– Тоже Алексей, Алешка.
– Ты ему не позволил проститься с отцом, когда того увозили… куда? В Матросскую Тишину или в Лефортово?
– Я не знаю. Эти из управления по борьбе с коррупцией, думаешь, передо мной отчитывались? Я обязан был участвовать в операции по задержанию как начальник розыска, как представитель правоохранительных органов района. Алешке я не мог дать в тот момент свидания с отцом, не в моей то было компетенции.
– Так, я понял твою точку зрения на это дело, – кивнул Гущин. – А убийство школьницы?
– Это было примерно месяцев за десять перед арестом Грибова.
– Вы вместе его раскрывали?
– Вместе.
– Ну и что там?
– Эта девочка, Аглая Чистякова, училась в девятом классе. Ее нашли недалеко от школы и спортивной площадки – в парке. Труп был спрятан за трансформаторной будкой в яме. Ей размозжили голову.
– Дело так и осталось нераскрытым?
– Я делал все, что мог, я арестовал подозреваемую.
– Завуча школы?
– Некую Грачковскую Наталью, но данные были косвенные, у нее с девочкой был давний конфликт на почве учебы. Свидетели подтвердили несколько случаев прямого конфликта на уроках. И при осмотре тела, и во время судебно-медицинской экспертизы мы с Грибовым… – тут Вавилов запнулся, – да, мы же вместе тогда работали и со следователем… мы обнаружили один косвенный факт того, что это убийство могла совершить именно женщина.
– И что же не доказали вину учительницы?
– Я настоял, чтобы ее сразу арестовали. Следователь ходатайствовал перед судьей. Она просидела три месяца под стражей. Судья посчитал потом, что мы так и не собрали веских доказательств ее вины. Там по части биологической экспертизы полный швах был, орудия убийства мы так и не нашли. На одних косвенных данных обвинение не предъявишь. Грачковскую выпустили, дело потом приостановили.
– Висяк, значит?
– На тот момент я уверен был, что Грачковская убила Аглаю. Я просто не смог этого доказать.
– У девочки есть отец? – спросил Гущин.
– Нет, она росла без отца.
– А мать?
– Она покончила с собой, не дождалась даже сорока дней – повесилась. И брата у девочки нет. И вообще даже если бы ее мать была сейчас жива, за что ей мстить мне? Я с ней встречался, беседовал, я делал все, что мог, чтобы найти убийцу ее дочери.
– А учительница… завуч, она сейчас где? – поинтересовался Гущин.
– Я не знаю. Из школы ее уволили, как только мы ее арестовали. Там такой начался скандал на весь город.
– Так, ну а по поводу изнасилования в отеле «Сказка»?
Вавилов пожал плечами.
– Там вроде какая-то модель была потерпевшей? Красавица девица?
– Она не модель, у нее прозвище было Мимоза – известная в определенных кругах. Профессионалка. Эскорт для богатых клиентов.
– Проститутка, что ли?
– Факт не доказанный, если и да, то дорогая, высокого класса.
– А кто обвиняемый?
– Один мажор, некто Мазуров Павел – он в руководство консалтинговой компании входил. Они сняли отель этот наш целиком на корпоратив. Ужрались там все в ресторане. Кокаин… У Мазурова в крови следы амфетаминов экспертиза обнаружила. Он эту Мимозу избил зверски, изуродовал ей все лицо и изнасиловал в номере.
– Приревновал, что ли?
– Просто не отдавал себе отчета, что творит. Там свидетели были – его коллега по фирме и работница отеля, дежурившая в ту ночь. В номере кровища, когда он ее лупцевал. По виду не скажешь – такой приличный мужик, «белый воротничок». А с наркотиков озверел.
– Ты его лично там, в отеле, задерживал?
– Да. А потом мы с прокурором Грибовым над сбором доказательств и допросом свидетелей работали вместе. Только он, Мазуров, сейчас…
– Что он?
– Он тоже сидит. Он получил восемь лет колонии.
Полковник Гущин откинулся на спинку кресла. Версии потерпевшего… А он ведь возлагал надежды на то, что скажет ему сам Вавилов по поводу этих дел. Но версии не прояснили ничего. Лишь добавили новых загадок.
Глава 14 Ехидна И человек в небоскребе
– Не делай то, что задумал. Сейчас опасно.
Это произнесла мать Павла Мазурова Алла Викторовна, внимательно изучая разложенные для гадания карты на журнальном столе.
– Или ты… уже сделал?
Павел матери не ответил. Он вошел в холл-гостиную с кухни с горячей сковородкой на подставке, где шкворчала жаренная на сале картошка.
Алла Викторовна воззрилась на сына. За те пять лет, что они провели в разлуке, многое изменилось в облике Павла и в его вкусах. Например, трудно было представить себе, чтобы он ел вот такую картошку на сковородке, да еще приперся с нею прямо в гостиную.
– Ты сделал? – тревожно повторила Алла Викторовна.
И снова Павел вопрос матери проигнорировал. Он жевал.
Они сидели в гостиной в креслах напротив друг друга. Во всем большом и просторном доме свет горел лишь тут, а во всех других комнатах, а их насчитывалось немало – наверху и внизу, царствовала тьма.
Это потому, что они экономили электричество. Они вообще на всем экономили.
Этот дом Павел строил для себя и, как ему тогда – много лет назад – казалось, для своей будущей семьи. Он вбухал в дом огромные деньги. Но в те времена он мог себе это позволить, потому что неплохо зарабатывал в своей консалтинговой компании.
За пять лет, проведенных в тюрьме, дом пришел в упадок. Многое из того, что планировалось отделать – ванные комнаты с джакузи, наверху бильярдную, гостевые спальни, – так и осталось неотделанным. Пустые помещения, лишенные мебели, полные сора и дохлых мух.
Деньги, накопленные на счете в банке за годы работы в компании, утекли – нет, не сквозь пальцы. На нужные вещи – на работу адвокатов, ходатайства, на всю эту уголовно-процессуальную камарилью, которую Павел ненавидел. На дом уже не хватало. И в результате в доме, оставленном на престарелую мать, все шло наперекосяк – барахлило отопление и водоснабжение, постоянно что-то отказывало, ломалось, потому что в новом доме, сразу после стройки лишившемся хозяйского глаза, просто не могло быть иначе.
Теперь уже после тюрьмы Павел Мазуров как мог пытался что-то починить, поправить. Но у него не было средств. Те средства, что еще имелись, были потрачены на иные дела, которым Павел Мазуров сейчас придавал первостепенное значение.
А дом… он был предоставлен сам себе.
Темный и пустой.
В нем как призрак обитала мать. Когда-то в доме вокруг нее вилась прислуга – помощницы по хозяйству, повар, садовники.
Все они за глаза называли Аллу Викторовну «старая Ехидна». Она обладала язвительным характером и какой-то особой, чисто женской проницательностью, позволявшей ей безошибочно угадывать людские слабости и другие вещи. Но пребывание сына в тюрьме ожесточило ее сердце. И Ехидна изменилась. Она обрела категоричность суждений и беспощадность.
Вот такой, лишенной сантиментов, злой, мать-Ехидна Павлу Мазурову даже нравилась.
По крайней мере она не отговаривает его…
И не осуждает…
– Они поплатятся все, да? – спросила Ехидна. – Да, сынок?
– Я поклялся, – ответил Павел, глотая картошку на сале.
– Только сейчас стало опасно, я по картам это читаю, – предупредила Ехидна. – Я задала тебе вопрос. А ты не ответил.
Павел молча доел и понес сковородку на кухню. Кухня по размерам не уступала кухне ресторана «Кисель», где царил повар Валера. Но была грязной – убраться у Павла руки не доходили. А старая Ехидна уборками по дому себя никогда не утруждала.
– Не хочешь об этом говорить – не надо, – сказала Ехидна. – Я просто тебя предупреждаю об опасности. И еще карты кое о чем мне говорят.
– О чем же, мама?
– Витошкин… он думает о тебе.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Нет, ты не понял. – Ехидна подняла вверх худую, украшенную кольцами руку. – Он думает о тебе прямо сейчас. От него воняет страхом.
Если бы Павел Мазуров и Ехидна могли единым махом перенестись в Москва-Сити, на 28‑й этаж огромного небоскреба, похожего на парус, то в свете горящих желтых настольных ламп увидели бы силуэт, застывший как на стоп-кадре у панорамного окна.
Высокий представительный мужчина лет сорока в дорогом костюме стоял спиной к письменному столу, смотрел на «огни большого города».
На мониторе компьютера «висело» сообщение, пришедшее по почте, которое мужчина только что прочел.
На столе валялся дорогой iPhon. И он звонил, звонил – мелодично и тревожно. Но мужчина не отвечал на звонок.
Мужчину звали Аркадий Борисович Витошкин. Вот уже четыре года он входил в совет директоров консалтинговой компании, занимавшей под офис целый этаж в небоскребе «Парус» Москва-Сити.
Аркадий Витошкин всегда отличался сильной волей и четким знанием того, как действовать в собственных интересах. Он редко пасовал перед трудностями, и уж никто никогда не посмел бы обозвать его трусом.
Но карты… вещие карты, разложенные старой Ехидной на пыльном столе, не лгали.
Сейчас, в эту самую минуту, Аркадий Витошкин испытывал острое тревожное чувство, близкое к панике.
Он никак не мог понять, что его так внезапно напугало – неужели это сообщение, пришедшее по электронной почте от забытой… нет, полузабытой, нет, конечно же, незабвенной личности по прозвищу Мимоза.
Мимоза – Марина Приходько, – нынешняя владелица салона красоты на Садовом кольце, а в прошлом потерпевшая по делу об изнасиловании и избиении, писала:
Я видела его вчера. Он знает мой адрес. Он что, сбежал из тюрьмы?!
Глава 15 Многотомные дела
– Электронная почта забита рекламными сообщениями. Она ничего не удаляла. Интернет-магазины, бутики, турагентства. Никаких писем с угрозами мы не нашли. У нее вообще небольшая личная переписка.
Артем Ладейников сказал это, не отрываясь от ноутбука Полины Вавиловой. Катя зашла в приемную Вавилова уже под конец рабочего дня – группа «К» и Артем Ладейников трудились в поте лица.
– Мы Гущину справку сейчас готовим, короткий дайджест. – Пальцы Ладейникова так и летали по клавиатуре. – Она в основном с подругами переписывалась – судя по всему, еще школьные подруги. Для общения с родителями Интернет ей не нужен. А Игорь Петрович…
– Что Игорь Петрович? – спросила Катя, с любопытством заглядывая в ноутбук.
– Ну, он тоже ей сообщений не слал. Они же муж и жена. – Артем вздохнул. – Вообще-то не очень красиво, конечно, получается.
– Ты о чем? – Катя твердо решила обращаться к парню на «ты». Возраст его двадцатилетний противоречил должности «секретарь-помощник заместителя начальника Главка».
– Что мы личные письма ее читаем. Я себя не в своей тарелке чувствую. Как Игорь Петрович на это посмотрит?
Боится шефа паренек, – подумала Катя.
– Он сам предложил, чтобы вы… ты, Артем, помогал Гущину.
– Да, но… это же личная переписка его жены.
– Убитой, – сказала Катя. – Когда происходит убийство, на многое приходится смотреть совершенно в ином свете.
– Да я это понимаю. – Артем оглянулся на своих молчаливых «хипстеров» из компьютерного отдела. – Тут вот еще что. Она… Полина Вавилова удалила свой аккаунт «ВКонтакте». Через неделю после свадьбы – тут много писем-поздравлений, а потом уведомление от Сети – что, мол, вы удалили аккаунт.
– Это, по-твоему, важно?
– Не знаю. Может, она просто не хотела, чтобы соцсети ее отвлекали от Игоря Петровича.
Катя вздохнула, оглядела большую приемную. Прежде она бывала здесь нечасто. Однако помнила, что раньше на месте Артема Ладейникова сидела полная и веселая девица по имени Юля. Тоже бойкая в обращении с компьютером и весьма острая на язык.
– Она от общения в соцсетях отказалась, а Игорь Петрович, я смотрю, свою прежнюю секретаршу-помощницу поменял, – заметила Катя.
– Это не то, что вы думаете, – сухо сказал Артем.
– А что я думаю?
– Вы подумали, что Вавилов Юлю Прохорову отсюда из приемной уволил, чтобы его молодая жена к ней не ревновала, да? Так вот вы не правы. Юля на больничном – ей лечиться еще долго. Ее машина сбила, когда она на велосипеде каталась. Мы с Игорем Петровичем ее в госпитале МВД навещали, а сейчас я ее навещаю по его просьбе. Он меня пригласил на ее место, потому что знал меня, когда я в отделе «К» работал и приходил в приемную с аналитическими справками по локальным сетям и информационному оснащению.
Включился принтер и начал распечатку документов. Один из «хипстеров» просмотрел их и передал Ладейникову, тот тоже бегло просмотрел и потом закрыл ноутбук Полины Вавиловой.
– Ну все, наш отчет для полковника готов, – сказал он, беря под мышку ноутбук. – Это вещественное доказательство мы возвращаем.
Катя вместе с ним пошла к Гущину. Что там происходит под вечер? А там было тихо, как-то слишком уж подозрительно тихо.
Никаких оперативок, звонков по мобильному. Полковник Гущин без пиджака стоял посередине кабинета и смотрел на совещательный стол, где горой громоздились уголовные дела, изъятые из архива.
Справку Артема Ладейникова, когда тот вручил ее, Гущин, правда, очень внимательно прочел. По его лицу ясно – это даже не второстепенный, а третьестепенный вопрос сейчас. Он и не ждал, что убийца станет сначала в письмах предупреждать или запугивать свою жертву.
– Дело о взятке прокурора Грибова в пяти томах, дело об изнасиловании в отеле «Сказка интернешнл» в четырех томах, приостановленное дело об убийстве Аглаи Чистяковой в четырех томах. – Гущин указал на стол. – Вот каков объем нашей с вами грядущей работы.
– Нашей? – Катя не верила своим ушам.
– По этому делу в целом будут работать две оперативные группы, это все, что я могу выделить, не оголяя другие направления и расследования. Двое фигурантов – прокурор Грибов и некто Павел Мазуров сейчас отбывают срок в колониях. Я отправлю сотрудников их допросить. Мы должны установить – где сейчас находится сын прокурора Алексей Грибов и эта бывшая завуч школы Наталья Грачковская. И установить также, кто из близких, родственников есть у осужденного Павла Мазурова. Это все поиск. Но он ничего не даст без детального изучения всего того, что в этих вот делах. – Гущин указал на стол. – Многотомная эпопея – это наше нынешнее расследование… Сотрудники розыска будут читать, изучать уголовные дела и судебные отчеты. Артем, ты…
– Да, Федор Матвеевич, – откликнулся Ладейников.
– Ты поможешь на компьютере для меня составить подробный и одновременно краткий толковый перечень… то есть список лиц – свидетелей, потерпевших, всех, кто проходил по этим трем делам, с кем контактировали как наши фигуранты, так и Вавилов.
– Подробный и одновременно краткий, это как же? – поинтересовалась Катя, обозревая непочатый край предстоящей работы.
Гущин глянул на нее сурово.
– Я сделаю, я все сделаю, Федор Матвеевич, я помогу, – быстро ввернул Артем.
– Голова вот такая будет, квадратная. – Гущин широко развел руки, показывая. – Чтобы мозги не закипели и мы окончательно во всем этом многотомье не запутались, мы должны все прочесть, изучить и упорядочить. И ты тоже будешь читать, – обернулся он к Кате. – Мне потребуется любой новый свежий нестандартный взгляд на ситуацию.
– Читать начинать прямо сейчас? – спросила Катя.
– Завтра с утра. Оба явитесь сюда, прямо ко мне. Вы оба поступаете в мое распоряжение. А с начальником Пресс-службы я уже договорился.
Глава 16 Вавилов
Игорь Вавилов вернулся в свой дом в поселке Деево. С двери уже сняли полицейскую ленту и печати, но внутри никто не убирался.
Игорь Вавилов вернулся в свой дом из Дома на набережной, Серого дома, где проживали его тесть и теща.
Теща – всегда надменная, ухоженная дама, а сейчас распухшая от слез и растрепанная, не могла говорить, лишь рыдала. Тесть говорил, нет, он почти кричал на своего зятя: «Ты оставил ее одну! Не защитил! Мы вручили тебе нашу дочь, нашу Полю, а ты обрек ее на такую смерть! На кой черт все твои погоны и должности, если ты не смог защитить свою жену!»
Они не сказали ему прямо – убирайся вон из нашей квартиры, но это ясно читалось в их тоне: убирайся, пошел прочь, глаза б наши на тебя не глядели.
Игорь Вавилов покинул Серый дом, вышел на набережную. Возле Театра эстрады мигал огнями ресторан «Кисель». Именно здесь они с Полиной хотели отмечать годовщину своей свадьбы. Чтобы тестю и теще не ездить, только спуститься на лифте. Банкет праздничный теперь должен смениться банкетом поминальным.
У Вавилова сейчас не было физических сил всем этим заниматься.
Он приехал в Деево в свой дом, не отмытый от крови жены. Открыл входную дверь, прошел через холл – в гараж.
Включил свет.
На стене как раны зияли следы от гвоздей.
Ему не позволили присутствовать при осмотре и потом тоже, когда эксперты осторожно отделяли от стены букву «М» – заглавную в слове «Мщу».
Все, что ему осталось, – эти вот дыры от гвоздей в стене гаража.
Вавилов подошел к стене и прислонился лицом к ее холодной шершавой поверхности.
Его жена Полина все еще была здесь, ее дух не покинул дом. Вавилов вспоминал их последний вечер, их последнюю ночь. Как она расхаживала по дому в его байковой клетчатой рубашке и трусиках. Как сидела, скрестив голые ноги, в подушках на их кровати и играла на его голой груди в крестики-нолики, чертила ласковым пальчиком…
Он сильнее вжался лицом в стену гаража.
Полина возникла перед ним – как в тот самый последний раз, утром, такая сонная и смешная в их супружеской постели.
В отличие от тестя и тещи она не винила его в своей смерти. Весь этот год они прожили счастливо и в добром согласии.