Это не стон, это рычание! Рычание смертельно раненого зверя! Мне повезло, мне жутко повезло! Не глядя, умудрился всадить клинок в глаз этого существа. Его тело выгибают конвульсии и в агонии, и он отбрасывает меня к дивану. Не долетев до него, цепляюсь за журнальный столик и падаю на спину, разнося вдребезги стеклянную столешницу. Теперь к глухим стонам зверя добавляется еще и звон разбитого стекла. Вот это драка, это уже по-нашему, не сравнить с возней в партере!
Вдруг слышу, как хлопает дверь, и через мгновение что-то жутко тяжелое, словно бревно, обернутое войлоком, бьет меня в бок, лишая последнего желания дышать и двигаться. Удар швыряет, словно тряпичную куклу, к балкону, где ударяюсь в стену и застываю, стоя на коленях. На пороге комнаты стоит Ведьма в распахнутом халатике и невидящим взглядом смотрит на меня.
— Тебе не жить, — она даже не говорит, она шипит, поднимая руки для следующего ментального удара. Получи его целиком, историю можно было бы заканчивать прямо сейчас, смыв мои останки со стен. Даже не пытаясь атаковать, из последних сил бросаю свое тело на балкон и, перевалившись через ограждение, падаю головой вниз, еле успев развернуться навстречу земле, схватившись за какой-то фрагмент железного орнамента. Еще удар! По спине растекается боль, словно позади меня взорвали гранату — швыряет вперед, и я падаю грудью на забор. Бежать! Храбрость здесь не поможет! Еле успеваю перебраться через ограду, как замечаю стремительную тень, прыгающую следом за мной, на землю. В голове словно что-то взрывается, выбрасывая на поверхность клочок воспоминаний — факелы, бегущая толпа, какие-то крики на незнакомом мне языке и жуткая вонь узких улочек незнакомого городка… Я поворачиваю к реке и бегу, припадая на одну, ушибленную при падении ногу. Бегу из последних сил, чувствуя спиной, как меня настигает мрак. Черный, сильный и властный. Еще мгновение — сломленный этой силой, поверну навстречу, чтобы склонить перед ним голову в ожидании последнего, смертельного удара. Но Бог все-таки есть! Делаю несколько шагов — и кубарем лечу с обрыва в черные воды Нерис.
Вынырнув через несколько метров, вижу, как на обрыве стоит Ведьма. Она спокойно скрестила на груди руки и провожает меня взглядом; даже темный туман, почти невидимый в темноте, растекается по берегу медленно, словно натолкнувшись на стену. Только молнии поблескивают, освещая ее худенькую фигурку.
— Ну же! — хриплю я.
Да, слаб, избит, уже не в силах бороться, но подойди она сейчас на расстояние броска — бросился бы вперед, не задумываясь, осознав, что мое время пришло. Именно в этот момент пришло понимание, что, умереть — это не просто уснуть и не проснуться. Умирать надо так, чтобы последним отблеском памяти был хрип врага, издыхающего рядом.
Течение уносило все дальше, уже пропал в темноте пригородный поселок, а меня несло, и я даже не пытался приблизиться к берегу. Нет, не сейчас… Хоть одежда намокла и тянула вниз, но утонуть не боялся. Впереди, километрах в четырех, светили ночные огни города. Там, напротив района Шилайняй, и вылезу на берег, а потом уже не важно… Сейчас главное — доплыть… Вода черная, мутная… Доплывем.
Телефон сдох, хлебнув речной водички. Выбравшись на берег, я целый час лежал на прибрежном песке, балансируя где-то на грани реальности и неясных видений, больше напоминающих бред. Перед глазами мелькали люди: мужчины, держащие в руках горящие факелы, женщины в кружевных фламандских чепцах, раскрывшие в немом крике рты с редкими почерневшими зубами. Чума на ваши дома, прочь с дороги, мразь!
Я очнулся от холода — лежал на песчаном берегу и смотрел на небо. Ярко светили звезды, какой-то самолет, мигая бортовым маячком, заходил на посадку в аэропорт Кармелавы. Холодно… Попытался сесть и не смог сдержать стон — тело пронзила резкая боль и сознание вновь померкло, словно перегоревшая лампочка. Открываю глаза и вижу, что скоро начнет светать. Надо идти! Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю одну ногу. Ползти? Куда? Еще не понимая, где именно нахожусь, пытаюсь встать на ноги. Пусть и с третьего раза, но все же мне удается это сделать. Уже хорошо… А то, что тошнит, так это даже лучше. Падаю на колени, и меня выворачивает желчью. Господи, дай добраться домой!
Неделю спустя я начал понемногу выбираться на воздух. Сначала сидел в плетеном кресле, которое стоит на балконе, и жадно вдыхал весенние запахи. Потом начал спускаться во двор. Сидеть сиднем — не самый лучший вариант, я же не Илья Муромец, который черт-те сколько мог на печи лежать. Да, мутило, есть такое дело, но по сравнению с первыми днями, когда и до ванной доходил с трудом, уже прогресс. А что ветром качает — дело поправимое. Если бы не моя пожилая соседка, госпожа Вилия, то совсем бы плохо пришлось. Добрая душа, она и с Баксом гуляла, и в аптеку ходила. Кстати, она меня, под утро и нашла, лежащим у дверей квартиры. Пенсионеры вообще спят чутко, а в ту ночь она еще и не ложилась. Засиделась перед компьютером — разговаривала по скайпу с дочкой и внучкой, которые живут в Америке, вот и услышала, как в коридоре что-то грохнулось на пол. По ее поздним рассказам, первым желанием было вызвать скорую помощь, но, оказывается, я отказался. Да, по ее уверениям, что-то говорил, хотя, моя речь была похожа на бред — ругался на каком-то гортанном незнакомом языке, куда-то рвался. Что скорую не вызвала, это хорошо — тем более, что сама врач, пусть и на пенсии. Синяков и ссадин на мне было немного, за исключением порезов на спине, откуда она (святая женщина!) умудрилась выбрать несколько кусков стекла, которые я «прихватил» в виде трофея.
Авгур словно в воду канул — напрочь пропал. Несколько дней я отлеживался на боку, пялился в телевизор и пытался до него дозвониться, потом плюнул; надо будет — сам появится. Виле рассказал придуманную историю про хулиганское нападение, заверил, что никого не убил, а полицию вызывать бессмысленно — нападавших все равно не найдут. Машину, оставленную в пригороде, забрал Сигитас, которого попросил подержать ее в гараже. Надо было видеть это лицо, когда он приехал за ключами и увидел меня, выползающего из комнаты, держась за стены! Выпучил глаза, словно призрак увидел. Пришлось и ему рассказать историю про хулиганов. Судя по выражению лица, он поверил еще меньше чем Вилия, но распрашивать не стал — жизнь нас давно приучила не задавать лишних вопросов.
Через несколько дней, когда я проснулся и уже собирался выйти на прогулку с Баксом, услышал удивленный возглас соседки за дверью. Быстро, насколько это было возможно в моем состоянии, бросился к двери, открыл и увидел соседку, застывшую с широко открытыми, полными ужаса глазами. Она, прикрыв сухонькой ладошкой рот, показывала на мою дверь. С наружной стороны, словно бабочка в гербарии, была пришпилена дохлая кошка с веревочной петлей на шее. Да, вы правы, булавкой для животного послужил мой оставленный к черепе Нежити стилет. Но почему кошка и почему на шее болтается удавка?!
Через полчаса все удалось привести в более-менее приличный вид. Вилию, как мог, успокоил; кошку завернул в бумажный пакет и вынес в мусорный бак. Клинок? Отправил в раковину, потом займусь. Соседка, в которую пришлось влить рюмку коньяку, сидела у меня на кухне и тихо причитала.
— Саша, что же это творится? — она качала головой, словно китайский болванчик, — Йезус Мария, куда катится это мир?
— Успокойтесь, госпожа Виля, — я слегка поморщился. Пока вел ее на кухню, потревожил бок, и теперь там словно огнем жгло. Права соседка — пару ребер точно сломал.
— Раньше так не было! Нет, были хулиганы, были наркоманы, — она качала головой, приложив пальцы к губам, — но такой жестокости никогда не было. Саша, у вас на работе проблемы, да?
— Есть немного.
— Поостерегитесь, пожалуйста. Вы мне как внук. Жалко, одна моя подружка умерла, у нас в третьей больнице медсестрой работала. Она бы мигом вас на ноги поставила.
— Медсестра?
— Да, Саша, обычная медсестра, — она грустно улыбнулась, — ей бы врачом-гомеопатом работать, а не сестрой милосердия. Знаменитая на всю Литву травница была.
— Знахарка?
— Ой, как ее только не называли, даже ведьмой! Хотя, — Вилия задумчиво посмотрела в окно, — умения у нее были. Я сама видела, как она больного заговорила. Потом она меня долго упрашивала никому не рассказывать. Да, Саша, своими глазами видела; кто бы рассказал — не поверила! Рана была тяжелая, артериальное кровотечение, и место неудобное, жгут наложить трудно. Больной еще и пьяный был, как он до больницы дошел — ума не приложу. Потом, словно помутилось у него, вырываться начал, бежать куда-то хотел. А в приемном покое, кроме нас двоих, никого. Так она подошла, руку ему на голову положила, пошептала что-то, он и успокоился, словно в транс впал… Хотя знаете, Саша, мне кто-то говорил, что у нее внучка есть, тоже травами лечит. Надо позвонить, узнать у коллег. Может не все доктора меня забыли? — она грустно улыбнулась.
— Да нет, — покачал головой я, — не надо. Мне уже гораздо лучше…
А вы что хотели? Чтобы мне травницу на дом прислали? Вот только потомственной ведьмы, мне для полного счастья не хватало. Не хочу. Не надо…
Поймете ли вы меня… Я не боюсь. Только чем дальше углублялся в дебри своего ремесла, тем больше вопросов возникало. Нечисть, нежить, вампиры и оборотни. С ними все понятно — они приносят горе людям и достойны смерти. А ведьмы? Как поступить с женщиной, которая лечит травами, помогая даже тем, на которых и врачи рукой махнули. А ведь такие есть… Мы с Вилей еще долго сидели на кухне и разговаривали. Она, немного захмелев от выпитого натощак коньяку, рассказала еще про одну женщину, которая приходила в онкологическую больницу. Приносила травы, которые облегчали страдания даже тем, кому не помогал морфий. Врачи смотрели на это сквозь пальцы, понимая, что этим больных не вылечить. Как с такими поступать, узнай я, что они Ведьмы? Убивать? За что? За то, что лечат? В древние времена врачей тоже иногда казнили, чтобы Божьему промыслу не мешали. Я не инквизиция!
Черт побери, вопросов больше, чем ответов, а Авгур словно сквозь землю провалился! И поговорить больше не с кем, хоть в центр психологической помощи звони. Представляю я себе этот разговор… Хотя нет, постойте, есть на примете две кандидатуры. Первая — это отец Казимерас. Когда с ним общался, возникло чувство, что этот святой отец не так-то прост и многое не договаривает. Почему бы не вывести на откровенный разговор, пусть и не прямым текстом? Могу же я, как любитель истории, поговорить про ведуний и знахарок? Ну да, любитель истории, мать твою так — с сорок пятым за поясом. Вторая — это цыганский баро. Только боюсь, ничего не получится — пробиться к нему сложнее, чем быть приглашенным на семейный ужин к премьер-министру. Баро, баро, баро — я смотрел в окно и барабанил пальцами по столешнице, пока не почувствовал легкое прикосновение. Ну да, Тишка забрался на стол и пытается ухватить меня за руку. Иди сюда, серый!
X
На следующее утро, кряхтя, как старый дед, забрал свою машину у Сигитаса из гаража и, выслушав его дружеские подначки по поводу внешнего вида, отправился в Нижние Шанчяй. Это один из прибрежных районов Каунаса, обязанный своим названием Наполеону. В 1812 году, 24 июня, французы в этом месте форсировали реку и встали лагерем на правом берегу Немана, отсюда и пошло название «шанцы», от французского chantier — двор, или от немецкого schanze — укрепление. Неподалеку от этого места есть высокий холм, который называют Наполеоновским. По преданиям, именно с его вершины маленький корсиканец и наблюдал за переправой. Кстати, в 1913 году, на столетнюю годовщину Отечественной войны, здесь побывал и Николай Второй. В конце девятнадцатого века при строительстве Каунасских оборонительных сооружений этому району была отведена роль промышленного, здесь разместились вагоноремонтные мастерские, фабрика скобяных изделий «Вестфалия» и несколько мелких заводиков. Теперь это грязный и унылый район с заброшенными казармами царских времен и застроенный частными домами. Здесь, рядом с пышными новостройками спокойно соседствуют замшелые деревянные лачуги. Вросшие в землю, словно они наблюдают грязными подслеповатыми окнами за сменой поколений и властей. Кажется, что эти домишки вечны в своей серости и нищете. Мой путь лежал в один из кварталов этого района, где поселились цыгане. Здесь торговали наркотиками, водкой и людьми, содержали шалманы и бордели, убивали ради двух литов и заключали миллионные сделки.
Как чувствовал, хлебом-солью меня встречать никто не спешил. Экие они, право слово, негостеприимные. Даже две цыганки неопределенного возраста куда-то пропали. Да что там они, даже вездесущей малышни — грязных разновозрастных детей — и тех не видно. Приехал, блин. Хотя нет, на крыльце одной из лачуг сидела старуха. Помните Бабу-ягу в исполнении прекрасного актера Георгия Миллера? Вот именно — одно лицо. Тот же крючковатый нос, мохнатые обрывки седых бровей, удивленно взлетевшие вверх, волосатые бородавки, щедро усыпавшие длинный и узкий подбородок.
Я подошел к ней, сидящей на низеньком стульчике, и присел на корточки.
— Здравствуй, бабушка. Скажи, как мне встретиться с вашим баро?
Цыганка подняла на меня взгляд. Господи, если бы я не обладал умением их чувствовать, то принял бы ее за исчадие Ада. Щуря от утреннего солнца подслеповатые глаза, она посмотрела на меня так, словно я был стеклянный.
— Что?
— Я хочу увидеть вашего баро.
— Многие хотели бы этого, гаджо. Зачем ты ему нужен?
— Скорее он мне нужен. Хочу задать несколько вопросов.
— Эх, гаджо, — она усмехнулась, — многие этого хотели, но зачем знать заранее то, что немного позже увидишь сам. Не надо торопить жизнь.
— Но…
— Запомни, — она посмотрела на меня, и на одно мгновение мне показалось, что я вижу перед собой не дряхлую старуху, а женщину ослепительной красоты.
— Да, — она усмехнулась, увидев мой ошеломленный взгляд, — такой я была. Скажу одно — нельзя узнать будущее человека, если нет возможности понять его прошлое. Езжай, гаджо, у тебя еще есть время создать эту историю…
Вот и поговорили, подумал я, колеся по узким улочкам цыганского района. Оставался Казимерас. Надеюсь, он не будет говорить подобными загадками, словно эта полоумная старуха. Хотя нет, непохожа она на сумасшедшую, слишком уж глаза умные. Сам черт этих цыган не разберет, с их умениями. Сложно разобраться, что врут, а что на самом деле знают и умеют.
Когда я стоял на перекрестке у железнодорожного вокзала, позвонил Шарунас. Вежливо поинтересовался, как мои дела, и сообщил, что документы для подписания готовы. Мол, хотел бы узнать, когда найдется свободная минутка, заехать к нотариусу и окончательно оформить сделку. В ответ я предложил не тянуть кота за все подробности, и сделать это сегодня. Было слышно, как Шарунас кому-то озвучил мое предложение, и через несколько секунд предложил встретиться у нотариуса в конторе, которая находилась рядом с Зеленой горой, неподалеку от центрального комиссариата полиции. Вот и прекрасно, заодно и пообедаю в небольшом ресторанчике по соседству…
— Добрый день, Александр!
Вот оно что — я даже усмехнулся, увидев, кто пришел на встречу вместе с моим бывшим шефом. Конечно, тот самый «неизвестный представитель, неизвестной оружейной компании». И все в тех же темных очках, в которых, как в зеркале, отразилась моя улыбающаяся физиономия. Нежить. Значит, все правильно рассчитал, вычисляя новых совладельцев нашей оружейной конторы. Пусть и в очках, но черный провал, вместо глаз вижу, чувствую… Да и перстень нагрелся, обжигая мне руку.
— Добрый, — буркнул я в ответ, — ну-с, господа, документы и деньги готовы?
— Да, конечно, — кивнул Шарунас, показывая мне дипломат, — как мы и договаривались, первая часть в размере пятидесяти тысяч литов, а оставшиеся — по графику, в течение года.
— Прекрасно, тогда вперед. Время, как говорится — деньги.
— Да, да, — согласился со мной любитель черного цвета, — но изредка спешить все же не следует. Можно наломать дров, принимая поспешные решения.
— С чем именно предлагаете подождать? — спросил я. — С подписанием документов?
— Нет, что вы, я просто представил, некоторые жизненные ситуации, — он пожал плечами, — не стоит принимать мои слова буквально.
— Именно поэтому предлагаю не затягивать нашу встречу. У меня, знаете ли, дел по горло. Сезон все-таки… охотничий…
— Ты что, охотником заделался, Сашка? — удивился Шарунас.
— Для кого Сашка, а для кого и Александр Владимирович, — отрезал я. — Пошли, нечего легкие проветривать.
Через два часа я был свободен, как птица. Без фирмы и обязательств, связанных с этим бизнесом. Кстати, удостоверение тоже тю-тю, уплыло. Жаль, по служебному разрешению мог транспортировать любой ствол, находящийся в нашем магазине, на стрельбище или в мастерскую, к оружейникам. Полезная была бумажка. Правда, был и плюс — первый взнос в размере пятидесяти тысяч. На первое время хватит, а там посмотрим, чем будем заниматься. Что делает любой человек, который получит крупную сумму денег? Правильно, сразу потратить некую часть, чтобы получить пусть и небольшое удовольствие. Для начала заехал в небольшой ресторанчик, чтобы «отпраздновать» сделку. Маленький, столиков на десять, зал. Не скажу, чтобы уютный, но готовили там вкусно. Не спеша пообедал, лениво пообщался с барменшей и, сыто улыбаясь, выбрался на свежий воздух, окунувшись в аромат цветущих каштанов. Несколько минут размышлял, куда сейчас направиться, но сначала решил позвонить отцу Казимеру.
— Добрый день, святой отец!
— Добрый, Александр, рад вас слышать! Как ваши травмы? — поинтересовался он.
— Уже и думать про них забыл! — не будешь же говорить, что неделю назад мне наставили таких «травм», что до сих пор отхожу. — Отче, вы уж простите, ради Бога, за беспокойство, но хотел наведаться в ваши края. Не будете возражать, если заеду на огонек?