Но я видел: мозг не умер… Я взялся за лечение, проводил сеансы ежедневно. На третий день сказал: «Через две недели он придет в сознание». Так и вышло. Я продолжал лечить. «Через неделю он заговорит». В назначенный срок мальчик обрел дар речи. Так я прогнозировал — и все выходило по-моему.
Долго рассказывать не буду. Мальчик выздоровел. Я много лет поддерживал связь с его семьей. Он начал заниматься спортом, играл в футбол, с годами вымахал под два метра ростом. Мощный, здоровый парень. И умный.
«Мозг умер» — скажут ведь такое!..
Порой целительская практика приводила к тому, что у меня появлялись ученики. Как-то обратилась ко мне супружеская пара из Каунаса: «У нашего сына миопатия. Он не ходит, только сидит, действует одна рука…» Миопатия — тяжелое заболевание. Поражает оно преимущественно мальчиков, проявляется в раннем возрасте: мышцы разрушаются, уменьшается их масса, нарастает слабость. В результате — ранняя смерть, в возрасте около двадцати лет, — из-за остановки сердца или дыхания.
Я могу помочь только тогда, когда организм имеет основу для выздоровления. В этом случае основы не было… Я лечил мальчика на расстоянии, потом стал приезжать в Каунас. Были некоторые улучшения, но кардинального выздоровления не случилось. Больной угасал… При близком знакомстве с его родителями я обнаружил, что у них есть экстрасенсорные способности, они могли оказывать на сына целебное воздействие. Я сказал: «Вы должны стать целителями. Вы можете эффективно поддерживать силы мальчика и продлить ему жизнь». И учил их тому, что знал сам.
Именно благодаря этим людям я познакомился с человеком, встреча с которым произвела на меня глубокое впечатление.
Однажды, в один из моих приездов в Каунас, мои знакомые попросили о помощи, но речь шла не об их сыне. «Знаешь, у нас есть один очень близкий друг, ксендз. Зовут его Станислав Добровольский. Он совсем обезножел… У него варикозное расширение вен, ноги синие, вены клубками выпирают…» Ксендз жил и содержал приход в деревушке Побярже (по-русски — Подберезовая), что находилась в восьмидесяти километрах от Каунаса. Ехать — не ближний свет, да еще по проселочным дорогам. Но это меня не остановило. Мы сели в машину и отправились в путь.
По дороге знакомые рассказывали о своем друге. Когда-то он получил блестящее духовное образование, служил в столичном храме в Вильнюсе. Но, на свою беду, имел широкий ум и мыслил слишком самостоятельно, что вовсе не пристало молодому ксендзу. За это и поплатился: его сослали в глухую деревеньку в окрестностях Каунаса. Там, в маленькой Побярже, Станислав Добровольский превратил свою жизнь в подвижническое служение Господу и людям. Каждый Божий день он вставал в четыре утра к молитве, потом посвящал себя заботам священника и доброго пастыря прихожан, в восемь вечера ложился спать — ровно на четыре часа, а к полуночи вставал на ночную молитву, которая продолжалась не меньше часа. После нее ксендз отходил ко сну — до четырех утра… Его искренняя доброта, любовь к людям и вера покорили сердца прихожан. На службы в небольшом костеле в Побярже со временем стали приходить жители всех окрестных деревень. Свой довольно большой двухэтажный бревенчатый дом Станислав превратил в музей. Дело в том, что при советской власти в Литве был период жестоких гонений на католическую веру. Тогда по всей республике закрывались костелы, ксендзов выгоняли на улицу, церковное имущество растаскивалось. Станислав Добровольский ездил по деревням и собирал оставшуюся после разграблений церковную утварь и одежду, иконы — так он спас от уничтожения сотни раритетов литовской религиозной культуры. Он питал нежную любовь к народному творчеству: бережно хранил изделия народного промысла, образцы примитивного искусства. Он притягивал к себе творческих людей, его дом был постоянно полон гостей — художников, поэтов, народных мастеров…
Станислав Добровольский очень обрадовался приезду своих друзей. Невысокий, собранный, деликатный, мягкий человек — он очень страдал, еле передвигался. Мне было больно на него смотреть. «Извините, — сказал ксендз, — после службы очень устают ноги…» Меня представили, мы расположились на террасе, выпили чаю, и после этого, не мешкая, я взял быка за рога: «Разрешите вам помочь».
Я опасался, что он откажет — ведь многие священники считают дар экстрасенсов дьявольским. Но он согласился.
Мы прошли в его маленькую комнатку на втором этаже дома. Помню, насколько был поражен ее аскетической обстановкой: стол, стул, полки с книгами и топчан, застеленный суконным одеялом. Станислав сел на стул, и я начал сеанс.
Через меня пошел мощный серебристо-голубоватый поток.
Через минуту из него брызнул пот. Именно брызнул, изо всех пор. Одежда промокла насквозь. Он стал багрово-красным, его затрясло.
Я видел, что все идет нормально, и, ничего не говоря, продолжал сеанс. Меня удивило, что и он не произнес ни слова, не испугался, но терпеливо сносил воздействие. Через некоторое время тихо попросил: «Разрешите, я лягу». И по этим словам я понял, насколько ему было плохо: такой человек никогда не лег бы в присутствии гостя в постель, если бы не крайние обстоятельства.
Через пятнадцать минут, под конец сеанса, я сказал: «Станислав, разрешите вас перекрестить». — «Пожалуйста», — кротко ответил он. И я перекрестил его так, как делаю это обычно во время лечения, — «открытой» ладонью, развернутой к пациенту. Он поднял на меня глаза и прошептал: «Теперь я понял…»
Я не стал спрашивать, что он имел в виду: у каждого свой опыт общения с Неведомым. «У меня к вам просьба: не ходите сегодня на ночную молитву». — «Я, наверное, и не смогу пойти…»
Так прошла наша первая встреча. Я уехал, а через неделю позвонили знакомые из Каунаса и рассказали: к ним приезжал Станислав Добровольский и, войдя в квартиру, первым делом задрал штанины. Его ноги были абсолютно белыми и гладкими — никаких сеточек, клубков и бугров, никаких выступающих вен! Здоровые ноги!
Он поведал друзьям довольно страшную историю со счастливым концом. Часа через три после того, как я провел лечение, вены у него на ногах вскрылись, и из них стала выходить черная кровь. Все, кто был доме, переполошились, принесли тазы, кувшины, натаскали воды, обмывали ксендзу ноги… Через пару часов вены закрылись и ушли под кожу, никаких рубцов на ногах не осталось. С тех пор болезнь прошла.
Много позже я навещал Станислава и как-то спросил его: «Почему вы тогда, во время сеанса, не испугались? Разве не думали о том, что незнакомый человек без медицинского образования может вам навредить?» И тогда он произнес слова, которые я помнил всю свою жизнь и которые помогали мне в самые трудные минуты: «Если Господь послал за мной — слава тебе, Господи! Если послал исцеление — слава тебе, Господи!»
Лет через двенадцать — тогда уже произошел развал великой страны и мои связи с Литвой давно оборвались — я снова увидел этого прекрасного человека. Было это так: смотрю я телевизор, и вдруг на экране появляется знакомое лицо. Вглядываюсь — ба, Станислав Добровольский выступает, улыбается, живой и здоровый! Вот так встреча!
Я был рад его видеть — как рад видеть всех тех, кому удалось вернуть здоровье и радость жизни.
Глава III ТЕЛЕВИЗИОННАЯ ЭПОПЕЯ
Вижу цель!
Когда много лет назад я пришел работать на телевидение и стал ведущим передачи «Очки, голы, секунды», никаких представлений о своем жизненном предназначении, конечно, у меня не было. Знание пришло потом — с обучением, с актом Посвящения. И тогда я в полной мере осознал, как мудро направляла меня Судьба, как точно вывела к Цели, к самому важному делу моей жизни.
Работа на ЦТ (Центральном телевидении) была последним этапом на пути к максимальному самоосуществлению. Необходимым, важнейшим этапом. Я должен был научиться спокойно смотреть в объектив, естественно держаться и говорить перед ним так, как будто говоришь с живым человеком или аудиторией. Я учился, не жалея сил, и — как будто в ответ на мои запросы — телевизионных дел всегда хватало с избытком. Мне довелось подготовить и провести множество передач, вещать в прямом эфире, быть ведущим информационных программ; я постоянно менял характер творческой работы — переходил из одной редакции в другую, снимал документальные фильмы, делал новостные телерепортажи…
Я набирал опыт, который вел к прямому общению с гигантской аудиторией. Через объектив увидеть людей невозможно — их можно только почувствовать. И я научился их чувствовать — всех, каждого, кто сидел перед телевизором. Глядя в глазок телекамеры, я сливался с аудиторией. А это — единственный путь к лечению «через себя», созданию исцеляющего единства. Единства, которое позже вернуло здоровье миллионам людей.
Говорят, что человек должен менять работу раз в три-пять лет, иначе она перестает его интересовать, и тогда он выполняет обязанности механически, не творчески: вроде все знает, но создать ничего нового уже не может. Если это и правда, то к моей тележурналистике никакого отношения не имеет. Я «оттрубил» на телевидении пятнадцать лет, и все эти годы непрестанно горел своей работой. Прибегал в редакцию раньше всех, засиживался до полуночи, любил приходить в студию в субботу, воскресенье: никого нет, тишина, можешь спокойно писать, монтировать, никто не мешает…
К тому времени, когда открылся мой дар и прошло обучение, я полностью состоялся как профессиональный творческий работник телевидения.
Я был готов к выполнению своего предназначения.
Тогда надобность в работе тележурналиста отпала.
Это вы можете
Как часто нам не дают расправить крылья наши внутренние установки! Нас терзают ложные предубеждения, неоправданные страхи, ограниченные представления — все эти «что такое хорошо и что такое плохо», «как надо делать и как нельзя», «я должен», «я не должен», «я не могу», «это нехорошо»… На определенных этапах жизни они могут быть необходимы, полезны, правильны. Но проходит время — и все меняется: то, что помогало нам развиваться и смело шагать вперед, становится сдерживающей силой. Такие установки — заборы на поле нашей жизни, мы постоянно утыкаемся в них, и, чтобы идти дальше по выбранному пути, нам надо через них перелезать. Но это почти невозможно: их возводили мы сами, эта работа воспринимается нами как часть пути, мы не видим таких преград! Если бы заборы строили другие люди, мы бы смели их одним возмущенным усилием: «Не учите меня жить!» Но если человек говорит себе: «Я не могу!» — как он сможет «смочь»? Чтобы избавиться от преград, нам надо внутренне измениться, начать мыслить по-другому. Это трудно. И первый шаг к успеху — прислушаться к себе и понять, что тебя держит.
Пришло время, когда стало ясно: работать тележурналистом я больше не хочу.
Я лечил людей. Изо дня в день. Их становилось все больше и больше — тех, кто приходил ко мне за помощью, и я не отказывал никому. Это стало смыслом и целью моей жизни — возвращать людям здоровье. Я уже не мог отвлекаться на что-либо другое.
Иметь престижную работу — это хорошо. Каждый день честно и успешно выполнять свои служебные обязанности — достойно. Иметь высокую зарплату и уверенность в завтрашнем дне — очень правильно, «верной дорогой идете, товарищи!». А вот бросить все это ради чрезвычайно сомнительного предприятия по оказанию помощи совершенно незнакомым людям — плохо, опасно, рискованно и в каком-то смысле аморально.
Сколько раз я выслушивал эти соображения от родных и знакомых… Ох уж эти наши установки! Они не дают никакой возможности взглянуть на дело по-другому, принять иную точку зрения и понять, что движет человеком, когда он поступает не так, как все!
…Поздним вечером пьяный человек пытается попасть к себе домой, но ошибается дверью и ломится в квартиру соседа. Тот высовывается из окна и кричит:
— Эй, друг, ты стучишь не в ту дверь!
Пьяный долго думает, потом поднимает голову и говорит:
— Откуда ты знаешь? Может, это ты смотришь не из того окна!…
Так или иначе, работу на телевидении я оставил, снял квартиру на юго-западе Москвы (тогда это был необжитый район новостроек, аренда в нем оказалась мне по силам) и стал принимать людей. Прошло немного времени. Количество пациентов росло. Слухи обо мне распространялись по Москве стремительно: «сарафанное радио» во все времена работало эффективно.
И однажды о моей деятельности узнали на телевидении.
В то время в эфир периодически выходила передача «Это вы можете». Речь в ней велась о творчестве детей и молодежи. Благодатная тема: юный изобретатель часто придумывает и воплощает в жизнь такие вещи, на которые взрослый человек никогда не замахнется. Детство и юность часто не знают, что такое «нельзя»; ничто, никакие предубеждения и другие ментальные «заборы» — речь идет о том же, о внутренних установках! — не мешает полету фантазии юного творца. В «Это вы можете» ребята показывали зрителям удивительные хитрые механизмы, необычные сельскохозяйственные машины, умных роботов — все, что придумали и сконструировали сами; рассказывали о том, как рождаются новые идеи.
Вел передачу мой хороший друг, режиссер и журналист Володя Соловьев. И вот, когда слухи обо мне дошли до «Останкина», он позвонил: «Слушай, ты становишься известным человеком, у нас о тебе все говорят. Давай сделаем выпуск „Это вы можете“ о твоем целительстве. Руководство не против».
Не скажу, что воспринял это предложение на ура. Но почему бы и нет? У меня было только два вопроса. Первый: не озаботит ли зрителей то, что из молодежного возраста я давно вышел? И второй: как экстрасенсорное целительство укладывается в тематику молодежного творчества?
«Ну, допустим, — здраво рассудил Володя Соловьев, — зрителям все равно, на сколько лет ты выглядишь, была бы интересной передача. А она будет потрясающе интересной, такого еще на ЦТ не видели!»
На второй вопрос ответил я сам.
Исцеление столь необычным способом, с использованием экстрасенсорных способностей — уже заявка на творческий акт, об этом можно говорить, спорить, размышлять. Но все дело в том, что я действительно творю — во время каждого лечебного сеанса, работая с одним человеком или со множеством людей… И вот об этом мне хотелось бы сказать побольше.
Меня часто спрашивали: «По какой методике вы лечите?» Вопрос обоснованный: я исцеляю, а значит, в какой-то степени работаю как врач. А врачи для лечения каждого заболевания используют определенные методики. Какую же использую я?
Допустим, я провожу массовый лечебный сеанс. Передо мной множество людей с самыми различными нарушениями здоровья. Если я врач, то каждому из них должен поставить диагноз на основе различных анализов и показаний диагностических приборов. Потом — лечить по методике, соответствующей заболеванию. Если я хороший врач, то проведу с каждым пациентом немало времени, чтобы узнать о нем как можно больше: каков его образ жизни и мыслей, характер питания, кем он работает, есть ли у него аллергия, какие лекарственные препараты он не переносит, какими заболеваниями он страдал раньше и многое-многое другое. Если я этого не сделаю, то методика, которая дает общее направление лечения без учета индивидуальных особенностей пациента, может оказаться не только неэффективной, но и вредной. Она не исключает, а требует индивидуального и творческого подхода к пациенту — лечение не может быть одинаковым для всех людей, страдающих одним заболеванием. Люди такие разные, каждый из них неповторим — то, что хорошо для одного, может оказаться очень вредным для другого, — к каждому нужен вдумчивый подход, внимательное, чуткое отношение. Если врач это понимает и для каждого, и всякого пациента ему удается разработать — на основе рекомендуемой для данного заболевания методики — эффективный алгоритм лечения, то он талант, он — Творец.
Я не ставлю диагнозов и не выписываю рецептов для пациентов. Мне не хватит ни всех моих знаний, ни всей моей жизни, чтобы разработать медицинские способы лечения для тысяч и тысяч людей, которые приходят ко мне на массовый лечебный сеанс. И тем не менее я исцеляю — потому что творю. И результат этого творчества — то единство, которое создается между мною и пациентами. В каждом случае, для каждого из них оно — единственное, уникальное, неповторимое… Вспомните, это «принцип промокашки». В созданном единстве с пациентами я «промокаю» все их недуги. Болезни людей, их жизненные неурядицы, их личные, семейные, профессиональные проблемы — все, что выбивает человека из колеи и делает больным, — «впечатываются» в меня. И если тысяча человек страдает заболеваниями желудка, то моему совсем несладко, а если другая тысяча мучается от головной боли, то моя голова разрывается на куски. И тогда я привожу себя в порядок, убираю те нарушения, которые я «промокнул» от тысяч и тысяч людей. Я это умею, я так создан, я делаю это: исправляю в себе чужие проблемы. А раз я нахожусь в единстве со всеми и с каждым из моих пациентов, то убираю нарушения в каждом из них и во всех вместе.
Во время этого процесса я исчезаю как личность. Мое «эго», мое личностное «я», растворяется, перестает существовать — я становлюсь исцеляющим единством, я становлюсь процессом исцеления.
Вот в чем суть моей «методики», вот в чем мое творчество…
В общем, мы с Володей Соловьевым передачу о целительстве решили делать. Готовили ее недолго. Я пригласил в студию несколько моих пациентов, они рассказали о своих прошлых болезнях, о том, как обратились ко мне, что чувствовали во время лечения.
В конце беседы я провел сеанс для телезрителей — ровно три с половиной минуты оздоравливающего воздействия перед объективом телекамеры…