– Тут направо, – вмешался в мои мечущиеся мысли он. – Держите курс и паркуйтесь.
– А где тюрьма? – наивно поинтересовалась я. Рядом со мной расположился уютный московский квартал, никаких заборов, никаких проволок. Ни колючих, никаких. Только парковаться негде, это да.
– Вообще-то, не тюрьма, конечно, а СИЗО, – поправил меня он.
Я подумала, что значит это слово, но вспомнила, что это – следственный изолятор.
– Нам во двор. Готовьте паспорт.
К огромному моему удивлению, тюрьма обнаружилась прямо во дворе уютного дома на Новослободской улице. Там было прилично народу у входа, кто-то сидел на корточках и чего-то ждал, кто-то стоял и возбужденно обсуждал что-то, размахивая руками. А у некоторых были совершенно больные глаза, сухие, покрасневшие, окруженные синими кругами. Стояло больше женщин, и все курили. Дыма было много.
– Не отставайте, – поторопил меня Журавлев, и мы протолкались внутрь круглой башни, где было множество коридорчиков и стояла страшная суета. Люди смотрели словно мимо меня, у всех были какие-то свои дела, свои проблемы. Кто-то пытался пролезть без очереди, кто-то узнавал моего шефа и здоровался, тот тоже пожимал руки и кивал в ответ. Наконец он сунул мне какие-то листки и потребовал их заполнять.
– Образцы на стене, – сухо добавил он и принялся кому-то звонить. Я стояла и с удивлением отмечала, как все это на самом деле напоминает какой-нибудь ЖЭК или домоуправление. Или вообще приемную комиссию вуза. Никто не бьется в истерике, никто не рвет на себе волосы. И, кажется, только я одна из всей этой толпы впечатлена тем, что нахожусь в ТЮРЬМЕ. Остальные скучают, читают, курят, ждут – в общем, живут нормальной человеческой жизнью.
– Часы, ключи есть? – спросил меня непроницаемый охранник. Я охнула, выложила все, что имела при себе, включая цепочку с шеи, единственное, чего не снял с меня мой любящий папаша, отправляя во взрослую самостоятельную жизнь. Через некоторое время мы оказались в каком-то помещении, где было много-много комнат. Синяя Борода держался уверенно, свободно. Переговаривался о чем-то с мужчиной, который нас сопровождал. А потом, когда нас завели в пустую комнату со столом и стульями, коротко проинструктировал меня.
– Вы, Вероника, должны включить диктофон и следить, чтобы запись своевременно шла и не прерывалась. Также последите за поведением человека, его зовут Дмитрий. Мне потом будет интересно ваше мнение.
– Мое?!
– Да, а что? Надеюсь, об адвокатской тайне напоминать не надо?
– Нет... не надо, – растерянно согласилась я. Действительно, зачем напоминать о том, о чем я вообще не знаю! Судя по тому, как Журавлев снова просверлил меня острым взглядом, он понял мое неведение. Хмыкнул и спросил:
– Слушайте, Вероника, а вы как вообще учились?
– Хорошо, – промямлила я.
– И что, курс по основам адвокатской деятельности прогуляли? Почему вы вообще не проявляете никакой осведомленности?
– Ну... просто я... извините, растерялась. – Я бубнила что-то несусветное, догадавшись с ужасом, что Синяя Борода принял меня на эту работу, потому что по какой-то причине решил, что я окончила не исторический, а юридический факультет МГУ. Почему, интересно, он так решил? Да потому что ему и в голову не могло прийти, что на такое место пойдет человек с какого-то другого факультета! Зачем бы? Черт, и что же делать?
– Ладно, бросьте. В любом случае вы же понимаете, что все, что вы узнаете на работе, какой бы ерундой это ни было, не подлежит разглашению?
– Вы можете на меня рассчитывать, – совершенно искренне заверила его я.
Он снова глянул на меня, пожал плечами и пояснил:
– В случае нарушения вы можете получить массу проблем. Ну и, конечно, на карьере можете поставить крест. Ведь вы хотите карьеру сделать?
– Да! – Я кивнула, поразившись, как точно он просек, почувствовал мое самое горячее желание. Да, я хочу карьеру и только карьеру. Я мечтаю о деньгах, о собственной свободе, о независимости... но что же мне делать? Что, если этот дурацкий обман раскроется?
– О, бикса?! – раздался голос из дверей. В проеме стоял среднего телосложения мужичок с одутловатым лицом и всклокоченными волосами. Цвет лица у него был серый, под стать моей рубашке, руки грязные, с нестрижеными ногтями, а смотрел он на меня в упор. И взгляд этот был нехороший. Такой, как если бы я все-таки имела некоторую для него сексуальную привлекательность.
– Че, попутал, Дмитрий? – вдруг неожиданно грубо гаркнул Журавлев.
– Прости, врач, прости.
– Падай, – более мирно сказал мой босс. Но это был будто другой какой-то человек. – Что, идейный стал?
– Малек, – с неохотой кивнул этот... Дмитрий.
– Зачем тебе это?
– Баландер, сука, в кормушку запустил, все по палате разлил – а мы терпи?
– Тебе это зачем, паря? – каким-то забавно-простецким тоном прошепелявил Журавлев. – У тебя диагноз, тебе ж голодовка – вилы. Ты понимаешь? Сечешь? У тебя цапля[1] на носу, хочешь продлять предвариловку? Только не жалуйся потом!
– Не бузи, – понуро ответил Дмитрий, уже вообще не глядя на меня. – Сделанного не воротишь. Че, я – фебус?[2]
– Ну, как знаешь, – вздохнул мой. – Заяву напишешь. Че надо-то тебе?
– Че, мы, не люди? Пусть этого уберут. Лютует. Рыбу к нитке привязал, сахар ворует. Черт бы с ним, но так же дальше нельзя. Спать даже негде!
– Доктор нужен? – продолжил этот странный, птичий разговор Журавлев. Я не могла оторвать от него глаз. Он словно разговаривал на иностранном языке, который знал в совершенстве, хоть он и не был ему родным. Через некоторое время Дмитрия увели, а Журавлев в двух словах пояснил, что этот Дмитрий – его давний клиент, мошенник, страдает тяжелой формой несахарного диабета и должен быть по закону освобожден по инвалидности, только вот... пока что до суда ему все же приходится сидеть тут. А пока что он объявил голодовку в связи с нечеловеческими условиями в камере.
– А кто такой баландер? – вспомнила я. – И еще... этот – пупкарь?
– Баландер, понятно, тот, кто разносит еду. Тут местный умелец придумал рыбу на веревку подвешивать так, чтобы из камеры создавалось впечатление, что рыба почти попадает в каждую тарелку и только в последний момент срывается. А она ни к кому не попадает, так у баландера и остается.
– Кошмар! И что, тут только одна на всех рыба? – поразилась я, конечно, тут же снова получив его взгляд.
– Рыба, может, и не одна, а только еда, пропитание тут – это почти что самое главное, святое. Вы не представляете, Вероника, что тут может произойти из-за куска сала или буханки хлеба, я уж не говорю о чае. А пупкарь – это надзиратель, он из погонов, в смысле, людей в форме. В то время как баландер – тоже из осужденных, хозобслуга.
– Прямо язык.
– Это да, – согласился он, садясь в машину. – И если вы хотите однажды стать адвокатом, вам этот язык надо знать.
– А что, по нему есть учебники? – рассмеялась я, но тут же осеклась, потому что он невозмутимо кивнул и сказал:
– Есть, конечно. Даже у нас в офисе есть, если интересно.
– Очень! – согласилась я, и действительно, вернувшись в офис, а случилось это только после шести, так как я была оставлена еще в двух судах конспектировать процессы, я раздобыла этот самый разговорник и увезла к себе домой. Во-первых, потому что, если уж я хотела удержать это место, мне надо было как-то подтянуться хоть в чем-то, или меня вычислят. Пока еще у меня не потребовали диплома, и слава богу, но ведь могут и потребовать. А во-вторых, мне вдруг действительно стало любопытно. Впервые в жизни я столкнулась с чем-то, как бы это сказать, настоящим, подлинным. Какая-то удивительная жизнь, даже, можно сказать, трагедия, разыгрывалась прямо передо мной. И я захотела заняться этим. Я так и заснула с тоненькой брошюркой в руках, вызывая своим рвением ухмылки у Варечки. Она заходила ко мне поздно вечером, хотела поболтать, жаловалась на этих чертовых русских, которые не только сами пьют и гуляют, как поросята, но умудрились сбить с пути истинного и ее саму.
– А это у тебя что? – пьяно удивилась она, заглянув через плечо. – Вколачивать баки. Влохаться. Мадам, вы решили пойти по кривой дорожке?
– Я, кажется, по ней уже пошла, – усмехнулась я и попросила сегодня меня оставить. Но дошла я в итоге только до Д – Дачник, то есть тот, кто грабит именно дачи. Вообще, не такой уж простой словарь. Столько интересного.
* * *Продержалось мое относительное спокойствие, по моим подсчетам, недели три. Может, четыре (у меня все в голове в какой-то момент начало путаться). Работы было много, работа была разной, сложной, часто непонятной вообще. Дома я успела обзавестись целой самодельной, утащенной из офиса библиотекой – кодексы, кодексы: Гражданский, Арбитражный, Уголовный и несколько Процессуальных. Хотела заглянуть еще в Административный, но испугалась, уж больно толстая была книжка.
Увлекательнее всего было, конечно, читать Уголовный. Там я хотя бы примерно понимала, о чем идет речь. Убийство, нанесение тяжких телесных повреждений... Простор для работы. Я даже нашла статью, по которой надо было бы, теоретически, привлечь моего Мудвина. Статья 132 УК РФ, принуждение к действиям сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости. Красиво звучит, да только кто ж его привлечет? Он же – Мудвин. Это меня в итоге привлекли, как злостную и пьющую. Да уж, оставалось только вздыхать и читать дальше. Статей в Уголовном кодексе было много.
Увлекательнее всего было, конечно, читать Уголовный. Там я хотя бы примерно понимала, о чем идет речь. Убийство, нанесение тяжких телесных повреждений... Простор для работы. Я даже нашла статью, по которой надо было бы, теоретически, привлечь моего Мудвина. Статья 132 УК РФ, принуждение к действиям сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости. Красиво звучит, да только кто ж его привлечет? Он же – Мудвин. Это меня в итоге привлекли, как злостную и пьющую. Да уж, оставалось только вздыхать и читать дальше. Статей в Уголовном кодексе было много.
К концу этой самой то ли третьей, то ли четвертой недели (скорее, правда, четвертой, так как я, кажется, уже даже зарплату успела получить) я совсем уже освоилась и почти перестала бояться. Я знала, что мне надо делать, чего Синяя Борода терпеть не может (опозданий, пасьянса на компьютере и грубости в отношении кого бы то ни было) и что одобряет (переработка, точное соблюдение инструкций, кофе без сахара, но с двумя порциями сливок). Я также узнала, что он не женат, хотя когда-то был, и эта информация была оставлена мной без рассмотрения. Хотя, если бы он оказался женат, наверное, было бы хуже. Почему? Даже не знаю. Затрудняюсь ответить.
Помню, тот день даже начался сомнительно. Как только я пришла в офис, а пришла я только к обеду, так как весь день проторчала в Верховном Суде, первое, что я увидела, был скандал. В коридоре стоял Холодов, тот самый Голова, таинственный и великий, как Гудвин (не путать с Мудвином), а на деле красивый, высокий импозантный старик лет под семьдесят, именитый адвокат со всеми возможными регалиями и... некто Погорельцев, тоже наш адвокат.
– Потрудитесь объяснить, – мягким, но явно недовольным голосом вещал Холодов, – почему вы опять прибыли на службу в пьяном виде?
– Потому что... я не пьян, – ответил ему Погорельцев, и уже по одному тому, как он это сказал, становилось абсолютно понятно, что он пьян, и сильно.
– От вас, простите, разит! – повысил голос Холодов и перевел взгляд на меня. Я постаралась слиться со стеной, но мне это не удалось.
– Вот скажите, Вероника Юрьевна, как, по-вашему, может являться на службу адвокат в пьяном виде? – спросил он, явно стараясь втянуть меня в разборку. В Холодове все было хорошо, кроме вот этой профессиональной черты от всех требовать полнейшего соответствия идеалу. Он цеплялся ко всем, кроме, пожалуй, Журавлева. Это было странно, если припомнить то, в каком диком виде являлся тот на работу. Но Журавлев был неприкасаемым, все же остальные, включая и меня, – нет. Так что я втянула голову в плечи (хотя какие там у меня плечи) и буркнула что-то нечленораздельное.
– Что, вам нечего сказать? – нахмурился Голова.
– У меня документы, – пискнула я. – Мне очень надо.
– А я считаю, – бушевал тот, – что за один даже единственный эпизод пьянства надо гнать взашей, и все тут!
– Совершенно с вами согласен, – высунул из кабинета нос младший партнер, господин Мазурин, тот еще подхалим. С Холодовым он был согласен всегда и во всем, ну а тем более в таком вопросе.
– Вы привезли документы? – спросил меня Журавлев, с неприступным и отстраненным видом проплывающий мимо этого сборища.
– Да, конечно, – кивнула я, устремляясь за ним.
– Вот ты мне скажи, Максим, – с отеческой интонацией обратился к нему Холодов, – почему бы нам не выгнать к чертовой бабушке этого алкоголика?
– Потому не выгнать, что у него связи в Газпроме, – не поведя и бровью, ответил мой шеф. Возникла пауза, после которой Голова всплеснул руками, молча воздел их к небу, потряс немного, словно говоря, что в такой ситуации ему только и остается, как Понтию Пилату, умывать руки. И почти сразу ушел к себе. Алкоголик Погорельцев со связями из Газпрома был отправлен домой, допивать и дозакусывать, а Синяя Борода, удобно расположившись в кресле, вдруг неожиданно обратился ко мне с вопросом:
– Вероника, вы говорили, что никогда раньше, то есть до нас, не работали. Это верно?
– Ну... да, – растерялась я, не зная, как говорится, куда клонится этот базар. Тьфу ты, переучила я явно тюремный сленг. Но как ни крути, а этот разговор мне совсем не понравился.
– Тогда как же вы объясните, что на ваше имя уже существуют и пенсионные, и страховые карточки, и все необходимые социальные номера? Как же они образовались? Завелись сами по себе? – спросил он тем же ровным тоном и внимательно на меня посмотрел. Я похолодела, понимая, что вот он, мой жалкий и неотвратимый конец. Что я должна ему отвечать?
Глава 8 Блондинки начинают и выигрывают
Умение убеждать есть не у всех. Это, как говорится, или дано от Бога, или можно идти курить бамбук. У меня с даром убеждать не очень. Единственный раз, когда я пыталась убедить отца в чем-то, кончился драматически для меня. Ведь это я плелась тогда по улице полуголая, без копейки в кармане. Если бы я умела убеждать, то хотя бы контролера в троллейбусе сумела убедить не выгонять меня из транспортного средства. Я же, когда попыталась что-то выдавить, глядя на здоровенного лба с непонятным удостоверением, только еще быстрее оказалась на остановке. Да, тогда был неудачный денек, ничего не скажешь. Почему, спрашивается, так случилось, что, когда я в первый, можно сказать, раз поехала на троллейбусе без билета, меня тут же поймали и ссадили? Просто чудо какое-то! Да и вообще по жизни разве мне везет? Если я что-то нарушала на дороге, меня всегда штрафовали. Кого-то, может, отпускали, а мне – впечатывали по полной программе, даже взяток не брали. Писали протокол. А Мудвин? Ну что, не мог он пристать к кому-то более везучему или хотя бы умеющему правильно постоять за себя? Так нет – все проблемы получила я. По полной, как говорится. И теперь я, получается, продолжаю огребать последствия. Какие социальные номера? Какой пенсионный фонд? Я стояла и хлопала глазами, с трудом заставляя себя дышать. Ну вот все и кончилось, практически не успев начаться. Сейчас ссадят с троллейбуса.
– Что вы молчите? – минуточку помолчав, дернул меня мой теперь уже практически бывший начальник. Строгий, растрепанный и серьезный, очень умный, с красивыми голубыми глазами – Синяя Борода. Сейчас меня порубят на куски.
– Я... извините, даже не знаю. А... что?
– Вы точно нигде не работали? – хмурился он.
Я лихорадочно пыталась что-нибудь сообразить. Сказать правду? Глупо, можно просто сразу пойти и написать заявление об уходе. Соврать? Но что? На ходу придумать что-то не получалось, я вообще не мастер экспромта.
– Ну, я подрабатывала...
– Вы говорили, что неофициально.
– Может быть, полуофициально, – неуверенно пожала плечами я.
– Получается, что вы работали все же вполне официально.
– Нет! – помотала головой я. – Или да?
– Это вы мне скажите, – развел руками он и пристально на меня посмотрел. Потом почему-то усмехнулся. – Вы что, что-то скрываете? Страшную тайну?
– Я? – фальшиво изумилась я. И тут меня озарило. – Я поняла. Это... просто по моей трудовой, наверное, работала подружка.
– Значит, у вас была трудовая?
– Так она ее и завела!
– Зачем? – хмыкнул он и еще больше обрадовался. Было видно, что ему по какой-то причине все происходящее доставляет удовольствие.
– Ну... она была не местная. У нее... она с Украины, а у нее ребенок маленький на руках, – врала я, удивляясь самой себе. – Вот она и попросила. Я и забыла об этом.
– Странно. Как можно такое забыть?
– Ну, потому что это давно было.
– Да? Как интересно! – хлопнул в ладоши Журавлев. – А последний платеж в пенсионный у вас был чуть ли не пару месяцев назад. Как же так?
– Ну... – мямлила я. Да, я играла не на своем поле, ведь, как ни крути, напротив меня в удобном рабочем кресле вольготно раскинулся профессиональный адвокат, причем один из лучших в этом городе. И он владел информацией, а я даже не могла представить, какой именно.
– Может быть, лучше сказать правду? – Он скептически поиграл бровью и уставился на меня. Правду? Стоит ли? Я не была уверена. – Ну что же такого страшного вы можете скрывать? Что у вас не тот опыт, какой вы указали тут? Так вы никакого практически не указали.
– Я просто не знаю, как поступить, – согласилась я и присела на край стула. Журавлев ласково и твердо вел разговор, и у меня появилось ощущение, что я запуталась в щупальцах огромного спрута.
– Я помогу вам. Я знаю, как вам нужно поступить. Скажите мне, где вы работали. Если это не ФСБ, а вы не шпионка – вам нечего бояться. Я просто хочу понять, все-таки мы с вами уже месяц работаем. И вы работаете неплохо.
– Спасибо, – кивнула я, чувствуя, что на глаза почему-то наворачиваются слезы.
– Так где?
– В Call-центре одной телефонной компании.
– Вот видите, как все прекрасно объяснилось. Как долго вы там работали?
– Год, – сказала я. – Но вы же и сами это знаете. У вас же платежи.
– Конечно, я знаю. Мне важно понять, что вам можно все-таки доверять. Ведь я могу вам доверять? Все-таки вы моя помощница, мало ли что может быть нужно по работе. Мы же с вами так часто и подолгу бываем вместе. Так что скажете? Могу я вам доверять?