– Я вынужден отдать такой приказ. Если черепа и впрямь таятся в тумане и натолкнутся на Рой, наполовину состыкованный с колонками, нас перережут, как свиней на бойне.
– По крайне мере, вас не обвинят в том, что вы игнорируете проблему черепов, – мягко сказал Кильон, радуясь, что услышал метафору Рикассо после ужина.
– Многие обвинят меня именно в этом. – Рикассо заткнул графин пробкой. – Они уверены, что несколько атак на позиции черепов, и проблема исчезнет, словно по волшебству. Им невдомек, насколько те рассредоточены. Пока существуют землеройки и наркотики, которые их дурманят, будут существовать черепа или кто-то подобный. – Рикассо уставился на Кильона, склонив голову набок, как пес, услышавший подозрительные шаги. – Удивительно, что тебя это интересует.
– Нет, это так, походя. – Кильон натянуто улыбнулся.
– Каждый, кто недоволен политикой Рикассо в отношении черепов, пусть сперва со мной потолкует, – предложила Куртана.
– Они не отважатся, дорогая моя.
– С телеграфных башен новостей больше нет? – поинтересовался Кильон.
– Шансы нулевые, доктор, – с сожалением ответил Рикассо. – Мы слишком далеко от сигнальных цепей, даже если они опять функционируют. Боюсь, мы ничего не узнаем, помимо того, что привезла «Крушинница».
– Не хотите снова послать дозорного туда, где «Крушинница» перехватила последнее сообщение?
Рикассо коротко и горестно покачал головой:
– Совершенно бесполезно. Жаль, с Клинка нет добрых вестей, но ты же видел: положение там отчаянное. Понимаю, советовать легче, чем сделать, но тебе, доктор, придется понемногу забывать свою прежнюю жизнь. Конец Клинка, безусловно, трагедия, только ты ничего изменить не в силах. На тех, кто остался в живых, теперь ложится огромная ответственность: нужно готовиться к будущему.
– Клинок не умер, – возразил Кильон. – Он умирает, но ведь доктора не бросают умирающих пациентов. Вот и мы не должны бросать Клинок.
– Рой клиношники бросили без сожаления, – напомнил Аграф и ослабил ворот туники.
Лицо у него покраснело от вечерних возлияний.
– Значит, моральное превосходство у вас. – Кильон посмотрел молодому капитану в глаза. – Почему бы не использовать его, вместо того чтобы усиливать вражду?
– Звучит благородно и жизнеутверждающе, – отметил Рикассо, смахнув салфеткой крошки с губ, – но, боюсь, неприемлемо. Мы не в состоянии помочь Клинку, даже если бы захотели. Рой всего лишь горстка кораблей.
– Не назвал бы горсткой сто пятьдесят кораблей, или сколько их там у вас, – возразил Кильон.
– Все равно ерунда по сравнению с Клинком, – гнул свое Рикассо. – Да, прежде Рой был больше. Он был силой, с которой считались. Но считались с нами до того, как вероломное предательство и неумолимое время ослабили нас.
– Я не предлагаю напасть на Клинок, – проговорил Кильон. – Я предлагаю оказать материальную помощь. Все мы слышали новости, которые привезла «Крушинница». Уверен, хоть что-то Рой сделать в состоянии.
– Доктор, ну зачем тебе туда? – искренне удивился Рикассо. – С тебя там мигом шкуру сдерут!
– Кое-кто постарается это сделать. Но почему должны страдать остальные?
– Повторяю еще раз. – Из-под привычной невозмутимости Рикассо уже пробивалось раздражение. – Мы изменили бы позицию, если бы могли что-то сделать. Хоть самую малость! Но мы не можем. Ничего не можем. Даже если бы… шторм начался в Метке, в сердце Клинка. – Он многозначительно постучал по столу. – Некоторых это убеждает в том, что Клинок сам вызвал свою погибель.
– Такого мнения придерживаются не все, – ехидно заметил Гамбезон. – Это к вашему сведению, доктор.
Кильон кивнул, выражая доктору благодарность за здравомыслие.
– Сомневаюсь, что и Рикассо его придерживается. Если только фирменный научный скептицизм не личина, скрывающая предрассудки и суеверие.
– По-моему, вы слишком далеко зашли, – посетовала Куртана и взглянула на Аграфа, рассчитывая на его поддержку.
Тот пожал плечами и согласно хмыкнул:
– Спать идем?
– Звучит соблазнительно, – проговорила Куртана, но вместо того, чтобы подняться, со вздохом обвела зал взглядом. – Клиношников я не люблю – это вполне очевидно; только если есть шанс помочь им, я его не упустила бы. Хотя бы для того, чтобы уязвить их, пристыдить, заставить пожалеть о мерзком отношении к нам.
– Такой расклад мне нравится, – заявил Аграф.
– Но шансов нет, – продолжала Куртана. – В этом суть. Ты, доктор, уже убедился, что у нас всего в обрез. Топливо для двигателей мы добываем чуть ли не по каплям. У нас не хватает боеприпасов и самого необходимого. Пока еще незаметно, но мы не можем делиться с каждым нуждающимся.
– Символический жест лучше, чем ничего, – заметил Кильон.
– Символический жест заставит нас потратить драгоценное топливо, рискнуть кораблями и облететь территорию вокруг Клинка, которую сейчас занимают черепа, – сказал Рикассо.
– Летать мы не боимся! – возразила Куртана, словно оскорбили ее достоинство.
– Да, – кивнул Рикассо, – не боимся и никогда не боялись. При этом мы никогда не позволяли себе риск ради риска. Сейчас пустой риск особенно непозволителен: мы должны защищать то, что имеем. Клинок обходился без нас со времен Разрыва. Обойдется и сейчас.
– Клинок просит помощи, – напомнил Кильон. – Не значит ли это, что расклад изменился?
– Конкретно нас он не просит, – уточнил Рикассо.
– Неужели есть разница? Если человек тонет, вы будете ждать, чтобы он позвал вас по имени, прежде чем бросить ему веревку?
Рикассо терпеливо улыбнулся:
– Доктор, разговор ни о чем. Я ценю твои чувства. Ты остался верен Клинку, и это правильно. Но хочу напомнить: ты гость Роя, а не часть нашей правящей верхушки. Можешь высказывать свое мнение, но не рассчитывай, что сможешь повлиять на решение. Ты едва знал о нашем существовании, до того как мы тебя спасли. – Конец фразы прозвучал с особой язвительностью: Рикассо без обиняков напоминал Кильону, что тот до сих пор в долгу перед Роем. – Может, хватит об этом? Что сделано, то сделано. У нас своих проблем хватает.
Доктор Гамбезон, молчавший почти весь вечер, негромко откашлялся.
– Скажите им, – проговорил он, обращаясь к Рикассо.
– Про что, доктор?
– Расскажите про сыворотку-пятнадцать.
– Я думал, препарат называется сыворотка-шестнадцать, – вмешался Кильон.
– Над шестнадцатой он работает сейчас, – ответил Гамбезон. – Ну а пятнадцатой была предыдущая партия, одна из неудачных. Расскажите им, Рикассо. Думаю, сейчас они имеют право знать.
– Доктор, вы пренеприятнейшим образом злоупотребляете моим доверием, – предостерег Рикассо.
– Так времена сейчас пренеприятнейшие. Расскажите им про ту партию, не то я сам это сделаю.
Завладев вниманием присутствующих, лидер Роя без зазрения совести его эксплуатировал. Он снова налил себе выпить и устроил целый спектакль – покружил жидкость в стакане, осторожно пригубил напиток.
– Сыворотка-пятнадцать не выполнила поставленных мною задач, – медленно объявил Рикассо. – Поэтому я перешел к сыворотке-шестнадцать.
– Речь не о провале, как, несомненно, подумали присутствующие здесь, – уточнил Гамбезон. – Верно, Рикассо? Сыворотка не выполнила ваших задач, но в другом плане… Ту партию можно назвать… успешной.
– О чем это он? – спросила Куртана, прищурившись.
– Я искал способ покончить с зависимостью от антизональных, – ответил Рикассо. – Искал препарат или процедуру, которые с первого применения обеспечили бы длительную защиту от зонального недомогания. Не постоянную выносливость, но что-то очень близкое к ней. Я искал препарат, который не нужно дозировать индивидуально, действие которого не зависит от вектора смещения. Препарат, который защищал бы нас, когда другие не помогают. Сыворотка-шестнадцать – еще один шаг в этом направлении.
– А сыворотка-пятнадцать? – не унималась Куртана.
– Тот вариант имел некоторые плюсы, но не такие, как я ожидал. Я занялся…
– Рикассо! – одернул его Гамбезон.
Лидер Роя опустил бокал. Глаза у него покраснели, веки набрякли.
– У сыворотки-пятнадцать был небольшой побочный эффект, для жизни не опасный. В остальных отношениях пятнадцатый вариант получился, по крайней мере, не хуже морфакса пятьдесят пять фармацевтической степени чистоты и его ройского аналога. Проведенные мной опыты показали, что он так же успешно защищает от зонального недомогания, а еще облегчает тяжелейшие последствия острой адаптивной недостаточности. В общем, тот вариант получился лучше наших лучших препаратов от зонального недомогания. – В покрасневших глазах Рикассо мелькнула мольба. – Однако это уход от главной цели. Нам не нужен усовершенствованный морфакс, которого и так хватает.
– Нам, пожалуй, хватает, – произнес Гамбезон.
– Можешь сделать большую партию того варианта? – спросила Куртана.
– Нам, пожалуй, хватает, – произнес Гамбезон.
– Можешь сделать большую партию того варианта? – спросила Куртана.
Рикассо покачал головой:
– Это нелегко. Трудно убедить боргов сделать именно то, что нужно. Крохотное различие – и все, начинай работу сначала.
– Вы сохранили образцы того варианта, – проговорил Гамбезон. – Вы не уничтожаете старые партии.
– Немного сохранил.
– Сколько? – уточнил Кильон.
Рикассо безразлично пожал плечами.
– Бутылей пятьдесят.
– Раньше Пограничный комитет раздавал морфакс пятьдесят пять баками, а не бутылями, – проговорил Кильон. – Но даже тогда каждая капля учитывалась и регистрировалась.
Кильон чувствовал и грусть, и облегчение: препарат Рикассо станет лишь символическим жестом. С одной стороны, он хотел вернуться на Клинок, с другой – от страха цеплялся за малейший повод не возвращаться.
– Расскажите им остальное, – потребовал Гамбезон.
Усталой безысходностью Рикассо напоминал обвиняемого, который вот-вот расколется под тяжестью перекрестного допроса.
– В бутылях у меня препарат максимальной концентрации, – признался он. – Таким его дают борги, чересчур сильным. Приходится разбавлять.
– Сколько препарата? – спросил Кильон.
– Много.
– Как много?
– Ну… порядка десяти тысяч бутылей. На этом этапе препарат можно считать жидкой формой морфакса.
– То есть вы утверждаете… – начал Кильон. – Вы утверждаете, что на этом корабле аналог… полумиллиона бутылей морфакса фармацевтической степени чистоты?
– Где-то так.
– И вы не сочли нужным нам об этом сообщить, потому что…
– Морфакса у нас предостаточно. И я ведь упомянул побочные эффекты.
– Небольшие, – уточнила Куртана.
– Если единственная альтернатива – медленная мучительная смерть, любой побочный эффект небольшим покажется, – заметил Гамбезон.
– А бутыль ваша… Какого она размера?
Рикассо поднял графин:
– Примерно такая.
– Такое количество морфакса – пятьдесят пять обеспечило бы защиту от зонального недомогания сотням пациентов на сотни дней, – проговорил Кильон.
– Он прав, – кивнул Гамбезон. – Мы сидим на том, что может спасти жителей Клинка от неминуемой смерти.
– Город это не спасет, – заявил Рикассо. – Лишь отсрочит предсмертную агонию. Разве мы к этому стремимся?
– Вы приготовите больше препарата, – сказал Кильон.
– Объяснял ведь – с боргами к предыдущему варианту так просто не вернешься.
– Получилось однажды – получится снова. – Кильон подался вперед, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Вдруг на этот раз получится что-то еще эффективнее? Забудьте свое чудо-лекарство, Рикассо. Цель благородная, но, даже если осуществимая, уйдет слишком много времени, прежде чем оно станет полезным. А вот препарат, который вы сочли промахом, поможет уже сейчас. Он жизни спасет.
– Клиношники выплюнут его мне в лицо, – предрек Рикассо.
– После того как попросили помощи? – усомнилась Куртана. – Может, пусть сами решают?
– Дорогуша, ты клиношников никогда не жаловала, – напомнил Рикассо. – Что изменилось?
– Ничего, – категорично ответила Куртана. – Клиношники по-прежнему в ответе за то, что нас предали. Но это не значит, что им не нужна помощь. Они ведь люди! Сейчас я и об ангелах говорю. Дело не в доброте душевной, просто мы – Рой. Мы лучше клиношников и имеем возможность это доказать, а не просто упиваться своим превосходством.
– Каков ответ! – Аграф улыбнулся с таким видом, словно ему не терпелось завести двигатель своего корабля.
– Так мы… возвращаемся на Клинок? – спросил Рикассо. Казалось, он упустил или не понимает чего-то важного. – Явимся как ни в чем не бывало? «Привет, это Рой! Вы помните нас? Мы привезли нужное вам лекарство».
– Если что, именно так и скажем, – отозвалась Куртана.
– Вы же сами твердили, что нужно приспосабливаться к переменам, – напомнил Гамбезон. – Так вот он, наш шанс. Мы не перестанем быть Роем и не отречемся от нашей истории. Просто поступим иначе, потому что можем. Шагнем в неизвестность и посмотрим, что случится.
– Я полечу на Клинок, – заявила Куртана. – Даже в одиночку. Как только подлатают «Репейницу», загружу те пятьдесят бутылей концентрированной сыворотки-пятнадцать и полечу. Привезу лекарство, а разбавляют пусть сами.
– Без мандата Роя? – Рикассо вытаращил глаза.
– Да, если понадобится. Рикассо, мой отец всегда действовал по мандату? А сам ты, если на то пошло? – Ответа Куртана не ждала: вопрос был явно риторический. – Нет! Так я и думала. Хотя, конечно, в ваше время все было иначе.
– Раз один корабль полетит, значит всем можно. – Аграф сжал кулаки. – Клиношники и так обосрутся, когда увидят наш флот. Да я почти не прочь стать клиношником, чтобы это прочувствовать!
– Рикассо, в глубине души вы понимаете, что нужно действовать, – с нажимом проговорил Гамбезон. – Причем в ближайшее время, если рассчитываем на результат. Запасы морфакса у них на исходе. Если проканителимся здесь пару месяцев, затею можно бросить: когда долетим до Клинка, живых там не останется.
– Послушайте, – начал Рикассо, – даже если я соглашусь на такое, без махания флагами не обойтись.
Куртану такие доводы явно не впечатлили.
– Ты других капитанов спрашивал?
– Конечно нет. Еще пять минут назад этого и в далекой перспективе не было. А как насчет оппозиционеров? Они Клинок жалуют еще меньше нас, а это кое о чем говорит.
– Подумай лучше не о недовольных, а о сомневающихся, – посоветовала Куртана. – Их нужно перетянуть на свою сторону, а такой шаг – отличный шанс. Слишком долго им приходилось тебя оправдывать за то, что ты отлыниваешь от своих обязанностей перед Роем и проводишь больше времени с боргами, чем в штабе. Я с такими упреками не согласна, но это потому, что хорошо тебя знаю. Для невхожих в этот зал все менее очевидно. Неудивительно, что капитаны прислушались к Спате и другим идиотам. Те хоть дело делать предлагают, а не ходить вокруг да около, уклоняясь от битвы.
– Куртана права, – сказал Гамбезон. – Если предложите это капитанам, никто вас не обвинит в отсутствии дальновидности.
– Меня обвинят в отсутствии здравомыслия, – удрученно проговорил Рикассо.
– Не обвинят, – заверила Куртана, – если разработать план и заручиться поддержкой влиятельных капитанов. Два у тебя уже есть; думаю, за нами с Аграфом потянутся еще двадцать.
– Флагами пока махать не надо, – проговорил Аграф и улыбнулся, поймав себя на нарушении субординации. – То есть мы с Куртаной сперва переговорим с другими капитанами, которые заслуживают доверия. Мы соберемся здесь и вместе набросаем план, что-нибудь супернадежное. Потом можно и флагами махать. Это на случай… ну, если вам интересно мое мнение.
– Приму к сведению, – ехидно отозвался Рикассо.
В своей каюте Кильон разделся, проверил крылопочки, глядя в зеркало над раковиной, осмотрел свое тощее, как у бродяги, тело – кости торчали, как возвышенности на рельефной карте, – и попробовал заснуть. Сон не шел. Поздним вечером сообщили о корабле черепов: на этот раз он подлетел ближе, пытался сориентироваться в тумане и методично обыскивал поверхность земли. Топливо еще не откачали, но дополнительные корабли отправили отпугивать и перехватывать врагов. Капитаны не привыкли к таким вылазкам вслепую, почти на ощупь. Если завяжется ближний бой, следовало ждать потерь, поломок, ранений. Кильон предложил свою помощь в лазарете «Переливницы ивовой», но Гамбезон велел отдохнуть, пока есть шанс. Мол, если Кильон понадобится, его тут же вызовут.
По-настоящему заснуть не удалось. Двигатели устройств-стабилизаторов и кораблей эскорта гасили часть шума, но уши Кильона уже приспособились к монотонному гулу. Теперь он слышал сквозь гул воздушное пространство за внутренней границей Роя. Он слышал звуки битвы, то далекие, как гром на горизонте, то близкие, как салют в соседней каюте. Бой длился несколько часов, и его отзвуки тревожили Кильона в его зыбком полудремотном состоянии – максимальном подобии сна, доступном ангелу. Он видел выплывающие из тумана черепа размером с гондолу. Крепились они к сдутым серым баллонетам, сморщенным, бороздчатым, как человеческий мозг. С накренившихся бортов свисали люди в костяных шлемах и смеялись, в сером полумраке угрожающе сверкало оружие. Кильон видел борга, который выбрался из клетки и волочил безногое туловище по темному нутру «Переливницы ивовой». Никем не замеченный, он скользил по коридорам, оставляя слизистый шлейф бесполезных внутренностей. Борг прокрался к Кильону в каюту и склонился над ним. Лицевые механизмы крутились и жужжали, как безумные часы, которые вот-вот начнут бить.
«Борг хотеть есть. Дать мозг боргу. Борг делать хороший лекарства».
Чуть позже за Кильоном пришел Гамбезон. Он смущался, чуть ли не робел.