожка, местами прерывающаяся лужами.
Недолго думая я свернул налево. Только ступил на тропу, огонек метнулся под ноги, быстро поднялся вверх и заплясал перед самым носом.
– Ты что творишь! – зарычал я и замахал руками на него.
Всполох не обратил внимания на мое недовольство, с еще большим рвением принялся маячить пред глазами. Я хотел откинуть в сторону, но ладонь прошла сквозь пламя, как через густую сметану. Огонек вспыхнул и расширился до размеров козы, полностью перекрывая дорогу.
– Что тебе надо? – не выдержал я.
Услышав мой вопрос, огонек вернулся к прежним размерам и перепорхнул к неприглядной тропе.
– И как это понимать? – спросил я, сложив руки на груди.
Видимо, огонек истосковался по живому общению, если так настырно лезет в приятели. Он опять вспыхнул, превращаясь в сияющего ежика, и завертелся на одном месте, тонкие лучи вытянулись в сторону тропы, которая, по моим представлениям, совсем не похожа на безопасную.
– Значит, хочешь, чтобы я шел туда? – наконец сообразил я.
Всполох расширился и закачался, имитируя кивание головой.
– Тебе не кажется, что этот путь как‑то веселее? – спросил я, кивая на сухую дорожку.
Зеленоватые лучи с еще большим остервенением потянулись к водянистой тропке, даже послышался жалобный писк. Пламя вряд ли способно издавать звуки, но в Абергудских трясинах и не такое может померещиться.
Я застыл в размышлениях. С одной стороны – привлекательная во всех смыслах дорожка с травой, кустами и плотной почвой, с другой – новая чавкающая тропка, покрытая лужами и ряской. Глаза говорят, выбор очевиден, только непонятный огонек взбаламутил всю воду. Из‑за голода соображаю плохо, чутье в смятении – вокруг наверняка магия. Настолько близко, что, возможно, я не вижу очевидного. Это как поднести предмет к самым глазам – картинка расплывается. Но стоит отодвинуть – становится понятно.
– Значит, – сказал я с сомнением, – хочешь, чтобы шел направо. Снова по трясине.
Огонек опять страстно закивал и взлетел на уровень лица.
Я тяжело вздохнул и повернул вправо, ноги ступили на водянистую почву. Сделал несколько шагов и поморщился – между пальцев проступила вода с черными маслянистыми полосами. Ощущение, что вступил в жидкое тесто.
В этот момент слева раздался хлопок, я резко обернулся и оскалился. Место, где только что находилась удобная тропа, вздулось и пошло мелкими трещинами, как если бы все было нарисованным. Через секунду картинка размылась, краски уныло сползли в трясину и растворились в воде. Передо мной пролегла непроглядная топь даже без ряски. Просто черная вода.
Я оторопело перевел взгляд на всполох.
– Морок… – выдохнул я. – Убедил.
Пришлось следовать за огоньком. Ловушка, от которой спас меня, рассчитана именно на таких олухов. Даже звериное чутье ничего не заподозрило. Точно, магия. Все из‑за нее, слишком много, наверное, вот и не могу распознать, где больше, где меньше.
Стало совсем неуютно, я дернул плечами и выпрямился – если кто‑то следит, пусть видит: я готов к атаке и жутко голоден.
Наверное, морок повесили специально для меня. Наверняка Жамчин. Хотя не похож он на мага. Владел бы колдовством – умыкнул бы принцессу с помощью портала. Маги должны уметь делать порталы. А может, я с кем‑то другим путаю.
Зыбкая тропка петляет между кривых деревьев. Стволы похожи на застывших в диком танце людей, таким бы перед костром выплясывать. Жалко, что это лишь деревья. Есть в них даже какая‑то красота, свирепая, враждебная, но притягательная. Голые ветки растопырены, как когтистые пальцы, так и норовят ухватить. Только у меня не за что – одежды нет, а волосы такие жесткие, что, если зацепятся, сами выдерут что угодно.
Ноги периодически тонут по самую щиколотку, осторожно вытаскиваю и ставлю на более‑менее твердый участок. Все время кажется: сейчас из воды вылезет синяя пятерня с кривыми когтями, вцепится и потянет на дно. А оно у этих болот очень глубокое.
– Куда хоть ведешь меня? – спросил я всполох, снова чувствуя неловкость. В последнее время завел странную привычку разговаривать с теми, кто ответить нормально не может.
Огонек на секунду остановился и начал прыгать на месте, посылая лучи все дальше в туман.
– Будем считать, что понял, – проговорил я устало.
Показалось, прошли полверсты, во всяком случае, усталость в теле вопит именно об этом. Всему причиной голод. Ворг почти неутомим на полный желудок. А вот на пустой… Водяные и воздушные обороты выматывают, сил нет. Вообще, желание скрутиться, укрыться хвостом, который в человеческом облике отсутствует, и впасть в спячку до лучших времен.
По‑хорошему, надо найти мертвяка, но не уверен, что на Абергудских просторах с ним легко столкнуться. Даже пришла мысль изловить утопленника. Они вроде тоже мертвяки.
Я покосился на темную воду, маслянистая поверхность неподвижна, из глубины поднимаются струйки крохотных пузырьков. Нет, наверное, не стоит, иначе все ворги были бы в курсе. Утопленники оживлены болотной магией, кто разберет, что в ней намешано. И на вкус наверняка отвратительны.
Всполох притормозил и завертелся на месте.
– Ты чего? – поинтересовался я. – Опять морок нашел или предлагаешь прямо в трясину прыгать?
Сияющий ежик сверкнул синими прожилками. Если бы у него были мозги, решил бы – размышляет. Он задумчиво шевельнулся в воздухе, в середине прокатились яркие всполохи, огонек качнулся и поплыл дальше, указывая лучами держаться высокой стороны тропы.
– А то сам бы не догадался, – буркнул я.
Всполох не среагировал на мою иронию, только сильнее сверкать стал.