— Я пришел, чтобы отвезти тебя на прогулку, — сказал Кливдон. Неужели она всегда так болтлива?
— Но ты же видишь, я занята. Почему ты не предупредил меня?
— Я предупредил. В субботу.
— Ничего подобного. В субботу ты уделил мне всего лишь пять минут, в течение которых не произнес и десяти слов. Но в любом случае сегодня я никуда не поеду.
— Мы почти закончили, — сказала Марселина.
— Ничего подобного, — заявила Клара. — Мы еще должны решить, что сказать маме.
— Но главное, миледи, при этом ваша голова должна быть высоко поднятой, и говорить вы должны так, словно излагаете очевидные любому нормальному человеку факты. Если же возникнут трудности, можете выйти из себя. Так обычно поступают все благородные девицы.
— Только не я, — пробормотала ошеломленная Клара.
— Но ты только что топала ногой, — сказал Кливдон. — И надувала губы.
— Никогда!
— Миледи, вы были слишком расстроены, чтобы осознать это, — вмешалась Марселина. — Но вы должны делать это с большей силой и абсолютной уверенностью в правоте своего дела. Правда, вы должны помнить, что такое проявление темперамента есть всего лишь способ привлечь к себе внимание. Когда вы обеспечите полное внимание к себе ее светлости, необходимо стать воплощением благоразумия и сделать следующее.
Нуаро сложила руки на груди, и пока Кливдон и Клара потрясенно наблюдали за ней, ее темные глаза наполнились слезами. Они сверкали на длинных черных ресницах, но не проливались.
— Моя дорогая мама, — жалобно сказала Нуаро, — я знаю, ты не захочешь, чтобы я была унижена перед всеми моими знакомыми. Здесь, — теперь Нуаро говорила вполне нормальным голосом, — уместно вставить имя того, к кому ваша мама не испытывает симпатии. И когда ее светлость скажет, что все это чепуха, а скорее всего так оно и будет, вы поведаете ей о французском джентльмене, который обезумел от любви к замужней женщине.
— Кларе не подобает… — начал Кливдон, но Клара его перебила:
— Дай ей закончить! Именно ты привел меня к этой ужасной женщине, и я решила пройти за ней через все муки ада, чтобы стать красивой.
— Миледи, вы и так изумительно красивы, — повторила Марселина, — и я уже много раз говорила вам об этом. Но совершенному бриллианту необходима соответствующая оправа. Шедевру нужна стильная рама…
— Да, я знаю. Но с мамой это не сработает. Так что там происходило с джентльменом и замужней дамой?
— Друзья внушали ему, что он должен все бросить и взяться за ум, но тщетно, — продолжила Нуаро. — Однажды вечером на каком-то светском мероприятии леди попросила принести ей шаль. Джентльмен поспешил выполнить поручение, представляя шелковистую мягкость кашемировой шали, неповторимый аромат женщины, которую он любил всем сердцем…
Кливдон припомнил запах, который он почувствовал, взяв в руки шляпку Нуаро. Запах пробудил воспоминания: женщина сидит у него на коленях, он скользит губами по ее лицу, шее, груди…
— …джентльмен искал кашемировую шаль, перед которой поблекли бы шали всех прочих дам. И он нашел, что искал. Только — какой ужас! — это оказался вовсе не кашемир. Кроличья шерсть! Позор! Джентльмену еще не приходилось испытывать столь сильного отвращения. Он с омерзением отбросил шаль и почувствовал, что любовь прошла. Так все и кончилось.
Клара смотрела на женщину во все глаза.
— Вы надо мной издеваетесь.
Кливдону наконец удалось взять себя в руки.
— Ты сможешь найти эту историю, если захочешь, в книге леди Морган о Франции. Она была опубликована несколько лет назад. Но с тех пор ничего не изменилось.
Клара задумчиво покосилась на герцога, потом ее взгляд вернулся к Марселине.
— Хорошо, я попробую. И еще я ей скажу, что все это из-за Кливдона, который оказался разборчив даже больше, чем Лонгмор.
— Клара, не лучше ли будет… — осторожно начал герцог, но его никто не услышал.
— Но что я надену завтра в «Олмак»? — спросила Клара. — Вы отвергли всю мою одежду. Не осталось ничего!
— Ваше платье будет готово к завтрашнему дню, — уверенно проговорила Нуаро. — Я доставлю его сюда ровно к семи часам — или это будет одна из моих сестер. Времени вполне хватит, чтобы внести какие-нибудь мелкие изменения, если они потребуются. Ваше платье будет совершенным, заверяю вас.
— А как же мама?
— К этому времени вы уже с ней разберетесь, как я предложила.
Клара с явной неуверенностью взглянула на Кливдона.
— У нее характер диктаторши.
— Да, вы уже говорили об этом. — Нуаро чуть улыбнулась, не глядя на герцога. — Знаете, миледи, я работаю с женщинами с утра до вечера шесть дней в неделю, и могу вас заверить: можно или властвовать, или быть во власти. Третьего не дано.
Ах, вот как? Значит, мы имеем обезоруживающую откровенность с налетом юмора, подумал герцог.
Эта женщина неподражаема!
— Сегодня я, видимо, слишком долго находилась во власти, — вздохнула Клара. — Пожалуй, с меня хватит. Кливдон, если ты потерпишь еще пару минут, я с большим удовольствием отправлюсь с тобой дышать свежим воздухом. Обещаю вернуться очень быстро. Миссис Нуаро оставила мне всего пару платьев, которые сочла не совсем уродливыми, так что тратить время мне попросту не на что. Горничной не придется ничего решать относительно шляпки или других аксессуаров.
Девушка направилась к двери, ненадолго задержалась, словно сомневаясь, но потом вышла из гостиной с видом человека, принявшего твердое решение.
Она получила в точности то, чего хотела, сказала про себя Марселина. Даже больше. Ей не пришлось ждать свадьбы. Она получила леди Клару и большой заказ. Завтра сливки общества увидят леди Клару Фэрфакс в платье от Нуаро.
Торговый дом Нуаро станет главным в Лондоне.
Марселина достигла всего, к чему стремилась, о чем мечтала несколько недель назад, собираясь в Париж.
Она самая счастливая.
Все это она говорила себе, разбирая вещи из гардероба леди Клары.
— Вы намерены их сжечь? — полюбопытствовал Кливдон из угла, в который удалился в поисках темноты из-за головной боли.
— Конечно, нет.
— Но ведь все они оставляют желать лучшего, — сказал герцог. — Я никогда не замечал, насколько неудачен подбор цветов, пока вы не отравили мой мозг своими идеями. Но даже я могу отличить хороший крой и шитье от плохого.
— Их можно распороть и переделать, — объяснила Марселина. — Я являюсь патронессой благотворительного приюта для женщин. Миледи настолько добра, что разрешила мне забрать половину этого для моих девочек.
— Ваши девочки, — повторил герцог. — Так вы еще и филантроп? — Он засмеялся.
Ей захотелось что-нибудь в него бросить.
Стул. Себя.
Помилуй, Боже! Как он красив! Исподтишка наблюдая за его движениями, Нуаро почувствовала, как пересохло во рту. Это несправедливо! Почему она не может получить его без сопутствующих осложнений? Где угодно — в постели, в экипаже, у стены. И не важно, что он ленив, надменен и забывчив. Ей хотелось использовать его и забыть, как мужчины используют женщин и забывают их.
Вошла горничная. Несколько минут Марселина объясняла ей, что надо делать.
— Как называется ваш приют? — поинтересовался Кливдон. — Я скажу секретарю, чтобы он сделал пожертвование. Если живущие там женщины смогут сделать что-нибудь путное из этих платьев, они заслужили помощь.
— Это приют для нуждающихся женщин «Общества портных», — сообщила Марселина. Она могла бы добавить, что сама же вместе с сестрами основала это общество не далее как в прошлом году, но не сделала этого. Зачем? И она, и сестры очень рано узнали намного больше, чем им хотелось бы, о нужде и о том, как трудно заработать себе на жизнь.
Ее прошлое — тайна за семью печатями.
О, неужели эта девчонка никогда не оденется? Сколько необходимо времени, чтобы завязать ленты шляпки и набросить на плечи шаль? А ведь если леди Клара видит в Марселине соперницу, она не должна ни на секунду оставлять ее наедине со своим потенциальным женихом.
Впрочем, наедине они не находились. Вокруг постоянно сновали слуги. Но даже если бы слуг не было, леди Кларе все равно не о чем было тревожиться.
Все планы Марселины касались только кошельков ее отца и будущего мужа.
И все.
Она очень, очень счастлива.
В гостиной звенела тишина, нарушаемая только звуком шагов входивших и выходивших слуг.
Наконец появилась леди Клара.
Марселина потратила еще несколько минут на то, чтобы поправить шляпку девушки и ее кашемировую шаль, попутно заметив, что шали у леди Клары были очень хороши.
Внеся все, по ее мнению, необходимые изменения в облик будущей герцогини, она сделала реверанс и вернулась к работе.
Она чувствовала, что рядом прошел Кливдон, слышала его негромкий разговор с невестой и смех леди Клары.
Она чувствовала, что рядом прошел Кливдон, слышала его негромкий разговор с невестой и смех леди Клары.
Ей некогда было смотреть им вслед — надо было работать.
А когда они ушли, Марселина сказала себе, что хорошо потрудилась. Она не причинила никому никакого вреда — чудо, учитывая ее родословную, — и имеет все основания радоваться.
Тот же вечерНа прилавке лежало платье, которое вернула мисс Уитвуд. Рассерженная покупательница пришла и ушла, пока Марселина занималась леди Кларой Фэрфакс в Уорфорд-Хаусе.
Софи успокоила миссис Уитвуд. Наверное, она могла бы успокоить разъяренного гунна Аттилу. Платье будет переделано. Но на это потребуется время, которое Марселина, ее сестры и швеи могли использовать на другие заказы.
Если ситуация не изменится, они погибнут. Не то чтобы они не могли позволить себе переделку платьев. Погибнет их репутация.
Марселина внимательно рассматривала платье, прикидывая, какие изменения следует внести.
— Кто над ним работал? — спросила она у старшей швеи Притчетт.
— Мадам, если речь идет о технике исполнения, то вина целиком лежит на мне, — сказала Притчетт. — Я надзирала за каждым стежком. Но, мадам, все же сшито идеально. Вы сами видите. Все, как вы приказали.
— Я вижу, — сказала Марселина. — Все детали этого платья — мое собственное изобретение. И очень странно, что появилось другое платье с точно такими же деталями. Я сама придумала угол и ширину складок на корсаже. Даже интересно, как у другой портнихи могли возникнуть точно те же идеи, что и у меня.
— Неудачное совпадение, мадам, — вздохнула Притчетт. — Но, если подумать, это чудо, что у нас не было подобных проблем раньше. Мы же принимаем на работу девочек с улицы. Мне не хочется показаться немилосердной, но некоторых из них очень уж плохо воспитали. Они не знают, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Если мадам пожелает, я могу задержаться и поработать с платьем.
— Нет, ты мне понадобишься завтра полной сил, — сказала Марселина. — Бальное платье леди Клары Фэрфакс должно быть готово ровно к семи часам. Мне необходимо, чтобы все мои швеи как следует отдохнули и были внимательными. Лучше придите завтра пораньше, скажем, в восемь часов. — Она взглянула на часы. — Уже почти восемь. Отпусти девочек по домам и скажи, чтобы они были здесь завтра ровно в восемь. День будет хлопотным.
Марселина очень редко задерживала швей после девяти часов вечера, даже если работы было очень много. Так было, когда дочь доктора Фаркара выходила замуж в большой спешке, или когда миссис Уитвуд поругалась с Госпожой Безвкусицей и пришла в магазин Нуаро, чтобы ей и ее пяти дочерям срочно сшили платья для траура по очень богатой тетушке.
По собственному опыту Марселина знала: лучше и производительнее работается утром. К вечеру портится настроение и сильно устают глаза. В рабочей комнате был световой люк, но после заката это не помогало.
— Хорошо, мадам. Но мы еще не закончили редингот миссис Пламли.
— Он не понадобится до четверга, — сказала Марселина. — А теперь все идите домой и приготовьтесь к утомительному дню.
— Да, мадам.
Марселина проводила швею взглядом.
Капкан, который они с сестрами расставили вчера утром, был довольно прост.
До ухода домой накануне в конце рабочего дня швеям было велено все убрать. Рабочую комнату следовало оставить в идеальном порядке. Нигде не должно быть обрывков лент, лоскутков, пуговиц — в общем, ничего. Накануне утром комната была в порядке, и Марселина намеренно уронила на пол набросок платья для миссис Шарп.
Та швея, которая придет утром первой, — как правило, это была Притчетт, — должна была обнаружить рисунок и отдать его одной из трех хозяек. Софи вошла вскоре после того, как все девочки приступили к работе. Рисунка не было, и никто не сказал о нем ни слова. И лишь сегодня утром Селина Джеффрис, придя на работу, обнаружила его под своим стулом.
Притчетт выругала ее за то, что она убежала с работы, оставив рабочее место в беспорядке. Она долго кричала насчет рисунка — работы мадам не должны валяться где попало.
Но Марселина, Леони и Софи знали, что Селина Джеффрис всегда оставляет рабочее место в полном порядке. И под ее стулом, равно как и под всеми остальными, никогда ничего не лежало.
Теперь они знали. И были готовы.
Дверь магазина распахнулась, колокольчик залился истерическим звоном.
Марселина подняла голову от платья, и сердце ее тоскливо заныло.
— Ваша светлость, — сказала она и сделала быстрый реверанс.
— Миссис Нуаро. — Герцог поставил коробку на прилавок.
— Это не может быть новое платье леди Клары! — воскликнула Марселина. — Софи сказала, что миледи была в восторге.
— С какой стати я должен возвращать покупки Клары? — удивился Кливдон. — Я не ее слуга. Это для Эррол.
Сердце Марселины забилось чаще. На этот раз от злости. Она почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что ошиблась.
— Заберите это, — велела она.
— Разумеется, я это никуда не заберу, — сообщил герцог. — Мне пришлось из-за этой штуковины пережить кучу неприятностей. Я ничего не знаю о детях, и вы даже не представляете, какой огромный выбор…
— Вы не можете дарить подарки моей дочери, — твердо заявила она.
Кливдон снял с коробки крышку и достал куклу — но какую куклу! У нее были волнистые черные волосы и яркие голубые глаза, а одета она была в серебряную паутину и кружева. И все это было отделано жемчугом.
— Я не возьму ее обратно, — тихо сказал он. — Если хотите — сожгите ее.
В этот момент в магазин ворвалась Люси. Она резко остановилась при виде куклы — словно налетела на препятствие. А у чудовища в облике герцога не хватило милосердия убрать куклу в коробку.
Несомненно, она смотрела из окна на улицу, это было ее любимое занятие, и узнала экипаж.
В конце концов, ей было всего шесть лет. Разве можно ожидать от такой малышки, что она сумеет отказаться от столь роскошного подарка. Ее глазенки стали круглыми, как блюдца. Тем не менее она сумела почти внятно выговорить «Добрый вечер, ваша светлость» и даже сделать реверанс. Но при этом он не отрывала глаз от куклы.
— Какая красивая куколка, — с придыханием сказала она. — Я не видела такой никогда в жизни.
Иными словами, ни разу за все шесть лет своей жизни.
— Вы за это заплатите, — тихо пробормотала Марселина. — Дорого заплатите.
— Она действительно хороша? — спросил герцог у девочки. — Я не слишком хорошо разбираюсь в детских игрушках.
— О да. — Люси сделала еще один шажок в сторону куклы. — Она не такая, как обычные куклы. Видите? У нее глаза из синего стекла, а лицо совсем как живое. И еще очень красивые волосы. Думаю, они настоящие.
— Может быть, ты хочешь ее подержать? — спросил Кливдон.
— О да. — Люси рванулась к кукле, но остановилась и бросила умоляющий взгляд на Марселину. — Можно, мама? — спросила она — само воплощение послушного ребенка.
— Да, — ответила Марселина. А что еще она могла сказать? Расчетливая и практичная, как, впрочем, и любая мать, она знала: таким образом создается ужасный прецедент. И страдает ее репутация.
Но отобрать у своего ребенка — у любого ребенка — такую игрушку после того, как ребенок ее увидел и не сделал ничего плохого, то есть не заслужил наказания, было бы жестоко. Марселина была строгой матерью. У нее не было другого выхода. Но в ее детстве было слишком много жестокостей — больших и маленьких. И она продолжать такую традицию не желала.
Герцог присел на корточки рядом с Люси и торжественно передал ей куклу. Она взяла ее не менее торжественно, затаив дыхание, и перевела дух, только когда кукла оказалась в ее руках. Но и потом она держала куклу очень осторожно, словно игрушка была волшебной и могла в любой момент исчезнуть.
— Как ее зовут? — спросила она.
— Понятия не имею, — честно ответил герцог. — Я думал, ты знаешь.
Хитрец! Использует в своих целях ребенка!
Люси задумалась.
— Если бы она была моей куклой, я бы назвала ее Сюзанной.
— Мне кажется, ей понравится быть твоей куклой, — улыбнулся герцог и скосил хитрый взгляд на Марселину. — Если мама разрешит.
Даже очарованная куклой Люси отлично поняла, от кого зависит ее счастье.
— Мама, можно? — с надеждой прошептала она. — Можно она будет моей куклой?
— Да, — снова повторила Марселина. У нее не было выбора.
— Спасибо, мама! — Люси обернулась к Кливдону, и от взгляда ее огромных голубых глаз сердце герцога должно было разлететься на мелкие осколки. Марселина искренне понадеялась, что так оно и будет. — Спасибо, ваша светлость, — с чувством сказала она. — Я буду о ней хорошо заботиться.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся он.
— У нее двигаются руки-ноги, видите? — сказала Люси, демонстрируя возможности куклы. — Знаете, у нее не должно быть только одно платье. То, что на ней, очень красивое, но она ведь как принцесса, а у принцессы должен быть богатый гардероб. Мама и тети помогут мне выкроить и сшить для нее платья. У нее будут утренние платья, платья для прогулок, бальные платья и синий редингот — в тон глазам. Когда вы в следующий раз придете, увидите.