– Пинг.
Первый – Ей:
– Понг.
…
Первый – Ей:
– Пинг.
Она – Первому:
– Понг.
Первый несколько растерянно – Второму:
– Пинг.
Второй неуверенно – Ей:
– Понг.
Она – Первому:
– Пинг.
Первый облегченно – Второму:
– Понг.
Второй облегченно – Ей:
– Пинг.
Она – Первому:
– Понг.
Первый – Второму:
– Пинг.
Второй – Ей:
– Понг.
Она – Первому:
– Пинг.
Первый – Второму:
– Понг.
Второй – Ей:
– Пинг.
Она – Первому:
– Понг.
Первый – Второму:
– Пинг.
Второй – Ей:
– Понг.
…
КонецМАЛЕНЬКИЙ АВТОМОБИЛЬ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕЩИНЫ
Женщина встает с водительского сидения, обходит автомобиль вокруг:
– Ну что ты встал? Что ты встал посредине дороги? Не мог как все порядочные доехать до дома, припарковаться, где следует, и потом уже заглохнуть? Молчишь… Я знаю, что ты хочешь сказать: «Не смог. Уже не мальчик. Годы дают знать. Нужен техосмотр, профилактика… Вовремя!» Да, я замоталась. Да, обещала залить масла. В этот твой прожорливый картер… И почистить свечи специальным средством… И показать настоящему классному механику… Но мне было некогда… Ты должен меня понять – не-ко-гда… Пойми, ну пойми. Ты же всегда понимал меня. Ну же, хороший мой. Ты же можешь, когда хочешь. (Снова садится за руль, пытается завести автомобиль. Ничего не получается, она вновь встает с водительского сидения, пинает автомобиль) Все вы такие. Только о себе, о себе. Тут болит, тут свербит – с места тронуться не могут. (Снова обходит вокруг автомобиля) Нет, ты не как все. Ты хуже. Ты – дрянь. Ты – неудачник. Старая, ни на что не годная развалюха… Ну, посмотри на себя. Подвеска (очерчивает рукой на себе как бы увеличенный живот) провисла до асфальта. (Указывает пальцем на колеса) Покрышки лысые. Сам (проводит пальцем по корпусу) грязный. (Принюхивается) От тебя же воняет. Ты когда последний раз мылся? (Плюет на какое-то пятно, протирает платочком) Горе мое…
Она отходит в сторону, садится на корточки:
– Ну что, что мне делать? Ты же давным-давно должен был понять: я – женщина. Я не могу тащить тебя на себе, толкать тебя. У меня для этого нет ни сил, ни желания. Это твоя обязанность – заботиться обо мне, быть всегда под рукой, под ногой, слушаться, повиноваться. Кротко и молчаливо… (Встает и выставляет в сторону автомобиля руку) Да-да, молчать ты умеешь. И всегда некстати. Ну, скажи что-нибудь. Скажи. Всю жизнь отмалчиваешься. (вздыхает) Хоть раз бы от тебя услышать:
– Дорогая, любимая, присядь ко мне, пристегни ремни и расслабься… Я повезу тебя на край земли… Мы проедем через ближние и дальние страны. Через маленькие деревни (иногда) и через большие, большие города. По главным улицам Парижа, Рима, Москвы, Вены… На мне – лучшие наряды. На открытой шее – настоящие бриллианты. Ветер раздувает локоны и шелка. На тротуарах тысячи мужчин сначала каменеют, а потом кланяются, кланяются. Посылают воздушные поцелуи, осыпают флоксами и орхидеями, приглашениями на шикарные ужины и завтраки. Но я несусь мимо. (Подходит к автомобилю и берет его под воображаемую руку) Я только твоя. Как они все завидуют тебе. (Бьет кулаком по крыше автомобиля) Заводись же, старый пердун.
Качает головой, выворачивает на себя боковое зеркало, смотрится:
– А я-то, я еще ничего. Я еще не раскарячиваюсь посредине улицы, как некоторые. Да, есть морщины. (Указывает пальцем) Тут и тут. Но это мелочи. Вечером даже очень незаметно. А какие у меня глаза. Обрати внимание (вертит зеркало). А какая талия…И грудь еще вполне… А ножки… Ты же не хочешь, чтоб им пришлось топать по грязной улице, по собачим какашкам. Чтоб какая-нибудь мразь наступила на эти хрупкие пальчики. Чтоб с каждым шагом мои ноженьки все больше уставали, отекали. Чтоб на них вылазили эти чертовы вены – они и так прут… (отворачивает зеркало и отходит от автомобиля) Говорила мне мама: «Не туда смотришь». Зачем тебе этот маленький, оглядись внимательно – вокруг полно шикарных типов. И подруги туда же: «Посмотри на того, посмотри на этого»… А тот «хэчбэк» так уставился на меня тогда. И «купе», «купе» что стоял рядом с тобой на распродаже…
На распродаже… Но он был ничего. Еще очень даже ничего. А я выбрала тебя. Думала, ты будешь мне благодарен всю жизнь. За то, что заметила, оценила там в тебе что-то (снова обходит автомобиль): систему зажигания, скорость, амортизаторы, ремни безопасности, зеркало заднего вида, наконец…
Ну, что ты смотришь на меня подбитой фарой? Да, я виновата. Да, подрезала эту выскочку на светофоре. Но она нарушила правила и так нагло обошла меня на повороте. Вот мне и пришлось на тебя (как бы давит на педаль газа) немного надавить. Но ты справился, ты обошел ее. Ценой… (вздрагивает, хватается за глаз, морщится) Ты пострадал. За меня. За меня, мой маленький герой… Я залепила твои трещины лейкопластырем. И обещала поменять фару. Я поменяю, поменяю. Я сдержу слово. Вот только довези меня до дома, и я сразу же позвоню механику. И он тебя всего осмотрит. И снизу и сверху. И все поменяет: фару, бензопровод, карбюратор… И подкрутит где надо, и смажет… И у нас все будет, как в первый раз. (Бросает косой взгляд на автомобиль) Опять молчишь. Да, ты у меня был не первый. В моей жизни случались и другие. До тебя… Но это все было несерьезно. Так, легкий флирт. Пару-тройку недель вместе… (Указывает ему пальцем) Ни с кем, ни с кем я не была так долго, как с тобой… (Как бы прислушивается) Что? Я изменяла тебе? Ну-у… (Поворачивается на триста шестьдесят градусов) Да-а… Но это было, когда ты загремел в ремонт на целый месяц. (Смотрит на автомобиль изподлобья) Ведь ты же ничего не мог. (Поднимает голову) А я не могла одна. Я была вынуждена менять их каждый день. Но, ты же знаешь, «такси» – это быстро и без последствий. Я даже не помню ни их моделей, ни даже внутренней отделки. (как бы вспоминая качает головой) Потом еще дней на десять брала одного в аренду. Он так был на тебя похож. Я как увидела, так и сказала: «Только этого». Но не ревнуй. Он оказался таким избалованным, таким разрегулированным. Да, он только внешне походил на тебя. И я с удовольствием его вернула, как только закончилась аренда. И сказала между прочим, что жить без тебя не могу. Оцени.
Она вздыхает и разводит руками:
– Да, я люблю тебя. Да, с того первого взгляда на распродаже. Я лишь увидела ценник и тут же влюбилась. А потом долго ходила вокруг да около. Готовилась к нашей первой встрече, «тет-а-тет». Не смейся – я читала специальную литературу. Запоминала, что тебе нравится, а что ты на дух не переносишь. Что не трогать ни в коем случае, а на что можно и даже нужно давить. (Потрясает головой) О, ты был невероятен. Ты просто потряс меня. Такой маленький, а вел себя как гигант, как монстр автострады. И при этом потреблял так мало. И еще: не брезглив, неприхотлив – тебе не надо было искать специальных масел, покупать дорогой бензин, втирать каждый день мастику.
Она закладывает руки за спину и довольно прогуливается от автомобиля и обратно:
– Да, да, да… Это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Я изучала тебя по миллиметру. Я могла часами быть с тобой. Вдвоем… Мы сливались в одно целое и летели, летели в утро, в день, в ночь…
Постепенно с ее лица сходит восторг, на смену ему приходит мученическое выражение:
– Ну, заведешься ты или нет. Раньше лишь только я касалась тебя, ты тут же заводился. И трепетал, и урчал, и рычал. А теперь хоть ругай тебя, хоть бей… Ну, давай же, если не как в молодости, то так как в зрелом возрасте: не быстро, но зато с осознанным удовольствием…(ласково смотрит на него) Ну, давай, ласковый мой, заводись… (Нежно гладит автомобиль) Ну же, я чувствую, чувствую, как твой аккумулятор набирается сил. Давай. Ты сможешь, сможешь. (Садится за руль, гладит его, одновременно поворачивая ключ зажигания) Сейчас проскочит искра… Так, так, так… Браво, браво… Завелся… Ах, ты проказник… Ах, шалун… И откуда только силы берутся… (нажимает ногой на газ) Ну, поехали, мой милый… Ну, пошел…
КонецВОЗДУШНЫЕ ШАРИКИ
Вера,
Генрих,
Гоша,
Коля,
бабушка Веры,
мама Веры,
отец Веры.
Большая комната, слева дверь, в глубине сцены окно. В кресле спит всхрапывающая временами бабушка. У нее в руке ниточки от связки разноцветных воздушных шариков. Рядом с креслом клюка. На стене возле двери висит огромный паяльник. В дверь входит Вера в сером невзрачном платье до пят, приближается к шарикам:
– Вот они, мои милые, красивые. (Вытягивает ниточки из рук бабушки. Ходит с шариками по сцене, любуется ими. Останавливается возле края сцены, откашливается, обращается к публике) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…» (Обращается к бабушке) Ну, как бабушка? Получается? (Подходит к бабушке. Та продолжает спать. Вера кивает) Ты не слышишь меня… А если бы слышала, то сказала бы: «Получается, внученька, получается». (вздыхает и гладит бабушку по голове) Спи, моя милая бабушка. А я должна идти. Я посмотрела – уже светает. Хотя… (прислушивается) еще же не было первого гудка. Правда, не было. Значит у завода еще пусто. Там никого нет. Слишком рано. А мне не терпится. И ждать невмоготу… Тогда, тогда я еще раз повторю. (Подходит к краю сцены, предлагает зрителям) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…»
Открывается дверь. Зевая, входит Гоша. У нее такой же, как на стене, паяльник:
– Ты-то чего не спишь?
Вера:
– Да вот… шарики…
Гоша бросает паяльник, укладывается на полу:
– Шарики у нее за ролики… Я бы на твоем месте спала… И спала бы, и спала бы… Толкнешь меня, как загудит…
Вера:
– Толкну… А ты, ты что?… Твоя опять буянит?
Гоша с закрытыми глазами, зевая:
– Ага, явилась за полночь… с новым хахалем. Бубнили-бубнили, возились-возились, потом полаялись… И тогда она давай меня воспитывать, стерва. И хахалю своему кричит: «Ремнем ее надо, ремнем…»
Вера:
– Ремнем?
Гоша:
– Ага. Тот ко мне сунулся было. Так я ему по башке табуреткой. Успокоился вроде. Но только заснула, они опять поцапались. Там такой визг, все ходуном ходит… У тебя досплю. Толкнешь…
Вера:
– Толкну. (походит к Гоше, гладит по голове) Бедная…
Гоша:
– Только не бубни.
Бабушка всхрапывает. Гоша не открывая глаз:
– И ты заглохни, старая.
Вера:
– Она и так глухая.
Бабушка опять всхрапывает. Гоша не открывая глаз:
– И у тебя толком не поспишь… Хорошо ей глухой, сама себя не слышит. А когда у матери любовники храпят, я им хвост дохлой крысы в нос вставляю. Как суну, так у них сразу весь храп проходит.
Вера:
– Ужас какой.
Бабушка опять всхрапывает. Гоша приподнимает голову:
– Давай и бабуле вставим. Есть у тебя где-нибудь дохлая крыса?
Вера:
– Нет у меня крысы. Ни живой, ни дохлой. И как ты можешь так, моей бабушке. Она ведь и тебя любит.
Гоша, опуская голову на пол:
– Ага, любит. Помнишь, как тогда клюкой своей по спине так огрела.
Вера:
– Так ты же у нее слуховой аппарат стащила и сменяла на конфеты.
Гоша:
– Дура была – лучше б вина купила сладкого… Ага, конфеты-то мы съели вместе. А клюкой (чешет спину) только мне одной досталось.
Вера:
– А помнишь, она потом тебя от прыщей вылечила?…
Гоша:
– Помню, помню… Ничего не помню. Дай поспать…
Бабушка опять всхрапывает. Гоша:
– Когда уж копыта откинет…
Вера:
– Не говори так.
Гоша:
– Вот интересно… (открывает глаза) А на том свете храпят? Если храпят, то где: в раю или в аду?
Вера:
– Не знаю. Может там вообще не спят.
Слышен гудок. Гоша:
– Ну вот и мы поспали. Я еще минутку. А, Верунчик?
Вера:
– Еще минутку можно. (отходит и шепчет) «Купите прекрасные воздушные шарики…»
Из-за двери слышен голос Коли:
– Собирайтесь девки в кучу!
Гоша открывает глаза:
– Колян?
Вера:
– Он самый. Кому ж еще так орать в такое время…
Гоша садится, достает из кармана зеркальце, прилизывается:
– Сейчас-сейчас.
Вера смотрит на нее:
– Да красивая, красивая, иди уже.
Бабушка, не открывая глаз, произносит речетативом:
– А опоздаешь ты на место рабочее, то положено тебе кочерег раскаленных приложить к пяткам и руки повыламывать на дыбе вербовой…
Гоша вздрагивает:
– Бр-р… Накаркает старая. (встает, берет свой паяльник) И так не работа, а ад сущий. Каждый день паяй да обжигайся… (смотрит в зеркальце, прячет его, идет к двери, повышает голос) Все, Коля. Идем.
Вера:
– Иди одна.
Голос Коли:
– Долго ждать-то…
Гоша останавливается:
– Так ты, что не хочешь с нами? Или может ты без меня, вдвоем с Колей?
Вера:
– Что ты выдумываешь?
Гоша:
– Да, ладно тебе. Не дура, вижу, как он на тебя глазищи пялит. И кричит, видишь, как. У тебя под дверью. У тебя. Не меня он дожидается…
Вера:
– Не дождется.
Гоша:
– Ладно, я, конечно, попробую втолковать ему, что не пара он тебе. Что ему попроще кого надо, без претензий всяких…
Вера:
– Что-что?
Голос Коли:
– Вера, выходи…
Гоша:
– Во, слышала? Ведь тебя зовет, не меня…
Вера:
– Да, не пойду я с ним.
Гоша трогается к двери:
– Как хочешь (останавливается) А с кем тогда?
Вера:
– А ни с кем. Я на завод вообще больше не пойду.
Гоша озабоченно:
– Больная что ли? Или закосить решила? Что мастеру сказать?
Вера:
– Да, здоровая я. Просто у меня теперь будет другая работа.
Гоша облегченно:
– А, это ты опять про шарики?
Вера любуется шариками:
– Да. Я точно решила. Сегодня начну. Когда народ с ночной смены обратно пойдет. Люди домой направятся, им о приятном думать захочется. И тут как раз я навстречу: «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам. Купите. Недорого, очень недорого…» И люди ко мне сразу: «Дай голубой… Дай красный… А мне желтый… Зеленый…»
Гоша:
– Ага, так все и разбежались. Только шарики у них после ночной смены и на уме. Им отдохнуть надо да пожрать. И подумать о том, как семью одеть-обуть. Шарики у нее. Голубые, красные… Все, хватит. (кивает на висящий на стене паяльник) Бери агрегат, пошли уже. А то Коля, между прочим, может и передумать, не дождется…
Вера:
– Это его дело. И ты иди. Иди-иди без меня. (отворачивается) А я еще раз повторю: «Купите прекрасные воздушные шарики…»
В дверь два раза сильно стучат и тут же входит Коля:
– Вера. (замечает Гошу) А и ты здесь… Девки, идем что ли?
Гоша берет Колю под руку:
– Пойдем, Коля. У нее снова старая история…
Вера:
– Идите… «Купите прекрасные воздушные шарики…»
Коля:
– Вер…
Вера:
– Коля, иди на завод. Опоздаешь.
Коля:
– Ну, Вер, так я ж это… провожу.
Гоша:
– Коля, а мы ей больше не компания. Она теперь не паяльщица, она того… по шарикам пошла. Пойдем. (тянет Колю на выход) Знаешь же, она упрямая. Раз сказала, что не пойдет, то с места не тронется…
Коля освобождаясь от Гоши:
– Иди одна. Да иди же, не мешай.
Гоша жмет плечами:
– Дела… Ну, как хотите (уходит, говорит с порога) Ладно, уж скажу бригадиру, что ты заболела…(тихо) И не совру почти…
Коля подходит к Вере:
– Ну, вот видишь. Я из-за тебя, Вера, на все, на все готов. Ночь под дверьми, под окнами стоять. Слова любые снесу. От тебя, от Гошки, от матери, от отца. А хочешь, ударь. Хоть в глаз, хоть под дых. На бей…
Вера:
– Что ж я изувер какой тебя бить.
Коля:
– Ну тогда, тогда… Все, что хочешь исполню. Скажи и завод брошу. Страдать буду за тебя.
Вера:
– Да не надо страдать, Коля. Иди, давай, на работу. А то тебя, правда, уволят. Иди, еще успеешь.
Коля:
– Так хочешь, чтоб я пошел?
Вера:
– Иди, иди.
Коля:
– Тогда поцелуй. И не думай… Я сегодня зубы чистил…
Бабушка всхрапывает. Вера вздрагивает:
– Вот еще. Не хочу я тебя целовать.