КНИГА ВТОРАЯ
Часть первая
Северная Америка, лето 1790
Озеро Эри
Небольшой бот скользил по темно-синим, легким волнам.
-Элайджа! – крикнула девушка - невысокая, стройная, с копной мелких, темных кудряшек, -
Элайджа, следи за курсом, ты опять отклонился!
Она поплевала на руки и ловко переложила парус. Брат, что стоял у штурвала, обернулся и
смешливо ответил:
-Отклонился потому, что там отмель, а ты, - он высунул язык, - о ней не знаешь, Мэри. Ты в
Питтсбурге была, когда она появилась. Кому-то, - заявил Элайджа, - надо чаще заглядывать в
карты.
Мэри потрепала каштаново-рыжие кудри, - Элайдже было восемь, но он доходил ей,
шестнадцатилетней, головой до плеча. Девушка достала из кармана холщовой куртки простой,
стальной хронометр:
-Сейчас зайдем на остров, заберем Мораг и домой. Бабушке Онатарио сегодня уезжать, на запад,
не след ее задерживать. И нам собираться надо, на следующей неделе уже в Нью-Йорк
отправляемся.
-Мораг, - фыркнул Элайджа, - наверняка там сидит, на берегу, и стихи свои сочиняет. Или бродит,
мечтая, между сосен. Она опять будет жаловаться на качку, я уверен. Повезло нам с сестрой, у
которой, - мальчик расхохотался, - озерная болезнь. Надеюсь, она хоть ягод собрала, - Элайджа
оглядел бесконечный простор воды.
Он не знал ничего, прекраснее озер. Он видел Эри каждое утро, просыпаясь, распахивая ставни в
своей комнате. Оно лежало, покрытое предрассветной дымкой, огромное, уходящее за горизонт.
Только вдали, там, где было видно чистое небо, его вода играла яркой синевой, совсем, как глаза
мальчика.
Элайджа знал, что озера могут быть безжалостными - с пяти лет он плавал юнгой, на отцовском
корабле. Мальчик помнил осенние, ревущие штормы, бросавшие судно из стороны в сторону,
переворачивающие большие, трехмачтовые барки, швыряющие их на камни. Он видел мощь реки
Святого Лаврентия. Элайджа стоял, держась за руку отца, раскрыв рот, не в силах отвести взгляда
от грохочущей массы воды.
-Ниагара, - коротко сказал тогда отец, и отчего-то вздохнул. «Я тоже,- в первый раз, и слова
вымолвить не мог. Но мы тут построим канал. Суда смогут ходить из Эри до океанского побережья,
обещаю».
-Эй, «Решительный!» - раздался веселый, знакомый голос. Элайджа очнулся, увидев еще один бот,
что вышел им навстречу из-за скалистого мыса.
Отец, помахав рукой, крикнул: «Мы на рыбалку!». Элайджа улыбнулся, увидев мать, - ее простое
платье синего холста трепал ветер, косы были уложены вокруг головы.
-Дебора поела и спит, - мать перегнулась через борт и рассмеялась - Элайджа выкрутил штурвал,
«Решительный» накренился, и женщину обдало водой.
-Останешься без сладкого, - пообещала Мэри брату и крикнула: «Все будет в порядке, рыбачьте. Я
присмотрю за детьми».
-Я не ребенок, - оскорблено заметил Элайджа. Проводив взглядом родительский бот, мальчик
отчего-то подумал: «Снасти, интересно, где у них? В трюме, наверное».
Впереди уже вставал обрывистый, усеянный соснами берег маленького острова.
Девочка перевернулась на спину, и, положив рядом тетрадь - стала смотреть в высокое, голубое
небо. Наверху медленно ползли пышные, белые облака. Мораг, присев, перекинув на грудь
черные косы, взглянула на сияющий простор озера.
Отсюда, с холма, было видно все Эри. Бабушка Онатарио рассказывала ей, что когда-то давно
индейцы не знали - есть ли еще земля на севере, за водой. Тогда они думали , что озеро и вправду
- граница мира.
Мораг протянула руку к своей корзинке. Закрыв глаза, вдохнув запах свежей земляники, девочка
медленно разжевала одну ягоду. «Гениси, - тихо сказала она. «Ее тоже - Гениси звали, как мою
мамочку».
Она увидела девушку - невысокую, тонкую, смуглую, в замшевой юбке, и расшитой бисером
безрукавке, - совсем, как у Мораг. Она шла, переступая босыми ногами по тихой воде озера, на
белом песке горел костер, маленькая лодка с парусом покачивалась в крохотном заливе. Плеснула
рыба. Девушка, присев рядом с огнем, вздохнула: «Никто еще не переплывал Большую Воду».
-А я переплыл - высокий, изящный, белокурый юноша улыбнулся. «Переплыл, - зеленые глаза
заблестели, - и встретил тебя. Видишь, я не зря отказался идти с вояжерами по северному берегу.
Я знал, что можно добраться до южного - и сделал это».
-Волк, - медленно, подперев подбородок кулачком, проговорила индианка. «Красивое имя -
Волк».
-Вообще, - он рассмеялся, - Этьенн де Лу. Но моего отца - тоже раньше Волком звали, так что мне
это приятно.
Гениси поднялась. Бросив в озеро плоский камешек, девушка безучастно сказала: «Ты пойдешь к
своим людям. У нас тут тоже, - она повела рукой, - есть белые. В той стороне, где восходит солнце.
Братья из-за гор рассказывали. Мы-то их, белых, никогда еще не видели».
-Ты увидела, - он встал. Обнимая ее, целуя пахнущую дымом и озерной водой шею, Волк шепнул:
«Никуда я не пойду, Гениси. Останусь здесь, с вами. Буду плавать на северный берег, а потом -
возвращаться к тебе и детям».
Этьенн почувствовал, как бьется ее сердце, - быстро, прерывисто. «Родителям записку пошлю, с
вояжерами, - твердо сказал себе юноша. Дэниел тоже - первый раз женился, ему еще двадцати не
было. Мне уже двадцать один, я взрослый мужчина, в конце концов. Папа и Мэри поймут, не
могут не понять».
-Волк, - у нее были сладкие, как ягоды губы. «Волк, - девушка потянулась и обняла его, - ты и
правда, - хочешь остаться?»
-Конечно, Гениси, конечно, любовь моя - юноша все целовал ее, а потом они опустились на берег.
Вокруг не осталось ничего, кроме шороха озерной воды, кроме их шепота, кроме золотящегося от
заката, мягкого песка.
-Мораг! - услышала она крик снизу. Девочка вздрогнула. Подхватив корзинку, бросив туда
тетрадку, Мораг побежала к бухте, по вьющейся среди камней, узкой тропинке.
Рыже-каштановые, тяжелые волосы были разбросаны по его груди. Капитан Кроу пошевелился, и,
наклонившись, стал целовать жену - медленно, едва касаясь губами веснушек на ее щеках. В
маленькой каюте пахло мускусом, холщовые простыни на койке были сбиты. Мирьям,
потянувшись, хихикнула: «Интересно, мы до конца жизни будем так - на рыбалку ездить?»
-Или за ягодами ходить, - он тоже улыбнулся, чувствуя под пальцами ее влажный, нескончаемый
жар, слыша ее стон, усаживая ее на себя.
-Дети вырастут, - Стивен раздвинул ей ноги, - женятся, выйдут замуж, останемся мы с тобой одни…,
Школа твоя, пациентки, но это не в счет. Тогда и дома можно будет покричать, вот увидишь. Я
люблю тебя, - Мирьям опустила голову на его плечо, и, плача, смеясь, шепнула: «Я тоже!».
Бот раскачивался из стороны в сторону, и он, прижав ее своим телом к узкой койке, не выпуская из
сильных рук, подумал: «Господи, как мне тебя благодарить? Таких слов и не знаешь».
Отдышавшись, устроившись на нем, Мирьям весело сказала: «Рыбы все-таки надо будет
наловить».
Стивен шлепнул ее и лениво улыбнулся: «Один раз сеть забросим, по пути домой - три бочонка
вытащим, обещаю». Он помолчал: «Я, наверное, сегодня на ночную рыбалку отправлюсь. Они уже
должны быть рядом, по моим расчетам».
Мирьям потерлась щекой о его короткую, ухоженную каштановую бороду. «Ты только
осторожней, - тихо попросила она. «Озеро спокойное, но все равно - мало ли. Элайджу
возьмешь?»
-Конечно, - ответил муж. «Пусть привыкает. Потом ему этим заниматься».
-Очень надеюсь, что недолго, - пробормотала Мирьям: «Если будет кто-то с ранами, или вообще -
помощь понадобится, ты меня разбуди. Девочки за Деборой присмотрят».
-Конечно, - Стивен укрыл ее простым, грубой шерсти, одеялом. Зевнув, поцеловав жену куда-то в
шею, он уткнулся лицом в растрепанные косы. «Посплю, - сказал капитан, - а то ночью не удастся».
Мирьям лежала на нем, слушая его ровное, спокойное дыхание. Умостившись под большой,
ласковой рукой, она и сама не заметила, как задремала.
Где-то вдалеке, в кромешной тьме, лаяли собаки, теплая ночь пахла соснами, еле заметный ветер
с озера шевелил листья на деревьях.
-Тут деревня, - испуганно сказал кто-то, вглядываясь в редкие огоньки на берегу. За ними
простиралось черное, нескончаемое пространство воды. «Брат Фримен, нам туда нельзя».
-Мы туда и не собираемся, - пробормотал Нат, ведя за собой маленький отряд негров. «Из Южной
Каролины в Виргинию, - вспомнил мужчина карту, - а потом уже сюда. Слава Богу, пришли».
-Тут станция, - улыбнулся он. «Последняя станция на нашем пути. А там, - он указал рукой на север,
- там земля обетованная, братья. Там свобода».
-Свобода, - раздался слабый, женский голос. Нат озабоченно посмотрел на негритянку : «Как вы,
сестра Сэмуэль? Дойдете?»
-Схватки редкие еще, - ответила женщина. «Не волнуйтесь, брат Фримен, я потерплю, кричать не
буду. Жалко, - она положила ладони на свой большой живот, - что отец его не дожил. И все равно,
- миссис Сэмуэль вздохнула, - на земле рабов дитя родится».
Нат всмотрелся в поросший лесом холм и увидел, как в отдалении мигает какой-то свет.
-Ждет капитан Кроу, - улыбнулся он. «Правильно, я же записку ему из Виргинии послал.
Задержались мы, конечно, двоих по дороге потеряли, а все эта лихорадка. Зато восемь человек я в
этот раз вывел. Никогда еще так много не удавалось».
-Это Пенсильвания, - заметил он, - свободный штат, сестра Сэмуэль. Так что дитя, если здесь на
свет появится, - тоже свободным будет. Вы, конечно, могли бы и тут остаться..., - предложил Нат.
Кто-то из негров буркнул: «Чем дальше от этой страны, тем лучше. Вы же сами говорили, брат
Фримен - там, в земле обетованной, целые негритянские деревни, а здесь все равно, искоса
смотрят, хоть мы и на севере».
-Родится там, - упрямо сказала миссис Сэмуэль. Они, поднимаясь на холм, услышали чьи-то легкие
шаги, что торопились им навстречу.
Высокий, крепкий, кудрявый мальчик вынырнул из темноты. Блеснув зубами, он протянул руку
Нату: «Здравствуйте, дядя Натаниэль. Папа уже волноваться начал - где вы? Он меня послал
сказать, чтобы вы сразу на причал шли - он сейчас бот готовит. Я Элайджа, - мальчик зажег огарок
свечи и улыбнулся неграм. «Добро пожаловать на станцию, братья. Моя сестра сейчас принесет
вам что-нибудь перекусить, и будем отплывать».
Нат наклонился и что-то сказал ему на ухо.
-Ага, - кивнул Элайджа. Мальчик быстро побежал наверх, к большому, трехэтажному, дому под
черепичной крышей. «Мы, - Нат подал руку миссис Сэмуэль, - сейчас спокойно спустимся к озеру,
братья и сестры».
Элайджа осторожно открыл заднюю дверь и увидел, как Мэри, наклонившись над холщовыми
мешками, складывает туда провизию. «Они на причале уже, - сказал Элайджа, скидывая башмаки,
беря свечу. «Дядя Нат попросил меня маму разбудить, - там у одной сестры ребеночек скоро
родится».
Мэри присела на табурет, и, надев туфли, взяла мешок: «Тогда надо быстрее, я побегу». Она
выскользнула во двор. Элайджа прошел через большую, убранную шкурами и ткаными,
индейскими коврами гостиную, - в открытых шкафах блестели серебряные подсвечники. Он
вспомнил зимнюю, бескрайнюю ночь, свист ветра за ставнями, и ласковый голос мамы. Она
зажигала свечи. Целуя детей, подмигнув им, Мирьям раздавала мешочки с подарками. «И так все
восемь вечеров, - улыбнулся Элайджа. «Хороший праздник - Ханука. Хаим с Натаном говорили, у
них тоже так - каждый день подарки. Скоро и увижусь с ними».
Горовицы приезжали каждое лето. Мальчики ходили на боте, ночевали на островах, плавали,
ныряли, ловили рыбу, Хаим и Натан рассказывали ему о своей школе. С Элайджей занималась
мать - здесь, в деревне, она устроила классы, и преподавала там вместе с Мэри. Отец учил его
математике и навигации, а с апреля по октябрь, пока озеро было судоходно, Элайджа плавал
вместе с ним. Потом ни провожали Горовицей до реки Буффало, на восток, где их уже ждали отец с
матерью. Элайджа, стоя на палубе бота, глядя на то, как уходят вниз по течению лодки - долго
махал им рукой.
-В этот раз все приедут, - подумал он зачарованно, тихо поднимаясь наверх, в спальни. «Дядя
Меир, тетя Эстер, Хаим с Натаном, и наши кузены из Старого Света. Из Амстердама, из самого
Иерусалима. До осени тут будут. Дядя Меир теперь в палате представителей, депутат от Нью-
Йорка. Жалко, что дядя Дэниел не сможет погостить у нас. Он все лето будет на реке Потомак, там
место для новой столицы выбирают. В сентябре с ним увидимся, мама сказала - до самого Суккота
в Нью-Йорке проживем. Здорово».
Из-под двери спальни сестер пробивался свет. Элайджа поскребся: «Мораг! Сходи, маму разбуди,
там, на причале ее помощь нужна. Я внизу подожду».
-Угу, - донесся до него бодрый голос. Мораг, высунувшись, сказала: «Мэри меня уже подняла,
давно, как папа пришел. Я только из кладовых вернулась».
Элайжда спустился на кухню. Оглядевшись, открыв крышку берестяной шкатулки, мальчик
высыпал себе в рот целую горсть леденцов из кленового сахара. «Вот, - сказал он, устроившись на
табурете, - а то у Мэри их не допросишься. Это у нее от бабушки Франклин, храни Господь ее душу,
- та тоже говорила, что детям сладости ни к чему, от них зубы портятся. И ничего не портятся, - он с
хрустом разгрыз конфету.
Когда Мораг зашла в спальню родителей, мать уже заплетала косы. «Вы так шумите, - усмехнулась
Мирьям, целуя дочь, - что я и сама поднялась. Пусть Дебора с вами поспит. Что там, рожает кто-
то?»
Мораг кивнула и наклонилась над колыбелью. Она взяла сестру - тяжеленькую, сонную. Та
сладко заворочалась, кудри темного каштана упали на белые, пухлые щечки. Дебора, внезапно,
широко открыв ясные, синие глаза, звонко пролепетала: «Мама!»
-Уноси ее, - попросила Мирьям, вешая на плечо кожаную суму с инструментами, - иначе сейчас
раскричится.
-Это Мораг, - девочка покачала дитя.
-Моаг, - картавя, пробормотала Дебора. Зевнув, уцепившись ручкой за плечо сестры, она
мгновенно заснула. Мораг тихо рассмеялась. Поцеловав мать напоследок, девочка пошла к себе
в комнату.
Мирьям босиком спустилась вниз, и потрепала сына по голове: «Опять леденцы ел. Принеси мои
туфли, и пойдем».
-Да я, я...- Элайджа широко раскрыл глаза. Заметив усмешку на лице матери, мальчик вздохнул:
«Нельзя врать».
-Ел, - он уныло повесил голову. Мирьям улыбнулась: «В следующий раз просто скажи, что тебе
хочется сладкого. Хотя ночью, конечно, наедаться не стоит».
-Если работаем, - он распахнул дверь перед матерью, - то это все равно, что день, мама.
Они прошли мимо крепкого коровника, мимо птичника, где спали куры, и, миновав высокие
амбары - стали спускаться по деревянной лестнице к причалу.
Мэри шла навстречу им, помахивая холщовым мешком. «Все поели, и я там кое-что из провизии в
трюме оставила, - озабоченно добавила девушка, - вдруг шторм. Но вряд ли, - она посмотрела на
темную гладь воды, - озеро тихое. Отправляйтесь спокойно. У этой женщины уже схватки сильные,
мама».
-Все будет хорошо, - твердо ответила Мирьям. Поцеловав дочь, она помахала ей рукой - уже с
причала.
И пока бот выходил на открытую воду, она видела, как Мэри, со свечой в руке, стоит на лестнице,
провожая их.
Мирьям распахнула ставни в каюте: «Давайте, миссис Сэмуэль, дитя уже совсем рядом. И мы
рядом, - добавила она, глядя на далекую, темную полоску канадского берега. Серая,
предрассветная вода озера чуть волновалась под легким ветром .
-Как хорошо прошли, - подумала Мирьям, осматривая негритянку. «За ночь пятьдесят миль
сделали. Скоро уже и на месте будем. Там уже ждут, Стивен ходил той неделей, предупреждал их.
А потом возьмем Ната и все вместе поедем на восток. Он в Бостон, а мы в Нью-Йорк, - Мирьям
внезапно усмехнулась. «Эстер опять будет меня уговаривать шелковые платья сшить, хотя где их
тут носить? - она посмотрела на свой передник. Вымыв руки, Мирьям улыбнулась: «Сейчас
немного поработаем, а вы кричите, не стесняйтесь».
-Дочка ваша..., - тяжело дыша, сказала женщина. «Мэри..., такая хорошая, добрая…, и сын тоже...,
Они не похожи...»
-Мэри наша приемная, - весело сказала Мирьям. «У нее мать - наполовину негритянка была,
сестра мужа моего, единокровная. Поэтому и волосы у нее такие. У нас еще дочка есть, Мораг.
Мы ее на воспитание взяли, у нее мать - индианка, а отец - белый. Младшенькая девочка наша,
Дебора, - два годика ей. У нас семья большая, миссис Сэмуэль. А я сама - Мирьям рассмеялась, -
еврейка, и зовут меня, как в Библии сестру Моисея звали, я говорила вам».
Негритянка, согнувшись, ухватившись за руку Мирьям, заплакала: «Сказано же..., отпусти народ
мой..., это же мой пятый..., миссис Кроу..., пятый ребенок..., четверых забрали..., и не видела я их
больше..., тоже, как у вас..., три девочки и мальчик…»
-Значит, все быстро случится, - пообещала Мирьям, - я первого тяжело рожала, долго, а с Деборой
- за три часа справилась, и в тот же день на ноги встала. Мы уже в канадских водах, дитя ваше
свободным родится. И народ, - она обняла женщину, - народ ваш тоже выйдет из рабства. Как
Господь нас не оставил, так и вас не оставит заботой своей.
Миссис Сэмуэль сидела на койке, держа в руках завернутую в холст девочку. Та копошилась у ее
груди. Младенец, затихнув, посапывая - успокоился. Мирьям стерла слезы с лица женщины, и
прислушалась: «Якорь бросают. Сейчас лодки с берега пригонят, нас там ждут».