Мысли постепенно вернулись к странному звонку – грохот в трубке и сбивчивый, перепуганный голос женщины. Будь Генри в состоянии хоть что-то сделать, он бы не стал колебаться. Такой голос взывал к действию, а не к размышлениям. Но Генри мог лишь валяться на кресле и развлекать себя игрой механических лопастей.
Помоги… мне…
Что это значит? Почему телефон заработал? Кто эта женщина? Какого чёрта перерезан провод?..
Как ни крути, всё упиралось концами в Самый Главный Вопрос – что происходит?
Право дело, на этом поле можно было с лёгкостью свихнуться.
Генри закрыл глаза, спасаясь от осточертевшего вращения. Может, стоит ещё попытаться проломить стену или достучаться до соседей. Шансов мало, но этот голос…
Резкий бьющийся звук справа. Там, где кухня… и дверь. Генри рывком выпрямился.
– Проклятье, – отчётливо сказал женский голос. В возгласе перемешались раздражение и досада.
Он сам не заметил, как оказался у двери. Кто-то задержался в коридоре. Нельзя упускать такую возможность. Генри жадно припал к щели глазка, молясь, чтобы женщина не успела уйти.
Она не успела. Айлин Гелвин, соседка из 303-й, как раз нагибалась за тем, что она уронила у двери. Генри заколотил кулаками по деревянной поверхности:
– Помогите! Это я, Генри! Генри Таунсенд!
Она озадаченно посмотрела по сторонам, затем переключила внимание на пол и брезгливо сморщила нос:
– Надо же… Опять невезуха.
Разбила склянку, догадался Генри.
– Мисс Гелвин! Это я! Помогите, я не могу вый…
В груди кольнуло. Он осёкся, переводя дух. Айлин даже не взглянула в его сторону – подобрала осколки разбитой посуды и пошла дальше, выпав из поля глазка. Генри с недоумением воззрился на грязную стену напротив, где какие-то шалуны оставили отпечатки своих ладош.
– Что за… – он закашлялся; горло саднило.
Почему она не услышала? Даже если дверь вдруг стала бы свинцовой, она не могла, просто не могла проигнорировать его вопли с расстояния в фут.
Медленно, как во сне, он отлепился от глазка. Возбуждение покинуло его, уступив место опустошению и обиде, почти детской. Он услышал, как хлопнула дверь соседней квартиры: Айлин вошла к себе. Генри обвёл внимательным взглядом комнату и вернулся на свой пост. Биться о стену и ломать дверь расхотелось.
7
Наверное, он сидел час – точно сказать не мог, потому что часы встали тогда же, когда появились цепи. Теперь в квартире 302 днём и ночью было шесть минут одиннадцатого. Затем Айлин вернулась в коридор подметать осколки. Он снова кричал, отказываясь верить своей безнадёжности. Айлин сосредоточенно сгребала стеклышки в лопатку, кинула один – всего один – многозначительный взгляд в сторону Генри, заставив его покрыться гусиным пёрышком, и ушла. Он чертыхнулся и хлопнул ладонью по глазку. Больше ничего не сделал – уныло поплёлся к креслу.
Время шло. Небо в окне приняло грязно-марлевый оттенок. Стало быть, приближался вечер. Почувствовав, что ещё минута бездействия, и он начнёт потихоньку крошиться на отдельные атомы, Генри подошёл к окну. Вид из окна заменял ему теперь ежедневную порцию телечуши.
Снаружи было серо. Даже при ясной погоде пейзаж не блистал красками, а тут, словно назло, над городом громоздились мёрзлые осенние тучи. Отвратительно. Генри был бы сегодня рад любому цвету – красному, синему, зелёному, – но только не серому. Художник явно издевался над ним – вся картина была словно нарисована пеплом. Серые тучи, серые дома, посеревший газон, серые автомобили… И все прохожие тоже одинаково серые, в бесцветных костюмах и рубашках. Наверняка поэтому внимание Генри сразу привлекла девушка у входа в метро. На ней была вызывающе розовая блузка. Он почти влюбился в неё только за это.
Девушка опёрлась о перила и скучающе смотрела на улицу. То и дело она томно потягивалась. Генри не мог различить её лицо – но блузка была красивая, как и точёная фигура, и он был уверен, что красиво и всё остальное. На целых пять минут он забыл о своём одиночестве, зачарованно следя за ней – ни одна телепередача или бейсбольная трансляция не давали такого упоения. Наконец девушка спустилась в станцию лёгкой, танцующей походкой. Генри проводил её взглядом. Вот и всё, с горечью подумал он. Счастье кончено, Генри. Время любоваться восьмым чудом света – вращением вентилятора.
Он вздохнул и отошёл от окна. Пора есть. Желудок по-прежнему не подавал сигналов бедствия, но нужно что-то сжевать, если не хочешь умереть от истощения.
Смастерю бутерброд с ветчиной, без аппетита подумал Генри. Ветчина, конечно, недельной давности, но ещё сгодится…
Громкий, раскатистый звук оборвал мысли, мгновенно отодвинув гастрономию на задний план. Мощный грохот, от которого качнулись настенные часы. Генри машинально поднял руку в защитном жесте. Сейчас всё сметёт взрывной волной, и его сбросит из разбитого окна вниз, на желанную улицу.
Но грохот стих, и снова ударила тишина.
Что это?
Генри не сомневался в том, что источник звука был в квартире. Либо в ванной, либо в спальне. Скорее всего, в ванной. Чёрт возьми, шум был такой, словно на пол грохнулась семипудовая гиря. Вроде он не держал в ванной тяжёлых предметов…
Генри открыл дверь ванной. В темноте носилась пыль штукатурки, разъедающая нос. Он поморщился и нажал на выключатель.
Раковина. Над ней – зеркало, треснувшее пополам и поэтому отражающее лишь половину его физиономии. На кафельном полу рассыпано всё содержимое полки – зубная щётка, мыло, бритвенные лезвия. И на стене между зеркалом и унитазом, там, где раньше находилась вешалка для полотенца, поселился Ужас.
Генри ахнул. Ему показалось, что лампа мигнула, на короткий миг оставив его в темноте с этим… с этим невозможным.
Ужас был в облике дыры. Чёрная, с неровными краями, ведущая куда-то вглубь стены. Она появилась на ровном месте и щерилась Генри своим беззубым ртом.
– Это ещё что такое?
Он осмотрел жуткую гостью. На месте, занятом дырой, кафель сорвался со стены и свалился на пол вперемежку со штукатуркой. Тут и там поблескивали блестящие осколки – зеркало разнесло на мелкие куски. Раковина и унитаз не пострадали. Дыра имела в диаметре два или три фута.
Генри ступил в ванную, ощущая зыбкость всего сегодняшнего утра. Телефон… Айлин… дыра. Предыдущие дни были куда как скуднее на события.
Кто мог это сделать?
У него тут что, бомба была подложена?
Всмотревшись в дыру, Генри признал, что бомба тут ни при чём. Слишком круглые края, и это не траншея. Скорее… тоннель. Да – именно тоннель это и напоминает. На вид дыра не имела конца, то, что находилось в её глубине, скрывала мгла. Затягивающая чернь провала напоминала человеческий зрачок. Генри пробрала дрожь. Ему показалось, что в глубине что-то неуловимо шевельнулось.
Там… кто-то есть?
Он сделал шаг вперёд, оказавшись от дыры на расстоянии вытянутой руки. В лицо дохнул поток холодного воздуха – не просто холодного, а ледяного. Дыра источала мороз, как снежный сугроб в зимнюю пору.
А ещё из неё сочились звуки. Неуловимо, совсем незаметно… но шум давил на ушные нервы, поддразнивая слух. Шёпот ветра, или шорох приозёрных камышей, или чьи-то сдавленные причитания. Многое можно было услышать, но приятных ощущений это не добавляло.
Генри протянул руку, коснулся края дыры. К ногтям прилипла жёсткая крупа штукатурки. Он отдёрнул кисть так быстро, словно ему обожгло пальцы. Внезапно пришла мысль – если в дыре действительно кто-то прячется, он стоит в самом удобном месте, чтобы оно одним движением утянуло его в провал.
Он попятился. Дыра продолжала запускать в ванную дух зимы. Генри развернулся, выскочил из комнаты и придавил дверь спиной. Подняв лицо к потолку, он закрыл глаза, унимая панику. Мысли путались; память отчаянно старалась стереть с исписанных листов то, что Генри видел только что. Но на ногтях ещё сохранилась серая пыль.
Господи…
Губы беззвучно шевельнулись. Генри отлепился от двери, немного постоял в нерешительности… и поплёлся обратно в гостиную, где всё было просто и понятно, и посреди стен не появлялись чёрные дыры.
8
Заняв излюбленное место, Генри положил ноги на лакированный столик и стал думать. Старательно думать, потому что ничего иного не оставалось. Это он умел.
Через четверть часа в темноте забрезжили первые сполохи выводов. Простых, незамысловатых, зато непоколебимых.
Первое. Дыра куда-то вела. При такой глубине она должна была вывести если не на улицу, то хотя бы в соседнюю квартиру.
Второе. Сколь бы зловеще она не выглядела, от дыры явной угрозы не ощущалось.
Третье. Проклятая пробоина была лучшим – и единственным – шансом Генри вырваться из заточения.
И четвёртое, главное. Этот звонок. Один телефонный звонок и мольба о помощи. Генри никак не удавалось выкинуть это из головы. Нужно было что-то делать – хотя бы сообщить в полицию. Пусть проверят телефонную станцию и узнают, откуда сделан звонок.
Но для этого опять-таки нужно было выйти за пределы квартиры 302.
Генри думал. Как только ему казалось, что он принял решение, снова накатывала неуверенность, и писклявый голос в голове вопил: Лезть в эту кроличью нору – чистое безумие! Генри не мог с ним не согласиться. Вентилятор обеспечивал стойкую прохладу, но на его лице выступили капли пота.
Эти звуки из дыры… адский холод…
Но разве не он, Генри Таунсенд, лежал здесь полчаса назад и плевал себе на грудь, мечтая, каким бы героем он стал, будь у него возможность хоть что-то сделать? Теперь пресловутая возможность у него появилась. Бойтесь желаний своих, иногда они сбываются.
Генри встал. Отсчитывая шаги, он направился в ванную. Перед тем, как повернуть ручку двери, на мгновение задумался – что он будет делать, если никакой дыры там не окажется, зеркало будет цело, а кафель плотно приделан к стене? Огорчится – или обрадуется?
Он открыл дверь.
Ужас был на месте. Ванная переполнилась стужей. Половина зеркала запотела до белесого марева. Шум из дыры вроде стал громче, но как только он открыл дверь, съежился и затаился, как хищник, готовый к броску. Генри ощутил резь в желудке, глядя на провал – он был слишком глубоким, слишком тёмным. Неужели стены здания такие толстенные?.. Вряд ли – Генри иногда слышал, засыпая, как шушукаются соседи со своими гостями. И этот холод… может, дыра ведёт прямиком на улицу? Так было бы лучше всего.
Я заперт, обречённо подумал Генри. Стёкла не бьются. Телефон не работает. Дверь не открывается. И над унитазом дыра. Триллер какой-то.
Он поставил локти в проём. Тоннель казался достаточно широким, но его всё равно захлестнуло ощущение клаустрофобии. Что, если он застрянет на полпути? Твоих криков никто не слышит, Генри… помнишь?
Сглотнув слюну, он подвинулся дальше и оторвал ноги от пола. Звуки затихли, и холод стал умереннее.
Генри протянул руки и пошарил в темноте. Пусто. Если есть дно, то оно далеко впереди.
Плечи прошли свободно. Генри мог даже подняться на четвереньки. Это его обнадёжило. Он может вернуться в любой момент. Никаких проблем. Он начал ползти дальше, вглядываясь в темноту. Тоннель не менял размеров, как канал, прорубленный в граните.
Генри преодолел около сорока футов (электрическое сияние ванной осталось в прошлой жизни) и успел почувствовать первую волну терпкой иррациональной паники, когда далеко впереди замаячил свет. Не жёлтые снопы ламп, а нечто молочно-белое, идеально круглой формы, от которого сводило зубы. Генри с беспокойством смотрел вперёд. Какого чёрта так далеко? За это расстояние он успеет, наверное, прорезать волчком не то что стену, а половину здания.
Поздно отступать. Давай вперёд.
Тоннель стремился прямо к свету. Дыра стала уже. Генри пригнулся и заработал локтями быстрее, чтобы всё закончилось. Он не думал о том, что за свет впереди, почему он такой белый… но, оказавшись в тридцати футах от него, он увидел бесчисленные крохотные точки, которые сновали в дымке. Странный свербящий звук изливался в уши, закупоривая барабанные перепонки. Теперь он даже не полз – тело само неслось вперёд, к свету, как железная стружка тянется к магниту. Свет искрился, взрывался совершенной белизной, заливая глаза, уши, рот, не давая возможности дышать. В нём были холод и жестокость чистых горных кристаллов. Прежде чем провалиться в этот неожиданный океан, Генри успел скорбно подумать: Похоже, я совершил ошибку.
Глава 2
Особая услуга1
После того, как Генри исчез в дыре, в квартире 302 нависла тишина. Не работал холодильник, не ходили часы, не журчала вода в трубах. Абсолютное, угнетающее безмолвие царило в ванной. Даже шумы, которые доносились из глубин тоннеля, и те стыдливо замолкли, не решаясь нарушить тишину.
Но потом что-то произошло.
Первым голос подал холодильник, поперхувшийся странным прерывистым кашлем. Так хрипит человек, подавившийся вишнёвой косточкой. Словно взяв пример с холодильника, коротко дзинькнул телефон в спальне. Маятник часов качнулся в сторону, невозмутимые лопасти вентилятора замедлили бег. В ванной дважды мигнула лампа. В довершение сцены, словно подводя итог всему происходящему, протяжно взвыли петли двери в спальню. Раньше там была узкая двухдюймовая щель. Теперь полоса стала шире.
И вновь стало тихо.
В соседней квартире Айлин Гелвин, принимавшая душ, зябко поёжилась, хотя вода шла тёплая. В воздухе носились невидимые хлопья снега. Она крутанула кран, и поток стал горячим. Айлин с облегчением закрыла глаза.
2
Генри пришёл в себя, когда снежная пелена сначала стала синей, потом серо-голубой. Этот накрахмаленный свет был знаком ему с детства – люминесцентные лампы.
Он поднял голову. Перед глазами тут и там мелькали белые вспышки. Но он уже не полз по тоннелю, а сидел сиднём… при этом всё равно медленно двигался вперёд, потому что под ним был не пол, а эскалатор. Он увлекал Генри вниз.
Свет действительно исходил из ламп дневного света. Они висели через каждые пять шагов. В длинном коридоре за эскалатором никого не было. Он был завален разнообразным мусором: какие-то непонятные металлические конструкции, разломанные и погнутые, обрывки газет, зелёные осколки бутылок. Картина до жути напоминала расхожие представления о постапокалипсисе.
Тем временем эскалатор добрался до пола, и Генри встал на ноги. Поднялся он одним рывком, чувствуя удивительную лёгкость в теле, словно он плавает в бассейне. Эскалатор, который привёз его, продолжал свой зацикленный марафон. Ступеньки катились откуда-то сверху, где была непроглядная тьма. Генри предположил, что тоннель резко кончился у основания эскалатора, и он, загипнотизированный белым светом, вывалился прямо на дорожку.
Только, ради всего святого, каким образом дыра привела его в это место? Это точно не был его дом – бетонный коридор, лампы и чёрная табличка, покачивающаяся в отдалении под потолком, однозначно говорили об этом. Генри различил на табличке белые буквы, которые складывались в надпись:
Южный Эшфилд
Табличка была знакомой и в чём-то даже родной. Он видел её не раз и не два, спускаясь в подземку рядом с домом.
Метро? Как такое может быть?
Генри осторожно пошёл вперёд. Ботинки оставляли чёткие следы на плёнке застарелой пыли. По бокам висели изорванные бесцветные плакаты, но они почти сливались с невыразительным цветом бетона. Генри увидел на одном из них (с рекламой сока) лицо женщины, выражающее высшее блаженство, почти оргазм. Но с таким же успехом могло показаться, что женщина в предсмертной агонии.
Что случилось с этим местом?
Может, в станции ремонт? Это бы объяснило отсутствие людей и обшарпанность. Но Генри сомневался. Судя по пыли, в коридор не ступала человеческая нога по меньшей мере год. А между тем неделю назад станция была жива и полна людей. Чёрт возьми, да он сам видел полчаса назад, как сюда спустилась девушка!
Однако чёрная табличка упрямо гласила, что это станция Южный Эшфилд.
– Эй!
Генри вздрогнул – не столько от неожиданности, а в первую очередь оттого, что узнал голос, окликнувший его. Сегодня он слышал его в телефонной трубке, перед тем, как обнаружил, что провод перерезан.
Девушка в розовой блузке стояла на дальнем конце коридора и отчаянно махала ему рукой. Генри прищурился, плавно приходя к мысли, что всё это ему снится. Он сошёл с ума, или это действительно та самая девушка, за которой он наблюдал из окна?
– Эй! Иди сюда!
Он покорно пошёл к ней. Тело всё ещё было необычно лёгким. Мягкий свет обволакивал вещи лёгкой дымкой эфемерности. За исключением шагов Генри, в станции – или что это тут, – было тихо.
Видимо, Генри шёл недостаточно быстро, потому что девушка, подождав, решила тоже прогуляться по направлению к нему. Два человека сошлись под лампой, которая то и дело отключалась, отбрасывая на стены тени. Генри настороженно изучал девушку. Она действительно была в розовой блузке открытого выреза (Генри даже показалось, что слишком открытого – он мог видеть чёрный кружевной бюстгальтер, выглядывающий из-под декольте). Ещё на ней была короткая разноцветная юбка, а на шее висело серебристое украшение. Длинные тёмные волосы уложены в замысловатую причёску. Она сначала просто смотрела на него, потом губы тронула кокетливая улыбка:
– Кто ты?
Простой вопрос, но он растерялся. Мысли не двигались. Генри всё ещё парил в голубоватом тумане небытия.
… а может, просто не мог оторваться от созерцания завлекающей розовой блузки?..
– Как тебя зовут? – переспросила она.
– Генри, – он вырвал себя из оцепенения. – А тебя?
Её улыбка стала шире:
– Ты в моём сне, и даже не знаешь, как меня зовут?
Генри снова не нашёлся и снова как вариант молча уставился на собеседницу. Девушка еле заметно кивнула; ответ, похоже, вполне устроил её.