— Не волнуйся, все будет готово вовремя. Светло-голубые глаза жены угрожающе сузились, и Владимир понял, что она все еще гневается на него.
— А что ты сделал с несчастной девушкой?
— Поставил сундук в каюту вместе с остальными, — раздраженно отрезал Владимир. — Наверное, придется подвесить для нее койку.
— Что она сказала, когда узнала обо всем?
— Я подумал, что лучше подождать, пока мы отплывем подальше от Лондона.
— Что?!
— Я еще ее не выпустил.
— Значит, успел проделать дырки в сундуке? Ты же знаешь, какие у барина прочные сундуки — в них и капли воды не просочится.
Владимир побледнел. Как он сам не сообразил? Что теперь будет? Правда, он никого раньше не сажал в сундуки!
Маруся охнула, сразу поняв, в чем дело:
— Да ты никак с ума сошел?! Беги и молись, чтобы не опоздать! Скорее!
Он исчез, прежде чем она успела выкрикнуть последнее слово. В мозгу настойчиво звучал приказ князя. Он велел не причинять ей ни малейшего зла. И если барин грозил всеми карами за малейший синячок, что же он сделает с ним, если девушка задохнется?! Подумать только, неужели из-за злобной мелочности и неприязни он убил женщину? Вынести этого он не сможет. , Маруся побежала за ним, и, конечно, эти двое, мчавшиеся по палубе с таким встревоженным видом, не могли не привлечь внимания окружающих. Вскоре за ними уже следовали несколько любопытных слуг и членов команды. Дмитрий, только что проснувшийся, послал своего камердинера Максима узнать, в чем причина такой суматохи.
Лакею достаточно было выйти на порог, чтобы увидеть, как все сгрудились у каюты в конце прохода.
— Они собрались у кладовой, ваша светлость. Князь обычно путешествовал с таким количеством багажа, включая постельное белье и посуду, что для всех вещей требовалась отдельная каюта.
— Наверное, какой-нибудь сундук разбился. Я сейчас посмотрю.
— Подожди, — остановил его Дмитрий, поняв, что Кэтрин, должно быть, поместили в кладовую и теперь она устроила сцену. — Это, вероятнее всего, англичанка. Приведи ее сюда, ко мне.
Максим даже не подумал спросить, что это за англичанка. Он не был, как Владимир, доверенным лицом князя, но решил все узнать от Маруси, которая не отличалась способностью хранить секреты. Немыслимо спросить об этом князя. Ни один человек не отважится на такое.
Владимир, слишком расстроенный, чтобы заметить свидетелей, открыл сундук и откинул крышку. Глаза девушки были закрыты. Она лежала совершенно неподвижно, даже не поморщилась от внезапного яркого света. Паника охватила Владимира с такой силой, что он лишился дара речи. Но тут грудь ее поднялась и опустилась, потом еще и еще раз. Девушка жадно втягивала воздух в легкие.
В этот момент Владимир почувствовал к ней прилив горячего сочувствия. Слава Богу, хоть не мертва!
Но радость долго не продлилась — веки девушки медленно приподнялись, и в бирюзовых глазах сверкнула такая убийственная ярость, что слуга даже попятился, решив было снова захлопнуть крышку. Однако Маруся с такой силой ткнула его локтем под ребра, что об этом не могло быть и речи.
Проворчав что-то, Владимир нагнулся, чтобы поднять Кэтрин из сундука, и, поставив ее на пол, отступил. Но девушка мгновенно повалилась на него как подкошенная.
— Видишь, что ты наделал, муженек?! Бедняжка на ногах не стоит! — И Маруся, закрыв крышку, приказала:
— Немедленно усади ее на сундук и помоги мне развязать веревки!
Ноги и руки затекли до такой степени, что Кэтрин не могла ими пошевелить. Страшно представить, какую боль придется вынести, когда они начнут отходить. Да, следующие полчаса будут не из приятных.
Владимир размотал веревки на ее запястьях, пока Маруся ловко трудилась над путами на щиколотках. Туфли Кэтрин остались в доме. Она не успела надеть их до того, как Владимир вошел в комнату. Времени причесаться тоже не было, и растрепанные волосы висели спутанными прядями. Но самым позорным оказалось то, что платье было почти расстегнуто, так что выглядывала белая кружевная сорочка. В довершение всего Кэтрин заметила, что в дверях собралась целая толпа, с любопытством глазевшая на нее. На щеках девушки вспыхнули яркие пятна. Никто, никогда не видел ее в подобном состоянии, и вот теперь в крохотную каюту набилось не меньше восьми человек.
Но кто все эти люди? И, Матерь Божья, куда они ее привели?
Но тут Кэтрин почувствовала, что пол под ногами шатается, и осознала ужасную правду. Она ощущала качку, еще лежа в сундуке, но искренне считала, что ошибается. Услышав, как собравшиеся переговариваются по-русски, она поняла, что попала на русское судно.
Руки, освобожденные от веревок, бессильно повисли, и Кэтрин, застонав, подняла их и согнула в локтях, стараясь размять плечи. Владимир потянулся было к платку, обвязанному вокруг ее рта, но пальцы его нерешительно замерли в ее волосах. Весьма предусмотрительно. Он, должно быть, знает, что она не собирается молча стерпеть это последнее злодеяние. Она выскажет ему все и так отчитает, что уши у него будут гореть не одну неделю! Но Владимир по-прежнему колебался, а у самой Кэтрин пальцы еще не гнулись.
Сзади раздалась длинная русская фраза, и толпа мгновенно рассеялась. Платок упал на пол, но рот Кэтрин так пересох, что она могла прокаркать лишь одно слово:
— Воды…
Маруся мгновенно побежала за водой, а Владимир опустился на колени перед Кэтрин и начал растирать ей ноги. У нее было единственное желание — послать его на пол сильным пинком в грудь. Но ноги по-прежнему отказывались двигаться.
— Я должен попросить у тебя прощения, — неохотно проворчал Владимир, не глядя на нее, словно приходилось выдавливать слова насильно. — Нужно было проделать дырки в сундуке, но, боюсь, я просто не подумал об этом.
Кэтрин не верила собственным ушам. Ни малейшего раскаяния по поводу того, что он так бесчеловечно запихал ее в сундук? Ни следа краски на лице?
— Это не единственная ваша ошибка, вы… вы… Она сдалась. Слишком болело пересохшее горло, и слова не шли с воспаленного, распухшего языка. Кровь прихлынула к начинавшим обретать чувствительность ногам, и их кололо все сильнее. Приходилось стискивать зубы, чтобы удержаться от стонов. Господи, конечно, бывало, что у нее затекали ноги и руки от неудобной позы, но такое… Представить невозможно!
Явилась Маруся и поднесла чашку с водой ко рту Кэтрин. Девушка пила жадно, захлебываясь, забыв о хороших манерах и приличиях. Теперь ее по крайней мере не мучила жажда, но по-прежнему хотелось кричать, бить кулаками — тысячи игл впивались в ноги и руки, и мучения с каждой минутой усиливались, пока терпение Кэтрин не достигло предела. Несмотря на решимость держаться, она тихо застонала.
— Потопай ногами, англичаночка. Сразу поможет. Голубоглазая женщина говорила добродушно и с явным сочувствием, но Кэтрин слишком сильно терзалась, чтобы испытывать к ней благодарность.
— Я… О, черт бы вас побрал, Киров! Жаль, что теперь преступников не четвертуют, но я позабочусь, чтобы этот обычай возродили специально для вас!
Владимир попросту не обратил внимания на крики, продолжая с силой растирать ей щиколотки и ступни, но Маруся, делавшая то же самое с руками девушки, весело хмыкнула.
— По крайней мере упрямство ее не сломлено, и покорнее она в этом сундуке не стала.
— Очень жаль, — проворчал Владимир. Кэтрин разозлилась еще больше. Как смеют эти грубияны говорить в ее присутствии по-русски?!
— Я знаю пять языков, но, к сожалению, не ваш. Если не станете говорить на французском, который я понимаю, значит, не собираюсь утруждать себя объяснениями, почему флот ее величества королевы станет преследовать это судно до самых российских вод, если это понадобится.
— Какой вздор! — перебил ее Владимир. — Глядишь, еще немного, и начнете рассказывать, что вхожи во дворец!
— Не только это, — отпарировала Кэтрин, — но я удостоена дружбы ее величества, поскольку год прослужила фрейлиной при дворе. Но даже если бы это было и не так, надеюсь, влияния графа Страффорда будет достаточно, чтобы стереть вас с лица земли!
— Вашего хозяина?
— Да не слушай ее, Маруся! — фыркнул Владимир. — Станет английский граф беспокоиться из-за таких, как она, и разыскивать пропавшую служанку! Она не принадлежит хозяину, как мы.
Кэтрин отметила, с каким презрением он сказал это, словно гордился своим рабским положением. Но больше всего ее взбесило то, что он, очевидно, не поверил ни единому ее слову.
— Ваша первая и самая серьезная ошибка заключалась в том, что вы посчитали меня горничной. Я не поправляла вас, поскольку не желала, чтобы стало известно мое истинное имя. Но, похитив меня, вы зашли слишком далеко. Граф — мой отец. Я Кэтрин Сент-Джон. Леди Кэтрин Сент-Джон.
Муж и жена переглянулись. Кэтрин не видела выражения лица Маруси, казалось, торжествующе твердившей:
— Видишь, муженек? Теперь тебе понятно, почему она так надменна и ведет себя, словно все вокруг обязаны ей кланяться? Но Владимир лишь безразлично пожал плечами.
— Видишь, муженек? Теперь тебе понятно, почему она так надменна и ведет себя, словно все вокруг обязаны ей кланяться? Но Владимир лишь безразлично пожал плечами.
— Кем бы вы ни были, все равно зря растрачиваете на меня свой гнев, — объявил он. — На этот раз я сделал так, как приказал барин. Именно он велел вынести вас из дому в сундуке. Конечно, я промашку дал, когда не провертел в сундуке дырки. Барин строго наказал и пальцем вас не трогать. Правда, может, стоило освободить вас раньше…
— Может?! — взорвалась Кэтрин, оглядываясь в поисках предмета потяжелее, которым можно было бы огреть этого нахала по его пустой голове.
Она хотела сказать еще что-то, но новая волна боли заставила девушку громко застонать и согнуться. За что ей такие страдания?!
Последние пять минут Максим стоял в двери, в зачарованном молчании прислушиваясь к громкому спору, и наконец, вспомнив собственные обязанности, объявил:
— Если она и есть англичанка, барин хочет немедленно ее видеть.
Снова неловко поежившись от страха, Владимир нерешительно начал:
— Она не может…
— Он сказал «сейчас же», Владимир.
Глава 10
Дмитрий откинул голову на спинку кресла и поднял босые ноги на табурет. Кресло было удобным, жестким, но хорошо набитым, и напоминало о том, что он — человек, который редко отказывает себе в чем-либо, будь то женщины, предметы роскоши или даже настроения. Дмитрий приобрел восемь таких одинаковых кресел, по числу спален в поместьях, которыми владел по всей Европе, и еще одно, которое повсюду путешествовало с ним. Дмитрий всегда старался приобрести то, что ему нравилось или подходило.
Одной из таких дорогих вещей была княжна Татьяна. Да, она вполне достойна стать его женой — из всех петербургских красавиц эта была редчайшей драгоценностью. И если уж он собрался жениться, почему не на самой прекрасной?
Дмитрий совсем не думал о княжне с того самого момента, как упомянул бабушке, что ухаживает за Татьяной, намереваясь жениться. Он и сейчас не вспомнил бы о девушке, если бы не неприятный сон. Она и наяву водила его за нос, не давая твердого ответа, и даже во сне его цель по-прежнему не была достигнута.
И дело было совсем не в том, что Дмитрий так уж хотел жениться на ней или на какой-то другой женщине. Вовсе нет. К чему ему жена, когда он никогда не испытывал недостатка в женском обществе? Еще одна тяжесть на его плечи, очередная обязанность, в довершение к бесчисленным, уже имевшимся. И вся эта затея со свадьбой была бы совершенно ни к чему, если бы старший брат Михаил, со свойственным ему легкомыслием, не продлил срок службы на Кавказе, так поглощенный перипетиями бесконечной войны с черкесами, что оставался там месяц за месяцем, пока удача наконец не отвернулась от него. В начале прошлого года он пропал без вести, и, хотя его тело так и не нашли, слишком многие видели, как Михаил упал, сраженный пулей, и теперь с каждым днем надежд на его возвращение оставалось все меньше.
Тот день, когда Дмитрий получил известие о смерти Михаила, стал для него черным. И не потому что он так уж сильно любил сводного брата от первого брака отца. В молодости они были ближе, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и отсутствие общих интересов. При жизни отца Александровы были большой дружной семьей. Но армия всегда привлекала Михаила, и, повзрослев, он осуществил свои мечты. С этого времени Дмитрий почти не встречался с ним, если не считать того года, когда служил на Кавказе. Именно тогда он навидался столько убийств, что этого хватило ему на всю жизнь. Он совсем не стремился навстречу опасности, как Михаил, хотя и искал приключений, как его друзья-гвардейцы, и подобно им находил их великое множество. Достаточно, чтобы уйти в отставку. Даже ореол прославленной императорской гвардии не привлекал его. И хотя Дмитрий был младшим сыном, все же он не нуждался в карьере военного, как многие младшие дети дворян. Помимо того, что семья его была очень богата, он владел и собственным состоянием. Кроме того, он не собирался без нужды рисковать собственной жизнью.
Если бы только Михаил держался того же мнения! Да что тут, если бы он хотя бы нашел время жениться и иметь детей, прежде чем позволить себя убить! В этом случае Дмитрий не остался бы единственным наследником титула и поместий князей Александровых! Из оставшихся в живых пяти сводных братьев не было ни одного законного! А сестра отца Соня дала ему совершенно ясно понять, что его долг и обязанность — жениться и произвести на свет сына, прежде чем что-то случится с ним, как с Михаилом. И не важно, что Михаил в отличие от Дмитрия каждый день подвергал свою жизнь опасности. Тетя Соня была так потрясена гибелью племянника, что не желала слышать ни о какой отсрочке.
До сих пор Дмитрий вел беззаботную счастливую жизнь. Михаил стал главой семьи и принимал все важные решения с того часа, как Петр Александров умер во время эпидемии холеры 1830 года. Дмитрий управлял всеми семейными владениями, но лишь потому, что финансовые дела неудержимо влекли его, поскольку были куда более безопасным способом рисковать. Однако теперь вся ответственность легла на плечи Дмитрия — огромные поместья, крепостные, братья, даже с полдюжины незаконных отпрысков Михаила. И скоро ко всему этому прибавится жена.
Дмитрий в тысячный раз проклял брата за то, что тот имел глупость умереть и бросить все на него. Теперь его жизнь больше ему не принадлежала. И достойным примером стал случай с сестрой. Будь жив Михаил, герцогиня написала бы ему, и брату пришлось бы мучиться с Анастасией, хотя она была его сестрой лишь по отцу. Михаил, конечно, попросил бы во всем разобраться Дмитрия, но положение было бы совершенно иным. Дмитрий при таких обстоятельствах не стал бы ни за кем ухаживать и с радостью отправился бы в Англию. Он так любил путешествовать, и даже это удовольствие теперь выпадало нечасто.
Хорошо уже и то, что он скоро выдаст замуж сестру и препоручит ее заботам мужа! Хватит с него и собственной жены. Не стремись он с таким упорством к достижению цели, давно и думать забыл бы о прекрасной княжне.
К его удивлению, Татьяна Иваницкая оказалась крепким орешком и вовсе не собиралась так легко поддаваться его чарам. Князь посвящал ей гораздо больше времени и усилий, чем другим женщинам, которых пытался покорить с неизменным успехом, но ему не раз приходилось сдерживать свой нрав, чтобы не отказаться продолжать утомительную погоню за добычей. Она знала, что может сделать своим рабом любого мужчину, и вовсе не спешила делать выбор из бесчисленных обожателей.
Но ни одна женщина не была способна долго противиться Дмитрию. И это было не тщеславием, не хвастовством, а чистой правдой. И вот, наконец, когда княжна стала обращать на него внимание, когда Дмитрий почувствовал, что лед начал таять, пришло письмо от герцогини. Только этого ему и не хватало! Однако Дмитрий почему-то не тревожился, что Татьяна успеет выбрать другого. Его раздражала сама задержка планов и сознание того, что теперь, вероятно, придется начинать все сначала, тогда как ему хотелось лишь поскорее все уладить и вернуться к делам.
Стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей. Не стоит и думать о своей неминуемой женитьбе, по крайней мере пока он не доплывет до России, а до этого пройдет не одна неделя.
Но тут появился Максим и широко открыл дверь, пропуская Владимира, несшего на руках Кэтрин. На первый взгляд девушка казалась спящей, но Дмитрий заметил, как мучительно прикушена нижняя губка, как сильно зажмурены глаза, как лихорадочно цепляются пальцы за юбку, и взметнулся с кресла с такой быстротой, что слуги замерли в тревоге.
— Что с ней?! — ледяным голосом процедил он, обращаясь к Владимиру.
— Ничего, ваша светлость, правда, ничего, — поспешил заверить тот. — Просто ноги и руки онемели, а теперь отходят…
Он осекся, видя, что лицо барина с каждой секундой становится все мрачнее.
— Я из предосторожности оставил ее в сундуке, решив выждать, пока мы не выйдем в море. Такая, как она, могла броситься в реку и доплыть до берега! Не стоило рисковать, особенно если вспомнить, как важно…
— Мы все еще на Темзе, и даже если это и так, неужели нельзя было найти другого способа помешать ей сбежать? Хочешь сказать, что только сейчас освободил ее?
Владимир виновато кивнул:
— По правде говоря, я забыл, как много времени уходит на то, чтобы достичь побережья, а в суматохе отплытия… я попросту забыл о девушке, пока Маруся не напомнила.
Эта полуправда, казалось, немного успокоила Дмитрия. Лицо его едва заметно смягчилось, хотя в глазах по-прежнему стыли льдинки. Владимир знал, что князь не выносит неумелых, неловких людей, а он уже и без того наделал слишком много ошибок с тех пор, как встретился с англичанкой. Однако барин — человек справедливый и вовсе не тиран. И не привык наказывать людей за каждый промах.