– Замерзли? Подать меха?
– Вы лжете, чтобы заставить меня подчиняться! Демонстрируете свою власть надо мной?
Я могла наговорить еще кучу гадостей, возможно, пожалев об этом, но он протянул мне руку, чтобы поднять из кресла:
– Пойдемте, покажу кое-что.
Полено начало разгораться, мне было невыносимо жарко у камина, это вынудило принять руку мужа и встать. Ладно, посмотрим, что там у него.
У Армана была дверь за гобеленом. Я точно знала, что на этой стене никаких дверей раньше не наблюдалось. Он мог и не объяснять, я слишком хорошо помнила, как выглядит дверь перехода – это была именно она.
В недоумении покосившись на мужа, замерла, не зная, чего ждать.
– Знакомая дверь?
– Конечно. Вы хотите сказать, что ее можно открыть и уйти?
Вместо ответа Арман задал встречный вопрос:
– Вы согласились бы перейти прямо сейчас, зная, что уже не вернетесь?
Я могла бы, перешла и не оглянулась, если бы… Если бы здесь не оставалась моя малышка Шарлотта.
– А как же Шарлотта?
– Наконец-то первое разумное высказывание за столько месяцев! Дочь рождена здесь и перейти не может. Впрочем, вы тоже. А я схожу и вернусь, надеюсь, вы не наделаете за это время глупостей.
– Я тоже схожу и вернусь!
Он рассмеялся тем самым обидным смехом, за который так хотелось ударить наотмашь. Последовал приглашающий жест в сторону стены с дверью:
– Попробуйте.
Я подошла и повернула ручку. Она подалась, мало того, подалась и дверь! Не решаясь открыть полностью, оглянулась на мужа:
– Арман, а я смогу вернуться? Я не могу бросить малышку.
– Вы не сможете перейти. Открывайте.
Дверь открылась. За ней была каменная стена!
– Что вы видите?
– Стену, – упавшим голосом удрученно констатировала я.
– А я свою комнату во флигеле. Вот разница между нами – для вас дверь закрыта.
– Ну, так откройте!
– Это зависит не от меня.
Я просто разозлилась:
– Вы тоже видите стену, но мне внушаете, что там ничего нет. Вы лжете!
Он даже не удостоил ответом, просто протянул к стене руку. Я видела, как кисть руки исчезает в камне, его рука действительно проходила на ту сторону. Однажды такое было и со мной, когда Арман в первый раз мне показывал, как можно запросто попасть в прошлое, я тоже протянула руку, локоть которой остался в XXI веке, а кисть оказалась в XVII-м.
Может, и сейчас получится? Я вытянула свою руку и уперлась ладонью в каменную кладку. Нет, для меня это была стена, а для Армана совсем рядом просто открытая дверь.
– А если, пока вы будете там, я прикажу попросту заложить дверь камнем?
Что, съел?! Да, я вполне способна оставить его там!
Арман снова ничего не ответил, только шагнул назад, потом вытянул руку ладонью вперед и чуть провел в сторону. За его рукой послушно переместилась по стене дверь!
Но я не сдавалась:
– Я прикажу всю стену повторить в кирпиче.
– Если мне понадобится перейти, дверь окажется на другой стене, в другом особняке или замке. Неужели вы забыли, что она бывала в старом замке в Бруаже? А чтобы вы не попытались натворить глупостей, отправитесь подальше от Парижа и от соблазнителей тоже.
– Куда?
– В Бретань, и завтра же!
Ого, далеко меня выпроваживает дорогой супруг.
– И где я буду там жить?
– В замке Тонкедек, вернее, в том, что от него осталось.
Почему осталось? Я нахмурилась, пытаясь вспомнить что-нибудь об этом замке.
– Где это?
– Бретань, возле Ланьона, – он смотрел насмешливо, дожидаясь, пока я вспомню.
Вспомнила и взвыла:
– Но там же развалины?!
– Не совсем, но почти. Вы большего не заслуживаете.
Мне хотелось его убить, но останавливало понимание, что, поссорившись, я вообще навечно останусь в этой Франции невесть какого века. Мари вон осталась. Нет, я решила наступить себе на горло и не спорить. Арман обожает дочку, надо этим воспользоваться.
– Но каково там будет маленькой девочке? Или вы вознамерились вырастить из своей дочери пастушку?
– Из нашей с вами дочери я намерен вырастить достойную девушку, которую возьмет замуж лучший жених Европы. Надеюсь, она будет любить своего мужа, и взаимно. Поэтому о Шарлотте позаботится мадам Жанна.
Я ахнула:
– Что?! Вы отдаете дочь на воспитание этой старой мымре?!
– Когда вы, наконец, станете серьезной, сможете воспитывать нашу дочь сами, но пока вам едва ли стоит доверять столь ответственное дело.
– Арман, нет!
– Не будем спорить, завтра на рассвете мы отправляемся в Бретань, где вы немного поживете в глуши, подумаете, может, что-то поймете, а потом я за вами приеду. Спокойной ночи…
– Я не поеду! – это все, что я смогла выкрикнуть ему в спину. Обычно в таком случае Арман просто пожимал плечами, сейчас не последовало даже этого.
В сердцах запустила вслед подушкой и попала во входившую Люсинду. Та с трудом сумела увернуться от снаряда, подхватила подушку с пола и осторожно поинтересовалась:
– Госпожа герцогиня будет ложиться спать? Герцог сказал, что вы завтра выезжаете до рассвета.
– А что еще сказал господин герцог?
Люсинда не обратила внимания на поток желчи в моем голосе.
– Еще он приказал собрать ваши вещи в дорогу. Вы надолго уезжаете, госпожа герцогиня?
– А ты никак остаешься?
– Мне приказано остаться.
– А кому из слуг приказано ехать?
– Милене, Жаку и Августу.
Милене?! Ну уж нет! Эту невозмутимую статую мне и здесь-то хотелось прибить, а там я просто исполню свое желание. Конечно, получу удовольствие, но я не настолько кровожадна, чтобы радоваться гибели неприятной служанки.
– Скажи герцогу, что я желаю с ним поговорить. Немедленно!
Я сидела в кресле, пытаясь придумать, как бы побольней задеть Армана, а он все не шел. Наконец, явилась Люсинда, присела и, не поднимая глаз, сообщила:
– Господин герцог уже принимает ванну. Сказал, что поговорить можно будет завтра во время поездки.
– Завтра я никуда не поеду! Не смей складывать мои вещи без моего приказа.
Она снова присела, с некоторым любопытством стрельнув в меня глазами:
– Да, госпожа герцогиня.
Меня бесило ее сочетание «госпожа» и «герцогиня», она упорно не желала называть меня «Ваша Светлость», но расплескивать злость на Люсинду не хотелось, я должна ее скопить и даже развить, чтобы все высказать завтра Арману.
– Помоги мне раздеться.
Лежала с открытыми глазами, глядя в темный потолок, и пыталась «поговорить» с Арманом жестко. Почему-то подумала, что никогда мысленно не называю его мужем, просто Арман. Но положения дел это не меняло.
Что он себе позволяет?! Этот наглец считает, что меня можно вот так запросто отправить жить в развалины замка где-то на краю обитаемой земли? Между прочим, герцогом он стал только благодаря женитьбе на мне. Это я герцогиня и любимая племянница кардинала. Если уж я не смогу вернуться в свое время, то лучше было бы выйти замуж за короля Англии и сейчас быть королевой, а не униженной супругой этого сноба, умеющего протыкать руками каменные стены.
Не удержавшись, встала и на цыпочках подошла к гобелену. Прислушалась, словно за той дверью можно что-то расслышать. Нет, тихо…
Отогнула гобелен – дверь на месте. А что, если ее открыть? Может, стена – это фокус Армана, а там и впрямь его комната во флигеле на улице Вожирар в XXI веке? Рука, которую я протягивала к ручке, немного дрожала. Ручка подалась, не скрипнув, дверь тоже…
Я стояла перед стеной и плакала горькими слезами бессилия.
– Убедились?
Голос за спиной заставил буквально подпрыгнуть. Вечно он входит неслышно и через потайной ход!
– Вы же легли спать?!
– Но вы так настоятельно требовали новой встречи, что я решил – соскучились.
– Вы ошиблись, – я прошипела сквозь зубы. – Спешу сообщить, что вы зря распорядились сложить мои вещи, я никуда не поеду.
– Это все, что вы хотели сообщить? Не стоило вызывать меня, могли бы передать через Люсинду, она бы объяснила, что вещи уже собраны. Попробуйте заснуть, дорога предстоит дальняя.
Я буквально зашипела:
– Вы не можете отправить меня в Бретань, не поставив себя в смешное положение!
– Мне абсолютно безразлично, как к этому отнесутся ваши поклонники. И осуждение двора тоже безразлично, могли бы уже понять. Но мне важно, чтобы за время моего отсутствия вы не натворили глупостей и не испортили свою репутацию. Репутация матери несравнимо более ценна для дочери, чем отцовская. Вы будете ждать меня в Тонкедеке.
– А если не буду?
– То есть?
– Вы приставите ко мне охрану? Вдруг я решу удрать?
– Куда это вы удерете, в Париж?
– К Мари, например, в Рим.
– Потрясающая мысль. Послушайте меня внимательно: вы никогда не воспринимаете мои слова всерьез и потому попадаете в трудное положение. Анна, Мари вам не друг, осознайте это, наконец!
– Почему? – немного растерялась я.
– Попробуйте вспомнить, она хоть раз в чем-либо помогла вам, что в прошлый раз, что сейчас? Нет, только использовала в своих интересах. Мари не та, кем себя перед вами изображала, она не невинная овечка, моей прихотью занесенная в этот век. Вы спрашивали, что такого я написал ей, чтобы отказалась от короля? Пригрозил применить санкции. Мари хочет власти над временем, власти, на которую не имеет права. Не стоило позволять ей себя использовать.
– Попробуйте вспомнить, она хоть раз в чем-либо помогла вам, что в прошлый раз, что сейчас? Нет, только использовала в своих интересах. Мари не та, кем себя перед вами изображала, она не невинная овечка, моей прихотью занесенная в этот век. Вы спрашивали, что такого я написал ей, чтобы отказалась от короля? Пригрозил применить санкции. Мари хочет власти над временем, власти, на которую не имеет права. Не стоило позволять ей себя использовать.
– Но ведь вы сами помогали ей.
– Выйти замуж? Это не для нее, а для настоящей Марии Манчини, которая действительно счастлива со своим Лоренцо Колонна.
Я не сдавалась:
– Не вы ли оба раза собственноручно отправляли меня к Мари?
– В первый раз намеренно, она просила помощи. А второй вы напросились сами.
– Могли бы к кому-нибудь другому. Или предупредить, что я не должна быть здесь больше месяца, например.
Арман усмехнулся:
– Снова речь о Людовике де Меркере, только посмотреть, и все? Да, я допустил ошибку, дав вам обличье Гортензии Манчини и позволив остаться надолго. Это по моей вине вы не ушли вовремя. Но я исправляю, потому я здесь с вами. Потому мне нужно уйти на время.
Я не услышала последнюю фразу, все закончилось на предпоследней: «…потому я здесь с вами…» Вот и все, вот почему были эти страстные объятья, эти безумства, якобы любовь. А я-то думала! Размечталась, надеялась… Арман просто исправлял свою ошибку.
Гортензия Манчини должна была выйти замуж за Армана-Шарля де Ла Порта, ставшего герцогом Мазарини, и родить от него детей. Чтобы я не натворила чего-нибудь не того, Арман на мне женился, и у меня уже родилась дочь. Сколько там еще детей у Гортензии? Кажется, еще трое. Он будет стараться выполнить программу, и ему все равно, что при этом чувствую я сама? Просто исправляет ошибку…
Арман что-то говорил, но я уже не слышала.
– Эй, о чем вы задумались?
– Я поеду в ваш Тонкедек. Если бы вы еще привезли туда Шарлотту, то могли вовсе не возвращаться.
Он лишь вздохнул, но мне было все равно.
Я покорилась судьбе, просто не оставалось ничего другого. Конечно, Шарлотту никто не привез, даже спрашивать об этом не стала, ехала молча, словно сонная.
– Герцогиня, вы так расстроены тем, что вынуждены покинуть Париж?
– Нет, Ваша Светлость, только тем, что со мной нет дочери, и тем, то ничего не могу изменить или повернуть вспять.
– Что именно вы бы изменили?
– Не вышла бы за вас замуж… не задержалась бы и на день… не стала бы переходить в этот мир в этот раз… не стала бы делать этого и в первый раз… не пришла бы на улицу Вожирар… не пошла бы на рынок Ле Пюс…
– То есть не сделали бы ничего, что имеет отношение ко мне?
Я невесело усмехнулась:
– К вам? А кто вы и зачем вам я? Игрушка, опыт с которой оказался неудачным настолько, что пришлось отвлекаться, чтобы что-то исправить? Кстати, зачем вообще исправлять, оставьте меня в покое, я буду доживать как-нибудь.
Он взял мои руки в свои и не выпустил, когда я попыталась освободить.
– Анна, вы для меня вовсе не игрушка, и когда-нибудь, надеюсь, скоро, я вам многое расскажу.
– Не стоит открывать вселенские тайны недостойной. Главное, скажите, где моя дочь и как я могу ее забрать, и возвращайтесь в свой мир, Арман.
– Анна, меня не будет три месяца. Я вас очень прошу прожить их в Тонкедеке тихо, не привлекая внимания. Не осложняйте все больше, чем уже есть. Тонкедек не лучшее место, замок разрушен кардиналом Ришелье, кстати, там сохранился фехтовальный зал, сможете потренироваться…
– Угу, с Люсиндой. Благодарю вас за любезность, герцог. Вести себя тихо, незаметно и даже прилично не обещаю. Не привыкла, чтоб меня держали в разрушенных замках даже временно.
Он только вздохнул и мои пальцы выпустил. Больше разговоров о моем поведении и сроках пребывания не было. Может, передумал уходить сам?
Нет, не передумал, мало того, герцог пересел в седло, а когда я потребовала себе это же, покачал головой:
– Не стоит появляться в Тонкедеке в мужском платье. Вы должны произвести благоприятное впечатление.
Ну, это мы еще посмотрим! Я уже была готова устроить бунт, если не на корабле, так в Тонкедеке. Ничего, разрушенные замки тоже можно доразрушить. Мелькнула мысль, что, узнав о моем бунте, Арман вернется раньше. Как узнает и вернется ли – не задумывалась. Поживем – увидим.
Вдали вырастали донжоны замка Тонкедек. Да, разрушенные, это видно даже издали, но я уже не желала ни о чем спрашивать Армана, вообще не желала с ним разговаривать. Он просто бессовестно пользовался своим положением и моей от него зависимостью.
Арман прав, в Тонкедеке в самом замке сохранился прекрасный фехтовальный зал. Но жилых помещений просто не было.
– Где мы будем жить?
– Мы? – удивленно приподнял бровь герцог. – Я не намерен оставаться, а вы…
Он не успел договорить, я фыркнула, как кошка:
– Я ни в коем случае не имею в виду вас, Ваша Светлость, вы, понятно, будете жить в лучших условиях в Париже. Я говорила о нас с Люсиндой.
Армана этот выпад ничуть не смутил, он холодно кивнул:
– Вы с Миленой, герцогиня, вон там.
Он намерен забрать Люсинду с собой?
– Герцог, вы очень любезны, предоставив своей супруге не стойло в конюшне, а дом для прислуги.
– Конюшня занята, здесь четыре весьма недурные лошади, что, несомненно, придется вам по вкусу. И дом для прислуги, как вы его называете, весьма недурен, разве что в нем нет бальной залы и гобеленов. Бальная зала вам ни к чему, гобелены и еще кое-что привезут завтра.
– Теперь мне это не требуется. Благодарю вас. Извольте сообщить, какое содержание вы выделите мне из моих же средств, полученных по наследству от дяди?
– Небольшое, чтобы вам не пришло в голову оплачивать карточные долги ваших поклонников, разоряя своих детей. Но вы не будете знать ни в чем нужды, все ваши желания будут исполняться, кроме одного – получения наличных.
Казалось, его ничем не пробьешь. Черт побери, Арман, ты меня еще плохо знаешь, если уж я не могу вернуться, то натворю здесь такого, что поведение Мари покажется тебе просто образцовым!
– Детей? – приподняла бровь теперь уже я (научилась у него же). – У нас одна дочь, герцог, или у вас есть еще дети?
Он просто поднял мое лицо за подбородок, глаза твердо глянули в мои глаза.
– У нас с вами, герцогиня, будут еще две дочери и сын. А если вы не будете себя прилично вести даже в этой, как изволили выразиться, конюшне, то в соседнем Ланьоне есть монастырь урсулинок, где присмотр будет куда более строгим. Пойдемте посмотрим ваши апартаменты.
Не обращая внимания на мое недовольство, Арман отправился к дому. Мне ничего не оставалось, как последовать за мужем, потому что накрапывавший с утра дождь усилился и грозил перейти в ливень.
Дом невелик, вернее, их два – один действительно для прислуги, которой будет явно немного (мне и не нужно много, легче сбежать), второй для нас со служанкой. В нашем четыре комнаты – две совсем небольшие прихожая и спальня служанки и две побольше, являвшие собой столовую-гостиную и мою спальню-кабинет. Все очень чисто и прилично, хотя не слишком богато. Но так даже лучше, потому что позолоченные виньетки и слишком много ткани вокруг уже надоели. Однако признаваться в этом супругу я вовсе не собиралась. На вопрос, есть ли пожелания по поводу обстановки, только пожала плечами:
– Мне все равно, я здесь долго не задержусь.
Арман только вздохнул, словно услышав слова неразумной девчонки.
– Прошу об одном: некоторое время не предпринимать ничего и, уж конечно, не возвращаться в Париж к мужу.
– А это почему?
– Просто послушайте меня хоть раз. Поживите здесь тихо до моего возвращения. Чем незаметней будет ваша жизнь, тем меньше дурных последствий вы на себе испытаете.
Я была столь раздражена своей от него зависимостью, его холодностью и решительным тоном, что не обратила внимания на этот совет. Вообще не заметила слова о возвращении в Париж к мужу. Как потом оказалось – зря.
Герцог вознамерился уехать, чтобы до темноты успеть куда-то там… Ко мне заглянула Милена:
– Ваша Светлость, я понимаю, что вы недовольны моим присутствием. Я тоже предпочла бы остаться в Париже, но Его Светлость распорядился так. Вы будете пользоваться моими услугами либо не пользоваться ничьими.
Я уже слышала такое же заявление Армана, потому почти весело усмехнулась:
– Предпочту второе. Можете возвращаться в Париж, я обойдусь без горничной. Зато избавлюсь от шпионки и сэкономлю скудные средства, которые герцог намерен выдавать мне из моих же средств.
Зря я все это высказала Милене вслух. А может, и не зря, пусть передаст Арману.
– Поторопитесь, чтобы уехать с Его Светлостью, иначе придется добираться до Парижа самой.
Во взгляде, который бросила на меня Милена, особой приязни не было, она и впрямь выскочила во двор. Стараясь не думать о последствиях, я принялась разбирать свои вещи. Конечно, без горничной даме трудно, можно сказать, очень трудно, но есть выход – я попросту буду носить мужскую одежду, с ней легче справиться!