– Ты что, фриц?
Странно, но я не заметил акцента, несмотря на то, что мужик коверкал слова. Да и рожа у него была славянская: пшеничная борода и брови, волосы до плеч, льдистые голубые глаза.
– А ю кто?
Энджи прыснула в кулак. Я встал и проговорил:
– А ты кто? Что тут делаешь вообще?
– Желдаки, – пожал плечами он. – Живем хие.
– А чего говорите не по-русски? – поинтересовался Пригоршня.
Мужик выкатил глаза и шумно почесался, жалобно посмотрел на меня, ища ответа. Слабоумный он, что ли? Но что за птичий язык? Его нашли в лесу и вырастили на натовской базе?
– Желдаки, – промямлил он. – Пига шат!
Первый мужик уже топал к нам, прицелившись из дробовика. Пригоршня и Вик взяли его на мушку.
– А ю кто? – повторил он.
И тут у меня случился разрыв шаблона. Что за цирк? Кто эти люди? Что случилось с их мозгом после Изменения?
– Люди, – ответила Энджи. – Такие же, как вы.
Второй охотник был чернявым, с карими газами, словно подернутыми пленкой.
– Где ваш хоум? Вэа ис дом? – спросил я.
Мужики переглянулись, и русый сказал:
– Спик понятно! Желдаки!
Значит, деревня обитаема, и там живут эти дурики. Сколько их? Похоже, мужики нам удивились так же, как и мы – им. Интересно, это местных так долбануло, или они – гости из какого-нибудь пространственного пузыря?
– Пиг ушел, – развел руками чернявый. – Чужаки, гоу в гости! Тим желдак обрадуется.
– Сюр, – проговорил Вик, помотал головой и закурил трубку.
Энджи что-то лопотала и щипала себя за руку. Пригоршня потирал подбородок, чесал в затылке, сдвинув шляпу на лоб. Шнобель разинул рот.
С одной стороны, надо бы валяться со смеху, но почему-то хотелось бежать сломя голову от милых неандертальцев. С чего бы? Они забавные, веселые и на вид глуповатые. Агрессию я чую, эти настроены дружелюбно, радуются нам. В чем подвох?
Уж не собираются они нас съесть вместо того кабана? Русоволосый таращился на Энджи, не выдержал и спросил:
– Мэн?
– Гёрл! – ответила она, мужики переглянулись. Слова такого не знали, что ли?
– Гоу ту Желдаки! – чернявый развернулся и зашагал к дороге, опустив ствол. Светловолосый все еще разглядывал Энджи, будто перед ним не девушка, а инопланетянин. Они что, баб никогда не видели?
– Что делать будем? – Пригоршня задрал голову, глядя в сереющее небо. – Вечереет. Пойдем с ними?
– Мне что-то не хочется, – дохнул в ухо Шнобель. – Не нравятся они мне.
Вик пророкотал:
– А я бы принял предложение. Мы плохо спали, вымотались, Энджи, вон, еле на ногах держится. Хоть выспимся в человеческих условиях, силы восстановим.
– Ты сможешь спокойно спать? – Шнобель от возмущения подвигал носом. – Я – нет.
– А я бы пошел, – вздохнул Пригоршня и мечтательно зажмурился. – И ночлег искать не надо, и горячего дадут пожрать.
– Кто о чем, а вшивый о бане. Вик, Энджи, что скажете?
Вик почесал бровь, воззрился на местных, замерших поодаль, выпустил облако дыма:
– Можно, но доверять им не стоит. Идем.
Мужики шагали, размахивая руками и переговариваясь на смеси русского и английского. Русоволосый обернулся:
– Ви думали, ват большой писец, все люди дай. Люди лив! Хау мэни людей лив?
– Семь миллиардов, – проговорил Вик – мужики чуть не споткнулись, замерли и шли уже медленнее, переваривая информацию.
Мы еще раз пытались обменяться сведениями, но мало что поняли, а они – и подавно. Ясно одно: местные считают, что Желдаки были всегда, мир погиб, а они – дети, обласканные богом, то есть Зоной. Пару раз к ним приходили посланники, говорили, как и мы, непонятно. И вся информация. От души немного отлегло: перед нами дурковатые поселенцы, а не клан, который со всеми воюет и потому перебрался в такую глушь.
Вскоре показались Желдаки: массивные деревянные ворота, забор из огромных бревен. Не современное поселение, а обиталище древних славян. Чернобородый постучал в ворота и крикнул:
– Опэн дверь!
Я покосился на Энджи: она порозовела, глаза заблестели – происходящее забавляло ее. И слава богу. Все-таки Вик прав, и нам необходима передышка. Ничего, немного потерпим папуасов, пидждин-инглиш освоим. Поедим, если повезет, в баньке попаримся, терпеть не могу ощущение грязного тела.
Створки ворот отодвигали два бородатых мужика в лаптях, но современных камуфляжных костюмах. Один из них споткнулся, и тюбетейка сдвинулась набок, обнажив огромный шрам над левым ухом. Мужик тотчас вернул ее на место, будто стеснялся травмы. Его товарищ был могуч, седовлас, и напоминал Льва Толстого.
Завидев нас, желдаки воздели руки и замерли с блаженными лицами. Потом оба уставились на Энджи:
– Странный мэн. Мутант?
Энджи оторопела, замерла и посмотрела на Вика с надеждой – она понятия не имела, что они говорят. Зато я, кажется, догадался. Встречать нас высыпало все население Желдаков – человек тридцать бородачей средних лет, или длинноволосых, или в банданах, столпились возле срубов, воздели руки – приветствуют нас. В глазах – восторг, на лицах – радость. И ни одной женщины. Таки да, баб они, похоже, не видели никогда. Казалось, что мы попали в поселение староверов, только храма не хватало.
Близость аномалий и мутантов Энджи переносила спокойно, а вот три десятка мужиков, уставившихся то ли с вожделением, то ли с удивлением вывели ее из себя, и она вцепилась в руку Вика. Пришлось успокаивать:
– Энджи, не волнуйся, у них в деревне просто нет женщин…
– Вот ис женщин? – спросил караульный со шрамом.
– Эй эм женщина… Я – женщина. Понятно так?
Седой расхохотался:
– Ин Зона файв лет! А ю си мутантов женщин? Хи может спик!
Пригоршня заржал:
– Они думают, что Энджи – мутант!
Седой кивнул на нее:
– Он мирный?
Чернявый, что привел нас сюда, сказал, оттесняя его:
– Ес! Энд умный.
Разорванный шаблон продолжил рваться на еще более мелкие куски. Точно Вик все охарактеризовал – сюр. Они ж ведут себя, как дети, и до сих пор живы! Не поверю в «дуракам везет», тут какая-то тайна.
– Лук лайк человек! – сказал чернявый и указал на деревянную постройку, расположенную возле забора, позади хижины. – Ваш хоум.
Если б не печная труба, она напоминала бы стойло для коров.
Всего в деревне я насчитал шесть домов вдоль дороги, которая упиралась в избу побогаче, с флюгером и резными ставнями. Деревянная крыша была сделана в форме купола. Это что же, храм местных старообрядцев?
– Тим Желдак! – воскликнул наш светловолосый проводник. – Гоу!
Мы двинулись по ровной грунтовке, видно было, что желдаки следят за чистотой и порядком, и дорогу постоянно выравнивают.
Возле каждого дома была будка; собаки, что удивительно, не мутировали, – обычные дворняги с хвостами-бубликами, как у лаек. Вдоль забора тянулись хозпостройки, где мычали, блеяли, кудахтали и кукарекали. Островок, блин, исконно-русского с вкраплениями англицизмов.
Вся толпа плелась за нами, и от этого становилось неприятно. Они напоминали зомби, живых зомби с глазами идиотов, будто подернутыми пленкой, и блаженными улыбками. Казалось, если рванешь вперед, они ломанутся за тобой, повалят, растерзают и будут пить кровь, все так же улыбаясь.
Поднимаясь по ступенькам в обитель то ли местного бога, то ли главного желдака, я сжимал винтовку, поражаясь беспечности местных. Вдруг мы пришли их грабить?
Так, вооруженные до зубов, мы миновали прихожую и, не разуваясь, ввалились в просторную светлую комнату с русской печью и самодельным подобием трона, где восседал Тим. Из-под банданы выбивались рыжеватые жидкие волосы, подбородок плавно переходил в заплывшую жиром шею, место, где он должен находиться, обозначала аккуратно подстриженная пегая бороденка. Странно, но они все здесь либо носили банданы и кепки, либо отращивали волосы.
На Тиме была просторная рубаха цвета хаки, облегающая тюленеобразное туловище. Штаны ему жали в причинном месте, и он сидел, широко разведя колени.
Водянистые голубые глаза смотрели насмешливо. Похоже, он – единственный, кто в Желдаках сохранил рассудок.
– Добрый вечер, – проговорил я.
– Хэллоу, – ответил он, рассеивая надежды на его вменяемость. – Сит даун, пожалуйста. – Тим указал на дубовый стол в окружении пяти стульев.
Энджи с удовольствием присела, положив пистолет-пулемет на колено дулом к гостеприимному хозяину, и откинулась на спинку стула. Пригоршня спикировал рядом, придвинулся, смотрел томно и вздыхал. Шнобель скрестил руки на груди и нахохлился. Вик плавно опустился по другую сторону от Энджи. Я остался стоять, подперев дверной косяк.
– Ду ю вонт перекусить? – спросил главный желдак.
– Дуй. Дуй. Чего уж там. Перекусить, говоришь? – улыбнулся Пригоршня. – Было бы неплохо.
Не успел он проговорить, как из соседней комнаты появились незнакомые мужики и принялись накрывать на стол. Запахло жареным мясом. Вспомнилось, как желдаки загоняли свинотавра, и аппетит пропал. Он же мутант, наполовину человек. Неужели они его потом будут есть? Вдруг и вот это мясо – человечина. Что мы знаем о желдаках? Да ничего.
– Чье это мясо? – спросил я, указав на тарелку. – Какой зверь убит?
– Свинья, – ответил Тим.
– Обычная? – я руками в воздухе нарисовал силуэт свиньи. – Или лесная? – изобразил свинотавра.
– Симпли свинья.
Ответ желдака меня удовлетворил, свинотавра они называли на английский манер – пиг, к тому же, когда мы проходили мимо сараев, там хрюкали свиньи.
Желдак воссел во главе стола и принялся накладывать еду в огромную миску. Это было удивительно, но он сожрал половину всего, что принесли, и во время трапезы сохранял торжественное молчание. Потом мы в тишине и покое испили чаю, и лишь потом барин изъявил желание общаться, спросил нас, не возражаем ли мы, если односельчане послушают, что мы расскажем о большом мире.
С аборигенами говорить – то еще испытание. Отправив Энджи отдыхать, мы с Пригоршней и Шнобелем уселись на крыльце нашего сарайчика и, окруженные толпой зевак, принялись байки баять. Народ не понимал русский язык и постоянно переспрашивал, пришлось подключить жесты. Пригоршня радовался от души, впрочем, как и местные.
Рассказывал в основном я, поскольку мог при необходимости заменить русское слово английским. Шнобель, как оказалось, был не силен в иностранных языках и по большей части отмалчивался. Болтая, я останавливал взгляд то на одном лице, то на другом, пытался сообразить, что не так с этими людьми. Дурачки – да, но что их такими сделало? Тим, вон, тоже на дебила похож. Как они не вымерли? У них даже инстинкт самосохранения отсутствует!
Где они берут патроны и оружие? С этим, как понял, у них проблем нет. Что за таинственные посланники богов?
Рассказав о мире вовне, я перешел в наступление и начал выяснять, что мне интересно. В итоге оказалось, что посланники похожи на нас, добрые, честные – так Тим говорит. Приходят и помогают, иногда приводят отбившихся, и они становятся желдаками. Местные изучили каждый метр Зоны до самого Ядра, куда нельзя ходить, потому что это святая святых. Ядро, как я понял, именно то место, куда мы собираемся. Тим пообещал выделить нам проводника, в обмен он хотел налобные фонари и патроны. Мы сочли это справедливым.
Из длинной беседы я понял немногое: желдаки вступили в контакт с какой-то группировкой, и сталкеры навешали им лапши на уши, что-де они посланники, служите нам верой и правдой – деревенские и рады стараться. Осталось непонятно, кто такие «отбившиеся». Такие же дурики с искаженным сознанием? Откуда сталкеры их берут? Находят ближе к центру Зоны? Но почему они выживают? Что-то тут нечисто. А еще меня беспокоило то, что желдаки либо не помнили своего прошлого, либо игнорировали мои вопросы о своей жизни до Зоны.
После того, как решим свои проблемы, следует обязательно сюда наведаться и разобраться, что к чему.
Попарившись в баньке, мы, расслабленные и довольные, уже поздним вечером под присмотром двух желдаков направились в свой сарай. Одним из соглядатаев оказался встретивший нас лысый мужик со шрамом над ухом.
Образец тактичности Пригоршня не удержался и провел пальцем от виска до затылка:
– Мужик, а что это с тобой было? Шрам откуда?
Желдак даже головы не повернул, топал себе дальше, я пихнул напарника локтем в бок, он отпрыгнул и возмутился:
– Ну чего еще?!
– Помолчи, а?
Наш жилой сарай внутри напоминал тюремную камеру: на скорую руку сколоченные нары, пахнущие сыростью одеяла и полосатые матрасы, явно украденные на казенном складе. Энджи уже спала, и мы выключили фонарики. Пригоршня плюхнулся на кровать, зашуршал, ища удобную позу. Шнобель лег бесшумно, вытянулся и проговорил:
– Мне они очень не нравятся. Предлагаю оставить дежурного на ночь.
– Само собой, – согласился я. – Я дежурю первым, ты – вторым, затем Пригоршня, Шнобель последний. Так устраивает?
Никто не стал возражать. Проснулся я ближе к утру – за маленьким окошком серело небо – от странных звуков, будто щенок скулит. Вскоре до меня дошло, что это плачет Энджи – безнадежно и отчаянно. Расстеленный на полу спальник Вика пустовал, видимо, дядюшка вышел покурить на порог.
Перевернувшись на другой бок, я попытался уснуть, но не смог. Не люблю сентиментальных людей, но сейчас я готов был обнять Энджи, гладить ее по волосам, говорить, что все будет хорошо, мы найдем нужный артефакт, и она выздоровеет. Здравый смысл напоминал: не просят – не делай. Скорее всего, девушка стесняется своей слабости.
Заскрипела ее кровать, донеслись легкие шаги, и я понял, что она стоит надо мной, тихонько всхлипывая. Стоит и смотрит, и кусает губу. Или кажется? Или она пришла перерезать мне глотку?
Чуть приоткрыв глаза, я опять перевернулся – девушка метнулась к двери, убедилась, что я сплю, и вернулась в кровать, но не легла, сидела, ссутулившись, обхватив себя руками, и продолжала смотреть. Наверное, такие взгляды у женщин, провожающих любимых на войну. Н-да, только этого мне не хватало. Что там Патриот говорил? Рассорит нас девка.
Скрипнула дверь, в затхлый воздух ворвалась утренняя свежесть, и я сомкнул веки – Вик вполне мог догадаться, что я симулирую.
– Чего ты раскисла? – прогудел он. – Поспи лучше, силы нам понадобятся.
Энджи легла и затихла, Вик зашуршал, донесся недовольный вздох разбуженного Шнобеля. Наступил его черед дежурить. Незаметно для себя самого я провалился в сон.
Второй раз проснулся от того, что кто-то словно шептал мне в ухо: «Просыпайся, несчастье. Вставай». Открыл глаза. В комнате было серо. Храпел Пригоршня. Посапывал Вик. Энджи скрутилась клубком и обхватила колени.
Глянул на ПДА: двадцать минут шестого. Подъем планировался на шесть. Где Шнобель? Смолит на улице? Я глянул на его кровать и обалдел: не было его вещей. Сбежал? Что-то не верилось, шестое чувство подсказывало: Шнобель в опасности.
Не сдержавшись, выругался. Пригоршня сел, свесив ноги с кровати, вытаращился на меня. Вик потянулся и зевнул. Энджи укрылась одеялом с головой.
– Шнобель пропал, – сказал я.
Вик вскочил, заходил по комнате, потирая подбородок, и воскликнул:
– Энджи, карта…
Девушка высунулась из-под одеяла, взглянула удивленно.
– Карты нет! – крикнул он. – Посмотри, наверняка он украл карту… Ты понимаешь меня или нет?
Удивление на лице девушки сменилось испугом. Посидев немного, она полезла в рюкзак, где лежала ее свернутая куртка.
– Блин, нету, – пролопотала она и глянула на Вика вопросительно.
– А я думал, что он исправился, – обиженно проговорил Пригоршня.
– Он наемник, – объяснил я. – А наемник преследует в первую очередь собственные интересы и, если это будет выгодно, продаст лучшего друга, а нас – и подавно.
– Все равно не верю, – сказал Пригоршня. – Нормальный он мужик, не мог он так!
Пригоршня расстроился, как ребенок, приятель которого перестал с ним дружить, потому что у него нет велосипеда, а у соседского мальчишки есть. Понимаю, неприятно, хреново, что карту украли, но я ведь пометил маршрут в ПДА. Да, у нас нет предупреждений, где аномалии и мутанты, зато появился проводник из местных.
– Я ведь не один делал пометки на карте ПДА? – поинтересовался я.
Все промолчали, это и так было понятно.
– Все равно не верю, – пробурчал Пригоршня и выскочил на улицу.
Я достал свой ПДА, он должен показать, жив ли Шнобель, и где он сейчас. У желдаков ПДА не было, и, следовательно, они не обозначались никак. Вот три зеленых точки – мой поредевший отряд. Четвертая мигала в полутора километрах от нас – не успел Шнобель далеко уйти, и если постараться, можно его догнать. Но есть ли в этом смысл?
Одно меня удивляло: да, Шнобель шкура и предатель, но он далеко не идиот. В Зоне после Изменения смертельно опасно, даже с картой ходить в одиночку самоубийственно.
С улицы, нахохлившись, вернулся Пригоршня, взял меня за руку и потащил из хижины. Вид у него был, как у заговорщика перед покушением на президента.
Я улыбнулся Энджи и вышел за дверь. Пригоршня воровато огляделся и достал из кармана нож Шнобеля, который ни с чем невозможно спутать, вложил мне в ладонь.
– Вон там лежал, в траве. Шнобель ни за что его бы не бросил. Не предавал он нас.
– Делай вид, что ничего не случилось. И, пожалуйста, молчи, во всем со мной соглашайся.
– Ладно.
Закралась мысль, что и Энджи верить не стоило, но я прогнал ее, распахнул дверь, готовый в любую минуту выхватить пистолет. То, что Шнобеля подставили Вик и Энджи, сомнений не вызывало. Только вот что с ним? Жив ли? Кто его выкрал?
Никто не стал в меня стрелять. Значит, мы с Пригоршней еще актуальны. Но едва придем на место, от нас избавятся.
– Мы посовещались и решили догнать Шнобеля, пока он далеко не ушел. Уж очень ценный у него предмет.
Как и предполагал, Вика такой поворот событий не устроил:
– Думаю, смысла нет. Полдня-день потратим, а нам еще минимум сутки идти. Да и вдруг он вас пристрелит?
Пригоршня не удержался:
– Нас? Ха! Он не настолько опытный сталкер. Хотелось бы спросить, кто его нанял?