Я не помню, как добилась согласия от Никиты… кажется, просто попросила.
Все придут, как в старые времена! Я взяла слово с моих прекрасных друзей, что на приеме никто не станет касаться: политики, геополитики, оборотней, европейских ценностей, кинематографа.
…Итак, голубцы. Голубцы Алена будет делать при гостях. Готовить основное блюдо при гостях модно и подходит к случаю: если родители Павлика окажутся неприятными людьми или нам не о чем будет поговорить, мы сможем вместе наблюдать за Аленой и комментировать ее действия.
Вечером с девочками, естественно с каждой в отдельности, обсудили подробности приема, кто за что отвечает.
Ирка-хомяк – кузнецовский сервиз, шоколадный торт из театрального буфета.
Алена – эскалопы по-болонски, карпаччо из клубники с пармезаном, ньокки под соусом из спаржи, фарш для голубцов.
Я – капуста.
Мне Алена велела купить капусту. Сказала: «Мне от тебя больше ничего не нужно». И через минуту перезвонила: «Капуста отменяется. Я не могу тебе доверять».
Ах-ах, какой пафос! Алена не доверяет мне купить капусту!.. И тут есть место для горьких размышлений. О человеческой природе, об умении прощать, о рыбном фарше.
Все люди ошибаются! И даже Алена, такая безупречная, ошибается! Кто поехал в кулинарный тур в Италию учиться у итальянских поваров? Кто только в Италии сообразил, что это не кулинарный тур, а гастрономический? Кого возили из города в город и кормили, кормили… паста, пицца, брускеты, карпаччо, ньокки? Кто после этого приветливого тура поправился на пять килограммов, возненавидел итальянскую кухню и только сейчас возвращается к голубцам в томатном соусе? Во время гастрономического тура Алене рассказали, что, когда покупаешь продукты и готовишь, нужно с любовью думать о людях, которые будут есть твою еду, – с любовью, а не с мыслью «все сожрут за пять минут, а мне мыть посуду». А я, видите ли, с любовью думаю только о сюжетах и персонажах, поэтому мне нельзя доверить даже капусту!
– Алена, как ты относишься к Макаренко? Никак не относишься? Макаренко не напоминал беспризорникам об ошибках прошлого, он исправлял их доверием. И трудотерапией. Разреши мне купить фарш в качестве трудотерапии. Не разрешаешь? Хорошо. Допустим, ты права и я не могу рассчитывать на фарш, но на капусту?! Разреши мне купить капусту.
– Ну… Давай попробуем начать с капусты… Ты знаешь, как правильно выбрать белокочанную капусту? Ты должна купить ярко-зеленый крепкий плотный кочанчик. Большие кочаны горчат, чем мельче кочанчик, тем лучше. Но совсем маленькие кочанчики не подойдут из-за размера листьев. Поняла?
– Поняла. Большой кочанчик, но маленький в разумных пределах. Какие пределы кочанчика ты считаешь разумными?
Алена передумала меня прощать. Ярко-зеленый крепкий плотный кочанчик перепоручен Алениной домработнице. Ну, и пожалуйста, им же хуже. Тем более мне не до кочанчиков. Я очень волнуюсь. Завтра я увижу бабушку и дедушку моих внуков.
…Посмотрю перед сном рейтинги продаж. Не то чтобы я так тщеславна, чтобы смотреть рейтинги продаж целыми днями, – я выше такой суеты, просто иногда, несколько раз в день, заглядываю на все книжные сайты. Впервые моя книга имеет такой успех! Может быть, читателей привлекает название «Дневник сорокалетнего мужчины», а может быть, читатели открывают книгу в магазине, начинают смеяться – и покупают. «Дневник» на первых местах в рейтинге продаж!
Спокойной ночи, дорогая я, так умно придумавшая превратить глупое натужное мероприятие «знакомство родителей» в дружескую вечеринку в теплой неформальной атмосфере. Завтра будет теплый розовый вечер. Наши Новые Родственники, увидев моих прекрасных друзей, восхитятся нашей прекрасной дружбой – и станут нашими новыми друзьями. А у моих внуков будет бульон.
Суббота, 15 марта Всем хочется чего-то другого
Розовый вечер?… Как бы не так! Мои прекрасные друзья на других посмотрели и себя показали. С неожиданной стороны. В этот вечер как будто приоткрыли бутылку, где прячутся злые духи. В этот вечер все вдруг захотели чего-то другого, чего у них нет.
Почему? Случайные подземные толчки? Рассеянный в воздухе кризис среднего возраста? Или просто иногда случаются нервные, чего-нибудь – другого – хотящие дни?…
Представьте большую квадратную прихожую в Толстовском доме. Я как хозяйка дома – мать невесты с приятной улыбкой, переходящей в напряженную гримасу, давно уже переминаюсь у двери. Хомяк как лучшая подруга переминается рядом…Звонок! Вот они, мои бабушка и дедушка, то есть бабушка и дедушка моих внуков. Бедные, стоят там за дверью, волнуются, конечно, – тоже не хотят сидеть с Муркиными детьми.
– Открывай, – зашипела Ирка.
– Замок заедает, – прошипела я. Открыла дверь.
На лестничной площадке Зимний дворец. Построен Растрелли в 1754–1762 годах в стиле елизаветинского барокко с элементами рококо в интерьерах, имеет форму каре из четырех флигелей с внутренним двором и фасадами, обращенными к Неве, Адмиралтейству и Дворцовой площади, во дворце 1084 комнаты, 117 лестниц, – я помню это с тех пор, как водила экскурсии в Эрмитаже. Мы с Хомяком из прихожей увидели дворец со стороны главного фасада, через арку проглядывал внутренний двор.
Торт! Никогда не видела торт, в который можно было бы зайти. Зайти в торт, подняться по Иорданской лестнице и дальше – Фельдмаршальский зал, Петровский зал, Гербовый… хотя я так никогда не хожу, я сначала иду к испанцам и долго стою у «Петра и Павла». Когда я водила экскурсии, то врала туристам, что у нас в Эрмитаже одна из самых больших коллекций испанской живописи вне Испании, вообще все время намекала, что «у нас в Эрмитаже все лучше всех».
Четверо мужчин внесли Зимний дворец в прихожую и исчезли.
На пороге гости, гость и гостья.
– Добрый вечер! Я… – начала я, но не успела назвать свое имя. В прихожую вылетела Алена, распаренная, злая, вся в муке, с криком «Ты бестолочь!».
…– Ой, простите, я не знала, что вы уже тут… Просто эта бестолочь купила неправильный кочанчик! Я знала, что ей нельзя доверять, но моя домработница заболела… Еще раз извините.
Несветский человек отличается от светского тем, что простодушно сообщает о своих проблемах. Объясняет свои промахи. Извиняется, вместо того чтобы настоять на своем промахе чем-то вроде «проходите, через некоторое время вам станет ясно, что она бестолочь». Еще раз извиняется. Алена совершенно несветская.
– Красивый торт, – вежливо сказала Ирка-хомяк. – Я Ирина, актриса у Додина, в последнем спектакле у меня э-э… неплохая роль.
Вот Хомяк – светский человек. Светский человек ни при каких обстоятельствах не выглядит озадаченным, не показывает виду, что ему не съесть такой огромный торт, и не спрашивает, из чего крем. Произносит «я Ирина» так уверенно, как будто все знают ее и ее роль.
– Я – мама Муры, – сказала я.
Что я говорю?! Почему меня зовут Мамамуры? Как будто я на елке в детском саду знакомлюсь с другими мамами, и у всех отнялся разум, и все представляются по именам детей. И гостья сейчас ответит: «А я Мамапавлика, а это Папапавлика».
– Тата, генеральный директор компании «Марина», официального дилера компании «Катера и яхты» в России, – представилась гостья.
«Она мне не нравится!» – глазами сказала Ирка-хомяк. «Нельзя сразу же говорить себе плохое», – глазами сказала я. «Себе нельзя, но тебе-то можно. И не ври, что она понравилась тебе с первого взгляда!» – глазами сказала Ирка.
А я и не вру. С первого взгляда мне нравятся только мужчины.
– Ну, сватья, будем знакомы, я Игорь Юрьевич, – представился гость.
Стыдно признаться, я пока не испытываю к Нашим Новым Родственникам родственных чувств. Почему Тата, а не Таня? Почему Игорь Юрьевич, а не Игорь? Почему Тата в «Armani», я не люблю «Armani» за то, что их самый большой размер сороковой. Что же касается Игоря Юрьевича, не могу сказать о нем ничего, кроме хорошего: хороший костюм, хороший галстук, хорошие очки. Почему я сватья, это просторечие… Почему Наши Новые Родственники такие взрослые? ПОЧЕМУ ЛЮДИ НЕ НРАВЯТСЯ ДРУГ ДРУГУ БОЛЬШЕ, ЧЕМ НРАВЯТСЯ?
После нескольких минут неловкого топтания присутствующие распределились по квартире: Зимний дворец в прихожей, Алена на кухне, остальные в гостиной. Илья – полулежа на диване, как одалиска Энгра, отстраненный и томный. Никита – мрачно набычился. Ирка – актриса э-э… неплохой роли у Додина. Игорь Юрьевич (будущий дедушка моих внуков). Бабушка Тата, генеральный директор компании «Марина», официального дилера компании «Катера и яхты» в России. Мамамуры.
Илья поприветствовал гостей, опустился на диван и начал потихоньку клониться набок. «Пожалуйста, только не сейчас!» – взглядом попросила я. Но даже тонкие, нежные душой, как Илья, мужчины не понимают испуганно вскинутый взгляд «пожалуйста, только не сейчас!». Оставив всякое стеснение, Илья кульком повалился набок, прикрыл глаза. Никита немедленно навис над диваном в позе боксера, с красным, будто распаренным лицом, заклокотал агрессивно: «Обществу нужны духовные скрепы, а некоторые против религии, семьи и школы…» Илья, не открывая глаз, вяло отмахнулся: «Дать бы кое-кому духовной скрепой по тупой башке». Ну… для начала неплохо. Илья с Никитой выполняют свое обещание не говорить о политике и о геополитике: не разговаривают друг с другом, каждый говорит сам с собой.
Илья поприветствовал гостей, опустился на диван и начал потихоньку клониться набок. «Пожалуйста, только не сейчас!» – взглядом попросила я. Но даже тонкие, нежные душой, как Илья, мужчины не понимают испуганно вскинутый взгляд «пожалуйста, только не сейчас!». Оставив всякое стеснение, Илья кульком повалился набок, прикрыл глаза. Никита немедленно навис над диваном в позе боксера, с красным, будто распаренным лицом, заклокотал агрессивно: «Обществу нужны духовные скрепы, а некоторые против религии, семьи и школы…» Илья, не открывая глаз, вяло отмахнулся: «Дать бы кое-кому духовной скрепой по тупой башке». Ну… для начала неплохо. Илья с Никитой выполняют свое обещание не говорить о политике и о геополитике: не разговаривают друг с другом, каждый говорит сам с собой.
– Покину вас на минутку, – светски сказала я и отвернулась с телефоном, как будто мне нужно позвонить. Почувствовала срочную необходимость посмотреть рейтинги, чтобы перестать нервничать, набраться уверенности в себе.
И вот: в нашем Доме книги второе место после Акунина, в магазине «Москва» третье место после Акунина и Донцовой, – ох! Счастливые пузырьки забурлили во мне так сильно, что вырвались наружу, и я неожиданно для себя громко сказала «Р-р-р-р!», и еще раз «Р-р-р-р!».
– С вами все в порядке? – поинтересовалась Тата, посмотрела холодно, возможно, ей не нравятся рычащие сватьи.
На самом деле я знаю, почему люди не нравятся друг другу больше, чем нравятся. Когда мы с Викой смотрим друг на друга, каждая из нас видит себя, как в зеркале, – девочку с книжкой и с линейкой для измерения носа. Когда я смотрю на Алену, я вижу Алену – университетскую красавицу – спортсменку – отличницу… а Тата с Игорем Юрьевичем видят толстую крашеную блондинку. Когда я смотрю на Никиту, я вижу, как он взлетает по трубе на третий этаж роддома, нянечка пихает его из окна шваброй, как навязчивую кошку, и он кричит «Але-ена!», ловко уворачиваясь от швабры, – а Тата с Игорем Юрьевичем видят пыхтящего краснолицего дядьку с животом. Мы чужие взрослые, не видим друг друга по-настоящему и от этого друг другу не нравимся. По очереди посылаем друг другу негативные сигналы. А ведь если мы делаем козью морду, козья морда возвращается к нам с еще более угрожающим выражением. В своей неприязни мы с Нашими Новыми Родственниками можем встать на скользкую дорожку и дойти по ней до опасной черты – мне придется сидеть с Муркиными детьми одной.
Чтобы не сидеть с внуками одной, быстро представила Игоря Юрьевича в сером костюмчике с гладиолусами в руках первого сентября, учительницу опасается, хочет играть в футбол, и Тату – у нее низкий голос, какой почему-то часто бывает у невысоких хрупких женщин, – на уроке пения, поет детским баском «То березка, то рябина…».
Хорошие дети. Я улыбнулась Нашим Новым Родственникам, и они осторожно улыбнулись мне: если мы посылаем позитивный импульс, к нам возвращается позитивный ответ. Как правило.
…– За знакомство! – сказал Никита, и все чокнулись Иркиным компотом.
Это была ошибка – поручить алкоголь Андрею. Виски для Ильи, водку для Никиты, красное вино для Хомяка, мартини для Алены, а вкусов гостей мы не знаем, – из магазина «Ароматный мир» напротив дома. Алкоголя нет, Андрея тоже нет.
Я вышла из-за стола, как будто мне нужно в туалет, – проверить, не изменились ли рейтинги, и позвонить Андрею.
Я вышла как будто в туалет, – посмотреть рейтинги. Ура, ура, я по-прежнему на первых местах! Позвонила Андрею – сказать, что я на первых местах! И мои счастливые пузырьки как будто кто-то залил водой, и обида затяжелела внутри и поднялась в горло так, что затошнило… Ведь все, что я делаю, я делаю для него! Чтобы он сказал «молодец», или «здорово!», или «ну надо же, кто бы мог подумать», не обязательно словами, можно взглядом или каким-нибудь подарком… А он сказал «у меня работа».
– У меня работа.
– Где ты? Где ты, где ты, где ты?! Когда ты придешь?!
– Когда справлюсь.
Придет, когда справится? Как будто ему поручено копать от обеда до забора, и он не знает, где этот забор.
– У кого-то опять что-то случилось? Кто на этот раз – водитель, бригадир, третья жена бригадира?! – шипела я в телефон. – Ты хочешь быть лордом, отцом для крестьян и солдат, для водителей и бригадиров, а я принимаю Наших Новых Родственников одна!
КАК жить с человеком, у которого адрес подвига – везде?
Я вернулась к гостям. В комнате висело гробовое молчание: мои прекрасные друзья не разговаривают друг с другом.
…Почему бы не завести какой-нибудь общий милый разговор?
– Сегодня Путин… – начал Игорь Юрьевич, протянув руку к карпаччо из клубники.
– Нет! Нельзя! Про Путина нельзя!.. – Я взвыла, как героиня фильма «Москва слезам не верит»: «Не-ет! Мне рыбу нельзя!».
Игорь Юрьевич вздрогнул, уронил на стол карпаччо.
– Мы не говорим о политике. У нас нет политических взглядов. Про Путина – нельзя.
Игорь Юрьевич подобрал со стола карпаччо и обратился к Никите:
– Что слышно в коридорах нашей питерской власти?…
Мужчины как-то умудряются представиться, – я и не заметила, что Никита успел назвать свою должность. Мужчины как-то умудряются запомнить, кто есть кто, а я не уверена, что смогу правильно назвать Никитину должность: вице-губернатор, председатель земного шара или Союзпотребпушнины.
– Простите, мы не говорим о нашей питерской власти, – сказала я, – мы не говорим о чиновниках, о коррупции. Нельзя.
…Тата рассказала о своих домах в Вене, Ницце и Лондоне, это было не хвастовство, а радостное изумление. Их жизнь начиналась в углу, – они с Игорем Юрьевичем снимали угол, мечтали о докторской колбасе, затем снимали однокомнатную квартиру на Гражданке, а теперь у них дома в Вене, в Лондоне, в Ницце. Тата рассказывала – смотрите, что было, а что стало! – и мы радовались вместе с ней, только на лице Ильи было выражение Иа-Иа – «все это вызывает, конечно, радость, но не такую радость». Никита хозяйственно сказал «много домов – много проблем». Тата радостно согласилась – да, есть проблемы, в Ницце плохо растут глицинии, в лондонском доме плохо перестроили кухню, в Вене что-то с канализацией.
В ней чувствуется сильный характер, цепкий ум, умение четко мыслить и решать проблемы. Я бы запуталась в стольких домах, стояла бы в аэропорту и думала: «Господи боже мой, где у меня канализация, где глицинии? А ведь у меня, кажется, есть еще бизнес, катера и яхты, или, может, сеть цветочных магазинов?» У Таты, в отличие от меня, есть биография. Тата боролась, добивалась, а я что? Родилась в Толстовском доме у мамы с папой на виду и живу, как растение мимоза в ботаническом саду. И я мысленно произносила уничижительное про себя «только он глаза откроет, ставят градусник ему, обувают, одевают и всегда, в любом часу, что попросит, то несут», и дело уже начало клониться к голубцам, как вдруг… Как вдруг я заметила, что Алена плачет. Не слезами, конечно, а так, в душе.
– Простите, Тата… Мы не говорим о недвижимости за границей, – сказала я.
Ирка-хомяк и Илья удивленно на меня посмотрели – мы не говорим о недвижимости за границей?
Они не знают об Аленином разводе из-за дома в Валенсии, никто не знает о драме Алениной жизни, кроме меня.
…– Простите, Тата, мы не говорим о недвижимости за границей, – сказала я.
– Вы не говорите о политике, – напомнила Тата.
– Да. Вот именно. О политике и о недвижимости за границей. Нельзя.
– Про Путина нельзя, про Ходорковского нельзя, про «Пусси райот» нельзя, про недвижимость за границей нельзя… давайте поговорим про свадьбу, – предложила Тата.
Милая женщина эта Тата. С опытом организационной работы.
– Что подарить детям? Кроме «бентли», конечно, «бентли» не в счет. Хочется придумать что-то особенное, на счастье.
Тата предложила подарить звезду (за пять тысяч долларов звезду назовут в честь Муры) или слона из зоопарка (его будут кормить за наш счет за то, что он будет хранителем очага).
– Я, конечно, имею в виду, что мы сами подарим детям слона на счастье, его дорого кормить, – деликатно сказала Тата. – Ну, а главный подарок, кроме «бентли» и слона, – квартира.
Тата с Игорем хотят купить детям квартиру в Толстовском доме («Мурочка будет рядом с вами. Мурочкина жизнь начнется не с угла в коммуналке», «Квартира в Толстовском доме – это хорошая инвестиция».)
– Но вы же понимаете, сейчас столько разводов… Квартиру, не в обиду Мурочке, оформим на Павлика.
Квартира? В Толстовском доме? Оформить на Павлика?… Ну нет! Я – Мамамуры. Я должна защищать Мурины интересы.
– Я не знаю, дорого ли нам кормить слона. Зависит от того, сколько он ест. Но если вы считаете, что дело того стоит, чтобы у входа в зоопарк был указатель «Слон Мура»… Слон Мура – хорошо, пусть. Но «бентли», квартира в Толстовском доме – нет. Муре это вредно. Она и без того не хочет работать. «Бентли» и роскошная квартира – для Муры яд. Приведет к интоксикации и патологическим состояниям.