– Что с тобой?
Тревога Роберта перекрыла ее собственную.
Он что-то скрывал от нее. Потому что улыбнулся и ответил:
– Все хорошо, дорогая.
Дорогая. Он никогда не называл ее так. И так, как он, сквозь зубы, сквозь мел на лице улыбаются только анестезиологу в операционной.
* * *Постовые получили распоряжение «сопроводить свадебный кортеж и подежурить возле церкви». И если отделять ГАИ от милиции в целом, как церковь от государства или как мух от котлет, то охрана правопорядка – дело не работников ДПС. Старшему наряда, старшему лейтенанту Евсикову, было глубоко наплевать на то, что участковый в этот день занят, занят настолько, что даже не может выйти на работу. Такая постановка вопроса возмутила и «вечного» напарника Евсикова, Сергея Денисова, лет двадцати шести лейтенанта. Ничего не меняла «согласованная» отмазка начальства; во-первых, сделать добро, а во-вторых, приказ вытекал из просьбы поселкового священника.
Когда Евсиков узнал об этом, то пожал плечами (взбесился он потом): «Он что, прелат?» Дальше отметил растерянность, причем полную, на лице жениха. Это когда патрульная машина перекрыла движение кортежу в семи или восьми километрах от пункта назначения.
Евсиков, сидевший на месте нарушителя правил дорожного движения, вышел и, размяв ноги, склонился над задней дверцей «Форда», за стеклом которой был виден празднично одетый, с кроваво-красной розой в лацкане молодой человек. Стекло поползло вниз, и Евсиков увидел то самое бледное лицо жениха. Таких лиц Евсиков за свою жизнь насмотрелся. В конце концов, это же не похороны. Или как там называется американский вроде бы фильм? «Три свадьбы и одни похороны»? Вроде бы так. Или же на одну свадьбу больше.
Он поздоровался кивком головы и бросил взгляд на счастливчика: Денисов в это время у лимузина общался с невестой. «Мы поедем впереди. С мигалками-то веселее». Этими словами Евсиков попытался реанимировать жениха. Но ему это удавалось с трудом. Жених полез в карман, Евсиков подумал – за нашатырем, оказалось – за мобильником.
«Если ты в милицию, то я уже здесь, – он помахал рукой, привлекая внимание. – Но у тебя, парень, похоже, горят трубы». Он прекратил изгаляться над Робертом, поняв, что зашел далеко. «Нам пришел приказ – сопровождать вас до церкви и обратно, аккурат до этого места». И вот они, запарковав патрульную «шестерку» неподалеку от церкви, убивают время.
Оба патрульных, как и положено, были в бронежилетах и «распашонках» со светоотражающими элементами. (Часто то ли в шутку, то ли всерьез Евсиков жалел о том, что таких светящихся в темноте элементов нет на самом бронежилете. Это же дополнительная защита! Куда будет целиться противник ночью? Правильно, в бронежилет. Вокруг головы нимба нет и скоро не будет.) На коленях Евсиков держал автомат Калашникова. Оружие напарника за рулем находилось на заднем сиденье. Денисов отчего-то не выпускал баранку из рук, постукивая по ней пальцами. Как будто ждал приказа резко рвать с места. Он вспомнил, что однажды попал в схожую ситуацию, когда был вынужден сопровождать ход верующих до святого источника. Но те были православными.
* * *...На парня в броской ветровке первым обратил внимание лейтенант Денисов. Прежде чем отпустить руль и толкнуть напарника локтем, привлекая его внимание, он хорошенько рассмотрел самого велосипедиста, но не его велосипед как транспортное средство. Он был явно не местный. На то указывали два или три десятка ребячьих глаз. Они смотрели на байкера, открыв рты. Денисов сделал странноватый вывод: или байкер был им незнаком, или же хорошо знаком; только местный безногий на велике мог вызвать такую же реакцию. Чем это можно объяснить? Разве что близостью к церкви и чудесам, которые она порой творит.
«Праздник святого Йоргена».
Денисов не брал в расчет сам маунтинбайк. Ему он показался обыкновенным велосипедом, а пацаны с полувзгляда определили в нем свою мечту. Они давно впитали в себя все манящие слова, сочетающиеся с экстримом. Он не слышал восхищенного возгласа одного из пацанов:
– Маунтинбайк!.. Ух ты!..
Парень ехал к церкви. В этом не было никакого сомнения. Он уже миновал перекресток, где мог повернуть на главную дорогу. Он не сбавлял скорости, профессионально отметил Денисов, как будто собирался влететь в церковь через высокое крыльцо. И сделает это он с легкостью. Только сейчас Денисов как следует рассмотрел велосипед, можно сказать, в упор. Он был тяжелым, и ему явно не хватало двигателя, чтобы называться мопедом. Не нужно иметь богатого воображения, чтобы представить, как этот байк прижимает к обочине обычный велосипед и сбрасывает его с дороги.
Денисов толкнул локтем напарника:
– Смотри. Чудо природы.
– Где?
Скобликов находился на расстоянии десяти-двенадцати метров от патрульной машины. Евсиков увидел то, что не заметил его товарищ: небольшой матерчатый ранец, цветом и формой напоминавший сумку с противогазом. Может быть, в этой связи он подумал об этом парне как о дневальном. Когда он проходил срочную, ему однажды пришлось бежать через весь город домой к начальнику штаба войсковой части. И чтобы его по дороге не остановил патруль, ему к повязке помощника дежурного по штабу полагался противогаз. Слабая аналогия, но она пришла в голову старшего лейтенанта подсознательно. Но почему ранец не там, где ему положено быть, – за спиной? Он висит так, что в него легко запустить руку и что-то достать. И если одна мысль явилась к Евсикову по наитию, то другая была связана с интуицией.
Предчувствие неотвратимого. Во рту у него пересохло. Одной рукой он сжал свой автомат, другой перевел флажок предохранителя на автоматический огонь. Денисов бросил на него полный недоумения взгляд.
Скобликов освободился от велосипеда так быстро и неожиданно, что патрульные не успели моргнуть: отпустив руль, он еще и подтолкнул байк ногами, последний раз нажимая на педали. Так оттолкнуться от велосипеда и остаться стоять на земле, сохранив равновесие, мог только мастер. А байк продолжал ехать, «разбрасывая» внимание патрульных. Подхватив «бизон» правой рукой, левой Виктор нажал на кнопку приемника видеосигнала, включая его. Тотчас загорелся индикатор готовности на «раскосой» видеокамере; один ее глаз уставился на стрелка, другой – на первую жертву.
Лейтенант Денисов был ближе к Скобликову. По его лицу заметалось красное пятно лазерного прицела. Словно убегая от него, патрульный заворочался на водительском сиденье в попытке дотянуться до автомата на заднем. Он откинулся назад насколько смог, подставляя под прицел «бизона» затылок и открывая своего напарника. Этот сумбур просился называться маневром: безоружный вооружался и открывал коридор для выстрела своему вооруженному товарищу.
В ловкости и предусмотрительности Скобликов мог дать фору обоим патрульным сразу. Он сузил глаза, настраиваясь на нового, более опасного противника. Он больше не ориентировался на отбрасываемое лазером пятно, затерявшееся в одежде постового. Он поднял «бизон» выше, и видеокамера послужила ему громадной мушкой. Она скорее мешала, чем помогала, но Виктор не мог промахнуться с десяти метров, даже если бы стрелял от бедра. Надо отдать должное Евсикову. Тот успел взять автомат на изготовку и приготовился к стрельбе. Но Скобликов придавил спусковой крючок секундой раньше, и «бизон» дернулся в его руках.
Одна из пяти пуль короткой очереди срикошетировала от автомата в лобовое стекло. Любая другая для Евсикова стала бы смертельной, если бы не его бронежилет (как будто он действительно был исполосован светоотражающим материалом, а стрелок вел огонь под снопом автомобильных фар, выхвативших из темноты только эти полосы).
Скобликов повел стволом и снова нажал на спуск. Вторая короткая очередь предназначалась Денисову. Он вскрикнул, получив две пули в плечо, и резко развернулся. По большому счету, он оказался в положении водителя, попавшего в экстремальную ситуацию. Хотя он и впервые попал под обстрел, механика его не подвела. Превозмогая боль, оставляя машину на первой передаче, но выжав сцепление, он повернул ключ в замке зажигания и утопил педаль газа в пол. Он снова перекрыл видимость напарнику, но в этот раз служа ему надежным щитом.
Евсиков тоже действовал на автопилоте, позабыв о рации. Он рванул ручку наклона спинки и откинулся назад. Из такого положения можно было наблюдать за манипуляциями стоматолога, Евсиков же приготовился вести огонь из «калаша». Он изловчился и нажал на спусковой крючок. Длинная очередь прямо через заднее левое стекло могла скосить кого угодно. Но в разлете осколков стекла Евсиков не смог разглядеть ничего и никого.
Скобликов успел сменить позицию, отшагнув против хода машины, и припал на одно колено. Денисов отпустил педаль сцепления, и «шестерка», взвизгнув покрышками, рванула с места. Она отъехала всего на пять метров, и общее расстояние между ней и нападавшим увеличилось до пятнадцати. Евсиков принял горизонтальное положение, но резкий рывок машины снова отбросил его на прежнее место. Он выругался и приготовился стрелять из этого неудобного положения: лежа на спине, не видя цели. Он снова отстрелял, задыхаясь от пороховых газов, ударивших прямо в нос, через стекло, для острастки; большего он сделать не мог.
Скобликов успел сменить позицию, отшагнув против хода машины, и припал на одно колено. Денисов отпустил педаль сцепления, и «шестерка», взвизгнув покрышками, рванула с места. Она отъехала всего на пять метров, и общее расстояние между ней и нападавшим увеличилось до пятнадцати. Евсиков принял горизонтальное положение, но резкий рывок машины снова отбросил его на прежнее место. Он выругался и приготовился стрелять из этого неудобного положения: лежа на спине, не видя цели. Он снова отстрелял, задыхаясь от пороховых газов, ударивших прямо в нос, через стекло, для острастки; большего он сделать не мог.
Теперь у Скобликова не осталось ни одной помехи. Евсиков предельно упростил ему задачу, высадив заднее тонированное стекло. Еще не успели осыпаться на крышку багажника осколки, а Виктор, поймав в прицел голову водителя, которая, казалось, была нанизана на короткий подголовник, отстрелял в нее двумя форсированными очередями. На подернутое паутиной трещин лобовое стекло брызнула кровь. Водитель уронил голову на руль, и его потянуло вправо. В самую пропасть. Ни кресло, переведенное Евсиковым в положение лежа, ни сам старший лейтенант не помешали ему завалиться на бок. Ему как будто отрубили голову. Она упала в корзину, а руки искали опору...
Неуправляемая патрульная машина поехала по кругу, пока не врезалась в фонарный столб. Виктор догнал ее и через брешь в заднем окне отстрелял по второму противнику. У Евсикова не осталось ни времени, ни пространства для маневра. Его ноги были придавлены телом партнера, и он дергался в тщетных попытках освободиться от свинцовой тяжести в ногах. Это она убивала его сейчас, потому что была его последним ощущением. Первые две пули снова попали в голову Денисова, а другие вспороли живот, простучали по «броне» Евсикова, прошили его шею и голову.
Скобликов, стреляя, опускал оружие, «против хода». «Бизон» лязгнул затвором. Виктор развернулся и сделал первый шаг по направлению к церкви. Не останавливаясь, освободил пистолет-пулемет от выработанного шнека. Левой рукой откинул клапан ранца и достал полный шнек. Пара секунд – он встал на место. Скобликов передернул затвор.
Водитель лимузина не решился завести двигатель: он стал свидетелем неудачной попытки двух патрульных сделать то же самое. Те были вооружены боевыми автоматами, а у него только перцовый баллончик в бардачке. У них была простая «шестерка», а у него – вальяжная машина высшего класса. Он повторил движение Денисова, повалившись на сиденье пассажира. Он походил на страуса, спрятавшего голову в песок.
Скобликов подошел к лимузину вплотную и резко распахнул дверцу со стороны пассажира. Поймав безумный взгляд человека лет сорока, приставил к его голове ствол «бизона» и выстрелил. Быстро закрыл дверцу, как будто бросил туда гранату с удушающим газом.
* * *Тяжелые церковные двери были плотно закрыты, как будто олицетворяли таинство обрядов и главный из них – раскрытие грехов священнику, дабы получить от него прощение именем Иисуса Христа.
Вики почудилось, что за церковными стенами завели гусеничный трактор; прогромыхав две-три секунды, он заглох. Потом тишину снова разорвали эти резкие звуки; попытка завести трактор снова повторилась.
Вики и Роберт переглянулись. У Роберта был такой взгляд, будто гусеница трактора проехала по его ногам.
Этот звук не миновал и ушей Джил, и священника. Только шафер, озабоченный тем, что не смог поддержать настроение хотя бы баночкой любимого им джин-тоника, не отреагировал на трескотню за окном. Он сможет насладиться спиртным напитком лишь в городе, когда поставит машину на парковку.
«Он здесь», – пронеслось в голове у Роберта Гартмана.
До этой минуты он все еще сомневался в надежности Скобликова; ставя на его место себя, он находил множество причин, чтобы ретироваться.
Гартман побледнел с новой силой и простонал сквозь стиснутые зубы: «Боже мой...» В голове прозвучал голос Виктора: «Позвонишь мне, если что-то пойдет не по плану. Например, число приглашенных на церемонию увеличится на три или четыре человека». Далее он сделал упор на свою меткость... Как передать почти что незнакомому человеку, который уничтожил в себе чувства, убив первого своего человека, страх, сковавший все тело, затуманивший разум? Когда патрульные остановили кортеж для того, чтобы возглавить его, у Роберта сердце ушло в пятки: он подумал, что это арест. На глазах у невесты и ее подруги, этой сволочи. Да, он был обязан предупредить партнера, но и его можно понять. В конце концов, Виктор – профессионал, его не остановят всего двое патрульных. Это они стреляли из автоматов. Виктор сказал, что у него бесшумное оружие. Вдруг его убили? Для Роберта его смерть стала бы избавлением. Сонни Новелла уберется в «свою-чужую» Италию и надолго, очень надолго забудет про своего женатого агента. Но мертв ли Скобликов? Патрульным стоило бы побеспокоиться о контрольном выстреле в голову.
Озабоченная его видом, Вики спросила:
– Что с тобой?
Роберт ответил:
– Бонусные баллы покоя не дают.
* * *Сонни Новелла посмотрел на часы. Ключевая фаза операции должна была начаться с минуты на минуту (Скобликов доложил о готовности, назвав место, где он находится: в двух с половиной километрах от городка). Сонни больше всего опасался повторного телефонного звонка и именно в эти минуты. Спустя час или полтора он будет торопить время и с нетерпением посматривать на экран мобильника, считать полосы качества связи и зарядки батареи («Я на месте. Все о’кей».)... Такое состояние для него было привычным. Сонни переживал за исход дела, которое со стопроцентной уверенностью он называл своим; сомнения с переживаниями свойственны не только слабым. Даже наоборот: когда переживает сильный человек, это здорово цепляет.
Сонни коротал время в конторе, которую в шутку называл «Американские скаты», вкладывая в это названием двойной, а то и тройной смысл: это и наклонная поверхность («Мы поможем вам скатиться до самого низа»), и колесо («Автомобиль вдребезги, а на наших покрышках ни одной царапины»), и морская хищница с острым хвостом, рекламного слогана для которой Сонни еще не придумал.
Директор фирмы с именем и внешностью американского комика Луи Андерсона не скрывал своей озабоченности и в любую секунду был готов расторгнуть контракт о сотрудничестве с «фирмой Сонни», рискуя потерять бизнес здесь, в России. Сонни было откровенно плевать на бледный вид толстяка, на его подрагивающие от противоречивых чувств руки и губы. Отношения между директором «Ската» и Сонни Новеллой были примерно такими, как у карьерного дипломата и разведчика под прикрытием посольского работника. В общем и целом они работали на государство.
В этой части офиса, где чаще всего бывали деловые встречи (совещания всегда проходили в кабинете Андерсона), Сонни стоял в полутора метрах от окна и смотрел на улицу, заполненную его воображением, воспаленным документами о бездомных, преступниках, попрошайках, проститутках, место которым – в громадной газовой камере. Причем, подумал Сонни, они должны были чередоваться с теми, кто опустил их до этого уровня: чиновниками, силовиками, бандитами и прочими обиралами и мародерами. В его представлении они складывались в штабеля, как в немецких концлагерях: человек – бревно, человек – бревно... Но кто тогда зажжет очищающий огонь? И Сонни поднял глаза к небу.
Нарядно одетые, избалованные дети в его глазах превращались в грязных нищенок с затуманенным взглядом. Они множились на глазах. Над головой каждого – нимб, кликнув по которому можно было вызвать свойства: родился, не учился, текущий статус – бездомный наркоман. Взрослая особь – бездетный, безработный, бесперспективный живой труп.
В России по сей день не утихают споры по поводу смертной казни. В стране Сонни Новеллы преступников душили в газовой камере, жгли на электрическом стуле, усыпляли как бешеных собак. В России, твердо был уверен Сонни, давно назрела необходимость в массовой смертной казни. Даже сокращенно – МАСКА годилась для страны с глубокими традициями в плане массовых казней, поголовных репрессий, тотального истребления. «У тех, кто не помнит своей истории, нет будущего». Это была выжимка из крылатой фразы «Кто не помнит прошлого, тот обречен его повторить». Автора он, к сожалению, не помнил.
Сонни снова бросил взгляд на телефон, с трудом оторвавшись от созерцания улицы, наводненной его воображением. Пока нет звонка, все идет нормально. Штатный режим никто не отменял. Он улыбнулся.
* * *Пацаны не могли оторвать взгляд от байкера еще и потому, что их охватил страх; как во сне, они боялись повернуться к монстру спиной, иначе – смерть. Они были дважды скованы, сначала – его эффектным появлением. Если это и называлось групповым инстинктом, который не позволил их стайке разделиться, то он спас их.