Нашли деревню. Марка не с короткими гужами {Упорно.} к родителям этого мальчика пристает:
— Продайте мальчишку!
Родители не продают. Он их давай уговаривать:
— Ведь он, может быть, скоро помрет и никакой вам от него выгоды не будет. А я хорошую цену даю — триста рублей. Сразу хозяевами станете.
Отец туда-сюда, начал сдаваться, тоже жадный до денег мужик был. А мать ни в какую: не продам, да и только!
Марка тогда на хитрость пошел:
— Я его выращу, человеком сделаю, не каким-нибудь пастухом!
Уговорили и мать.
Завернула она мальчика в пеленочки, и отправился Марка с добычей домой.
Ехали, ехали, приезжают в дремучий лес. Кругом чащи непролазные, самые волчьи места.
Взял Марка малютку, занес в чащу подальше от дороги, положил под кустик.
Сел Марка на своих жеребцов и ускакал домой, будто пир отпировал, будто с праздника какого возвращался, подлец. У купца, известно, вместо сердца— кожаный мешок с монетами болтается.
А в лесу, на том месте, где Марка малютку положил, вдруг снежок растаял, цветики зацвели. Лежит малютка, распеленался, ножонками, ручонками шевелит. Плакать стал. Подошла волчица, тихонько зубами пеленочки в узелок собрала и понесла малютку в свое логово. Принесла и положила осторожно рядышком со своими волчатами. Стала кормить его.
Прошла зима и весна, наступило теплое лето. Малютка ползать стал. Выползает с волчатами на полянку и играет с ними, как с ребятишками: на другого верхом вскарабкается и поедет, как на лошадке.
В эти места зашел как-то лесник: он обход этих мест раз в году делал. Смотрит, на полянке ребеночек с волчатами играет. Он к ним. Волчата от него. Мальчик смотрит на лесника, как волчонок, а не убегает. Взял его лесник, стал воспитывать, как родного сына. Были они с хозяйкой бездетные и очень обрадовались находке. Василием мальчика назвали. Лесник грамоту знал, научил приемыша читать и писать.
Рос Василий, как говорится, не по дням, а по часам. Вырос красавец, молодец молодцом.
Вскоре лесник с женой умерли. Остался Василий один. Захотелось ему по свету побродить: себя показать и людей посмотреть.
Задумано — сделано. Пошел. Долго ли, коротко ли бродил он по селам, по деревням: где поработает, а где и так покормят.
Зашел он однажды на постоялый двор. В хату хозяин не пустил.
— Марка,—говорит,— купец богатый, всю хату занял со своими работниками да приказчиками.
С какого-то большого торга возвращался Марка, большие деньги вез с собой.
Устроился Василий кое-как возле Маркиных лошадей, с какими-то бродягами, прилег на свежей траве в телегу. Не спится только ему. Не спят и бродяги: о чем-то переговариваются.
Василий притворился, что уснул, стал похрапывать. Бродяги притихли, потом стали громче разговаривать.
— Мы его возле трех дубов и накроем! — говорит вожак бродяжьей шайки.— Не отдаст по-хорошему казну свою —силой возьмем.
— Силой-то силой,— говорит другой бродяга,— да и у них сила не маленькая: три работника — как дубы, три приказчика — молодец к молодцу, и сам Марка — один на один на него не ходи!
— Их семь,— говорит вожак,—и нас семь. Только ножи у нас с вами по три четверти, а у них бабьи ножи, кухонные!..
Понял Василий, что бродяги-разбойники о купце речь ведут. Утром велел доложить о себе Марке — купцу богатому. Принял его Марка, за столом сидит, черную, как уголь, бороду пощипывает.
Рассказал ему Василий все, что слышал.
— Взять их немедленно! — закричал Марка. Выскочили работники и приказчики во двор, а бродяг и след простыл.
— Хорошо, молодец! — говорит Василию Марка.— Поедешь с нами! Только знай, если ты наврал, велю тебя повесить на одном из этих трех дубов, у которых, ты говоришь, они нас встретить собираются.
В самую полночь подъезжает Марка со своими молодцами к этим трем дубам. Купец пистолеты батракам и приказчикам — в руки.
Едут шагом. Навстречу человек подозрительной наружности.
— Землячки,— говорит,— нельзя ли с вами подъехать (деревню назвал). А то одному боязно. Темные места тут.
Марка, ничего не говоря, в упор выстрелил из своего пистолета, наповал уложил разбойника. Остальные свист подняли, разбежались.
Приехал Марка благополучно домой и говорит Василию:
— Как ты мне жизнь спас, назначаю тебя главным моим приказчиком.
Сказано — сделано. Стал Василий служить купцу верой и правдой.
У Марка была дочь-красавица. Приглянулся ей Василий, полюбила она его очень. Спрашивает однажды:
— Кто ты, откуда, какого роду-племени?
— Я своего роду-племени не знаю,— отвечает Василий.— Говорят, будто меня лесник в лесу нашел, воспитал, грамоте научил, сам с хозяйкой помер, а я пошел по свету свою долю искать. Зовут меня, как вы знаете, Василием, а прозывают Бесчастным за безродность мою.
Еще крепче после этого разговора полюбила купеческая дочка Василия Бесчастного. И как не полюбить такого молодца — и статен, и умен, и грамоту хорошо знает, и дело в его руках горит. Свыкся Василий с купеческой дочкой. Марка все узнал через дочку про Василия Бесчастного.
Думает Марка: «Это тот самый, которому предсказано моим богатством владеть! Не бывать этому!»
Совсем озверел Марка и про то забыл, что Василий ему жизнь спас.
Богач никогда добра не помнит. Долги чужие хорошо помнит, а на добро у него памяти нет.
Решил Марка со свету сжить Василия. Думал, думал и придумал послать его на свой мыловаренный завод. Приказал рабочим:
— Кто бы ни пришел сегодня к вам в полночь, схватите его — и в котел. Что бы он ни кричал вам, кем бы ни назывался, все равно хватайте — и в котел. Да котел погорячей к этому времени подогрейте, чтобы вода в нем белым ключом била.
А Василию Бесчастному приказал:
— Как наступит полночь, иди не медля на мыловаренный завод. Погляди, как там рабочие работают. Сдается мне, что они лодыря валяют. Смотри, чтобы в самую полночь был там!
Рассказал об этом купеческой дочке Василий. Она говорит:
— Не ходи! Мы раненько встанем, и я велю рабочим, чтобы они сказали, что был у них.
— Нет,— говорит Василий,— ложь—это не моя сила, моя сила в правде. Пойду!
Сказано — сделано.
За час до полночи пошел Василий на мыловаренный завод. Время осеннее было. На улице хоть глаз коли—ничего не видно.
Прошел половину пути, слышит, в стороне от дороги стонет кто-то, помощи просит. Бросился Василий туда. Подбежал к тому месту, где человек стонал.
Видит, лежит старичок в канавке, седенький, голова, как лунь, белая.
— Спасибо тебе, добрый молодец! Тут меня лиходей какой-то задушить хотел. Ослаб я, помоги мне до дому добраться.
Поднял старичка Василий, поставил на ноги. Старик еле-еле на ногах стоит.
«Провожу,— решил Василий,— ноги у меня молодые: добегу ко времени на завод!»
— Вот это моя домина! — говорит старик. Зашли в хату. Дед по русскому обычаю угощать стал парня. Василий отказывается:
— Тороплюсь, дедушка! На завод к полночи поспеть надо.
Старик все-таки задержал Василия Бесчастного.
— От хлеба-соли,— говорит,— добрый молодец, никогда не отказывайся. Русского обычая не нарушай. Ты мне добро сделал, я тебе должен отплатить тем же. А хозяин твой — большой лиходей, зломысленный человек.
Накормил, напоил Василия Бесчастного старик. Тот как сидел за столом, так и заснул.
Марке не терпится, хочется ему узнать, как рабочие выполнили его приказ сварить живьем Василия в кипящем котле.
Оделся быстро, побежал на завод. Прибежал, дверь открыта, его — цап. Рта открыть не дали и в кипящий котел — бух!
Хорошая пословица — век не сломится: не копай другому яму, сам в нее попадешь.
Дочка Марки обвенчалась с Василием Бесчастным, и стали они жить, да поживать, да добро наживать.
Василий Бесчастный все свои доходы на бедных употреблял, но как умер он, все по-старому пошло. Дети его такими же стали, как их дед.
КАК БАРИН ЛОШАДЕЙ ВЫСИЖИВАЛ
Посеял мужик арбузы. Уродилось их много, да такие хорошие. Набрал он их и повез в город продавать. Подходит к нему помещик и спрашивает:
— Что это ты, мужик, продаешь?
— Яйца,— отвечает мужик.
— А что из них можно сделать?
— А вот что можно из них сделать,— говорит мужик барину.— Если ты хочешь ездить на хороших лошадях, то сядь на эти яйца на высокой елке и высидишь себе таких лошадей, каких никогда не видывал.
Вот барин и купил себе несколько этих арбузов, потом, и говорит мужичку:
— Ну, брат, теперь я тебе дам сто рублей, только ты мне укажи елку, на которой можно высидеть лошадей.
Повел мужик его в лес, подвел к елке и говорит:
— Ну, садись, да смотри, не слезай, пока из-под тебя не вылезут лошади.
Барин приказал своей жене:
Барин приказал своей жене:
— Приноси мне завтракать, обедать и ужинать, а домой ходить мне некогда.
Жена носила ему еду день, другой день и третий день, а потом и позабыла. Барин сидел, сидел, захотелось ему есть.
— Ах, боже мой,— говорит он сам себе, сидя на елке,— вот какая моя жена: на хороших-то лошадях бы ездила, а про меня позабыла! Подожди, только домой приеду, будет помнить, как про меня забывать!
Стал барин поворачиваться, да как загремит с елки, а под елкой заяц лежал. Заяц тот как вскочит да как побежит! Барин за ним вслед и кричит:
— Ай, не досидел я себе лошадей! А тот был таков — убежал в лес.
Вот приходит барин домой и давай свою барыню бранить:
— Почему ты не могла мне принести есть? Я уже досиживал себе хороших лошадей, но захотелось есть, я решил тихонько слезть со своей наседки, да обломился сук и на землю упал, а лошадь недосиженная— из-под меня. Стал я ее догонять. Догонял, догонял —никак не мог удержать! Если бы ты мне принесла поесть, то были б у нас лошади не такие, как теперь. Маленького и то никак не мог поймать, а если бы досидел, то ему бы и сдержки не было! Виновата теперь сама, вот и езди на таких лошадях, какие есть...
КАК ХВОРАЯ ДОЧЬ ОТЦА ОТ ПАНА СПАСЛА
Жил старик со старухою, и была у них дочка хворая — на своих ногах не ходила. Старик этот рыбу да зайцев мотами ловил.
Собрал он зимой зерна пуда два-три и говорит:
— На себе нести тяжело, я возьму саночки и повезу на мельницу.
Мешочек на санки — и повез. Привез — и в мельницу, а саночки оставил около столбика.
В мельнице горел огонек и сидело несколько человек, грелось. Он тоже сел около огня.
Вскоре на жеребой кобыле привозит на мельницу мешок хлеба поп. Привязал кобылу к тому же столбику, где саночки стояли, а сам пошел в мельницу. Двое крестьян вышли, взяли попов мешок, внесли в мельницу.
Поп начал разговаривать с мельником про что-то и простоял около часу в мельнице.
А старик, Кузьмой его звали, закурил и говорит:
— Мне молоть не придется, пойду я домой. Вышел он из мельницы. Глядь: около саночек лежит жеребенок.
«Дай-ка я подшучу над попом»,— подумал Кузьма.
Вернулся он на мельницу и говорит:
— А мои саночки ожеребились.
Вышли из мельницы люди. Поп говорит:
— Дурак ты, Кузьма, это ж моя кобыла ожеребилась!
А старик отвечает:
— Нет, батюшка, это мои саночки ожеребились.
— Какой ты дурной, Кузьма! — говорит поп.— Могут ли санки жеребиться?
Старик свое:
— Чудес на свете немало, а почему санки ожеребиться не могут? Потом же, батюшка,—прибавил лукаво старик,—если бы твоя кобыла ожеребилась, то около нее и жеребенок бы стоял, а он лежит около моих саночек. Я безлошадный, и от Бога на мою нужду всякое чудо возможно... Вот что, батюшка, чем нам спорить, пойдем к пану: как он присудит, так и будет.
Вот сели в поповы сани и поехали, а жеребенок следом бежит. Приехали, вошли в комнаты. Пан спрашивает:
— Зачем пришли?
Поп отвечает:
— А вот, панок, Кузьма хочет меня «подкузьмить».
— В чем дело? — спрашивает пан. Поп говорит:
— Да привез я мешок зерна на мельницу, и черт меня надоумил привязать к столбику, около Кузьминых санок, кобылу. Сам вошел в мельницу. Два крестьянина внесли мой мешок. Я поговорил с мельником о помоле без очереди. Пока стоял да разговаривал, кобыла моя ожеребилась. Кузьма вышел и говорит, что это его саночки ожеребились. Вот какой, паночек, смех. Ха-ха-ха!
Пан говорит тогда:
— А ты что, мужик, скажешь?
— У меня, панок,— отвечает Кузьма,— свидетели есть, что мои саночки ожеребились,— около моих саночек жеребенок лежал.
Пану не хотелось обидеть попа, он и говорит:
— Я вам загадаю три загадки. Кто разгадает, того и кобыла, и жеребеночек, и саночки. Что жирнее всего на свете? Что милее всего на свете? Что быстрее всего на свете?
Пан приказал дворнику взять кобылу, отпрячь, поставить в конюшню и саночки туда же.
Приходит поп в дом свой и жалуется попадье:
— Моя кобыла ожеребилась, а черт нанес Кузьму, и он хочет отобрать жеребенка. Пришлось идти к пану, чтобы рассудил нас. Вот нам пан загадал три загадки. Кто отгадает, того кобыла, жеребенок и саночки.
— А какие загадки? — поинтересовалась попадья?
— А что жирнее, быстрее и милее всего на свете?
— Хо-хо, батюшка! У нас кабан кормится полтора года печеным хлебом. Жирнее его нет ничего на свете. Быстрей нашей собаки и в свете нет. Гнали однажды собаки зайца, а наша собака, как увидела, бросилась и всех перегнала. О третьей загадке и думать нечего. Милей меня тебе никого нет.
Поп успокоился.
Пришел Кузьма в свой двор и рассказывает старухе про все, что случилось. Дочка сидела на запечке и все слышала.
— Отец,—сказала она,—это все раз плюнуть: жирнее земли, быстрее думок и милее сна ничего нет на свете.
Наутро приходит Кузьма к пану, а поп уже там. Пан спросил сначала у попа:
— Ну, батюшка, что жирнее всего на свете?
— Мой кабан,—отвечает поп,—я его полтора года хлебом кормлю.
Пан смеется:
— Не угадал. А что быстрее?
— Моя собака. Гнали однажды собаки зайца, она увидела, бросилась, всех перегнала и зайца поймала.
— Так, угодил пальцем в небо... А что милей?
— Милей моей попадьи для меня нет ничего на свете.
— Для тебя, а не для всех... Старик, расскажи теперь ты!
Кузьма отвечает:
— Что ж, панок, батюшка уже ответил.
— Подходи, старик, ближе, а то плетки получишь! Что жирнее всего на свете?
Кузьма приблизился и говорит:
— Я считаю, панок, что жирнее земли нет ничего. Каждому дает пропитание.
— А быстрей?
— Быстрее думок нет ничего. Думками везде можешь побывать.
— А милей?
— Сон милей всего на свете.
— Молодец, Кузьма! Ты угадал. Только жеребеночка я все-таки тебе не отдам.
Поп ушел, а пан говорит:
— Кузьма, расскажи, кто тебя научил так отвечать?
— Сам, панок, додумался. Пан не поверил:
— Если не скажешь, плеток получишь!
Кузьма сказал:
— Что ж, панок, есть у меня дочка хворая, на своих ногах не ходит, сидит век на запечке—она меня и научила.
Пан тогда и говорит:
— Придешь ко мне завтра, Кузьма!
А сам позвал горничную, приказал взять сто яиц, сварить и принести ему в корзине. Горничная взяла сто яиц, сварила и принесла в корзине пану.
Прошла ночь. Кузьма встал, умылся, выждал время и пошел к пану. Пан говорит:
— Ну, Кузьма, на тебе яйца, неси своей дочке; пусть она мне цыплят выведет. Принесешь цыплят — получишь кобылу, жеребенка и саночки.
Кузьма думает: «Это я сделаю. У меня четыре курицы хвохчут и еще у соседей достану».
Пришел Кузьма домой, принес яйца, рассказал дочке все.
Она и говорит:
— Подай-ка сюда яйца.
Девушка взяла яйцо, разбила — вареное. Тогда она приказала поставить корзину на стол, подать соль и хлеба.
Ели яйца, сколько хотели, потом дочка приказала матери внести просо и сварить. Мать принесла, всыпала в горшок, сварила, поднесла.
— Высыпай в белый платочек. Пусть остынет. Переночевали. Наутро дочка приказала батьке:
— Ну, отец, неси это просо пану и скажи: «Панок, цыплята готовы, да нечем кормить. Дочка прислала проса, чтоб посеяли, нажали, намолотили и пшена надрали».
Пан принял просо, посмотрел — просо вареное. Он и думает: «Обработала меня калека. Я умен, а она еще умней. Что делать? Надо ее со свету сжить!» И решил пригласить ее в гости. Как она на двор,— отвязать собак, они кинутся и растерзают ее. Он и говорит Кузьме:
— Ну, Кузьма, я прошу, чтобы твоя дочка приехала ко мне на коне—и без коня, голая — и в сорочке, с гостинцем — и без гостинца. Ступай!
Кузьма пришел, рассказал, дочка отвечает:
— Это все ничего. Сходи-ка, посмотри моты, не влез ли заяц живой.
Кузьма пошел. Стоит заяц, в мотах запутался. Кузьма выпутал зайца из мота и принес домой живого. Дочка приказала посадить зайца под печку, а потом сказала:
— Отец, принеси бредень.
Принес Кузьма бредень.
Дочка приказала отцу сделать уздечку на козла и зауздать его. Потом сняла с себя рубашку, надела бредень и приказала себя в старые ломаные санки посадить. Взяли отец с матерью козла за повод и повезли калеку к пану.
— Не везите меня открыто, из-за амбаров подвозите,— приказала дочка.
Родители так и сделали.
За амбарами дочь велела обратать козла, села на него верхом, сунула зайца за пазуху и поехала дальше. Только ввел Кузьма козла в ворота, бросились на калеку панские собаки.
Девушка, не будь глупа, бросила зайца из-за пазухи, собаки и побежали за ним.
А Кузьма повез дочку в пановы комнаты. Пан приказал снять девушку и поставить козла в коридоре. Кузьма с женой внесли дочку, посадили ее на стул.