– Ах, деточка, как вам повезло… Ваш Андрей красив, как бог, и при этом надежный, порядочный, верный… вот бы моему Илюше такого!
Посторонний человек мог бы подумать, что ее Илюша – гей.
– Софья Марковна, Андрей никогда не смог бы полюбить Илью. Андрей – нормальной ориентации. Он равнодушен к фигурному катанию, моде, опере, скучает даже на «Травиате», не говоря уж о Вагнере, недавно проспал всего «Лоэнгрина»…
Софья Марковна снисходительно хмыкнула:
– Деточка, у вас избитое представление о геях. Они не обязательно любят оперу. Так вот, я о вашем Андрее, – вот бы моему Илюше такого, а он женился на хомяке.
Посторонний человек подумал бы, что ее Илюша мог бы, к ее радости, быть геем, но разочаровал ее, став зоофилом.
– Деточка, еще кое-что приятное, – профессиональный вердикт от профессора филологии: ваша книжка никому не нужна. Ирония, детское восприятие жизни, подтекст, ненавязчивые культурные аллюзии – это не для массового читателя, все это только для нас, для своих…Деточка, вы тут?… Сколько я вам сегодня наговорила приятного! Скажите мне «спасибо» и можете попрощаться.
– Спасибо, Софья Марковна, до свидания, Софья Марковна.
Моя книжка не нужна никому, кроме меня самой, Софьи Марковны и дважды зашитого профессора филологии…
– …Деточка, скажите, только честно, – вы хотите, чтобы Крым был наш?… Я хочу. У меня имперское сознание. Я хочу, чтобы все было наше. Только не говорите Илье. Кроме того, Крым всегда был наш, – я за восстановление исторической справедливости. Только не говорите Илье, не скажете?…
– Не скажу. До свидания, Софья Марковна.
– …Не отключайтесь! – вскричала Софья Марковна. – Дайте мне еще раз Илюшу!.. Илюша!..
– Мама, – нежно отозвался Илья.
…– А мама не звонила? – оторвавшись наконец от фейсбука, спросил Илья. – Ты с кем-то разговаривала?
– С твоей мамой про свою новую книжку. Знаешь, когда выходит книжка, я начинаю думать, о чем будет следующая… У меня такое счастливое настроение, как будто начинается новое, прекрасное!
– Что новое?! Прекрасное что?! – возмутился Илья. – Счастливое настроение?! Человек несчастен большую часть жизни, ему всегда либо слишком холодно, либо слишком жарко, – в ментальном смысле, если ты понимаешь, о чем я.
– Точно. Безусловно. А Новый год? Первое сентября? Я всегда счастлива первого сентября!
– Врешь… Ты и второго счастлива, и третьего… – печально сказал Илья. – А я… много видело сердце мое и мудрости, и знанья, так предам же я сердце тому, чтобы мудрость познать, но, познав и безумье, и глупость, я узнал, что и это пустое томленье, ибо от многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль… Хайдеггер называет это ощущение «брошенность» или «не по себе», если ты понимаешь, о чем я.
Как признанному, публичному интеллектуалу, Илье не с руки говорить со мной об умном, со мной он говорит только о себе: о своей Я-концепции, о своей эмпатии. И все время приговаривает «если ты понимаешь, о чем я». Сова тоже все время повторяла «если ты понимаешь, о чем я, маленький Пятачок»…Я и не заметила, как сказала «хрю», а потом еще раз, тихо, «хрю», и громко «ХРЮ».
На третьем «хрю» Илья встал и направился к выходу, обиженно бормоча «Ах вот ты как, – хрю?!..Я пришел к тебе поделиться, обсудить, а ты хрюкаешь», а я шла за ним и виновато говорила:
– Подумаешь, хрюкнула один раз… Я очень внимательно тебя слушала, – у тебя пустое томленье и много скорби… Ничего страшного, что у тебя томленье и много скорби, это просто повышенная тревожность, – можно лечить, но можно и не лечить… ты тяжело переживаешь экзистенциальные проблемы, но ведь их нельзя разрешить по дороге домой, они требуют постоянной внутренней работы… экзистенциальные проблемы вообще нельзя решить…
– Вообще нельзя решить?… Это хорошо, – удовлетворенно сказал Илья. – …Может, у тебя все-таки в голове мозги?
– Нет, солома.
– Ладно, я пойду. До встречи в 21.45 на канале «СТО»… У меня вечером эфир, а я уже устал, и завтра мне опять просыпаться!.. Ненавижу просыпаться.
Илья не любит просыпаться, а я люблю. Особенно я люблю просыпаться первого сентября, – внутри меня носятся вихри счастья, как будто катер разгоняется и летит стрелой, и брызги во все стороны… Неловко перед Ильей, но во мне не только первого сентября носятся вихри счастья. И второго сентября носятся, и третьего, и каждый день…Может быть, Илья похож на хрупкий осенний лист, бледно усталый, безутешно погруженный в себя, потому что публичность и сериалы-стрелялки не соответствуют его типу личности? Может быть, ему нужно на время перестать быть Модным Питерским Интеллектуалом и тайным сценаристом сериалов-стрелялок и сделать что-нибудь, что приносит счастье… к примеру, написать роман. Больше всего на свете я люблю писать романы и читать романы. Моя диссертация называлась «Лирико-психологическая проза как инструмент формирования Я-концепции и эмпатии». В каждой диссертации есть пункт «научная новизна». Ученый совет не заметил, что научная новизна моей диссертации сводится к мысли «чем больше человек читает, тем умнее и добрее становится», и мне присвоили степень кандидата наук.
…– Пока ты разговаривала с моей мамой, я удалил из своей френд-ленты всех, кто за Путина и Крымнаш, – на прощанье сказал Илья. – Всех! Удалил! И еще удалю! Всех!
Илья немного перевозбужден, как ребенок на дне рождения или как генерал на передовой, стоит на решающем рубеже, отдает команды – «удалить из фейсбука!».
– Ты – генерал ФБ. Генерал фейсбука.
С Аленой.
…– Может быть, в каком-нибудь музее?… Сейчас это модно. В Зоологическом музее, в Музее Арктики и Антарктики?
– В театральном музее, – предложила Алена.
Почему в театральном? Что это, неосознанное желание подлизаться к Хомяку?
– Не хочу больше обсуждать свадьбу. Я думаю: мы у них Крым забрали или они у нас забрали?
На первый взгляд странная мысль, но только на первый взгляд: Алена все детство провела на Украине (Аленина мама из Киева), – получается, это ее Крым. А Никита забрал. Но Алена родилась и училась в Питере, поэтому теперь она находится в затруднительном положении: что ей думать, кто они, а кто мы?
– Алена, не начинай… У тебя мама из Киева, а папа из Питера. Не начинай, Алена, сама знаешь, только начни, не сможешь закончить. Мир в семье, Алена. Придерживайся нейтральной позиции, Алена…Пусть у Никиты будет Крым, а ты… а у тебя остался дом в Валенсии.
Алена вздохнула с видом «о, это драма моей жизни».
Драма Алениной жизни: Алена с Никитой недавно развелись.
У них, конечно, бывали разногласия по поводу воспитания детей, секса, денег, ведения хозяйства на Ближней даче, ведения хозяйства на Дальней даче, но это были незначащие поводы, потому что – любовь. Алена с Никитой – самая нежная пара на свете, Алена называет Никиту «Папочка» и «Пусечка», а Никита Алену – «Мамочка» и «Мусечка». И вдруг произошло страшное: чиновникам запретили иметь активы за границей.
Алена с Никитой мгновенно развелись. Чтобы сохранить дом в Валенсии. Дом в Валенсии – это активы, счета – это активы. Спустя какое-то время власть решила, что чиновникам все же можно иметь недвижимость за границей. Но Алена-то уже развелась!
И тут случился удивительный психологический феномен.
Алена – счастливая. Она счастлива всем: Никитой, когда он был удачливым предпринимателем, Никитой, когда он был неудачливым предпринимателем, Никитой – чиновником федерального значения, счастлива своим сыном-отличником и сыном-двоечником, дачами, банями, фронтонами, грядками, античным богом. Алена – самый счастливый человек из всех, кого я знаю.
И вдруг! Как психолог я часто сталкивалась с психологическими последствиями развода: депрессия, понижение самооценки, неуверенность в себе, тревожность, страх одиночества. Но ведь Аленин развод был фиктивный!
Фиктивный развод очень сильно повлиял на Аленино мироощущение. В ней появилось нервное беспокойство, как будто она и правда только что развелась. Алене кажется, что их с Никитой брак теперь не совсем брак, а она сама – разведенная женщина, одинокая неудачница. Алена хочет опять выйти замуж. За Никиту. А Никита отказывается жениться. Никитин аргумент: «Вдруг опять запретят, а я ко всему готов, к любым законодательным актам».
Она могла бы – если уж для нее так важно быть в браке – однажды по дороге на дачу завести Никиту в ЗАГС и заставить расписаться в книге актов гражданского состояния. Но Алена хочет, «чтобы это был его осознанный выбор». Не разрешает мне поговорить с ним. Страдает. Живет с пониженной самооценкой. Алена уверена, что Никита не хочет жениться на ней, хочет быть свободным от нее.
Осталось добавить, что в тот момент, когда Алене ставили в паспорт штамп о разводе, она возненавидела дом в Валенсии. И с момента развода – уже больше двух месяцев – там не была. «Не могу, ненавижу, даже не хочу знать, что там с клубникой», – говорит Алена. Говорит: «Нам, русским, не нужна недвижимость за границей».
…– Ну не знаю, не уверена, что это моя позиция, – сказала Алена, – но и мир в семье – это, конечно…
Кто-то скажет: Алена – блондинка. Глупая. О, нет, Алена – крашеная. Умная, отличница. Ездила в «Артек» как отличница, пела у костра «Взвейтесь кострами, синие ночи».
С Ильей.
…– Ты читала мой пост в фейсбуке?… Да не тот, который я утром написал, и не тот, где я пишу, что я европеец, а новый, только что написал… Читала?
– Илья! Свадьба, где будет свадьба?!
– Какая разница, где будет свадьба, все равно разведутся. Где-нибудь, неважно, любой ресторан, где два зала. Зачем два? Затем, чтобы мы с этим сидели в разных залах.
Конечно, Илья дружил с Никитой немного как интеллигенция с народом, свысока, Никита дружил с Ильей как народ с интеллигенцией, немного с опаской, и, конечно, они ни в чем не могли друг с другом согласиться, – если один за любовь, дружбу, жвачку, то другой против, если один против колхозов, то другой за. Но они не были друг против друга!
Сама с собой.
Я входила в подъезд и думала: а ведь никто, ни Илья, ни Никита, ни европеец, ни россиянин, не спросили меня: «А ты, что ты думаешь?»
Я думаю: оба хороши. Оба считают: нужен порядок, иначе наступит конец света, но для Никиты порядок – это говорить «да», а для Ильи – говорить «нет», и для обоих шаг влево – расстрел, шаг вправо – расстрел.
Я думаю… а что я думаю?…
КАК я могу думать, если они бубнят мне в оба уха: Путин-Путин, Путин – собиратель земель русских, Путин сошел с ума, Путин-Путин, Путин-Путин, путинпутин, путинпутин… А Илья еще: санкции-санкции-санкции.
– С Крымом тебя! – высунулась из своей будки тетя Катя. – Что молчишь, скажи, как положено, «и вас также». А насчет санкций – наплевать мне на санкции! А тебе, тебе наплевать или боишься?
…Тетя Катя светится счастьем, – почему?… Тетя Катя не очень счастливый человек, у нее много бед (она мне рассказывает – у нее в семье все пьют, и муж, и сын, и дочь). Может быть, она притворяется перед собой, что интересуется Крымом, как будто смотрит, как полыхает пожар, на озаренные красным светом облака, отвлекается, и ее беды кажутся ей меньше? А то и совсем забываются.
В любом случае, она единственный человек, которому интересно мое мнение.
С Андреем.
…Андрей приехал почти ночью. Не спросил меня, что я думаю про Крым.
Почему он не обсуждает Крым?
– У тебя дед – моряк, и отец – моряк, Севастополь – русский город, ВСЕ обсуждают, а ты нет, почему? Мне нужно знать твое мнение. Ты европеец, как Илья, или россиянин, как Никита?
…Он не обсуждает, потому что у него работают люди, за которых он отвечает (в том числе украинская бригада), эти люди от него зависят, а ситуация с Крымом от него не зависит. Украинцы волнуются, собираются домой. А у одного из его рабочих-украинцев заболел сын в Харькове. В Харькове в детской больнице нет нужного лекарства, вводят заменитель с сильными побочными эффектами.
Мне показалось, Андрею неприятно, что ситуация с Крымом от него не зависит. Единственное, что удалось из него вытащить: Севастополь – русский город, но он бы подумал о последствиях для людей, для него страна – это люди. Не знаю, можно ли это считать мнением.
…И мне пришлось научиться разговаривать по двум линиям, потому что мои прекрасные друзья вдруг стали как Мура в детстве, совершенно невыносимые, все время хотели поразговаривать. Никита – был так счастлив, как будто приобрел Крым вместо дома в Валенсии, – о том, как он гордится Отечеством («наши геополитические интересы», «наши национальные интересы»), Илья – вел свою войну в фейсбуке, – о том, что у России нет будущего («наша бедная страна», «наши гуманистические интересы»). Не помню, чтобы когда-либо столько раз звучали слова «наш», «наша», «наши», как будто Никита плюс Илья, такие разные, вдруг стали один народ.
Здесь были Любовь и Дружба
Мои прекрасные друзья находятся в ссоре навсегда, и ничего тут не поделаешь. Взрослым не скажешь: «Мирись-мирись, до свадьбы не дерись», не скажешь: «А ну-ка, кто первый начал?!».
…А кто первый начал?…
Ирка.
Ирка сказала мне: «Мы не посвятили свою жизнь дачам, квартирам, устройству жизни вместо самой жизни. Если слишком заботиться о качестве жизни, забываешь о смысле жизни. Как будто не человек едет на «лексусе», а «лексус» едет на нем». У Никиты «лексус», и у Алены «лексус». С Иркиной стороны это не была пошлая зависть, это были размышления «правильно ли я живу?» и ответ «я живу правильно». Отчего-то эти вопросы-ответы возникли после сорока, а раньше все просто жили. Были темы, которые мы не обсуждали. Смысл жизни, деньги.
Может показаться – что это за дружба? Нормальная дружба взрослых людей.
Мы с Иркой никогда не говорили с Аленой о деньгах, потому что Никита – чиновник. Алена не может сказать: «Знаете, девочки, у нас сейчас сложности с деньгами». Никита не может назвать стоимость дома в Валенсии, это все равно что встать на стул и сказать: «Я беру взятки». Поэтому и дом в Валенсии, и античный бог, и все прочее как будто не имеет конкретного материального выражения.
Илья говорит: «Ты понимаешь, как тебе повезло? Андрей зарабатывает деньги и при этом порядочный человек, не чиновник, не берет взятки». Илья имеет в виду, что дом в Валенсии, «ренджровер» и сумка «Sonia Rykiel» не вступают в противоречие с моими культурными корнями, и я могу высоко нести знамя своей интеллигентской чести. Могла бы сказать «знаешь, у нас сейчас сложности с деньгами», если бы мне захотелось. Но мне не хотелось. Мы с Аленой никогда не говорили о деньгах с Иркой: у нас разный материальный уровень, совершенно противоположный.
Мы все вели себя так, как будто денег не существует: как будто дом в Валенсии упал на Алену с неба, как домик Элли в Волшебной стране, или достался ей как замок маркизу Карабасу, по счастливой случайности, как будто Ирка с Ильей тоже могут купить дом в Валенсии, вот только никак не найдут времени. (Домик Элли раздавил Гингему, а маркиз Карабас счастливо жил в замке, – бывает по-разному.)
Хорошо, когда каждый старается оберегать каждого и каждому есть чем гордиться. Никита гордится хозяйством, Илья происхождением из семьи с историей. Софья Марковна живет в их старой семейной квартире на Литейном. Дед Ильи, по книгам которого Никита учился в Политехе, получил охранную грамоту на эту квартиру от Ленина, но в тридцать шестом году семью уплотнили до кухаркиной каморки. «Слава богу, папочка был не настолько наивен, чтобы предъявлять охранную грамоту от Ленина, иначе Илюша родился бы в Магадане», – говорит Софья Марковна. Квартира давно уже принадлежит Софье Марковне и Илье, но Софья Марковна по-прежнему ютится в каморке. Мечтает сделать из квартиры мемориальную квартиру своего отца, деда Ильи, по сохранившимся фотографиям воссоздает быт того времени: покупает предметы начала двадцатого века: зеркало, скатерти, лампу с зеленым абажуром. Недавно нашла комод «как на фотографии с папой», и теперь охранная грамота от Ленина хранится в комоде, в коробке из-под конфет «Белочка». Софья Марковна – романтик.
Кто первый начал?
Алена.
Алена сказала мне: «Посмотри на меня с социальной точки зрения. Я никто. Я ничего не достигла». Это был вовсе не приступ самоуничижения, а все те же размышления «правильно ли я живу?».
Я сказала: «Алена, ты достигла всего». Это правда! Алена – добрая, это достижение.
Никита сказал мне: «Илью приглашают на светские тусовки, на мероприятия, все хотят узнать, что он думает о… обо всем. Меня никто ни разу не спросил, что я думаю о том о сем. Никому не интересно, что я думаю. Илья считает, что я не совершил ничего значительного и вообще тупой».
Если человек хотел быть чиновником, то зампред не помню чего – это свершение. Тупой человек не чувствует, что к нему относятся снисходительно, Никита не тупой.
Это я тупая. Они говорили мне – а я думала: «Ерунда, кризис среднего возраста, кризис идентичности, пройдет, и все будет как было». ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ, ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАВАЛОСЬ КАК БЫЛО? Может быть, люди, как леопарды: с возрастом пятна проступают все ярче?
Ну, и мы все вместе встречались все реже. Я думала, что мои прекрасные друзья просто не совпадают между собой – то Алена с Никитой на даче, то Ирка с Софьей Марковной в театре, а у Ильи прямой эфир.
Мы встречались все реже и реже, но для того, чтобы официально прекратить отношения, нужен повод, который можно объявить ссорой навсегда. Последний раз мы сидели за одним столом год назад. И тут трудно сказать, кто первый начал, – можно считать, что Никита, а можно считать, что Илья.
Мы праздновали выход нового сериала Ильи. Смотрели первую серию. Никита очень любит сериалы Ильи, может сказать, кто в кого в каком сериале стрелял. Илья говорил «вот видишь, какое дерьмо ты любишь», и это было весело, – он упрекал Никиту в том, что тот любит кино его же собственного производства.