– Скажи мое имя, – снова повторил он.
– Доминик Ришар.
В наказание он потряс ее бедра, и эта небольшая встряска отозвалась в ней мучительной жаждой.
– Только имя.
Она ослабила хватку, скользнула рукой по его бицепсам, восхитилась их упругостью, крепостью…
– Доминик.
Не отпуская ее, он перекатился на спину, потом на бок и стащил с нее легинсы. Его шершавые ладони царапали ее голый зад и ноги. Она беспокойно заерзала, холодный воздух коснулся ее промежности. Оказывается, он снял с нее трусики. Поначалу она не знала, понял ли он это, ведь ее прикрывала туника.
Потом его руки медленно, очень медленно заскользили вверх по ее голым ногам и… он это понял.
– Милая, – прошептал он в ее губы, покрыл их поцелуями, а сам раздвинул рукой ее ляжки. – Ты так меня хочешь?
Конечно, он не мог видеть, что вся она пылает смущением, но зато ее голодная и влажная промежность живет по своим законам. Джейми уткнулась лицом в его тело, беспомощно кивнула и легла на него.
– Правда, Жем? В самом деле? – Он осторожно засунул на полдюйма внутрь нее кончик пальца. Она жарко задышала, прижалась лбом к его груди, так, чтобы спрятать от него лицо и одновременно видеть огромную руку, лежащую на ее лобке. – Еще немножко? – прошептал он в ее макушку, сунув палец чуть глубже. – Вот так, понемножку?
Она откинула голову и замотала головой, отчаянно протестуя. Нет, не понемножку. Всё, всё, всё.
Но он продолжил игру и продвинул палец еще на полдюйма.
– Мне нравится, ах, мне очень нравится, как ты принимаешь меня. Тебе ведь тоже нравится, милая, тебе нравится, когда я захожу в тебя. Скажи мне, что это так.
Ее пальцы вонзились в мышцы его спины.
– Да. – Она чуть не рыдала от неутоленного желания, но тело ее уже ответило на его вопрос. – Ты и сам знаешь.
– Нет, скажи. – Его палец скользнул глубже, другая рука обхватила бедро, не принуждая, а как бы уговаривая ее открыться ему. Ее влагалище впустило его и туго сжалось вокруг пальца. – Мне нравится, когда ты говоришь об этом.
Ох, да, он любит, когда его хвалят. Она откинула голову, чтобы он видел ее лицо, ее отчаяние.
– Я люблю это, – прошептала она. – Я люблю. Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Я никогда не смогу насытиться тобой. Я хочу тебя. Не надо – не мучай меня.
– Мучить тебя? – Он запустил пальцы в ее волосы, подложил ладонь под ее затылок. – Мне казалось, ты любишь, когда все делается медленно. Я не стал бы мучить тебя.
Она с трудом растянула губы в улыбке, а тело ее дрожало от неутоленной страсти.
– К-как-н-нибудь – в д-д-руг-гой раз, пож-жалуй, – ответила она его же словами. – А сейч-ч-ас… я просто очень хоч-чу тебя.
– Жем. – Он крепко прижал ее к себе, повернул так, что ее спина легла на его грудь, и обхватил ее большими руками. Ей нравились такие объятия, но ее тело задрожало еще сильнее – обиделось, что он вынул палец.
– Я весь в твоем распоряжении, – прошептал он, прижавшись губами к ее макушке. – Жем. Только позволь мне сначала узнать одну вещь.
– Какую? – Она извивалась, терлась, наслаждалась этим движением, но ей все равно хотелось большего.
Он положил ладонь на ее промежность, прижал к себе ее бедра; сам он все еще был в джинсах.
– Всего лишь одну мелочь, Жем.
Он положил большой палец на крошечный центр абсолютной власти над ее телом. Она дернулась и обмякла в его руках, а он гладил ее клитор.
– Вот он. – Его грубый, нежный голос был словно сам секс, еще более мощный, чем ласки его пальца. – Тебе нравится, моя сладкая? Хочешь сильнее? Хочешь… прямо сейчас? Давай, котенок, вот, я весь твой, отдайся мне… какая ты красивая… да… ох… да…
Она открылась ему так стремительно, что это ее смутило бы, могла бы она хоть что-то соображать. Она открылась, как цветок открывается солнцу. Она дрожала в его сильных руках, и весь мир растворился вокруг нее. Она извивалась, выгибала спину.
– Да. – В его голосе слышался неприкрытый триумф. Он сжал руку в кулак и нежно водил костяшками по ее клитору, вызывая оргазм, позволяя ей насладиться его долгими волнами. Наконец она затихла и, обессилевшая, терлась лицом о его бицепсы. Он отодвинулся от нее, стянул с себя джинсы и сунул руку в карман. Конечно, он пришел к ней, запасшись презервативами. Ведь они хотели этого, верно.
Он раздвинул шире ее ноги, опустился на колени и стащил с нее тунику, уронил ее на пол. Потом замер на минуту, упираясь кулаками в бедра. Еще никогда она не видела такого возбужденного мужчину.
Он тяжело дышал.
– Пожалуйста, Жем, сними это сама. Я так хочу.
Он глядел на ее лифчик. Все еще вздрагивая от последних волн оргазма, целиком покорная его воле, она приподнялась на локтях, завела руки за спину и расстегнула застежку. Снова легла, стянула с плеч бретельки и сняла бюстгальтер, словно давала некий священный обет. Словно это было жертвоприношение девственницы.
– Господи, – воскликнул он, лег на нее, заставил обнять его ляжками и мельком усмехнулся. – Видишь, вот почему я хотел убедиться. Но ты мне обещала. – Он медленно, совсем немного вошел в нее. – Тебе… тебе нравится, Жем? Хочешь еще немного?
Она укусила его в плечо.
– Не смей так делать! Не смей дразнить меня играми!
Он сдерживался изо всех сил. На висках выступили бисеринки пота, на всем теле напряглись мышцы. Но он усмехнулся.
– Ты хочешь, чтобы я сделал – так? – Он резко и сильно вошел в нее, наполнив собой.
– Да! – Она вцепилась в его ягодицы, прижимая его к себе еще сильнее, изгибая тело так, чтобы принять его целиком. Он был в ней – восхитительно. Он словно обновил ее всю. Его резкий, бешеный ритм заставлял ее таять от наслаждения.
– Жем. – Он перестал улыбаться; теперь его лицо было суровым, диким. – Ты ведь… ты ведь обещала мне, что мы с тобой сделаем это несколько раз. По-моему, нам захочется этого. – Он вышел из нее и вонзился снова, еще глубже, но там внезапно замер, к ее сильному разочарованию.
– Кажется, я просила – не надо медленно!
– Нет. – Он потряс головой, словно боксер, приходящий в себя после атаки. – Я… я уже не могу себя контролировать. Скажи мне – скажи, если я сделаю тебе больно.
Она взглянула на это суровое лицо «хулигана», на темные, косматые волосы, прилипшие к вискам, на черные как смоль глаза и засмеялась.
– Ты – сделаешь мне больно? С ума сошел? Нет – пожалуйста. Я хочу тебя. Хочу получить все, что ты можешь дать.
– Боже, – удивленно выдохнул он. – Что ж, получай, милая. Медленно сейчас уже не получится.
Глава 10
Джейми снились солнечные лучики. Они падали в просветы между плотными банановыми листьями, между листьями какао и рассыпались светлыми пятнышками на бурых листьях, мягко хрустевших под ногами. Нежные цветки смотрели на нее со ствола дерева. Какой-то мужчина улыбнулся и протянул ей на ладони стручок какао, вскрыв его ловким взмахом мачете. Она гладила рукой ребра и бугорки на изнанке стручка. Плод какао был божественно вкусный: белый и мясистый, не похожий ни на персик, ни на манго или киви, и уж тем более на шоколад.
– Это удивительно, – сказала она, гордясь им, гордясь собой. Это было так недавно, но так зыбко, словно что-то было утрачено в дурном сне, эта самая гордость. Он был полон решимости сделать свою ферму успешной, не прибегая к рабскому труду, через который прошел сам, когда его похитили у матери в одиннадцатилетнем возрасте. Она использовала фонд Кори, помогла составить программу для его фермы. По этой программе дети ходили в школу до четырнадцати лет; потом им разрешалось до шестнадцати лет, помимо учебы, работать на плантации до трех часов в день, за плату. Многие родители были убеждены, что детям не нужно учиться в школе и готовиться к тому, что они никогда не получат, поэтому такое сочетание учебы с работой было самым разумным. Никакого рабства, никаких телесных наказаний и безумных тяжестей. Программа вызвала всеобщий интерес и распространилась на другие фермы. Изменила целый регион. Черт побери, Джейми могла бы изменить и весь мир, если бы могла продолжать в том же духе.
Мужчина улыбался ей. Она шла дальше и дальше в глубь плантации, а потом, как бывает во сне, очутилась на берегу Амазонки, в густых и сумрачных джунглях, где деревья какао росли в своем первозданном виде. И она улыбалась, потому что была счастлива и чувствовала себя в безопасности. Но тут под ней обрушился берег, сильные руки выдернули ее из воды, и…
Джейми глотнула ртом воздуха и проснулась. Все ее тело пронзила боль.
Нет. Нет. Проклятье, ведь этот сон начинался так хорошо и обещал так много! Как же ей избежать столь мрачного финала?
Она потерла глаза и огляделась. Вдруг она кричала во сне и… может быть… кто-то хотел ее спасти…
Он ушел. Рассвет лишь еле брезжил, но он ушел.
Она вздохнула. Сказать начистоту, она и не ожидала, что он будет рядом. Это было бы приятно, но… она не склонна к иллюзиям, ни на что не надеется.
Она потерла глаза и огляделась. Вдруг она кричала во сне и… может быть… кто-то хотел ее спасти…
Он ушел. Рассвет лишь еле брезжил, но он ушел.
Она вздохнула. Сказать начистоту, она и не ожидала, что он будет рядом. Это было бы приятно, но… она не склонна к иллюзиям, ни на что не надеется.
Она положила руки под голову; эпизоды минувшей ночи быстро вытеснили из сознания последние секунды сна. Подумав о нем, она сонно улыбнулась распухшими от поцелуев губами. Они много часов занимались любовью. Или он занимался с ней любовью много часов. Он замучил ее. Она помнила прикосновения его губ и ладоней, помнила, как плавилась под его ласками, как делалась все более пластичной и податливой, насыщалась им и все же хотела еще и еще.
Впервые за много месяцев, проснувшись, как всегда, с ощущением боли, Джейми не обезумела от нее, и эта боль не бросила мрачную тень на начинавшийся день. Нет, на этот раз Джейми восприняла боль как нечто заслуженное, как подтверждение того, что она жива и будет жить.
Какая необычайная, удивительная ночь. Вот уж она даже и мечтать не смела, что ее действительно выберет рок-звезда, ее, девчонку-групи, из всех поклонниц. Ну, конечно, не рок-звезда, а Доминик Ришар, но это почти одно и то же. Наверно, после всего пережитого ею богини судьбы захотели, чтобы сбылась хоть одна ее мечта.
Она улыбалась все утро, и во время завтрака (она постаралась, чтобы на этот раз он был здоровым), и когда принимала душ. Одевшись, она распахнула огромное окно в весеннее утро и впервые за неделю включила компьютер.
Она обязательно добьется своего. Снова станет сильной. Она прямо-таки чувствовала, что выпила всю силу из Доминика Ришара и наполнилась ею сама.
«Дорогая Джейми, – говорилось в письме Антуана Сумбуну, главы одного из крупнейших фермерских кооперативов, работавших под зонтиком у «Кори». – Спасибо за письмо от твоего секретаря, из которого мы узнали, что ты поправляешься. – Это Кэйд направила к ней помощницу, чтобы та отвечала на многочисленные пожелания здоровья. Джейми не могла себя заставить. – Когда ты думаешь вернуться в Абиджан? Надеюсь, что нам когда-нибудь удастся провести круглый стол по стабильному производству какао, о котором ты говорила. Дела у нас идут плохо – санкции, борьба за власть и все такое. Фермеры с трудом выживают, а ты знаешь, что это означает…»
Это означало, что условия труда ухудшаются, а работодатели прибегают к незаконным методам. Растут эксплуатация и торговля запрещенным товаром.
«Мы все так рады, что тебе стало лучше. Когда мы опять увидим тебя?»
Она прижалась лбом к столу и обхватила руками живот. Потом сцепила пальцы на затылке и растопырила их так, чтобы прикрыть как можно большую поверхность головы.
Не дожидаясь, когда на нее обрушится загнанный в подсознание ужас, появятся приступы тошноты и польет градом пот, она вскочила с места так быстро, что опрокинула стул и ударилась коленкой о крышку стола. Надела на плечо сумочку и вышла из квартиры.
Там, на улицах, ей стало легче – вдалеке от того, что было для нее невыносимо, но что она все равно не могла бросить. Париж приветствовал ее зелеными дверями и красными вывесками кафе, мимо нее шли элегантные парижане, и, самое главное, сама она была вдалеке от своей прошлой жизни.
С легкой улыбкой она посмотрела в тот конец улицы, где находился салон Доминика Ришара.
Но туда она не пошла. Одно дело побыть групи, а другое – назойливой пиявкой. Жаль только, что вчера она не пополнила запасы шоколада.
Джейми перебирала в памяти картинки вечера и ночи, проведенных с Домиником. Наконец-то после долгого провала ее душу снова наполняли тепло и удовольствие, а все остальное растаяло в тумане. Со счастливой улыбкой, блуждающей по лицу, она свернула к набережной Сены.
– Ого! – Шедшая навстречу ей Кэйд резко остановилась и удивленно посмотрела на сестру. Они встретились в саду Тюильри, как и было условлено. – Что с тобой? Ты выглядишь… ты выглядишь… – Ее глаза задержались на шее Джейми, она прищурилась. – Ты с кем-то встречалась?
– Имею я право хоть на крохи личной жизни? – возмутилась Джейми и замотала вокруг горла шарф. Да, у Доминика колючая щетина на подбородке.
– Нет, – заявила Кэйд. – У тебя слишком экстремальные представления о личной жизни. Кто он? – Ее лицо внезапно озарилось светом. – Парижанин?
Джейми удивленно посмотрела на сестру:
– Чему ты так обрадовалась?
Кэйд убрала с лица свет.
– Ой, не знаю. Просто так. – Она равнодушно пожала плечами и перевела взгляд на детей, пускавших в пруду разноцветные парусники. – Но вообще-то будет приятно, если и ты поселишься в Париже. Конечно, в другом его конце. – Тут она нахмурилась.
– Кто будет управлять делами «Кори»? – сухо спросила Джейми.
– Папа. Ему пятьдесят три, и он не намерен выпустить власть из рук, что бы там ни говорил. Я тоже не готова разжать пальцы и убрать руки от пирога. В будущем, когда папа захочет отойти от дел, мы можем нанять топ-менеджера. Но это произойдет лет через пятнадцать. Господи, не думаешь ли ты, что кто-то из нас всерьез считает, будто ты захочешь этим заниматься?
Нет, конечно, она не захочет. Но все равно. Джейми скрестила на груди руки. Она и сама не понимала, почему ей было так досадно, ведь она всю жизнь пыталась убедить всех в своей непригодности к роли главы концерна, и все согласились с этим. И вот теперь любое упоминание о том, что она могла делать все, что ей хотелось, действовало ей на нервы.
– Дед Джек хочет, чтобы я занималась делами.
– Ты? – удивленно переспросила Кэйд. – Мне казалось, что тебе нравится работать на уровне ферм. Это… – После легких колебаний она мягко сказала: – Ты делала потрясающие вещи. И ты это знаешь, правда, Джейми?
Но в данный момент Джейми хотелось лишь одного – сидеть в салоне Доминика Ришара и есть шоколад и пирожное наполеон.
Она скоро ему надоест. Ведь нельзя же прилипнуть к парню, будто пиявка, и высосать из него все, что можно. Не ее это стиль. Всю свою жизнь она старалась не быть паразитом.
Сейчас она боялась туда возвращаться. Прошлой ночью… его руки были везде на ее теле, а она полностью открылась ему…
Она почувствовала, что краснеет под взглядом сестры.
– Нет, я абсолютно не хочу управлять делами «Кори», – заявила она. Хотя, если она не будет больше ничего делать, почему бы ей не осчастливить отца и деда? Как минимум.
Прошлой ночью… это был разовый секс, верно? Секс с групи. Потрахались, насытились друг другом – и разбежались.
Конечно, она могла бы вернуться в его салон и посмотреть, улыбнется ли он ей сегодня. Да, ей очень хотелось вернуться туда. Но вдруг он посмотрит на нее так, как смотрел на ту брюнетку? Что, если он удивленно поднимет брови, как бы говоря: «Разве мы не закончили с этим?» После того как она так… открылась ему.
Обычно ведь парни не сбегают потихоньку среди ночи, когда ты спишь, если хотят встречаться с тобой и дальше. Но ведь она сама пошла на секс с Домиником и знала заранее, что это не более чем счастливая случайность, что ей просто повезло, как иногда везет групи, когда рок-звезда поднимает ее трусики, которые она швырнула на сцену. И теперь ей не стоило ни на что надеяться.
– У тебя все нормально? – спросила Кэйд, когда они сели за столик уличного кафе. Блюда в этих кафе на Тюильри были не очень вкусные, но зато приятно было посидеть с сестрой в Париже весенним днем. Утро Джейми провела в Лувре, глядя на мраморную Нику Самофракийскую. Эта безголовая и безрукая статуя распростерла крылья и, казалось, вот-вот взлетит в небо и оглядит город с высоты.
Иногда Ника Самофракийская очень ей помогала. А иногда заставляла ее почувствовать себя полной неудачницей, неспособной подняться до стандартов этого парящего в воздухе мрамора.
– Господи, мне надоели эти вопросы, нормально – ненормально, – раздраженно ответила Джейми. – У меня все хорошо.
– Выглядишь ты неплохо. Наконец-то. Хотелось бы мне посмотреть на этого парижанина, благодаря которому ты так похорошела.
– Ты замолчишь когда-нибудь? – Она заказала абрикосовый сок и уткнулась в меню блинчиков. Они тут были ужасные, но чего не сделаешь ради красивого места. Сделав заказ, она вернула меню официанту и глянула украдкой на Кэйд. – С кем еще ты вела переговоры, когда пыталась купить Сильвана?
– Я не покупала его, – огрызнулась Кэйд с обидой. Вероятно, слова Джейми попали в болевую точку.
– Я не говорю, что ты его купила, но ведь пыталась? Всем известно, что ты похитила его. – В блогах писали много всего, и Джейми читала их, когда лежала в больнице, избегая собственных электронных посланий, как только у нее спал отек на лице и она смогла открыть глаза. – Кто еще привлек тогда твой интерес?
Такова Кэйд. Она могла бросить свою шляпку на лопасти ветряка. Но она же обязательно навела бы справки насчет топовой двадцатки ветряков, прежде чем это сделать.