Когда мы сидѣли тамъ, на маленькомъ пароходѣ, я не помню, чтобы мы говорили о чемъ-нибудь другомъ, кромѣ маленькой деревни, куда мы ѣхали и въ которой никто изъ насъ раньше не бывалъ.
— Тамъ должно бытъ что-нибудь въ родѣ отеля, — сказалъ Гланъ и посмотрѣлъ на карту. — Можетъ-бытъ на наше счастье мы сможемъ тамъ остановиться; хозяйка — старая полуангличанка, какъ мнѣ говорили. Вождь живетъ въ сосѣдней деревнѣ, у него должно бытъ много женъ; нѣкоторымъ не больше 10 лѣтъ. — Я ничего не зналъ о томъ, было ли у вождя много женъ и была ли тамъ гостиница, и я ничего не отвѣчалъ; но Гланъ улыбнулся, и его улыбка показалась мнѣ прекрасной.
Я забылъ, между прочимъ, упомянутъ о томъ, что его ни въ коемъ случаѣ нельзя было назвать красивымъ мужчиной, хотя у него и былъ очень представительный видъ; онъ самъ разсказывалъ, что на лѣвой ногѣ у него была старая огнестрѣльная рана, которая болѣла при каждой перемѣнѣ погоды.
II
Недѣлю спустя мы остановились въ большой хижинѣ, извѣстной подъ именемъ «Отель». Ахъ, и что это былъ за отель! Стѣны были изъ глины и дерева, и это дерево было совершенно изъѣдено бѣлыми муравьями, которые повсюду ползали. Я жилъ рядомъ съ гостиной, въ комнатѣ, въ которой было окно на улицу съ зеленымъ стекломъ и въ одну раму, такъ что въ комнатѣ не очень-то было свѣтло, а Гланъ выбралъ крошечную каморку на чердакѣ; тамъ тоже было окно въ одно стекло, выходившее на улицу, и тамъ было гораздо темнѣе и хуже жить. Солнце накаливало соломенную крышу, и въ его комнатѣ и днемъ и ночью было невыносимо жарко; въ довершеніе всего не лѣстница вела къ нему, а какія-то несчастныя четыре ступени. Но что я могъ съ этимъ подѣлать? Я предоставилъ выборъ Глану, я сказалъ:
— Вотъ двѣ комнаты, одна внизу, другая наверху, выбирайте сами! — и Гланъ осмотрѣлъ обѣ комнаты и выбралъ верхнюю, можетъ быть для того, чтобы оставить мнѣ лучшую: но развѣ я не былъ ему: за это благодаренъ? Я не остался у него въ долгу.
Пока стояли жаркіе дни, мы оставили охоту и преспокойно сидѣли у себя въ хижинѣ; жара была нестерпимая. Ночью мы спали, окруживъ нары сѣткой отъ насѣкомыхъ; но иногда случалось, что слѣпая летучая мышь бѣшено налетала на наши сѣтки и рвала ихъ; это часто случалось съ Гланомъ, потому что ему приходилось постоянно держать люкъ въ крышѣ открытымъ изъ-за жары, но со мной этого не случалось. Дномъ мы лежали на цыновкахъ внѣ хижины и наблюдали жизнь у другихъ хижинъ. Туземцы были смуглые люди съ толстыми губами, у всѣхъ у нихъ были кольца въ ушахъ и безжизненные каріе глаза; они были почти совсѣмъ голые, на бедрахъ они носили полосу хлопчатобумажной ткани или плетенье изъ листьевъ, а женщины носили кромѣ того еще бумажную юбочку. Дѣти ходили и днемъ и ночью совершенно голыми, и ихъ большіе выпяченные животы лоснились отъ сала.
— Женщины здѣсь черезчуръ жирны, — сказалъ Гланъ.
Я тоже находилъ, что женщины черезчуръ жирны и можетъ быть это я, а вовсе не Гланъ, первый такъ подумалъ, но я не спорилъ съ нимъ объ этомъ и уступилъ ему честь первенства. Впрочемъ, не всѣ женщины были безобразны, хотя ихъ лица были жирныя и обросшія. Я встрѣтилъ въ деревнѣ одну дѣвушку, полутамиліанку, съ длинными волосами и бѣлоснѣжными зубами; она была всѣхъ красивѣе. Я натолкнулся на нее однажды вечеромъ на опушкѣ рисоваго поля, она лежала на животѣ въ высокой травѣ и болтала въ воздухѣ ногами. Она могла со мной разговаривать, и я разговаривалъ съ ней, сколько мнѣ было угодно; было уже почти утро, когда мы разстались: она пошла домой не прямой дорогой и сдѣлала видъ какъ-будто была въ сосѣдней деревнѣ. Гланъ просидѣлъ этотъ вечеръ съ двумя молоденькими дѣвушками посреди деревни передъ маленькой хижиной; дѣвушки были очень молоды, можетъ-быть имъ было не больше 10-ти лѣтъ; онъ болталъ съ ними и пилъ рисовую водку; это было въ его духѣ.
Нѣсколько дней спустя мы отправились на охоту.
Мы шли мимо чайныхъ плантацій, рисовыхъ полей и луговъ, мы оставили за собой деревню и шли вдоль рѣки; мы вошли въ лѣсъ странныхъ, незнакомыхъ намъ деревьевъ: бамбука, манговаго дерева, тамаринда, тика, маслянистыхъ и каучуковыхъ деревьевъ, да одинъ Богъ знаетъ, что это были за деревья; никто изъ насъ ничего не смыслилъ въ этомъ. Но въ рѣкѣ воды было мало. Въ ней всегда было мало воды вплоть до періода дождей. Мы стрѣляли дикихъ голубей и пѣтуховъ, и въ теченіе дня мы увидѣли двухъ пантеръ; надъ нашими головами летали также попугаи. Гланъ стрѣлялъ удивительно мѣтко, онъ никогда не давалъ промаху, но это происходило еще оттого, что его ружье было лучше моего; очень часто и я стрѣлялъ очень мѣтко. Я никогда не хвастался этимъ, но Гланъ часто говорилъ: я попаду въ хвостъ, я влѣплю въ голову. Когда мы натолкнулись на пантеръ, Гланъ хотѣлъ во что бы то ни стало напасть на нихъ съ нашими охотничьими ружьями, но я уговорилъ его отказаться отъ этого, такъ какъ начало смеркаться, и у насъ оставалась лишь пара патроновъ. Онъ кичился тѣмъ, что выказалъ достаточно мужества, такъ какъ хотѣлъ стрѣлять по пантерамъ дробью.
— Я злюсь, что я все-таки не стрѣлялъ, — сказалъ онъ мнѣ. — Отчего вы такъ дьявольски осторожны? Вы хотите долго жить?
— Меня радуетъ, что вы находите меня благоразумнѣе васъ самихъ.
— Да, но не будемъ ссориться изъ-за такихъ пустяковъ, — сказалъ онъ тогда.
Это были его слова, а не мои; если кто хотѣлъ ссориться, такъ это онъ, а не я. Я началъ чувствовать къ нему недоброжелательство за его легкомысленное поведеніе и обольстительныя наклонности. Вчера вечеромъ я шелъ преспокойно по дорогѣ съ Маггіэ, съ тамиліанкой, она была моей подругой, и мы оба были въ прекрасномъ расположеніи духа. Гланъ сидитъ передъ хижиной, онъ кланяется и улыбается намъ, когда мы проходили мимо, но Маггіэ увидѣла его тогда въ первый разъ и съ любопытствомъ стала разспрашивать о немъ. Онъ произвелъ на нее такое сильное впечатлѣніе, что, простившись, каждый изъ насъ пошелъ въ свою сторону; она не проводила меня домой.
Когда я началъ говорить объ этомъ съ Гланомъ, онъ отнесся къ этому очень легкомысленно, какъ-будто это не имѣло никакого значенія. Но я этого не забылъ. Онъ смѣялся и улыбался совсѣмъ не мнѣ, а Маггіэ, когда мы проходили мимо хижины.
— Что это она все время жуетъ? — спросилъ онъ меня.
— Не знаю, — отвѣчалъ я;- на то ей и губы даны, чтобы жевать.
Между прочимъ это не было для меня новостью, что Маггіэ все время что-нибудь жуетъ; я это давно замѣтилъ. Но она жевала не бетель, ея зубы и безъ того были бѣлы; напротивъ, у нея была привычка жевать всевозможныя вещи, она совала все въ ротъ и жевала, какъ-будто это было что-нибудь очень вкусное. Чтобы бы то ни было, — монеты, клочки бумаги, птичьи перья — она все жевала. Но, во всякомъ случаѣ, это была не причина, чтобы унижать ее, она все-таки была самой красивой дѣвушкой въ деревнѣ; но Гланъ завидовалъ мнѣ, вотъ въ чемъ дѣло. На слѣдующій вечоръ мы примирились съ Маггіэ и о Гланѣ совсѣмъ позабыли.
III
Прошла недѣля; мы каждый день ходили на охоту и стрѣляли много дичи. Однажды утромъ, какъ только мы вошли въ лѣсъ, Гланъ схватилъ меня за руку и прошепталъ:- Стойте! — въ ту же самую минуту онъ прикладываетъ винтовку къ щекѣ и стрѣляетъ. Онъ попалъ въ молодого леопарда. Я тоже могъ бы въ него выстрѣлить, но Гланъ оставилъ честь за собой и выстрѣлилъ первый. — Какъ онъ будетъ теперь хвастать! — подумалъ я. Мы подошли къ мертвому звѣрю, онъ убитъ наповалъ, лѣвый бокъ разорванъ, пуля засѣла въ спинѣ.
Я ужасно не люблю, когда меня хватаютъ за руку, а потому я сказалъ:- Я тоже могъ бы сдѣлать такой выстрѣлъ.
Гланъ посмотрѣлъ на меня.
Я опять говорю:
— Вы, можетъ-быть, не вѣрите, что я могъ бы это сдѣлать? — Гланъ ничего не отвѣчаетъ. Вмѣсто этого онъ опять показываетъ свою ребячливость и стрѣляетъ вторично въ мертваго леопарда, на этотъ разъ въ голову. Я смотрю на него, какъ съ неба свалившись.
— Да, — говоритъ онъ въ поясненіе, — я не хочу, чтобы говорили, что я попалъ леопарду въ бокъ. Для его тщеславія было непріятно, что онъ сдѣлалъ такой простой выстрѣлъ; всегда онъ хотѣлъ бытъ первымъ. Какъ онъ былъ глупъ! Но это не мое дѣло, я не буду его изобличать.
Вечеромъ, когда мы вернулись съ мертвымъ леопардомъ въ деревню, собралось много туземцевъ посмотрѣть на него. Гланъ сказалъ только, что мы застрѣлили его утромъ, и больше не хвалился этимъ. Маггіэ тоже появилась.
— Кто его застрѣлилъ? — спросила она.
И Гланъ отвѣчалъ:
— Сама видишь, два выстрѣла. Мы застрѣлили его сегодня утромъ, когда вышли. — И онъ повернулъ звѣря и показалъ ей обѣ раны — одна въ бокъ, другая въ голову. — Сюда попала моя пуля, — сказалъ онъ и указалъ на рану въ боку; въ своей ребячливости онъ хотѣлъ оставить за мной выстрѣлъ въ голову.
Не стоило поправлять его, и я такъ и оставилъ. Гланъ началъ угощать туземцевъ рисовой водкой, и каждому онъ давалъ пить, сколько кто хотѣлъ.
Не стоило поправлять его, и я такъ и оставилъ. Гланъ началъ угощать туземцевъ рисовой водкой, и каждому онъ давалъ пить, сколько кто хотѣлъ.
— Вы оба его застрѣлили, — сказала Маггіэ про себя, и однако она смотрѣла все время на Глана.
Я отвелъ ее въ сторону и сказалъ:- Почему ты все время смотришь на него? Развѣ я не стою рядомъ съ тобой?
— Да, правда, — отвѣчала она.
— А знаешь — я приду сегодня вечеромъ.
Какъ разъ, на слѣдующій день, Гланъ получилъ то письмо. Нарочный привезъ ему письмо съ рѣчной пристани, оно совершило обходъ въ 180 миль. Письмо было написано дамской рукой, и я подумалъ про себя, что, оно, вѣроятно, отъ его прежней пріятельницы, высокопоставленной дамы. Прочитавъ его, Гланъ нервно разсмѣялся и далъ посыльному лишнюю бумажку за то, что онъ его принесъ. Но это продолжалось не долго, потомъ онъ сталъ молчаливымъ и мрачнымъ, и ничего другого не дѣлалъ, какъ только пристально смотрѣлъ прямо передъ собой. Вечеромъ онъ напился въ обществѣ стараго карлика изъ туземцевъ и его сына, онъ обнималъ также и меня и хотѣлъ меня непремѣнно заставить пить вмѣстѣ съ нимъ.
— Вы сегодня вечеромъ такъ любезны, — сказалъ я.
Тогда онъ разсмѣялся очень громко и отвѣчалъ.
— Вотъ мы сидимъ здѣсь въ самой глубинѣ Индіи и стрѣляемъ дичь, не правда ли? Развѣ это не смѣшно? Такъ за здоровье всѣхъ царствъ и государствъ, за здоровье всѣхъ красивыхъ женщинъ, замужнихъ и незамужнихъ, далекихъ и близкихъ. Хо-хо! Представьте себѣ мужчину и женщину, которая дѣлаетъ ему предложеніе, замужняя женщина!
— Графиня, — сказалъ я насмѣшливо.
Я сказалъ это очень насмѣшливо, это оскорбило его, онъ взвылъ, какъ звѣрь, такъ это его задѣло. Потомъ онъ вдругъ наморщилъ лобъ, и, блеснувъ глазами, началъ раздумывать, не сказалъ ли онъ что-нибудь лишнее; такъ торжественно онъ охранялъ свою крошечную тайну. Но въ то же мгновеніе появилось нѣсколько ребятишекъ, они бѣжали и кричали:- Тигры, ой, ой, тигры! — почти у самой деревни въ кустарникѣ между селеньемъ и рѣкой на ребенка напалъ тигръ. Этого было достаточно для Глана, онъ былъ совсѣмъ пьянъ. Онъ схватилъ винтовку и бросился къ кустарнику; онъ не надѣлъ даже шляпы. Но почему онъ взялъ не охотничье ружье, а винтовку, разъ онъ былъ такой храбрый? Ему пришлось перейти въ бродъ рѣку, что было небезопасно, но, впрочемъ, рѣка бывала почти безъ воды до самаго періода дождей; минуту спустя я услышалъ два выстрѣла и непосредственно за ними еще третій выстрѣлъ. «Три выстрѣла! — по одному звѣрю, — подумалъ я, — тремя выстрѣлами цѣлый левъ былъ бы сокрушенъ, а тутъ всего тигръ». Но и эти три выстрѣла не помогли. Когда прибѣжалъ Гланъ, ребенокъ былъ уже разорванъ и наполовину съѣденъ. Если бъ онъ не былъ пьянъ, онъ не дѣлалъ бы и попытки спасти его.
Ночь онъ провелъ въ кутежѣ и пьянствѣ въ сосѣдней хижинѣ вмѣстѣ со вдовой и ея двумя дочерьми; съ которой именно — Богъ вѣсть.
Въ продолженіе двухъ дней Гланъ не протрезвлялся ни на одну минуту; онъ собралъ цѣлую компанію по выпивкѣ. Тщетно онъ уговаривалъ меня принять участіе въ попойкѣ. Онъ уже больше не обращалъ вниманія на то, что говорилъ и упрѣкалъ меня въ томъ, что я ревную къ нему.
— Ваша ревность ослѣпляетъ васъ! — сказалъ онъ.
Моя ревность! Я ревную къ нему!
— Ну, знаете, — сказалъ я, — ревновать къ вамъ! И за что мнѣ ревновать къ вамъ?
— Ну хорошо, значитъ вы не ревнуете ко мнѣ, - сказалъ онъ. — Да, между прочимъ, я былъ сегодня у Маггіэ; какъ всегда, она жевала. — Я отошелъ въ сторону, ничего не отвѣтивъ.
IV
Мы снова начали ходить на охоту. Гланъ чувствовалъ, что онъ несправедливо поступилъ со мной и просилъ у меня по этому поводу прощенья.
— Впрочемъ, все это мнѣ ужасно надоѣло, — сказалъ онъ;- я бы хотѣлъ, чтобы вы промахнулись въ одинъ прекрасный день и всадили мнѣ пулю въ шею.
Быть-можетъ письмо графини всплыло опять въ его памяти, и я отвѣчалъ:- Что посѣешь, то и пожнешь. — Онъ становился съ каждымъ днемъ все мрачнѣе и молчаливѣе, онъ не пилъ и не говорилъ ни слова, щеки у него ввалились.
Однажды я вдругъ услыхалъ смѣхъ и веселый разговоръ подъ нашимъ окномъ, я выглянулъ. Гланъ опять напустилъ на себя веселость, онъ стоялъ и громко разговаривалъ съ Маггіэ. Онъ пустилъ въ ходъ все свое искусство обольщенія. Маггіэ, вѣроятно, шла прямо изъ дому, и Гланъ подстерегъ ее. Они нисколько не стѣснялись и разговаривали подъ самымъ моимъ окномъ. Дрожь пробѣжала по всему моему тѣлу; я поднялъ курокъ своего ружья, но не спустилъ его. Я вышелъ на улицу и взялъ Маггіэ за руку.
Мы молча шли по деревнѣ; Гланъ тотчасъ же исчезъ въ хижинѣ.
— Почему ты опять съ нимъ говоришь? — спросилъ я Маггіэ.
Она ничего не отвѣчала; я былъ въ отчаяніи, мое сердце билось такъ сильно, что я едва дышалъ. Никогда Маггіэ не казалась мнѣ еще такой красивой, какъ тогда; я не видалъ никогда такой красивой, бѣлой дѣвушки, и я забылъ, что она была тамиліанка, я все забылъ изъ-за нея.
— Отвѣчай мнѣ, - сказалъ я, — почему ты разговариваешь съ нимъ?
— Онъ мнѣ больше нравится, — отвѣчала она.
— Онъ тебѣ больше нравится, чѣмъ я?
Ну вотъ, онъ ей нравился больше, чѣмъ я, хотя я свободно могъ бы потягаться съ нимъ! Развѣ я не былъ къ ней ласковъ, развѣ я не давалъ ей денегъ и подарковъ? А что онъ сдѣлалъ?
— Онъ смѣется надъ тобой, онъ говоритъ, что ты жуешь, — сказалъ я.
Этого она не поняла, и я началъ объяснять ой, что у нея привычка все совать въ ротъ и жевать и что Гланъ поэтому смѣется надъ ней. Это произвело на нее больше впечатлѣнія, чѣмъ все остальное, что я ей говорилъ.
— Послушай, Маггіэ, — сказалъ я ей потомъ, — ты должна быть моей навсегда; развѣ ты жить не хочешь? Я все это обдумалъ, ты должна сопровождать меня, когда я отсюда уѣду, я женюсь на тебѣ, слышишь, и мы уѣдемъ на мою родину и будемъ тамъ жить. Ты вѣдь этого хочешь?
И это тоже произвело на нее впечатлѣніе. Маггіэ оживилась и много говорила во время прогулки. Она лишь одинъ разъ упомянула о Гланѣ; она спросила:
— А Гланъ поѣдетъ съ нами, когда мы отсюда уѣдемъ?
— Нѣтъ, — отвѣчалъ я, — онъ не поѣдетъ. Ты огорчена этимъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчала она поспѣшно, — я рада этому. — Больше она ничего о немъ не говорила и я успокоился. Маггіэ пошла со мной домой по моей просьбѣ. Когда она ушла отъ меня нѣсколько часовъ спустя, я поднялся по лѣсенкѣ въ комнату Глана и постучался въ камышевую дверь. Онъ былъ дома; я сказалъ:
— Я пришелъ къ вамъ сказать, что можетъ-бытъ лучше завтра намъ не итти на охоту?
— Почему такъ? — спросилъ Гланъ.
— Потому что я не ручаюсь за то, что не промахнусь и не всажу вамъ пулю въ шею.
Гланъ ничего не отвѣтилъ, и я опять опустился внизъ. Послѣ такого предупрежденія онъ не рискнетъ отправиться завтра на охоту; но почему онъ подманилъ Маггіэ подъ окно и громко съ ней шутилъ? Почему онъ не ѣдетъ домой, если въ письмѣ его дѣйствительно зовутъ? Вмѣсто этого онъ все ходитъ стиснувъ зубы, и громко восклицаетъ:- Никогда! Никогда! Пусть лучше меня четвертуютъ! — но, утромъ, послѣ того, какъ я ему наканунѣ вечеромъ сдѣлалъ предупрежденіе, онъ стоялъ у моей постели и кричалъ:
— Вставай, вставай, товарищъ! Чудесная погода, нужно немного пострѣлять. А это были глупости, что вы вчера вечеромъ сказали.
Было не больше четырехъ часовъ, но я тотчасъ же всталъ и собрался, потому что онъ презиралъ мое предупрежденіе. Я зарядилъ свое ружье, прежде чѣмъ выйти, а онъ стоялъ и смотрѣлъ, какъ я это дѣлалъ. Въ довершеніе всего погода не была такой прекрасной, какъ онъ говорилъ; шелъ дождь, значитъ онъ посмѣялся надо мной лишній разъ; но я сдѣлалъ видъ, что ничего не замѣчаю и молча пошелъ съ нимъ.
Весь день мы колесили по лѣсу, каждый со своими собственными мыслями. Мы ничего не застрѣлили, мы давали промахъ за промахомъ, потому что мы думали совсѣмъ о другихъ вещахъ, а не объ охотѣ. Въ полдень Гланъ пошелъ впереди меня, какъ-будто онъ хотѣлъ предоставитъ мнѣ болѣе удобный случай сдѣлать съ нимъ то, что мнѣ хотѣлось; онъ шелъ какъ разъ передъ самымъ дуломъ ружья, но я снесъ и эту насмѣшку. Вечеромъ мы вернулись домой; ничего не случилось.
— Я подумалъ: — Можетъ-быть, онъ хоть теперь приметъ все это къ свѣдѣнію и оставитъ Маггіэ въ покоѣ.
— Это — самый длинный день во всей моей жизни, — сказалъ Гланъ вечеромъ, когда мы стояли у хижины.
Больше между нами ничего не было сказано.
Всѣ послѣдующіе дни онъ былъ въ самомъ мрачномъ настроеніи, вѣроятно все изъ-за того же письма. — Я этого не вынесу, нѣтъ, я этого не вынесу! — говорилъ онъ иногда по ночамъ, такъ что его голосъ былъ слышенъ на всю хижину. Его раздражительность доходила до того, что онъ не отвѣчалъ на самые дружелюбные вопросы нашей хозяйки, и онъ даже стоналъ во время сна. — У него что-то тяжелое на совѣсти, — думалъ я; но почему же онъ не ѣдетъ домой? Его гордость не позволяла ему, онъ не хотѣлъ быть изъ тѣхъ, кто возвращается послѣ того какъ онъ разъ былъ отвергнутъ. Я встрѣчалъ Маггіэ каждый вечеръ. Гланъ больше съ ней не разговаривалъ. Я замѣтилъ, что она перестала жевать; она совсѣмъ больше не жевала; я порадовался этому и подумалъ:- Она больше не жуетъ, недостаткомъ меньше, и я люблю ее за это вдвое! — Однажды она спросила о Гланѣ; она спросила очень осторожно: — Онъ нездоровъ? Уѣхалъ?