С этого дня ребенок изменился совершенно, как подменили, – умненькая, усидчивая и вполне послушная девочка превратилась в чистую бестию! Она сдружилась с кухаркиными детьми, сбегала с уроков и лазила с ними через дыру в заборе в цирк каждый день, подружилась там с цирковыми детьми и могла проводить целые дни, забывая о еде и родителях. И так продолжалось до тех пор, пока цирк, оставив после себя на поле вытоптанную пожухлую траву, мятые фантики, билеты, газетные кульки от семечек и другой мусор, не отбыл дальше, уже без фанфар и веселья – уставший, притихший и потрепанный.
Клавочка взмолилась батюшке, прося дозволить ей посещать «Курсы гибкости тела и гимнастических упражнений» мсье Грандона. Родители посовещались, вздохнули тягостно такой стыдобе, но единственной доченьке отказывать не стали – пусть себе ребенок тешится.
Девочка усердно занималась, мсье Грандон всячески превозносил ее способности, и через год она стала посещать еще и танцы мадам Люсьен. Надо сказать, что одарена Клавочка была от природы исключительно и обладала невероятной растяжкой и гибкостью, к тому же имела дарование добиваться поставленной цели и умела ради этого трудиться с поразительным упорством.
Разумеется, через год она лучше всех выполняла любые упражнения, а в танце и вообще достигла заоблачных высот.
Увы, но городишко, в коем проживала семья Даниных, был настолько затрапезным, что цирки его посещали далеко не каждый сезон, и, так и не дождавшись шапито на следующее лето, через год Клавочка смогла уговорить любезных родителей. Они втроем поехали в губернский городок к дальним родственникам отца, и девочка целых три дня ходила в цирк, который давал там представление.
А еще через два года, когда ей исполнилось четырнадцать лет, большой красивый, яркий цирк заехал и в их город!
Понятно, что Клава проводила там все время, перезнакомилась со всеми артистами и сдружилась с молоденькими акробатками, которые пропускали ее посмотреть представление из-за кулис. Однажды, набравшись смелости, девочка во время дневной репетиции подошла к хозяину цирка Казимиру Архарову.
– Возьмите меня к себе в труппу, – дерзко потребовала Клава.
– Что умеешь делать? – посмотрев внимательно на подростка, спросил он.
Девочка показала все гимнастические упражнения, которым научилась у мсье Грандона, и танцы мадам Люсьен. Казимир посмотрел, подозвал рабочего сцены, наказав немедленно привести Трофима Потаповича. Когда упругим стремительным шагом к ним подошел высокий стройный мужчина, хозяин цирка, сказал:
– Посмотри, Трофим. – И кивнул девочке, чтобы она повторила все, что делала до этого.
Клавочка расстаралась еще раз, все поглядывая на выражение лиц смотревших на нее мужчин.
– Ну, что скажешь? – спросил Казимир.
– Ты сам-то разве не видишь? – спросил в ответ мужчина.
И они обменялись многозначительными, понимающими взглядами.
– Вот что, дитя, – Казимир подошел к девочке, положил руку ей на плечо и внимательно посмотрел в глаза, – я тебя возьму, если родители тебя отпустят.
– Они отпустят! – пообещала уверенно Клава.
– Только через мой труп! – заявил папа. – Это же позор для семьи! Актрисулька! Моя дочь – актрисулька цирка! Ногами дрыгать!
Третий сын мелкопоместного дворянина, и так опозоривший род ужасным мезальянсом – женитьбой на дочери мещанина, вынужденный работать в силу полного разорения их семьи из-за безумств старшего брата, тихий, уравновешенный и смирившийся с жизнью человек, взбунтовался даже от одной мысли о том, что его единственное любимейшее чадо собралось сделать с их жизнью и остатками его репутации.
– Я хочу служить в цирке! Это моя жизнь! Мое единственное предназначение! – кричала в ответ дочь и топала от бессилия ножкой.
А ее мама, до сих пор наблюдающая за семейной бурей со стороны, решительно поднялась с места, ухватила дочь за локоть, отволокла в ее комнату, надавала пощечин и заперла на ключ, пояснив:
– Негодяйка! Отец старается, содержит семью, дает тебе великолепное образование, надеясь, что твоя жизнь будет лучше, чем наша, копит капитал, чтобы отправить тебя учиться в столицу к бабушке. А ты, неблагодарная девчонка! Посидишь под домашним арестом, пока твой драгоценный цирк не уедет! И чтобы слово не смела молвить!
Клава посидела взаперти. А когда цирк уезжал, собрала вещички, вытащила из заветной маминой шкатулки все скопленные деньги, вылезла через окошко, наняла извозчика, затем догнала усталый кочующий цирковой караван за городом и присоединилась к нему. Сделается ли папенька трупом из-за ее побега и что станется с маменькой, ее уже не интересовало – у нее началась настоящая жизнь!
Клаве повезло во многом.
Ну, во-первых, Казимир Архаров хоть и был прожженным хитрованом и расчетливым дельцом, как и положено хозяину и директору цирка, но, в общем-то, человеком являлся порядочным. Правда, девчонку назад к родным не отправил, как требовали того закон и все та же порядочность, но и эксплуатировать нещадно, обирать, домогаться и использовать, повязав кабальным контрактом, тоже не стал – и не пожалел, слишком хорошо знал цену ее редкостному, уникальному дарованию и терять этот подарок небес не рискнул бы.
Ну, а во-вторых, Трофим Брызгалов, которому тут же отдали Клаву в полное обучение, был знаменитейшим цирковым акробатом в прошлом, взял ее под свое крыло, оберегал, учил и гонял так, что она сознание теряла на репетициях, но поднималась и начинала все снова.
Вот где характер, выдержка железная и целеустремленность!
И они лишь закалялись от постоянных перегрузочных тренировок и непростой кочевой жизни. Все дело в том, что цирк – его запах, особое устройство, люди, бутафория, бурлеск, кочевая жизнь, животные, манеж, зрители, цирковая семья – все, что есть Его Величество Цирк с большой буквы, – непостижимым образом стало страстью, сутью, жизнью и кровью Клавы, всем ее нутром, и только в нем и с ним она могла существовать и чувствовать себя свободной, настоящей.
И только ради него и во имя него могла пойти на все, что угодно, не признавая никаких компромиссов, морали и совестливости. Все – Цирк! Цирк – все!
Через полгода был готов ее первый номер, который Клара делала вместе с Трофимом Брызгаловым и который стал бриллиантом их циркового представления. Просмотрев их генеральную репетицию, Казимир, потрясенный и довольный донельзя, объявил:
– Имя надо сменить.
– Зачем? – спросила с серьезностью ученицы девочка.
– Запомни, – сказал он назидательно, – имя циркового артиста должно звучать! Когда его произносит шпрехшталмейстер, оно должно рокотать, звенеть и раскатываться по залу. Зрителю нужен праздник, публика ждет необыкновенных людей. Васька Иванов не может быть великим гимнастом или борцом-победителем. Как и не может Клава Данина стать великой акробаткой. Будешь Клеопатрой. Фамилию потом придумаем, чтобы созвучно было. Например, когда я выступал, меня объявляли так: Казими-и-и-ир Ар-р-рхаров! Вот это имя! Вот это звучало. Поняла?
Клава поняла даже лучше, чем представлялось директору.
В каждом городе, где проходили их представления, на протяжении последующих трех лет Клавдия, ставшая теперь Клеопатрой, вместе с Трофимом и присоединившимся к ним в номере еще одним акробатом срывали такие овации, что шатер качало от дружного громкого оханья зрителей, замиравших от испуга, когда исполнялся особо рискованный трюк, оглушительных аплодисментов и криков восторга.
Ставшая за это время весьма расчетливой и так много познавшая в непростой, часто слишком циничной жизни цирка, девочка резонно решила, что, пока она остается обычной актрисой, ее таланту маловато простора, да и пора бы себе звучную фамилию приобрести.
И соблазнила Казимира, который был старше ее на тридцать один год, отдав ему свой «цветок невинности» в обмен на официальную женитьбу.
Что поразило всю труппу до шока.
Великолепный гимнаст в прошлом, получивший цирк в наследство от своего бездетного учителя, обладавший неплохим образованием, никогда не женившийся и не имевший детей, Архаров – статный, видный, пользовался неизменным повышенным спросом у женщин. Имел кучу любовниц в каждом провинциальном городе, по которым разъезжал его цирк, практически официальную любовницу дрессировщицу Эльвиру, неофициальную Матильду, воздушную гимнастку и еще кучу старинных знакомых дам в столице.
Как и кто только не пытался его на себе женить, все оказывалось бесполезно. Но Клеопатра, теперь отзывавшаяся только на это имя, неожиданно в шестнадцать лет ощутила еще одно уникальное дарование. Как-то мгновенно и незаметно в ней проявилась, расцвела удивительная женская манкость – эта ее миниатюрность, удивительная гибкость, обманчивая детскость милого личика, сильнейший стальной характер, поразительная работоспособность, стервозность и умение идти к цели любыми путями создали безумный коктейль для погибели мужчин.
Казимир имел неосторожность заметить эту метаморфозу первым, поразиться, присмотреться повнимательней и пропасть…
Начало нового века – тысяча девятисотый год – Клеопатре семнадцать, Казимиру сорок восемь, и они сыграли свадьбу в церкви Казанской Божией Матери в Москве, куда юная невеста уговорила жениха привезти цирк.
Что готовил им этот век? Клео, как ее стали называть цирковые, была полна самых радужных надежд, планов и ожиданий.
И уже через год взяла своей маленькой сильной ручкой всю труппу за горло, а цирк в свое управление. Сначала просто помогала мужу, разбираясь, вникая во все мелочи, учась у него, как надо управлять цирком. Постепенно она освоилась – что-то подсказывала, лично отдавала указания, а через год Казимир уже во всем советовался с молодой женой и полагался на нее.
Труппе не понравились такие перемены: начались зависть, интриги. Но, как ни стонали артисты и рабочие от тирании этой маленькой, хладнокровной, расчетливой стервы, уважали ее все. Потому что Клеопатра ничем не отличалась от них и работала наравне, а то и побольше многих, и впрягалась перетаскивать баулы вместе со всеми, когда на переходах у телеги отваливалось колесо, и могла почистить стойло и лошадь, если запил конюший, и знала все нужды и сложности, и заботилась о коллективе, как о детях, хоть и заставляла вкалывать всех, как сумасшедших. И самое главное, под ее управлением цирк расцвел!
Она настояла на обновлении костюмов и инвентаря, на наборе новых молодых артистов и проложила другой маршрут – по большим губернским городам. И цирк Архарова вдруг поднялся на ступеньку выше прежнего.
За три года Клео сделала так много, что весь коллектив готов был идти за ней и в огонь и в воду. Любви сотрудников она так и не добилась, правда, и не стремилась к этому, Клеопатру вполне устраивало их уважение и оправданное опасение.
И надо же, но именно в момент наивысшего расцвета цирка случилась очередная крутая перемена в ее жизни. Она уговорила мужа гастролировать в Москве и в Питере. Их представления имели оглушительный успех и собирали кассу на недели вперед. И вот на одно из таких представлений пришел известный цирковой импресарио из Парижа. Посмотрев выступления Клеопатры, он предложил ей контракт в самом великолепном цирке Франции. И двадцатилетняя Клео, не задумываясь ни на секунду, подписывает контракт, забирает наличность из кассы и уезжает с импресарио на следующий же день.
Три года она отработала во французском цирке. Очень многому научилась, оттачивала свое мастерство, беря уроки у самых лучших акробатов, выдержала жесточайшую конкуренцию, не гнушаясь никакими средствами в борьбе, даже покалечила свою конкурентку, столкнув ее с лестницы.
Но, как выяснилось, и на таких девочек случаются прорухи нежданные.
Влюбилась Клеопатра в русского казака Степана Красто из семьи известных вольтижировщиков, выступавших в одном цирке с ней. Любовь их оказалась такой неистовой, что гудел весь цирк от купола до манежа. Пара на загляденье – Клеопатра была стройной, гибкой красавицей с великолепной фигурой, копной светло-медовых волос и огненным темпераментом. А он высокий, атлетичный, со стальными мышцами, красавец казак чернокудрый, не уступавший ей в страстности. Любили так до обморока, целовались так до крови, ругались-ревновали так до поножовщины и кнута – и снова бросались в неистовые объятия.
Сказала как-то Клео известная старая цыганка-гадалка, на зиму вместе со своим табором осевшая рядом с цирковыми, бросив карты:
– О-о! Ты избранная женщина. Проживешь очень долгую, непростую жизнь, страшные времена переживешь и семью создашь известную, и сама в славе будешь людьми управлять. Но за то, что нет для тебя ничего, кроме дара твоего и зова циркового, и за талант свой дорого заплатишь. Не будет любви тебе и женского счастья, и наследовать тебе станут только девочки, к которым и будут переходить твоя фамилия известная и талант. А мужья их станут фамилию жен брать, к ним прибиваться. И так будет до тех пор, пока не родится в семье мальчик, который возьмет все на себя и прославит фамилию твою еще громче. – Посмотрела ей прямо в глаза своими черными, пугающими глазищами цыганка, улыбнулась и закончила пророчество: – Любовь сильную и привязанность чистую только в конце жизни познаешь, – поклонилась и махнула рукой. – Иди, великая женщина.
В двадцать три года Клеопатра вернулась к брошенному мужу Казимиру, так как парижский цирк продлевать с ней контракт в связи с ее беременностью отказался, как отказался от плода их любви и Степан Красто, умоляя избавиться от ребенка и оставить все по-прежнему. Но Клео он уже не был нужен – остыла она. И в день отъезда, когда Степан встал на колени перед ней и плакал, уговаривая остаться, соглашаясь даже на ребенка, – она оттолкнула его коленом, переступила и ушла.
Зато пятидесятичетырехлетний Казимир принял жену вместе с ее животом и долго рыдал от счастья у нее на груди, признавшись, что не может иметь детей, потому как в тридцать лет переболел корью и боялся ей это сказать, чтобы не потерять.
За три года отсутствия Клеопатры и порой запойной депрессии Казимира, оплакивавшего побег жены, цирк сильно пострадал – лучшие артисты разбежались по другим труппам, рабочие пьянствовали практически в открытую, реквизит разворовали.
– Э-эх! – порадовалась Клеопатра Архарова, уперев руки в бока. – Ну, что ж, повоюем!
В девятьсот седьмом году она родила девочку, которой, как и положено цирковым детям, дали звучное имя – Виолетта. Казимир дочку обожал, тут же объявил о своем отцовстве, воспрял духом, помолодел и, на удивление, стал серьезной поддержкой и опорой жене во всех ее делах и планах по восстановлению былого величия цирка.
И снова Клеопатра поднимает цирк на высокий уровень, вложив в него все, что заработала во Франции, и распродав всех животных, кроме лошадей.
Через два года внезапно умирает Казимир, оставив цирк в наследство Клеопатре. Она скорбела искренне, он был ее первым мужчиной, ее трамплином в цирковую жизнь, ее другом и опорой.
Но шоу продолжается!
И «Цирк Архарова» разъезжает по самым крупным городам России, имеет ангажемент на весь год, собирает полные залы и продает билеты на месяц вперед, Клеопатра блистает в своем номере с молодыми талантливыми акробатами.
И тут война! Девятьсот четырнадцатый год!
Половина мужчин из труппы и часть тягловых лошадей мобилизованы. Но выступления и гастроли не прекращаются. Клео удается так перекроить программу, что представление остается захватывающим, интересным.
Но наступил страшный семнадцатый год.
Стране амбец полный! И Клеопатра в восемнадцатом году во всеобщей неразберихе, панике и начинающейся кровавой бойне Гражданской войны, убегая от разрухи и кошмара, привезла свой цирк в крупный краевой центр и, отдав распоряжение рабочим и артистам ставить шапито и располагаться основательно, отправилась искать главных начальников в этом городе – черт их знает, как они теперь называются у новой власти.
Назывались они народными комиссарами и заседали в здании бывшей губернской управы. Вот туда и направила свои великолепные стопы госпожа Архарова.
Клеопатра знала абсолютно точно: если дать выплеснуться дикой, неконтролируемой агрессии, остановить ее невозможно – люди не успокоятся, пока волна ненависти пронесется по жизни и стране, обдирая все на своем пути до костей, до остовов!
Клеопатра сразу поняла, что эти пришли надолго. И жизнь теперь устанавливается новая, по их законам. Она была очень мудрой женщиной. Мудрой и решительной.
Мириться с властью кого бы то ни было или негодовать по поводу ее прихода Клео не собиралась – она собиралась использовать любую власть на благо своего цирка.
Пройдя мимо всех солдатиков с ружьями, стоявшими в охранении новой власти и даже не пытавшимися остановить посетительницу, подпадая под странное влияние этой женщины, способной нести себя так, словно ей принадлежит весь мир, она прошествовала в приемную к главному начальнику и царственно кивнула секретарю – мальчику в полувоенном облачении:
– У себя? – приподняв одну бровь, поинтересовалась Клеопатра.
– Аркадий Андреевич занят, – подскочил с места мальчик.
– Не для меня, – повела она ручкой, и героический большевистский мальчик замер, не решившись препятствовать такой женщине.
Клео вплыла в кабинет, сразу же с порога, за пару мгновений оценила мужчину – лет сорока или чуть больше, суровое лицо, усы, одет в гимнастерку без знаков различий и регалий, галифе с сапогами и кожаную куртку, взгляд усталый. Она сразу поняла, как именно надо держаться с этим начальником.
– Меня зовут Клеопатра Архарова. – Клео прошла вперед к столу, встала не напротив через стол, а рядом, подойдя практически вплотную. Мужчина поднялся со стула, и она заглянула ему в глаза. – У меня к вам интересное деловое предложение.