– Проходи, дядя, – сказала Аня осторожно, – я по субботам не подаю.
– А зря, – сказал бомж голосом Зюзи, – тем более что сегодня вообще вторник.
Он сел на другой край скамейки и прикрылся панамой, которая когда-то была, очевидно, пошита из джинсовой ткани. Издалека казалось, что он закемарил на солнышке. Аня повернулась к нему вполоборота и напряженно ловила тихие слова:
– Лис в больнице, – говорил Зюзя, – вчера напали на него четверо в подворотне. Он отбился, конечно, но здорово его потрепали. Видно, что серьезные люди.
– Чего хотели? – спросила Аня, едва разжимая губы.
– Хотели по-тихому его куда-то увезти, потому и стрелять не стали. А так бы ему кердык пришел…
– Думаешь, Басаргина ищут? – спросила Аня.
– Фамилий не называй, – прошипел Зюзя, – черт его знает, кто такие. Может, за прошлое Лису кто мстит.
– Тогда бы они его на месте положили, – возразила Аня.
– И то верно, – согласился Зюзя. – Я так думаю, вряд ли могли нас те сдать, кто Басаргина захватил. Скорей всего, этот рыжий электронщик сразу же побежал стучать. Ох, не надо было его отпускать…
– Мы же не убийцы… И вообще может Басаргин сам с ними сговорился, деньгами откупился, а за это они ему нас сдать решили… в качестве бонуса.
– Тоже может быть, – уныло сказал Зюзя, – слушай, а тогда все сходится. Потому как они нас по деньгам выследили. Лис деньги с того номерного счета на свой перевел, тут они его и прихватили, как он из банка вышел. В общем, я из города сматываюсь. На некоторое время на дно залягу. Я к тому говорю, что про деньги те ты забудь, не суйся в банк, а то схлопочешь. Так-то они про тебя ничего знать не могут.
– Тот рыжий видел, что я с вами…
– Ну, мало ли… В общем, я тебя предупредил, а там уж как знаешь… Пока.
И Зюзя исчез, как не было. Вот только что сидел на скамейке – и нет его, даже запаха не осталось.
Аня посидела еще пять минут, напряженно размышляя.
На нее напали в подворотне, пытаясь отнять сумку, затем украли по ошибке чужую, после чего она обнаружила, что в квартире у нее кто-то побывал. Причем человек явно непростой, ее замки откроет только крутой профи.
Если бы это связано было с прошлой операцией, то зачем квартиру обыскивать? Напали бы, как на Лиса, увезли бы куда-нибудь за город. А так ее преследуют, ищут что-то…
Логичнее считать, что ищут ладанку, а те, кто напал на Лиса, ее пока не нашли. Потому что тот счет, на который перевели им деньги, Аня еще не трогала. Откровенно говоря, она про него пока забыла. Но это не значит, что ей деньги не нужны. Так что совету Зюзи она не последует. Как это – не трогать те деньги? А жить на что? Зря, что ли, она без малого две недели в том лагере проторчала, полную дуру изображала, рожу синяками изрисовывала, чтобы мужики не лезли? Всякий труд должен быть оплачен, это теперь каждый знает…
Но попадаться тоже не хочется. Очень не хочется. Ну, на такой случай есть Аська.
Аська жила в том же доме, что и они с Агнией, и была компьютерным гением. Без ноутбука ее никто не видел, она с ним не разлучалась ни во время обеда, ни в ванной, и на ночь, как подозревали подруги, клала его под голову вместо подушки. Аська могла делать такие вещи, которые простому программеру и не снились. Так что выцарапать деньги со счета ей что чихнуть.
Уже не скрываясь и не петляя, как заяц, Аня села в маршрутку и отправилась домой. К Аське она явилась без звонка – та скажет, что занята, что много работы, что лучше, если Аня придет завтра, послезавтра, через неделю.
Аська всегда работала, потому что на ней висела большая семья – муж, двое близнецов-второклассников, Сашка и Машка, двоюродная тетка мужа, тетя Дуся, да еще собаку недавно завели – джек-рассел-терьера по кличке Мартин.
Дверь открыл Сашка.
– Привет! – Аню он отличал от всех взрослых, поскольку она показала ему некоторые приемчики, чтобы поразить приятелей и отбиться от некоторых слишком нахальных старшеклассников.
Не давая ей опомниться, Сашка тут же бросился на нее, сделал обманный финт, хотел заломить руку, но Аня ловко перекинула его через себя и подхватила, чтобы не шлепнулся слишком сильно.
– Класс! – выдохнул Сашка, когда она поставила его на пол. – Научишь, Ань?
– Подрасти маленько, – серьезно ответила Аня, – зарядку по утрам делаешь?
– А то, – также серьезно ответил Сашка.
– Ань, а ты по делу или просто так, в гости? – спросила Аська, не отрываясь от компьютера.
– Ясно, по делу, – сказала Аня и положила прямо на клавиатуру полоску бумаги. – Можешь деньги со счета перевести так, чтобы никто не узнал, куда они ушли, и никто меня не вычислил?
– Так уж и никто, – усмехнулась Аська.
– Никто, – твердо ответила Аня.
– У тебя неприятности? – тут же отреагировала Аська, при внешней рассеянности она соображала очень даже неплохо.
– Не то чтобы… но ты сделай все как надо.
– Постараюсь, – Аська посерьезнела. – Мне и самой неприятности не нужны.
Аськины пальцы забегали по клавиатуре.
– Так… вот мы перебросили их в какой-то банк на Тайване… а теперь – в отделение Сбербанка в Новоржеве, вот они удивятся, если успеют… нет, не успели удивиться, денежки уже в Гонолулу… теперь – в Каракасе… теперь – в Кингстоне…
– Кингстон – это где? – поинтересовалась Аня.
– Не знаю, но где-то очень далеко. А тебе не все ли равно?
– Да, в общем, все равно…
– Ну, так тогда не отвлекай… ага, теперь они в Бишкеке… теперь – в Самарканде… ну все, теперь у тебя счет совершенно в другом банке, и почти невозможно определить, откуда эти деньги появились. Не отследить, в общем.
– Ну, спасибо, подруга!
– Заходи, если что, – машинально ответила Аська, вперившись взглядом в экран и самозабвенно молотя по клавишам. – Пока-пока…
Агния внимательно оглядела себя в огромном, до пола, зеркале в барочной бронзовой раме и удовлетворенно улыбнулась. Вид в зеркале был неплох на самый взыскательный взгляд. Хорошо, что не пожалела денег и купила это платье в прошлую свою поездку в Брюссель. Сидит отлично – с фигурой у нее все в порядке, ничего лишнего, скорее наоборот. И волосы уложила мастер очень хорошо. Вот бы только убрать с лица это выражение вечной озабоченности, тогда исчезнет крошечная морщинка на переносице.
Она отвернулась от зеркала и пошла к широкой мраморной лестнице, где ожидал ее господин Солуянов. Не друг, не партнер – работодатель. Уже почти год Агния работала наемным директором в его фирме, торгующей антиквариатом и произведениями искусства. Взял он ее на работу после того, как прежнего ее шефа, Антона Борового убили в Венеции из-за старинного бронзового кубка[1].
Андрей Солуянов известен был в антикварных кругах как человек, создавший свой бизнес, мягко говоря, не слишком честно, что называется, не в белых перчатках. Однако теперь он остепенился и тщательно следил за репутацией своей фирмы. Он стал законопослушным гражданином и ответственным бизнесменом.
В принципе работалось Агнии с ним неплохо, только очень напряженно. Так что откуда лишнему в фигуре взяться, когда всю неделю крутишься как белка в колесе. Иногда и в выходные приходится работать. Или вот как сегодня – вроде бы она тут не по делам, но с большим удовольствием провела бы время за ужином с подругой Анькой. Что-то у нее там для Агнии есть, вот уж удивительно, вроде бы Анька с антикварным бизнесом никак не связана.
В глазах Солуянова при виде Агнии отразилось некоторое одобрение – не стыдно с ней показаться на людях, это точно. Она сдержанно улыбнулась ему, просто чтобы соответствовать моменту – красивая женщина в красивом интерьере подходит к солидному, прилично одетому мужчине. Он в ответ улыбаться не стал – повернулся и пошел вперед по лестнице, даже руку не подал.
Все ясно – не хочет, чтобы их деловые отношения переросли в нечто большее. Да Агнии такое и в голову бы не пришло, он ей совершенно не нравится. И вообще заводить роман с собственным работодателем – это очень дурной тон.
А заставлять даму плестись за собой, как козу на привязи, – это форменное хамство. Ну, что уж тут поделаешь, надо принимать их такими, какие есть, не пытаясь переделать и ничего им объяснить, они все равно не поймут, как говорил когда-то дед про современных деловых людей.
Как обычно, вспомнив про деда, Агния почувствовала, как защемило сердце. Эх, деда, как же мы хорошо жили с тобой…
Отец Агнии рано умер от болезни сердца, которая, к счастью, не передалась Агнии. Дед, овдовев, очень привязался к внучке и часто брал ее к себе. Сначала на выходные и на каникулы, потом, окончив школу, Агния просто переехала к нему. Мама не слишком хорошо относилась к деду, но Агнию отпустила с радостью, потому что к тому времени снова вышла замуж.
Дед научил Агнию разбираться в антиквариате, потому что сам имел большую коллекцию, он убедил ее поступать на искусствоведческий факультет, и она никогда не жалела, что выбрала эту профессию. И все шло прекрасно, она уже работала, делала карьеру, ее знали уже не только как внучку коллекционера Иволгина.
И вот, два с половиной года назад, в самый страшный для Агнии день, позвонила соседка – дверь у них одна открыта, а вторая – всего на один замок. Она, мол, стучит, звонит – никто не отзывается. И вот когда Агния на трясущихся ногах вошла в квартиру, то увидала на полу деда в луже крови. Он был уже остывшим, а кровь впиталась в ковер, отчего ворс стал коричневым.
Полиция подозревала обычное ограбление, но в квартире, где было множество ценных вещей, ничего не пропало. Еще полиция выяснила, что, судя по замкам, хозяин сам впустил в квартиру своего убийцу. Орудие убийства, тяжелая бронзовая лампа, валялось тут же, рядом с телом деда. Подставка лампы представляла собой пьедестал, на котором стояли три бронзовые грации, они держали в руках перевернутую бронзовую же раковину, из нее выходил длинный штырь, на котором, собственно, и держался абажур. Агнии никогда не нравилась эта лампа, ей казалось, что лица у граций надменные и злые. Хорошо, что лампу забрали как улику, Агния не смогла бы держать ее дома.
Убийцу так и не нашли, дело закрыли, и с тех пор Агния стала другим человеком. У нее нет семьи, потому что с мамой они разошлись уже давно, а мужчина, с которым встречалась она до смерти деда, как-то испарился из ее жизни, и Агния заметила это не скоро. Сейчас даже имя его не сразу вспоминает.
Так с тех пор она одна. Никто толком не нравится, да и все время отнимает работа.
Вот и сегодня Солуянов вдруг вспомнил, что непременно нужно ему идти на прием по случаю вручения Русскому музею коллекции жившего в Аргентине русского по происхождению коллекционера и мецената господина Литвинова.
Литвинов был очень богатым человеком, он собрал большую коллекцию русского искусства – картины, мебель, золотую и серебряную посуду, церковную утварь. Теперь, будучи в очень преклонных годах, он пожелал передать коллекцию российскому музею.
Прием был назначен в Мраморном дворце – шикарные интерьеры, приглашена едва ли не вся культурная элита Петербурга. А также люди, имеющие отношение к антиквариату – коллекционеры, хозяева торговых фирм.
Солуянов с собой взял Агнию, потому что она может быть ему полезна. Мало ли, какие люди тут будут – вдруг наметится очередная сделка. И вообще – походить, послушать разговоры и последние новости, возобновить кое-какие полезные знакомства. Все это никак не может сделать его нынешняя любовница Лика – типичная блондинка с круглыми голубыми глазами и пятым размером бюста. Дура жуткая, но безобидна, к Агнии не цепляется, даже советуется иногда, можно ли к зеленому платью надеть розовые туфли.
Так что вовсе незачем господину Солуянову нарочито морщиться, Агнию он совершенно не интересует как мужчина.
Тут Солуянов кого-то увидел в дальнем конце холла и, ни слова не говоря, оставив Агнию, устремился к своему знакомому.
Это опять было откровенное хамство, но Агния взяла себя в руки и пошла вперед с невозмутимым видом.
Все потихоньку продвигались в зал, где должна была состояться торжественная церемония передачи коллекции. Агния то и дело встречала своих знакомых, здоровалась с ними, обменивалась последними новостями из мира антиквариата.
Церемония проходила в личных покоях великого князя Константина Константиновича Романова, члена Российского Императорского дома, известного поэта, переводчика и драматурга Серебряного века, публиковавшего свои многочисленные произведения под скромным псевдонимом К. Р.
Агния оживленно оглядывалась по сторонам – ей нечасто приходилось бывать в этих роскошных покоях, и она с профессиональным интересом разглядывала великолепный интерьер в стиле позднего классицизма.
Ведущий церемонии, один из заместителей директора Русского музея, крупный, полный человек, чем-то напоминающий медведя-коалу, поднялся на возвышение в центре зала и призвал присутствующих к тишине.
– Все вы знаете, по какому поводу мы сегодня собрались. Выдающийся меценат и коллекционер Федор Васильевич Литвинов сделал нашему музею удивительно щедрый дар – он передал ему свою уникальную коллекцию русской живописи и прикладного искусства. К сожалению, сам господин Литвинов не смог приехать в Россию по состоянию здоровья, поэтому мы не можем лично выразить ему нашу благодарность за этот дар. Вместо него мы сегодня рады приветствовать близкого друга господина Литвинова, его доверенное лицо и хранителя коллекции Михаила Викентьевича Белоцерковского…
Чиновник захлопал, повернувшись к высокому, представительному пожилому человеку с благородной сединой, который поклонился присутствующим и тоже поднялся на возвышение под дружные аплодисменты присутствующих.
При виде этого человека в душе Агнии шевельнулось какое-то смутное воспоминание. Ей показалось, что она когда-то его видела, но где и когда, не могла вспомнить.
– Дорогие друзья, – проговорил пожилой господин чуть задыхающимся голосом. – Я принимаю ваши аплодисменты не на свой счет, а на счет моего дорогого друга. Федор Васильевич долго ждал этого дня, он хотел сам прилететь в Петербург и лично передать музею свою коллекцию. Увы, здоровье Федора Васильевича ухудшилось, и врачи не позволили ему совершить такое дальнее путешествие, поэтому он попросил меня заменить его в этот радостный день.
Он сделал небольшую паузу, обвел присутствующих взглядом и продолжил:
– Как и он, я считаю, что каждое произведение искусства должно принадлежать тому народу, который его создал, и с удовольствием передаю коллекцию господина Литвинова в дар этому прекрасному музею. Эта коллекция очень велика, Федор Васильевич собирал ее всю свою жизнь, поэтому мы не можем продемонстрировать всю ее присутствующим, передача коллекции начнется завтра и займет довольно продолжительное время. Но сегодня, в качестве символического жеста, я хочу вручить господину Свентицкому, представляющему здесь Русский музей, два предмета из этой замечательной коллекции, символизирующие два ее основных раздела – русское изобразительное и декоративно-прикладное искусство…
С этими словами пожилой господин повернулся к молодому человеку, стоявшему за его спиной, взял из его рук картонную коробку и достал из нее небольшую картину в серебристой раме и богато украшенный позолоченный кубок. Он бережно протянул эти предметы сотруднику музея и хотел еще что-то добавить, но музейщик перехватил у него инициативу:
– Позвольте сердечно поблагодарить вас за этот бесценный дар! Большинство присутствующих в этом зале так или иначе причастны к миру искусства и смогут оценить его по достоинству. Ведь перед нами, несомненно, одна из поздних работ великого Карла Брюллова, выполненная им в сороковые годы девятнадцатого века, а этот кубок, я думаю, вышел из мастерской Павла Щербинина, выдающегося ярославского золотых дел мастера середины восемнадцатого века, чьи работы достойны украсить коллекции лучших музеев мира…
Агния заметила в глазах пожилого господина удивление, ей показалось, что он хотел возразить, но передумал. Они с музейщиком обменялись вежливыми речами, на чем торжественная часть церемонии закончилась. Дары аргентинского коллекционера поставили на золоченый столик в парадном углу, чтобы все присутствующие могли ими полюбоваться, и по залу засновали официанты с шампанским и легкими закусками.
Агния подошла к столику с экспонатами, чтобы проверить свои соображения.
Здесь же, около этого столика, стоял представитель мецената, с кем-то вполголоса разговаривая. Увидев Агнию, он отвернулся от своего собеседника и приветливо улыбнулся ей:
– А вы, милая девушка, тоже интересуетесь искусством?
Агнии не очень понравилось такое обращение, ей захотелось показать этому самоуверенному господину, что она – не просто «милая девушка», но и настоящий профессионал.
– Я хотела посмотреть на эти экспонаты вблизи, чтобы проверить свои сомнения.
– Сомнения? – с интересом переспросил пожилой господин, и брови его высоко поднялись. – Какого же рода сомнения? Надеюсь, вы не сомневаетесь в подлинности этих экспонатов?
– Разумеется, нет. Я хотела проверить сомнения в словах представителя музея, – пояснила Агния. – Мне кажется, он захотел показать свою эрудицию и попал пальцем в небо.
– Что вы говорите? – В голосе старика Агнии послышалась насмешка, и она продолжила: – Для начала, эту работу Карл Павлович Брюллов создал не в сороковые годы, а значительно раньше, предположительно в конце двадцатых. Конечно, для более точной атрибуции нужно больше времени, но вы видите, что на этой картине изображена Неаполитанская бухта, значит, она создана в то время, когда Брюллов находился в Италии, как пенсионер Общества поощрения художников. А что касается этого кубка, – Агния показала на позолоченный сосуд, – то, во‑первых, это не кубок, а потир, драгоценный церковный сосуд для освященного вина, созданный по образу чаши, переданной Христом на Тайной вечере своим ученикам. Во-вторых, насколько я могу судить, этот потир изготовлен не в ярославской мастерской Павла Щербинина. Я почти не сомневаюсь, что это работа тульского золотых дел мастера Порфирия Зотова. Зотов был выдающимся мастером, он создавал для своих изделий удивительные рисунки, прекрасно владел искусством перегородчатой эмали. Он создал несколько уникальных сосудов – кубок-аклей, сосуд, чаша которого имеет форму цветка водосбора. Все произведения Зотова отличаются виртуозным исполнением, переменчивой игрой золотых и серебряных деталей, эмали и самоцветных камней. На данный момент известно двадцать шесть изделий, несомненно принадлежащих его мастерской, но я почти уверена, что этот потир – его двадцать седьмое изделие.