В конце концов выяснилось, откуда взялись ее козырные фотографии. Направляясь с вокзала к дому Епифановых, возле собственной школы Андрей как раз и столкнулся с компанией девчонок из Ириного класса во главе с Людмилой, на которую сразу и бесповоротно произвел неизгладимое впечатление. У одной из девочек был с собой фотоаппарат, и компания заснялась на фоне школы и ограды соседнего хлебозавода, которую Ирочка от огорчения не узнала. А еще Ирочка тогда не узнала, что с двух сторон от Плешаковой и Капитонова на фотографиях были и другие ее одноклассницы, которых Людмила безжалостно отрезала специальным резаком для фотобумаги, как гильотиной.
В общем, Плешакову тоже можно было понять и даже пожалеть. Она ведь не подозревала, сколь серьезные отношения связывают Епифанову и Капитонова. Мало ли кто кому какие письма пишет! У Ирки по литературе всегда «пятак» был, вот она и наяривала в качестве практики перед выпускным сочинением. Людмила даже всплакнула перед Андреем, когда он перед отъездом зашел к ней и заявил, что собственноручно удушит, если она еще раз отмочит что-нибудь подобное. Слезы Плешаковой не произвели на молодого человека никакого впечатления. Люда даже поначалу хотела подать на Капитонова заявление в милицию, мол, так и так, угрожал удушением… Но потом передумала. С этой ментурой свяжешься — век не расхлебаешь.
Когда Андрей вернулся из армии, Ирочка никак не могла отпустить его от себя. Как только он собирался уходить, ее лицо делалось таким бледным, что всем делалось за нее страшно. Родители влюбленных, просовещавшись целый вечер, вынесли резолюцию: разрешить Ирочке и Андрею жить вместе до свадьбы, то есть до восемнадцатилетия девушки. Поскольку у Епифановых и так все сидели чуть ли не друг у друга на голове, Ирочка переехала к Капитоновым. Так как Андрей был единственным ребенком в семье, им с Ирочкой досталась отдельная комната, аж в пятнадцать квадратных метров. Родители Андрея вскоре полюбили Ирочку, как родную дочь. И только семидесятитрехлетняя прабабка Клавдия Мефодьевна плевалась, когда приходила в гости, называла жизнь внука греховной и грозила карой небесной. Все остальные Капитоновы, взращенные в научном атеизме, посмеивались над бабой Клавой и продолжали обожать сына с его, к сожалению, пока гражданской женой.
Когда Ирочке исполнилось восемнадцать, они с Андреем чин чинарем поженились, но ребенка, о котором мечтали оба, почему-то все не было и не было. Когда Ирочка почти совсем отчаялась, у нее вдруг взяла да и родилась Ниночка, толстенькая, хорошенькая и здоровенькая…
* * *
И вот теперь Андрею не давали покоя слова бабы Клавы. Неужели они оказались пророческими? Нет… Не может такого быть… Все это лишь жалкие суеверия и домыслы дремучего человека с образованием четыре класса…
Наши дни МАРИНА И АЛЕКСЕЙ
— Он опять не был в школе! — Марина с раздражением бросила сумку на диван.
Из нее на пол покатились яблоки. Никто не бросился их собирать. Алексей, оторвавшись от компьютера, спросил:
— А где он был?
— Ты у меня хочешь узнать? — еще больше раздражилась Марина.
— Ну… я думал, что ты в курсе…
— Я просто сейчас в магазине встретила его классную руководительницу. Она меня спрашивает: «Сережа приболел?» А я по глазам вижу, что ни в какую болезнь она уже заранее не верит.
— Ну и что ты ей ответила?
— Что тут ответишь… Естественно, сказала, что он здоров как бык.
— А она?
— А она говорит: «Надо же что-то делать!» Я спрашиваю: «Может быть, вы знаете что?»
— Она что-нибудь предложила? — Алексей выключил компьютер, подошел к жене и обнял ее за плечи.
Марина резко отбросила его руки и резким тоном ответила:
— Да что она может предложить? Уговоры! Беседы! Объяснения! Но мы же с тобой знаем, что никакие уговоры на Сережку не действуют! На все воспитательные беседы ему плевать! Он живет как хочет!
Алексей опять обнял жену, подойдя к ней сзади. Он чувствовал, как она напряжена, как закаменели ее плечи. Он поцеловал ее в шею и шепнул на ухо:
— Маринка! Успокойся! Оттого что ты станешь дергаться и злиться, ничего не переменится.
Марина безнадежно кивнула. Алексей развернул ее к себе, сдул со лба упавшие прядки и сказал:
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, вот увидишь. Мы не дадим сыну пропасть…
На глазах женщины появились слезы.
— Ну… не плачь… девочка моя… — Алексей прижал к себе жену и еще горячей зашептал: — Я так люблю тебя… Столько лет прошло, а будто вчера только поженились…
— Это все из-за того, что мы поспешили со свадьбой… Наказание нам с тобой такое… — всхлипнула Марина. — Надо было выждать положенный год…
— Да ты же не любила Пашку… только мучилась… Я же видел. Жить в браке без любви тоже, знаешь ли, грех.
— Но если бы хоть не с тобой…
— Какая разница с кем, если с Пашкой не получилось? Я сразу влюбился, как только он привел тебя к нам домой знакомиться. Тут же дал отставку своей девчонке, Танюшке, на которой, между прочим, собирался жениться. И вообще… мне все время хотелось ворваться в вашу спальню, отбросить брательника от тебя и доходчиво объяснить, что он занимает не свое место.
— Я люблю тебя, Леша… — выдохнула Марина, и они слились в долгом поцелуе.
Алексей забрался руками под джемпер жены и расстегнул бюстгальтер.
— Да ты что? — взвизгнула Марина. — Тут не знаешь, что с сыном делать, а ты…
— А что я делаю плохого? Не кидаться же его искать по подвалам и чердакам? Наискались уже… Все равно не найдем, где он кантуется, пока сам не соизволит объявиться. А сейчас и Анька у бабушки…
За разговорами Алексей стягивал с жены джемпер, и она, лишь для порядка сопротивляясь, подняла вверх руки, чтобы ему было легче. Ненужный бюстгальтер упал на пол, когда раздался телефонный звонок. Марина вздрогнула и прикрыла грудь руками, будто тот, кто находился на другом конце провода, мог ее увидеть. Алексей снял трубку.
— Что за ерунду вы несете? — возмутился он. — Где задержали? Что делал? Водку крал?! Да вы думаете, что говорите?! Нет, ему еще четырнадцать не исполнилось! Да, через месяц… Да, я понимаю, что тогда уже наступит уголовная ответственность…
Руки Марины безвольно упали вдоль тела. Так и стояла она посреди комнаты с обнаженной грудью, со страхом слушая разговор. Алексей осторожно положил трубку, посмотрел на жену и сказал:
— Сергей в отделении милиции. Его поймали на выходе из универсама «Домашние продукты» с бутылкой водки во внутреннем кармане куртки.
— Чего-нибудь подобного и следовало ожидать, — проговорила Марина.
Алексей подал ей джемпер и сказал:
— Пошли…
— Куда?
— Как куда? В отделение милиции, куда же еще?
Она надела джемпер на голое тело. Бюстгальтер так и остался лежать на полу.
* * *
— Ну и зачем ты это сделал? — спросил Алексей, когда сын уже сидел перед ними с Мариной в домашнем кресле.
— Так… Скучно как-то… — лениво ответил Сергей и уставился в потолок, крутя в руках наушники, их которых раздавалось ритмичное шипение и всхлипы.
— Выключи плеер, — попросила Марина.
— Да пожалуйста… — Сергей небрежно щелкнул какой-то кнопкой, и шипение с всхлипами прекратилось.
Наушники соскользнули у него с колен, он нагнулся за ними и вытащил из-за кресла бежевый Маринин бюстгальтер. Она непроизвольно дотронулась до своей груди. Сын, повертев перед носом у родителей интимной деталью материнского туалета, ухмыльнулся и сказал:
— Ну вы, родаки, даете! Вы ж старые уже!
Алексей выхватил бюстгальтер у Сергея из рук, безжалостно смял его в кулаке в комок и очень строго спросил:
— Почему опять не был в школе?
— А че там делать-то?! Мне… — он опять нехорошо ухмыльнулся, — про пестики и тычинки уже неинтересно…
Алексей с трудом сдержался, чтобы не отвесить сыну оплеуху, и сказал:
— Думаю, что в восьмом классе перешли уже к более сложным объектам, нежели тычинки с пестиками!
— Ага! — осклабился Сергей. — Хочешь, расскажу, как размножаются… к примеру… орангутанги?
— Это я знаю, — процедил Алексей. — Ты мне лучше поведай что-нибудь из отечественной истории или литературы.
— Из литературы? Пожалуйста! В ней… значит, в этой самой отечественной литературе… есть такой чувак… Швабрин… слыхали, наверно, про него… так вот он с одной Машкой…
— Прекрати, Сергей! — не выдержала Марина.
— А что такого? Папа спросил — я отвечаю!
Марина с ужасом смотрела на сына и никак не могла понять, каким образом из ее маленького Серенького Зайчика вырос наглый циничный подросток. Казалось, они с Лешей делали для детей все, что могли. Не жалея времени, водили их в театры, музеи, в спортивные секции и кружки. Почти отказались от личной жизни ради сына Сережи и младшей его сестры Анечки. Их квартира всегда была полна приятелями детей. Марина и Алексей всегда шумно праздновали дни рождения дочери и сына, вывозили их за город в походы и на лыжные прогулки, вместе читали книги и всей семьей смотрели детские фильмы. Что же они с Алексеем упустили? Почему Сережа вдруг резко изменил традициям их дружной семьи и ударился во все тяжкие? Он открыто курил на лестнице перед квартирой, приносил в дом бесконечные банки с пивом, где-то пропадал вечерами и редко ходил в школу. Поначалу Марина с Алексеем, сбиваясь с ног, искали сына по окрестным подвалам и чердакам, но ни разу нигде так и не смогли обнаружить. Сам он наотрез отказался объяснять, где проводит время. Вот и сегодняшний разговор, похоже, ни к чему не приведет. Краденая бутылка возвращена в магазин, штраф уплачен, а на учете в детской комнате милиции Сергей уже и так состоял с нынешнего августа. Тогда вся их дворовая компания участвовала в разгроме киоска с напитками и кондитерскими изделиями.
Как и подозревала Марина, разговор с сыном ни к чему хорошему не привел. Тот, сказав детско-дежурное «больше не буду», удалился в свою комнату и врубил на полную мощность музыкальный центр.
— Знаешь, Леша, если бы у нас и Анька пошла по кривой дорожке, я решила бы, что мы с тобой ущербные родители, — сказала Марина и ткнулась лбом мужу в плечо.
— Рано еще радоваться, — мрачно отозвался Алексей и сунул ей в руки бежевый комок бюстгальтера.
— Нет, Алеша, ты зря так… Анечка — хорошая девочка. В школе ею не нахвалятся, и в музыкалке… да и по дому всегда помогает… и хорошенькая такая… Хоть с дочерью повезло…
— Твои бы слова да богу в уши…
* * *
Этим вечером проштрафившийся Сергей Епифанов остался дома и даже с небывалым усердием решал какие-то задачи по физике. Пару раз он подходил к отцу за помощью, потом съел целую тарелку макарон с двумя котлетами и рано лег спать.
Вкусно благоухающий гелем для душа Алексей откинул в сторону одеяло и навис над женой.
— Ну-у-у… кажется, сегодня у нас выдался спокойный вечер, и мы наконец можем с чистой совестью…
Марина слабо улыбнулась и потрепала мужа по волосам. Он приподнял ее ночную рубашку и сморщился:
— Ну во-о-от… опять вся запакованная…
Он взялся за кружевную резинку Марининых трусиков и стал осторожно стягивать их, приговаривая:
— Вот так уже лучше… а так еще лучше… а так уже совсем хорошо…
Когда он окончательно снял трусики с ног жены, раздалась трель мобильника. Марина, все еще улыбаясь особой интимной улыбкой, приложила изящный малиновый аппаратик к уху. Алексей решил продолжить уже начатое и легонько раздвинул ноги жены. Этот абонент, который позволяет себе звонить в двенадцатом часу ночи, даже не представляет, в каком пикантном положении находится Марина. Алексей улыбнулся своим мыслям, а жена вдруг резко сдвинула ноги, чувствительно ударив его коленкой по носу.
— Как избили? Кто избил? Что вы такое говорите, Галина Павловна?!
Алексей вскинул голову и с тревогой посмотрел в глаза жены. В них плескался настоящий ужас.
— Что? — крикнул он, натягивая плавки. — Что случилось?!
— Да, конечно! Мы сейчас же приедем! — крикнула в трубку Марина и отключила мобильник.
— Да что случилось-то? — повторил свой вопрос Алексей.
Вместо ответа она, как слепая, шарила по постели руками.
— Что ты ищешь-то? — опять спросил он.
— Где… где мои трусы?
Алексей бросился ей на помощь, и в конце концов в складках одеяла они были найдены. Марина торопливо всунула в них ноги и задавленно сказала:
— Кто-то избил Анечку…
Алексей побелел лицом так, что на щеках явственно проступили фирменные веснушки рода Епифановых.
— Как… — только и смог проговорить он.
— Не знаю, Леша…
— Что… ее именно сейчас избили? Ночью? Почти в двенадцать?
— Галина Павловна сказала, что они боялись нам звонить… Анечки долго не было, они ее искали, искали… А потом она сама пришла… вся… — Марина содрогнулась, — вся расцарапанная…
* * *
Сидя на переднем сиденье такси, которое пришлось срочно вызвать, поскольку машина Алексея была в гараже, Марина проклинала себя за то, что позволила Анечке неделю пожить у бабушки Гали. Она как-то легко согласилась, когда дочь ее об этом попросила. А все похоть! Похоть! С двумя детьми-подростками не так-то легко вести интимную жизнь. Это маленьких детишек можно уложить спать, а самим предаваться плотским удовольствиям. Подростки допоздна смотрят телевизор или занимаются какими-нибудь другими своими делами. Поминутно лезут в спальню к родителям, чтобы задать какие-нибудь неотложные вопросы, выпросить денег на завтрашний день или потребовать постирать джинсы. Как правило, эти мысли о деньгах и стирке джинсов рождаются у них не ранее одиннадцати часов вечера. Марина с Алексеем уже забыли, когда им удавалось предаться ласкам без опасений быть пойманными на месте преступления. Поэтому, когда Анечка попросилась к бабушке, Марина так легко дала согласие. Она подумала, что Сережка, как всегда, будет допоздна где-то болтаться, дочку станет верно сторожить бабушка, а она наконец опять почувствует на своем теле губы Алексея. Они оба, хоть на несколько часов, забудут о напряженных буднях, расслабятся и разнежатся, будто абсолютно свободные люди. И что из всего этого вышло? Они принесли в жертву похоти собственных детей! Один ворует из магазинов водку, другая…
— Нельзя ли побыстрей? — спросила водителя Марина.
— Быстрее нельзя, — отозвался угрюмый парень в бейсболке. — Мы же в городе, не на шоссе…
* * *
Анечка ревела, уткнувшись в подушку. Осунувшаяся и встрепанная Галина Павловна сидела рядом, молитвенно сложив руки на груди. Марина упала на колени перед диваном и приникла лицом к трясущейся спине дочери.
— Анечка… — с трудом проговорила она. — Это я… мама… и папа тоже приехал… Что случилось, доченька?
Девочка обернулась. Ее правую щеку от глаза до самого подбородка перечеркивала отвратительного вида царапина, рот окружало багровое кольцо.
— Мамочка! — выкрикнула Анечка и бросилась на шею Марине.
Та прижала ее к себе, целуя в висок и гладя по спутанным волосам. Девочка еще долго билась на ее груди в рыданиях, потом вдруг как-то разом обмякла и заплетающимся языком сказала:
— Спать… хочу спать…
Марина уложила ее на подушку и укутала одеялом. Анечка мгновенно уснула.
— Я посижу с ней, — сказала Галина Павловна. — А ты иди в кухню… там Боря… я его позвала на помощь… он расскажет…
Марина кивнула, подоткнула дочери одеяло и вышла на кухню. Там было не продохнуть от сигаретного дыма. Алексей, который не курил уже несколько лет, жадно затягивался сигаретами старшего брата.
— Это Димас, — сказал Борис и затушил в уже переполненной пепельнице окурок.
— Димас?! — ничего не понимая, переспросила Марина.
— Да, парень из соседнего подъезда. Ему уже лет двадцать…
— Двадцать?! — ужаснулась Марина и вспомнила багровое кольцо вокруг губ дочери. — Так он что… он ее… — Она ни за что не смогла бы выговорить страшные слова.
— Думаю, нет, — покачал головой Борис. — Но мог бы. Во всяком случае, собирался это сделать. Он не рассчитывал, что она будет сопротивляться.
— Ничего не понимаю. — Марина развела руками и плюхнулась на табуретку. — Анечка и какой-то Димас…
— Видишь ли, он утверждает, что она сама с ним кокетничала и всячески лезла…
— Лезла… — повторила Марина. — Ей всего двенадцать…
— Ну… это он так сказал, что лезла, а на самом деле она, может быть, просто хотела обратить на себя его внимание.
— То-то она зачастила в гости к бабушке, — нервно заметил Алексей. — А я все думал, чего это у Аньки вдруг такая любовь к бабуле проснулась! — Он запалил еще одну сигарету, глубоко затянулся и сказал: — Я убью этого… Димаса!
— Брось, — отмахнулся Борис. — Он уже получил от меня свое, но, похоже, так и не понял за что. Он из такой семейки, где… Да что там говорить! Главное, Аньку больше сюда не водите… пока! Я добьюсь, чтобы этого вахлака в армию все ж таки забрали. Военком знакомый есть.
— Надо срочно показать Аню гинекологу, — мертвым голосом сказала Марина.
— Не надо, напугаешь только. — Борис вслед за Алексеем вытащил из пачки очередную сигарету и сунул в рот. — Димас клялся, что ничего не было. Он ее только целовал, подлюга, взасос… видели, какие у девчонки разводы на лице?
— А если он врет?
— Не-е… Он меня здорово испугался. Сказал, что не смог даже джинсы на ней расстегнуть, потому что она здорово лягаться начала. Так только… по груди, как он выразился, полазил…
Марина всхлипнула, уронив лицо в ладони.
— Успокойся, Маришка! — Борис положил ей на плечо руку. — Считай, обошлось… Могло быть куда хуже…
Марина закаменела. Все могло быть хуже? Все могло вообще быть по-другому, если бы она не…
* * *
После смерти Ванечки Марина так и не смогла наладить отношения с Павлом, как ни старалась. В ту первую брачную ночь, когда молодой муж ее безжалостно изнасиловал, что-то в ней будто выключили. Огонь любви к Павлу, который казался негасимым, иссяк. Сначала Марина решила, что он еще теплится и можно как-нибудь его заново раздуть. Она и приехала из роддома с Ванечкой в дом к Епифановым, чтобы раздувать.
Сначала заниматься обновлением отношений с мужем было некогда, а потом, когда бедный Ванечка умер, вроде бы что-то между ними опять разгорелось. Они даже провели несколько красивых ночей, когда Марине казалось: вот-вот… еще немножечко, и она снова станет любить своего Пашеньку, как прежде… Но ночи кончались, и таяли надежды на возрождение былой любви. Мало того, таяли надежды и на то, что Марина еще когда-нибудь сможет забеременеть. Они не предохранялись, но дети не хотели больше зарождаться в ней.