Но на всякий случай до центрального офиса, расположившегося, как и положено, на главной площади поселка, Даниил доехал и нашел его, на удивление, открытым. В офисе, в большой комнате, куда выходило несколько дверей, гостя встретила приветливая розовощекая толстушка секретарша и бойко поинтересовалась, чем может помочь.
– Мне нужна Надежда Семеновна, – объяснил Казарин.
– Так они все на концерте! – жизнерадостно ответила девушка.
– Где? – улыбнулся он этой ее энергичной веселости.
– Так в городе! – эмоционально подивилась она незнанию таких простых вещей. – В клубе сельхозработников. Там сегодня наших много, выступают.
Задавать дальше вопросы Казарин не стал, поблагодарил и попрощался. До вышеупомянутого города шла прямая дорога, и Даниил доехал за несколько минут. Городишко оказался совсем небольшим, но уютным, старинным, чистеньким, сказывалось на нем и соседство с большим серьезным хозяйством, в котором, по всей видимости, работала добрая часть горожан. Казарин притормозил у тротуара, остановил прохожего дедка лет восьмидесяти и расспросил, как проехать к клубу сельхозработников.
Клуб Даниил нашел быстро, отметив, что стоянка перед зданием заполнена практически полностью, припарковался сам и, поднимаясь по широким ступенькам, прочитал красочную афишу, сообщающую, что сегодня состоится концерт «Любительских коллективов, артистов агрофирмы Дронова и жителей города». Судя по доносившийся музыке и отсутствию людей перед дворцом культуры и внутри его, концерт вовсю шел.
Казарин постучал в окошко кассы, которое тут же открылось, и милая женщина по-доброму поинтересовалась:
– Опоздали?
– Увы, – подтвердил Казарин данное предположение и полез за кошельком в карман пиджака. – Один билет, пожалуйста.
– А сидячих мест нет, могу только стоячее дать, – сочувственно разъяснила женщина и порадовала: – Но оно в два раза дешевле.
– Ну, если в два раза, то давайте, – улыбнулся Даниил.
Кассирша быстренько оформила билетик, хлопнула по нему штампиком, отсчитала сдачу и предупредила:
– Войдите через последнюю дверь с левой стороны, ту, что у сцены, чтобы не мешать выступлению. Ну, там Ивановна должна стоять, она вам подскажет.
Ивановна если и стояла, то где-то в другом месте – в холле и коридоре ни одной живой души не наблюдалось. Даниил прошел в указанную дверь, зашел в зал и подивился – довольно большой зал оказался заполнен до отказа – люди сидели на стульях в проходах, кое-кто стоял у дверей.
Казарин выступлением не заинтересовался, а, подвинувшись поближе к сцене, развернулся к залу и стал высматривать Надю. И нашел ее практически сразу – девушка сидела в первом ряду, рядом с тем самым Дроновым М. К., в жизни оказавшимся еще более интересным и моложавым мужчиной. В данный момент он, не отрывая взгляда от сцены, шептался с симпатичной женщиной неопределенного возраста, сидевшей от него по другую руку.
А Надя Петрова так сосредоточенно смотрела на сцену, как смотрят, только переживая за кого-то близкого, и лицо ее освещала улыбка поддержки и радости.
Интересно, подумал Казарин и повернулся посмотреть на действие, разворачивающееся на сцене.
Два мальчика и девочка показывали акробатические этюды, срывали бурные аплодисменты и довольные, подбадривающие возгласы зрителей после каждого упражнения. Вот они закончили выступление, выскочили на авансцену и «отработали» комплимент публике, а зрители горячо хлопали и кричали «браво»…
Казарин почувствовал, как сердце камнем ухнуло куда-то в желудок и замерло, к лицу прилила кровь, а колени враз ослабли. Не отрывая взгляда от кланяющихся на сцене детей, он отступил назад на непослушных, подламывающихся ногах и сел, не в силах устоять. Он смотрел, как кланяются юные артисты…
– Мужчина, вам плохо? – Кто-то дергал его за рукав пиджака.
– Что? – не понял Казарин, продолжая неотрывно смотреть на детей.
– Я спросил, вам плохо? – повторил вопрос тот же голос.
Казарин посмотрел на мужчину отсутствующим взглядом, постепенно до него дошло, что он сидит на коленях у незнакомца, устроившегося на стуле рядом с последним креслом в ряду.
– Ох, нет, – поднялся Даниил, все еще чувствуя легкую слабость в ногах и делая успокаивающий жест ладонью. – Извините, я не заметил.
– Да, да, – усмехнулся мужик. – Бывает.
Но Даниил его уже не слушал и тут же забыл о его существовании и своем конфузе, снова повернувшись к сцене, с которой убегали за кулисы юные акробаты, сорвавшие овации зала. Он перевел взгляд на Надежду и обнаружил, что она, Дронов и женщина, сидевшая с ним рядом, поднялись с мест и направились к ступенькам, ведущим на сцену. Он двинулся за ними, даже не попытавшись пригнуться, поднялся следом по ступенькам, прошел за кулисы и почти сразу заметил их всех. Они стояли метрах в пяти, рядом с выступавшими мальчиками и небольшой, тоненькой, гибкой девочкой, и весело что-то обсуждали. Надя обнимала и целовала по очереди каждого из троих детей.
– Добрый день, – поздоровался Казарин, подойдя к компании.
Обернулись все с разными выражениями на лицах. Надежда смотрела удивленно и испуганно, а остальные с разной степенью любопытства и невысказанного вопроса.
– Добрый, – абсолютно ровным тоном поздоровался с Казариным мужчина.
– Откуда ты здесь взялся? – спросила совершенно ошарашенная Надежда.
– Тебя искал, – улыбнулся приветливо Даниил.
– Вы знакомый Наденьки? – поинтересовалась дружеским тоном женщина, мило, но нейтрально улыбаясь.
– Да, – ответила Надя, перевела дыхание и представила: – Это Даниил Антонович, мой давний знакомый. Он отдыхает в пансионате. А это мой папа, Максим Кузьмич, – указала она рукой на мужчину, – и его жена Рива Олеговна.
Пара кивнула, детей Надя представлять не стала, но они сами проявили инициативу к знакомству.
– Вы смотрели наше выступление? – спросила девочка, все еще возбужденная, раскрасневшаяся, не выровнявшая до конца дыхание.
– Да, – улыбнулся Казарин.
– Вам понравилось? – У девчонки горели глаза от желания услышать похвалу.
– Вы очень талантливы, – уклонился Даниил от оценки выступления.
– Спасибо, – поблагодарил ребенок.
– Теть Надь, мы пойдем, – заявил тем временем один из пацанов, и так уж нетерпеливо поглядывавший куда-то в сторону…
– Да, да, – отпустила она ребятишек. – Конечно, идите, вас родные ждут.
Мальчики махнули на прощание и убежали.
– Вам действительно понравилось? – переспросила девочка у Казарина.
Он посмотрел на ее личико, сияющее улыбкой победительницы, помолчал и честно ответил:
– Нет. Совсем не понравилось. – И услышал, как тихо охнула рядом Надя, но, глядя только на девочку, объяснил: – У вас выдающийся талант и дарование. Редкое. И, поверьте мне на слово, уникальное. Но совершенно ужасная техника. Чудовищная. Дело не в вас, а в вашем нерадивом наставнике. Сальто опасно не докручены, растяжка не поставлена, стойки не выверены.
– Откуда тебе это известно? – спросила агрессивно Надюха, неосознанным защитным жестом прижав к своему боку девочку, расстроившуюся так сильно, что подбородочек уже дрожал и слезы набежали на глазки.
– До четырнадцати лет я профессионально выступал в цирке акробатом, – холодно сообщил Казарин и засунул руки в карманы джинсов.
– Ты? – поразилась, только не ахнула от удивления Надежда.
– В цирке? – воскликнула восторженно девочка одновременно с ней. От избытка чувств она сложила ладошки и прижала их к груди. – Расскажите! Пожалуйста, расскажите мне все!
– Нас не представили, – улыбнулся Даниил и протянул ей руку для рукопожатия.
– Меня зовут Глаша, – скороговоркой сказала девочка, вложив свою ладошку ему в руку, и поправилась: – Вернее, Глафира.
– Очень приятно, – кивнул Казарин, пожал ее ручку и спросил: – У вас будут еще выступления сегодня?
– Нет.
– Тогда, может, вам лучше переодеться, – мягко предложил он и пояснил, – здесь дует, а после выступления лучше не остывать.
– Да, Глаша, – тут же согласилась Надежда, – надо идти переодеваться. Давай, бегом.
– Я ей помогу, – положив руку на плечико Глаше, вызвалась Рива.
– А вы не уйдете? – спросила девочка у Казарина. – Расскажете мне про цирк?
– Я постараюсь, – улыбнулся он.
– Иди, – подтолкнула девочку Надя.
Девочка побежала к гримерным, но пару раз оглянулась на Казарина. Загремела музыка, на сцене выступали другие участники, и Максим Кузьмич махнул рукой в сторону выхода, предлагая отойти. Они прошли какими-то коридорами и через техническую дверь вышли в вестибюль, где уже можно было говорить, чем тут же и воспользовалась Надежда, напустившись с упреками на Казарина:
– Зачем ты ее критиковал? Она ребенок и так старалась, готовилась!
– Я критиковал не ее, если ты обратила внимание, а ее наставника, – уточнил спокойно Казарин.
– А что, Даниил Антонович, – вступил в разговор Максим Кузьмич, – вы там сказали про опасное сальто? Это действительно так?
– У них очень плохой учитель, думаю, даже не профессионал. И да, Максим Кузьмич, это реально опасно для детей. Если номера делаются неправильно, без должного профессионализма и знаний, риск очень велик. Во-первых, для формирования детского тела, костей, мышц, а во-вторых, просто травмоопасно. Например, ребята не докручивали сальто, а такие просчеты часто приводят к тому, что акробат «приходит», это термин такой, проще говоря, приземляется неустойчиво, неправильно на руки, и может повредить позвоночник, ну и так далее, – пояснил строгим тоном Даниил.
– Господи! – перепугалась всерьез Надюха и спросила: – Ты это точно знаешь?
– Поверь мне, я знаю это очень хорошо и более чем уверен в том, о чем говорю, – очень весомо заверил Казарин.
– И что же теперь делать? – перепугалась она.
– Либо срочно искать другого наставника, либо вообще отказаться от занятий акробатикой, – ответил Даниил и объяснил: – Переучивать после таких вот горе-учителей – это все равно что исправлять неправильно сросшийся перелом: требуется снова сломать кость и сложить заново. А это всегда опасно и ужасно больно. Понимаете, тело, особенно детское, запоминает многократно повторенные упражнения, и ломать все это непросто.
– Но что же делать? – повторила она вопрос, посмотрела на деда совершенно расстроенно и вновь перевела взгляд на Казарина. – Во всей округе мы нашли только одного преподавателя, который дает уроки акробатики. Есть еще в районном центре цирковой кружок, но туда очень далеко и неудобно ездить, а Глаша так увлечена цирком, что просто без него не может, – и, улыбнувшись, принялась рассказывать, стараясь объяснить: – Совсем маленькая была, года три, когда мы ее первый раз в цирк привели. И всё, как заколдовали ребенка. С тех пор только о цирке разговоры. Вся комната плакатами обклеена, на дисках, флешках и в компьютере записи выступлений известных артистов. В прошлом году мы ездили в Москву на выступление Цирка дю Солей. Билеты за несколько месяцев в Интернете бронировали. Так Глаша посмотрела и два дня не могла разговаривать – молчала от потрясения. Потом говорит: вот там я хочу и буду выступать. И что я теперь должна ей сказать, что она не будет больше заниматься? Как я могу ей запретить?
– Увы, никак. Ты ничего не сможешь с этим сделать, – с сочувствием произнес Даниил, – у нее на самом деле уникальные способности и талант. И, как я понял, к тому же трудолюбие? – Он посмотрел вопросительно на Максима Кузьмича, мудро помалкивавшего до поры.
– Еще какое! – подтвердил тот. – Я бы сказал, железная упертость.
– А это для цирковых артистов основное, – кивнул Казарин, снова посмотрел на Надю и, стараясь произнести это помягче, сказал жесткую правду: – Тебе придется ее отпустить.
– Что значит отпустить? Как? Куда? – возмутилась ошарашенно она. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?
– Никакой замечательный райцентр и цирковой кружок не спасет, – сочувствуя ей, объяснял Казарин. – Глаше нужен наставник из самых лучших. И заняться данным вопросом это надо прямо сейчас, пока еще можно исправить нанесенный вред. По-хорошему, таким деткам, как Глаша, надо заниматься у мастеров лет с семи, – и совсем уж стараясь смягчить слова, понимая, каково ей сейчас, добавил: – Если ты ее не отпустишь в большой город к настоящим наставникам или не дашь заниматься дальше, она сбежит сама или исковеркает себе жизнь, занявшись чем-то другим.
– Да откуда ты можешь это знать?! – беспредельно возмутилась Надюха, повысив голос.
– Я знаю, – вздохнул Казарин и, глядя ей в глаза, очень медленно, с нажимом на каждом слове, сказал: – Потому что она моя дочь.
– Как?.. – задохнулась Надя – Как ты?.. – И посмотрела на него пораженно. – Ты поэтому меня нашел? Из-за Глаши?
– Нет. Мы встретились с тобой совершенно случайно, и для меня это такая же неожиданность, как и для тебя, – признался Даниил и разъяснил: – Про Глашу я и не подозревал даже. Но, увидев девочку на сцене, сразу понял, что она моя дочь, без каких-либо сомнений, потому что некоторые движения, которые она делала, и тот талант, который есть у нее, это наследственное. – Он помолчал, посмотрел на Надюху, глядевшую на него своими огромными колдовскими глазами, наполненными сомнениями и скрытой болью, и договорил: – У Глаши очень сильно проявляется этот дар. А это значит, что она продолжательница и наследница одной из известных в стране и в мире цирковой династии.
– О господи! – прошептала Надюха, от потрясения прижав ладошки к губам, и повторила: – О господи! Но как? Ведь никто никогда не говорил, что ты из цирка, и нигде такого не писали.
– Об этом мало кто знает, только родственники, – пожал плечами Казарин.
Даниилу так хотелось прижать ее к себе, разделить с ней ее тревогу, поддержать и пообещать, что все будет хорошо, чтобы ушел из этих янтарных глаз испуг за дочь. Однако Казарин сдержался и посмотрел на Максима Кузьмича, который так и молчал, слушая его самым внимательным образом и никак не выдавая своего отношения к услышанному.
– Нам придется где-нибудь сесть и поговорить, – обратился к нему Казарин. – Я обязан рассказать вам о своей семье, но это довольно длинная история. И лучше это делать пока без Глаши.
– Согласен, – кивнул тот. – Нам действительно надо многое обсудить, раз уж выясняется, что это не простое увлечение девочки, а нечто более серьезное.
– Поехали к нам, Ольга обед праздничный готовит, там и поговорим, а я попрошу Лену отвезти Глашку к ним домой вместе с мальчишками и занять их чем-нибудь, – справившись со своим первым потрясением, кивнула Надежда.
– Идем, заберем их, – взял внучку под локоток Максим Кузьмич и обратился к Даниилу: – Придется вам, правда, пообещать девочке, что вы с ней пообщаетесь отдельно попозже, иначе она нас всех живыми не отпустит. Характер.
– Есть в кого, – усмехнулся Казарин, глядя Надежде к глаза.
Все начиналось еще в позапрошлом веке.
Клава Данина перестала быть обычной девочкой в десять лет, в тот день, когда впервые в жизни попала в цирк.
Пыльный от летней жары, захудалый уездный городок лениво проживал очередной день, когда, разгоняя брешущих от испуга подзаборных шавок, зазевавшихся кур и гусей, на его улицу шумно и празднично вкатился бродячий цирк.
Гремела музыка, громко кричал зазывала, обещая небывалые аттракционы и чудеса, каких свет не видывал, ловкие мужчины жонглировали, здоровенный детина подбрасывал и ловил пудовые гири, клоуны смешили прохожих, а красивые девушки в неприличных трико показывали гимнастические этюды, стоя на телеге, так что у мужиков раззявивших от такой красоты рот, выпадали папироски и округлялись глаза.
– Спешите! Спешите! – кричал в рупор дородный дядька в переливчатом костюме. – Сегодня вечером наш цирк шапито представит уважаемой публике чудеса возможностей человеческого тела и смелости человеческого духа!
Весь класс во главе с преподавательницей французского мадам Невелиной бросился к окнам, распахнутым из-за жары настежь, и во все глаза следил за необычным фееричным зрелищем.
Папенька, придя с работы на обед и дождавшись, когда все семейство чинно сядет за стол, сообщил домочадцам, что вечером они идут в цирк:
– Макар Силыч отправил управляющего, и тот, выстояв приличную очередь, взял для руководства фабрики билеты на представление в цирк шапито.
Клавочка от избытка чувств подавилась куриным супом с лапшой, и ее долго стукала по узенькой спинке маменька, но это было совсем не важно, она уже вся пребывала в восторженном предвкушении.
А вечером, одетая в самое лучшее платье, с большим сладким красным леденцовым петушком на палочке, она сидела между маменькой и папенькой в третьем ряду и, замирая от предчувствия и ожидания чуда, смотрела, как выходит на круглую сцену импозантный мужчина в красивом фраке, расшитом блестками по канту воротника.
И чудо не заставило себя ждать.
Точнее произошло не просто чудо – великое чудо! А вместе с тем апокалипсис в жизни Клавочки Даниной – она смотрела на происходящее на арене, быстро-быстро взволнованно дышала все представление, так и держа перед собой, всего-то три раза лизнутый леденец, крепко-крепко сжимая его в кулачке – а жизнь ее менялась в этот самый момент навсегда!
Цирк!!!
Вот что стало наваждением всей ее жизни!
С этого дня ребенок изменился совершенно, как подменили, – умненькая, усидчивая и вполне послушная девочка превратилась в чистую бестию! Она сдружилась с кухаркиными детьми, сбегала с уроков и лазила с ними через дыру в заборе в цирк каждый день, подружилась там с цирковыми детьми и могла проводить целые дни, забывая о еде и родителях. И так продолжалось до тех пор, пока цирк, оставив после себя на поле вытоптанную пожухлую траву, мятые фантики, билеты, газетные кульки от семечек и другой мусор, не отбыл дальше, уже без фанфар и веселья – уставший, притихший и потрепанный.