– Завтра встречаешься с Гартманом, – сказал Новелла, опуская имя своего московского агента. – Помнишь, кто это?
– Да. Он – слизняк.
Сонни с минуту молчал. Он чуть слышно бросил под нос: «А здесь, в Москве, ты совсем другой». В Викторе просыпалась дерзость. Не опасно ли это?
Он вынул из кармана два набора ключей и универсальную отмычку, которой можно было открыть большинство английских замков; из доклада Роберта Гартмана следовало, что замок в квартире Михаила Наймушина именно такого типа. В одном из наборов ключей Виктор без труда узнал «классические вазовские».
– «Нива», в отличном рабочем состоянии, – тоном продавца подержанных машин начал перечислять Сонни, – уверенно ведет себя на трассе и более чем уверенно – на бездорожье. «Лендровер»...
Скобликов взял со стола ключи от «Нивы», чем избавил Новеллу от необходимости перечислять достоинства семейного полноприводного автомобиля – более чем приличного, но в равной степени и «заметного».
Сонни одобрил выбор своего агента и положил ключи от «Лендровера» себе обратно в карман.
* * *С Робертом Гартманом Виктор встретился в двух с половиной километрах от Московской кольцевой, на Волоколамском шоссе, пересекающем Красногорск и являющемся основной автомагистралью этого подмосковного города, предварительно созвонившись с ним и еще раз уточнив место встречи. Гартман не походил на мачо, как обрисовал его Сонни Новелла, однако мексиканские черты в нем просматривались. Говорил он с заметным акцентом.
– С таким автомобилем с собой нужно возить биотуалет, – сделал он комплимент «Ниве».
Он надеялся, что этот русский откроет дверцу и разрешит ему сесть в машину – познакомиться, пообщаться минуту-другую, войти в контакт. Скобликов через опущенное стекло отдал ему четкие распоряжения:
– Прыгай в свою «помойку». Поезжай впереди. Я за тобой. Сначала покажешь мне помещение для заложницы.
– А потом?
– Потом вычистишь мой биотуалет. Поехали.
Виктор был уверен, что американец, направляясь к своей машине, кроет его матом. Так и было. Роберт бросил под нос: «Русская свинья!» Сплюнул на обочину, прежде чем сесть за руль своего «Форда». Он не сразу тронулся с места. Сначала прикурил сигарету, не снимая перчаток из тонкой кожи.
Дом на окраине Красногорска, раскинувшегося на реке Москве и ее притоке – Баньке, примерно в двух километрах от МКАД и двадцати двух от центра Москвы, словно был создан для содержания заложников. Бревенчатый, обложенный силикатным кирпичом и облагороженный облицовочным, он имел стены полуметровой толщины. С одной стороны соседи – цыгане, с другой – никто не жил. Ставни закрыты, на крыльце и бетонных дорожках толстый слой пыли. Дорога начиналась сразу за забором. Грузовой, легковой автотранспорт тек по ней непрерывным потоком днем и ночью. Неприступные стены самого дома и не прерывающийся круглые сутки шум с улицы – вот два главных условия, на которые Роберт Гартман, выполняя задание Новеллы, обратил внимание в первую очередь. О чем он и сообщил Виктору, передавая ему ключи от дома.
– Этот дом арендован под склад. Через подставное лицо я заплатил хозяину дома за полгода вперед, – сообщил он то, что Виктору было известно. Пауза. – Я хочу задать тебе вопрос: как метко ты стреляешь?
– Спросишь об этом, когда приедем на объект, где я и буду стрелять.
– Черт! – Рот Гартмана был полон жвачки. Он жевал так остервенело, заметил Скобликов, словно дезинфицировал полость рта после длительного минета.
– Здесь есть подпол?
– Что такое подпол?
– Подвал, погреб, куда ссыпают картошку.
– Картошку?
– Перестань переспрашивать, придурок.
– Знаешь, мне может это не понравиться. Почему я должен терпеть оскорбления?
– Потому что. Отвечай на вопрос, – усмехнулся Скобликов.
Роберт взял себя в руки.
– Да, есть. Здесь есть подпол, куда ссыпают картошку. Один вход в подпол мы прошли – это дверь в прихожей.
– Я заметил ее. Где второй вход?
По-прежнему не снимая перчаток, Гартман сдвинул в сторону половик, под которым обнажилась крышка люка. Кольца на нем не было, но широкие трещины позволили американцу пальцами зацепиться за край люка; приподняв, он сдвинул его в сторону. Когда же Гартман поднял глаза, они говорили прямым текстом: «Вообще-то эту грязную работу должен делать ты». Скобликов предпочел ответить вслух:
– Ты не для моей, ты для своей невесты стараешься.
Виктор спустился по металлической лестнице в подпол, который на поверку оказался подвалом, проходившим под всем домом. «Зиндан со всеми удобствами», – подумалось Виктору, когда он, услышав сверху подсказку Роберта («Выключатель справа от двери»), включил свет.
Роберт для своей невесты постарался на славу. Он создал здесь для нее спартанские условия. Но что тогда значили его мысли о грязной работе? Ведь грязнее той, что он проделал, трудно было представить.
Дальний угол подвала представлял собой склад утиля: разобранные панцирные кровати, части мебели, книжные полки, двери, кашпо и прочее. Скобликов не ошибся, когда предположил, что весь этот хлам еще несколько дней назад был разбросан по подвалу. Роберт с тщательностью маньяка ликвидировал этот хаос. Он собрал одну кровать, которая в центре подвала, освещенного одной-единственной лампой с потолка, виделась койкой в одиночке для душевнобольных. В метре от нее, но не вплотную, стояла антресоль от шифоньера, заменившая больничную тумбочку. Еще одна вещь – табурет. И тоже поодаль от кровати.
Бетонированный пол был чистым. Над ним поработала щетка. Виктор, оглядевшись, увидел ее в углу возле лестницы. Рядом стояло ведро, накрытое наполовину половой тряпкой. Так в гостиницах приоткрывают уголок постельного покрывала.
Маньяк.
Виктор обследовал подвал на предмет отдушины, щели, через которую на улицу мог просочиться крик. Но подвальные стены представляли собой монолит.
Он вылез наружу. Ногой сдвинул люк, и тот стал на место. Так же не нагибаясь, Виктор ногой поправил половик. Он подавил в себе вопрос, касающийся отношений Роберта и Вики: «Надеешься встретиться с ней здесь?» Но Роберт был слабаком. Он мысленно заточил невесту в этом каменном мешке, но бежал, как от чумы, от предложения Новеллы убрать Вики: дать яд, столкнуть с моста... У него было богатое воображение, оно же – больное.
– Как часто ты бывал в Марево? Не переспрашивай, просто отвечай на вопрос.
– Нечасто. С Вики – три или четыре раза. Без нее столько же – изучал подъездные пути.
– Ладно, подробнее расскажешь по дороге. Поедем на моей машине. Твоя там, судя по всему, примелькалась.
В Марево они приехали в два часа дня. Виктор медленно проехал мимо церкви, которая и ему показалась «средневековой». Роберт подробно рассказывал о планировке и убранстве, распорядке, обо всем, что ему самому удалось узнать.
Скобликов проехал до конца поселка. Ровной грунтовой дорогой выбрался на объездную, которая на местных картах значилась первой категории. Буквально через четыре километра уперся в пост ГАИ.
Нечто подобное он ожидал увидеть. И только укрепился во мнении, что «эвакуационный коридор» (так он был обозначен в плане) ему придется готовить самому.
Его машина осталась без внимания со стороны гаишников, и Скобликов, проехав еще полтора километра на восток, остановился и заглушил двигатель. В Мареве он увидел все, что ему было нужно увидеть, о чем он и сказал Роберту. Обменявшись с ним контактными телефонами, Виктор предупредил:
– Позвонишь мне, если что-то пойдет не по плану. Отсрочка церемонии на час или два в ту или другую сторону – нормально. Так что в этом случае не звони.
– Тогда что может пойти не по плану?
– Например, число приглашенных на церемонию увеличится на три или четыре человека, а это значит появляется лишняя машина. Но чтобы ничего не упустить, докладывай мне о любых отклонениях в плане, – сменил решение Скобликов. – Теперь насчет моей меткости. Стреляю я неплохо. Я этим на хлеб зарабатываю. Но и ты не зевай. Когда увидишь меня, падай на пол, прикройся свидетелем. У меня в руках будет автомат, а не снайперская винтовка. Иначе будешь похож на ежика с изнанки.
– Будешь стрелять в воздух?
– В какой, на хрен, воздух? Сонни хочет, чтобы это было похищение, а не пропажа.
– Да, пожалуй, ты прав. – Роберт продолжил после короткой паузы: – Рядом с Вики будет ее подруга – Джил. Сволочная баба. Если и должна пролиться кровь, то пусть это будет кровь Джил.
– Но ты не мой работодатель. – Скобликов вдруг почувствовал легкое, почти что невесомое головокружение, а в голове медью прозвенели слова о беспрекословном подчинении работодателю. Что-то мешало ему сосредоточиться на простых мыслях...
Виктор тряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Ладно, я принимаю твой заказ.
– Заказ? – Роберт пожевал губами, словно пробовал это слово на вкус.
– Заказ? – Роберт пожевал губами, словно пробовал это слово на вкус.
– Ага, – подтвердил Скобликов. И вдруг перешел на английский, чем окончательно добил Гартмана: – How much would you like to pay for murder? Today you name the price![1]
Надо отдать должное Гартману, он все же нашелся:
– Пожалуй, я дам за это доллар.
После непродолжительной паузы Виктор заявил:
– А ты красивый.
Что для Роберта явилось полной неожиданностью.
– Ты так думаешь? – с небольшой задержкой спросил он.
– А как еще природа могла покрыть такую тупость? Да выплюни ты жвачку, в натуре!
По виду американца нельзя было сказать, боится ли он crown (английское слово он предпочитал русскому и, наверное, вкладывал в него больший смысл). В этот день он станет другим человеком. Наверняка свыкся с мыслью, что ему придется участвовать в убийстве, свыкся легко по той причине, что с самого начала являлся участником заговора на государственном уровне. А может быть, раньше, когда только-только был завербован Новеллой.
– Ты ничего не забыл? – спросил Виктор.
– В каком смысле?
– Адрес. Ты должен был узнать адрес одного человека.
– Ну не я лично занимался этим вопросом. – С этими словами Роберт вынул из кармана и протянул Виктору листок бумаги с адресом Михаила Наймушина.
* * *Виктор не стал откладывать личные дела в долгий ящик и наведался по адресу однокурсника на следующий день. Наймушин проживал на одной из четырех улиц с «северным» названием. Бабушкинский район находился на северо-востоке столицы, отсюда и «холодные» названия улиц: Енисейская, Печорская, Чукотский и Анадырский проезды. Также история района тесно связана с именем Жени Рудневой, а одна из улиц носит имя этой храброй летчицы.
Дабы не торчать в пробках, Скобликов воспользовался трамваем 17 маршрута. До дома Михея дошел пешком.
Вот она, его девятиэтажка-малометражка, возвышающаяся над пятиэтажками, этакий провинциальный небоскреб.
Он дождался, когда мужчина лет сорока с небольшим откроет подъездную дверь, оснащенную домофоном, вместе с ним шагнул в лифт. По-хозяйски осведомился: «Вам высоко?» – «Восьмой». И нажал на кнопку с цифрой «4». Когда он вышел, а двери лифта закрылись, подошел к квартире номер 132. Не теряя времени, достал универсальную отмычку. Предстоящая работа не требовала особых навыков. Все, что требовалось от взломщика, – это осторожно вставить довольное длинное «жало» отмычки в скважину и, пошатывая его, очень медленно тянуть на себя. Пять-шесть раскачиваний, и язычок замка приветливо щелкнул непрошеному гостю.
Виктор вошел в квартиру Наймушина и быстро закрыл за собой дверь. Он не смог сразу пройти в комнату. Ему требовалось время на то, чтобы адаптироваться в этой среде, которую он заведомо посчитал враждебной. Так прошла не одна минута. О чем думал Скобликов, он не смог бы ответить даже под пытками. В голове и душе – свалка из разрозненных мыслей и чувств. Но пора приступать к работе.
Он хорошо усвоил, чему его учил Сонни Новелла. Первым делом зашел в туалет и, расстелив на полу газету, вывалил на нее содержимое мусорного ведра. На глаза ему сразу попался чек из торгового комплекса «Ашан». Вчера в 19.31 (время было проставлено на чеке) Михей проходил через кассу с покупками: сосиски ганноверские, батон, сырки «Президент», пиво... Другой чек был выдан ему подразделением Сбербанка на получение наличных. И в нем тоже указано время: Михей снимал наличные за двадцать минут до того, как рассчитался за покупки. Вероятнее всего, банкомат находился на территории «Ашана». Михей снял тысячу рублей, доступные средства на его счету – почти десять тысяч. Еще один чек – из терминала QIWI. Михей пополнил счет на номер телефона, который заканчивался на 2255. О чем говорили эти чеки? Для Скобликова они значили многое. Он узнал кое-что из жизни своего бывшего партнера, в частности, в каком магазине тот покупает продукты (хотя это мог быть единичный случай), какими деньгами располагает на данный момент. Наконец, он заполучил его номер телефона.
Что это значило для самого Михея? Вряд ли стоило применять к нему «шпионские» термины вроде «расслабился», прикинул Виктор. Он жил иной, полноценной жизнью, где был свободен от таких мелочей, как чеки. На месте Михея, который, скорее всего, подчищал бумажник, Виктор все чеки спустил бы в унитаз.
Михей. Везет ему.
Он рядом. Так близко, что у Скобликова засосало под ложечкой. Он испытывал противоречивые чувства. Порядком забытые, они были умело подогреты Филиппом Берчем. Умело. Ну и пусть. Эти чувства имели ценность, и пренебрегать ими не стоило. Скобликов словно попробовал их на вкус.
Разбирая эти выброшенные Михеем бумаги, Виктор думал и о заложнице... Конечно, он забегал вперед. Вики Миллер пока еще на свободе.
* * *...Черный президент, белый президент. И у обоих в голове одна электроника. Две высокопоставленные флэшки. Гонка вооружений. Мир без ядерной войны. Мир без ламп накаливания. Обрыдло.
Эти и другие темы теперь казались Вики Миллер пошлыми. Она знала причину, но отчего-то прятала ее. Или пряталась за ней. Работа как смысл существования отошла на второй план. Первое место было отдано тому, что она незаслуженно сбросила с верхней ступени пьедестала.
Первый раз Вики влюбилась в четырнадцать лет. Ей казалось, что хип-хоп только-только зарождался – в ее родном американском Огасте и при ней, и она рылась в чернокожих рэперах, как ребенок в песке; все они были у ее ног. Ей не хотелось страдать от любви к одному из них, чтобы все видели, как она по нему сохнет. Она набралась смелости, и та не оставляла ее до сих пор. На нее обратил внимание Рук-бой – мастер битбоксинга (голосом он имитировал ритмы драм-машины и поэтому был прозван грачом; rook-boy – мальчик-грач). Он первым объяснил Вики, что «хип-хоп нельзя потрогать и понюхать, для всех он разный и значит что-то свое». Кто-то крутит винил, кто-то ломает рэп, кто-то дерет битбокс, кто-то пляшет брейк и крамп, кто-то рисует на заборах из баллончиков и называет себя «граффитчиком», все это хип-хоп. «Даже жрать, спать и трахаться можно по-хипхоповски», – как-то раз просветил Рук-бой свою малолетнюю любовницу: он только что проснулся и что-то жевал. Месяца через два социально-прогрессивный рэпер первым признался ей в любви. Она, добившись своего, ответила: «Я тоже люблю тебя». Прошло еще полгода, и Рук-бой, чьи родители были выходцами из Ямайки, по словам самой Вики, «заглотил смертоубойную дозу галлюциногенной дури и вздернулся на брючном ремне товарища из команды». Но прежде он задушил его голыми рэперскими руками в тесной кабинке туалета. И это тоже был хип-хоп.
Вики недолго горевала: парней с превышенным самомнением и баллончиками в руках, с винилом под мышкой хватало как по стране, так и в отдельно взятой подворотне.
Рук-бою поставили памятник в полный рост. Он плохо сочетался со скромными надгробными плитами кладбища, он словно вознесся над покойниками, держа в вытянутых руках грача, что на взгляд самой Вики было натурально говенно.
Она не раз и не два была на могиле Рук-боя. Ее тянуло туда какое-то тягостное чувство: она должна была что-то вспомнить. Это все равно что вернуться к прежнему состоянию, к исходной точке. Но у нее ничего не получалось; и зря она выжимала из себя физические и умственные силы: «Вот я здесь. Снова здесь. Отсюда я сделала шаг в направлении, которое забыла на следующем шаге. Как девочка Энни из страны Оз. Что я должна была сделать? Что, урод?» Она поднимала глаза на Рук-боя, вросшего в камень своими широкими штанами. По сути дела она дожидалась пинка от бронзовой статуи, от этого «заколдованного мальчика», которого не усадили на электрический стул только потому, что он предпочел смерть от удушья и оставил правосудие штата Мэн с носом. Что, однако, не помешало его фанатам, спонсорам, арт-директорам и прочим горлопанам и рвачам увековечить его в бронзе.
Вики перебрала множество вариантов (это при том, что не уставала твердить: «Сдохну, но с места не сдвинусь. Я вспомню все...»), даже самый невероятный: она сделала тот самый шаг, чтобы попробовать себя в этой безграничной культуре под названием хип-хоп. Знаменитая рэперша Вики. Девочка-грачиха. Или там девочка-щенок. Почти что вдова. Но реально – девушка Рук-боя.
Многие удивлялись ее собачьей преданности Рук-бою, полагали, что она сохнет у его бронзовых ног. А она не хотела никого переубеждать: нравится кому-то видеть в ней скулящую сучку, пусть наслаждаются.
Прошло еще три месяца, а Вики казалось – пролетела целая жизнь. Ее фотографии на фоне «бронзового рэпера» сначала обошли Интернет, а потом канули в громадном унитазе медиапучины. Ей стало жалко саму себя, когда она изменила самой себе, что, в ее понимании, походило на совокупление гермафродита. Но она сделала шаг вперед, чтобы уже никогда не возвращаться на это кладбище. Еще один шаг. И еще несколько шагов. Прощаясь с другом навсегда, она оглянулась. И вдруг вспомнила, что же ее мучило все эти долгие-долгие дни. Эта его поза, его схожесть с другой стелой не давала ей покоя...