– Боже, что я натворил, – прошептал Рукатов. – Я втянул семью, двух дорогих мне женщин в эти игры!
– Давайте-ка рассказывайте все, а потом подумаем, как помочь вашим женщинам и вам, черт бы вас подрал! Во что вы вляпались?
– Это было за несколько дней до отъезда Нади и Иры, – начал рассказывать Рукатов. – Ко мне обратился один человек и предложил поддержать за определенную благодарность один проект. В одной из областей должен был работать серьезный инвестор, а эти люди хотели подвинуть его и пропустить в область свой проект, своего инвестора. Это большие деньги, поверьте. Это миллиарды долларов, если смотреть в долгосрочную перспективу. И на местном уровне они уже начали обрабатывать людей, от которых зависело окончательное решение.
– Короче, вы отказались участвовать в этом и отказались от взятки.
– Да, а почему вы говорите об этом с таким сарказмом?
– Я говорю об этом с искренним уважением, – возразил Гуров. – Наверняка вам предлагали очень хорошие деньги.
– Не только. Иносказательно вопрос стоял так – либо я помогаю, и тогда на меня хлынут блага, или не помогаю, и на меня хлынут проблемы. Вам надо попытаться понять меня, в моей ситуации, в моем состоянии я…
– Продолжайте.
– Меня не привлекали деньги, меня не пугали неприятности. Что могло произойти? Меня подсидит мой зам? Меня уволят с работы? Плевать уже на нее! Вымотался. Что плохого сделают с моей семьей? Вот тут у меня червячок шевельнулся, гнусный, гаденький. Вроде я жертва, вроде не я, а они на это пошли. Вы знаете, что такое обманывать самого себя? Это раздвоиться и жить потом с кровавой, саднящей день и ночь раной во все тело, во всю душу. Один раз подумать в минуту слабости, а потом мучиться всю оставшуюся жизнь.
– Но вы отказали им?
– Да.
– И что дальше?
– Это было поздно вечером, когда Надя и Ира уже улетели. Я заехал по пути домой в гипермаркет. И когда уже вышел с покупками к машине, на парковке ко мне со спины подошел человек. Я его не видел, он запретил поворачиваться. И этот человек уже внятно и без прикрас объяснил, что либо я выполняю их просьбу, либо могу потерять семью.
– Это была прямая угроза, и вы мне об этом не сказали, – пробормотал Гуров. – Вот значит, когда вы их уже похоронили. Обида, желание что-то изменить, да еще потом в героях оказаться. Вот, мол, какой я.
Он замолчал, увидев лицо Рукатова. Перед ним сидел не пятидесятилетний мужчина, властный и уверенный в себе чиновник, по роду своей служебной деятельностью ворочавший миллиардными инвестициями и проектами на уровне всей страны. Перед ним сидел раздавленный, растоптанный старик. Обезумевший от собственных мыслей и поступков.
– Вы сможете узнать по голосу этого человека, который угрожал вам на парковке у гипермаркета? Или вы его хотя бы мельком видели?
– Нет, – хриплым шепотом ответил Рукатов. – Только голос.
– Какой голос? В нем было что-то необычное, характерное? Дефекты речи, жаргонные словечки, акцент?
– Нет… не знаю. Он говорил как все обычные люди. Да и не до того мне было тогда. Я, честно говоря, был в странном состоянии борьбы с собой.
– Значит, абсолютно правильная речь? Вежливо он с вами разговаривал или кричал, обзывал вас?
– Сначала он говорил вежливо, даже с какой-то симпатией в голосе, словно принес мне благую весть, позаботился обо мне. Меня это сильно раздражало, терпеть не могу, когда со мной вот так, снисходительно. А потом, уже в конце разговора, его тон стал совсем другим. Как будто в разговор вместо него включился совсем иной человек. Злобный, жестокий! Я себя будто в колонии с «урками» почувствовал.
– Все-таки жаргонные тюремные словечки? Что?
– Н-нет, я таких слов сам толком не знаю. Скорее интонации подобные. У нас в фильмах очень хорошо их копируют актеры, когда уголовников играют.
– Попробуйте все же описать эти интонации.
– Как вам сказать, – тяжело вздохнув, задумался Рукатов. – Я чуть ли не спиной видел, как он презрительно выдвигает нижнюю челюсть, говоря мне угрозы, такой протяжный уличный говор.
Гуров откашлялся и изобразил примерную манеру блатных, оттягивая гласные и умышленно копируя интонации Волкова, как их описывал Орлов, когда гласные «а» и «о» в конце протяжного звучания постепенно переходят в звук «ы». Рукатов вытаращился на Гурова и обязательно попятился бы, если не сидел на стуле, а стоял на ногах.
– Вижу, что очень похоже получилось, – кивнул Гуров. – Не пугайтесь, это не я был на парковке. Просто я так давно работаю в полиции, что изучил манеры поведения и разговора уголовников. Значит, именно так произносил этот человек гласные, с переходом в конце на «ы»?
– Да.
– Я специально копировал одного человека, которого мы подозревали. К сожалению, невозможно пройти через очную ставку и опознать голос, потому что он погиб, когда мы освобождали вашу дочь. – Лев внимательно посмотрел на Рукатова и поправился: – Извините, вашу падчерицу.
Лицо чиновника дернулось, как от пощечины. Так-то лучше, подумал сыщик и спросил:
– Вы готовы давать показания? Теперь, когда ваша дочь в безопасности и когда у нас есть основания полагать, что ваша жена избежала опасности и просто скрывается где-то.
– Да, я дам показания против тех, кто меня шантажировал. Но вы должны найти Надю.
– Найдем, только и вы должны нам помочь. Где она может быть? В каком городе, у кого из подруг, знакомых?
– Не могу сейчас собраться с мыслями, но я обязательно подумаю над этим. Только ведь она может быть в любом городе, просто остановиться в отеле.
– В отеле надо паспорт предъявлять, – вздохнул Гуров. – Ваша жена, как я убедился, женщина здравая и прекрасно это понимает. Найти человека в отелях города пара пустяков. Не станет она в отеле жить.
Гуров приехал в салон «Афродита» к самому открытию. Управляющая Екатерина Андреевна Малышева, как всегда свежая, ухоженная, сидела в своем кабинете и наманикюренным пальчиком набирала на телефоне номер. Увидев вошедшего полковника, она обворожительно улыбнулась и отложила аппарат в сторону.
– Доброе утро, – вежливо склонил он голову.
– Доброе, – кивнула женщина, – прошу вас, садитесь. Чем еще могу помочь?
– Да вот, Екатерина Андреевна, пришел повиниться. Ведь повинную голову меч не сечет?
– Что случилось? – ахнула она и прижала ладошку к глубокому вырезу блузки.
– Вы уж простите меня, – усаживаясь на предложенный стул, начал Гуров, – я вынужден был вас обманывать, но такова работа, иногда приходится играть различные роли. Я никакой не предприниматель из провинции. Моя фамилия Гуров, и я из полиции. Вот мое удостоверение. А причина моего не очень хорошего поведения весьма проста. Пропала ваша хозяйка, и мы полагали самое худшее, поэтому проводили разыскные мероприятия осторожно и лишнего никому не говорили.
– Боже мой! – воскликнула Малышева, продолжая улыбаться. – Как вы меня напугали! Ну, я рада, что все позади, что все обошлось.
– Что обошлось? – насторожился сыщик.
– Ну, что теперь все в порядке. Надежда Владимировна, конечно же, ни словом не обмолвилась о происшествии, только вы вот теперь. Хорошо, что все обошлось, – повторила она.
– Обошлось? Так вы что, с Рукатовой недавно разговаривали?
– Только что, – уже совсем тихо ответила управляющая и побледнела от страха.
– Куда она вам звонила? – уже не церемонясь, стал требовать Гуров. – На мобильный, на проводной?
– На мобильный, – прошептала Малышева.
Гуров схватил ее телефон и полез открывать папку с входящими звонками.
– Этот номер? – показал он на экране телефона, она молча кивнула.
Пододвинув к себе проводной телефон, сыщик набрал номер технического отдела в своем управлении и, представившись, велел срочно определить, кому принадлежит номер, который он продиктовал, когда и где куплена сим-карта. А также велел поставить на контроль этот номер, чтобы засечь место последующего звонка. Закончив с этой процедурой, он вернул перепуганной женщине ее мобильник и строгим тоном проговорил:
– А теперь, Екатерина Андреевна, постарайтесь максимально дословно воспроизвести ваш разговор с Рукатовой. Если вы, конечно, уверены, что звонила именно она.
– Абсолютно уверена, потому что знаю ее голос очень хорошо, ее манеру говорить, и потом, мы обсуждали такие вопросы, которые не известны никому. Она звонила и справлялась о том, как идут дела. Я спросила разрешения на ваш, простите, теперь уже не ваш, проект, предварительную подготовку на продажу франшизы.
– За франшизу я перед ней извинюсь, – улыбнулся Гуров. – Она говорила, когда будет, где находится?
– Нет. Но я спросила, как отдыхается, и она ответила, что все хорошо, что вчера катались на слонах, кормили с рук обезьянок. Я так поняла, что она в Таиланде. А что? Все так плохо, да?
– Я вам скажу, но вы – никому! – Гуров задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Надежда Владимировна прячется, потому что ей угрожает опасность. Мы ее разыскиваем, опасность уже миновала. Я вам дам визитку, и вы ей, если она снова позвонит, скажите, чтобы она набрала меня. Я сам ей все объясню. Мы взвод охраны пригоним, лишь бы она поверила и не боялась.
– Я вам скажу, но вы – никому! – Гуров задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Надежда Владимировна прячется, потому что ей угрожает опасность. Мы ее разыскиваем, опасность уже миновала. Я вам дам визитку, и вы ей, если она снова позвонит, скажите, чтобы она набрала меня. Я сам ей все объясню. Мы взвод охраны пригоним, лишь бы она поверила и не боялась.
– Да, конечно! Я понимаю! Ужас какой…
Гуров вышел из салона и позвонил Орлову, коротко пересказав разговор с управляющей салоном. Генерал пообещал держать под рукой группу спецназа МВД, на всякий случай.
– Прости, Петр, у меня вторая линия, – сказал Гуров, услышав сигнал и посмотрев на номер вызова. – Слушаю, Гуров.
– Товарищ полковник, мы определили номер. Это самарская симка. Приобретена на имя Рукатовой Надежды Владимировны по ее паспорту. Аппаратуру задействовали. Если она снова выйдет на связь, мы ее определим.
– Все, Петр, – снова вернулся к разговору с Орловым Лев, – наши технари вычислили телефон Рукатовой. Она звонила недавно с нового номера к себе в салон. Если она позвонит еще раз с этого номера, то ее сразу засекут.
Максим Маслов стоял возле старого вяза и курил уже третью сигарету. Школа пустовала по причине летних каникул, но в здание то и дело входили дети, какие-то взрослые. Наверняка какие-то кружки, а может, ремонт или учебники заказывают через библиотеку. Маслов хорошо помнил рассказ Надежды Рукатовой о подруге детства. Они были очень дружны с ней, и каждое лето родители отпускали Надю в деревню к бабушке ее подруги. Бабушка была и Рукатовой как родная. И, несмотря на то что подруга десять лет назад погибла в автомобильной катастрофе вместе с мужем, Надежда продолжала изредка навещать бабушку, помогать ей. Та все еще работала уборщицей в сельской школе здесь, под Рязанью.
Маслов решал, каким образом ему, не вызывая подозрений, узнать, работает ли сегодня баба Нюша. Он не знал ни фамилии, ни имени и отчества. Надежда только так ее и называла – баба Нюша. Как ему пришло в голову вспомнить эту историю из детства! А потом, имея деньги, не составило труда установить в аэропорту, прилетала ли и когда прилетала пассажирка Рукатова Надежда Владимировна. Правда, для Маслова было большим сюрпризом, что вылетала его любовь не из Таиланда, а из Камбоджи. Хитра оказалась, и это пугало.
Наконец здравая мысль пришла в голову. Маслов остановил у входа пацана с расцарапанной щекой, который по-взрослому сплевывал под ноги. Явно этот щенок пытался походить на своих взрослых товарищей, значит, от денег не откажется, такие за лишнюю купюру на многое способны.
– Слышь, пацан! – Маслов достал бумажник и вытащил из него тысячную купюру. – Хочешь заработать? Сбегай, узнай, работает сегодня уборщица баба Нюша? Я бы и сам, но там охранник. Он сейчас начнет выяснять, кто, зачем, а мне срочно надо. Ну, сбегаешь?
У мальчишки при виде денег загорелись глаза, он согласно кивнул и скрылся за дверью школы. Маслов потоптался и, отойдя к ограде, встал за дерево. Ничего, нужно только время. Вот дверь школы снова открылась, и вышел крепкий, спортивного вида парень. Он постоял, посматривая по сторонам, потом закурил и пошел в сторону забора. Маслов весь подобрался от нехорошего предчувствия. Черт, этого же не может быть! Куда? Через школьную ограду. Всего метра полтора… а потом вдоль по улице. Нет, не туда… Черт, какая разница…
Старший лейтенант Михайлов сидел рядом с охранником в фойе школы и читал газету, поглядывая на всех входящих и выходящих. Влетевший в школу пацан не привлек его внимания. Много их сегодня слоняется туда-сюда. Но вот вышла Анна Сергеевна с этим же мальчишкой, таща его за рукав. Старушка была бодрой, и руки ее еще имели силу. Собственно, пацан и не особенно вырывался.
– Что такое, баба Нюша? – вскочил со стула Михайлов.
– Вот, сорванец этот. Как вы и предупреждали. Ну, расскажи полицейскому, кто тебя послал.
– Дядька один, – шмыгнув носом, ответил мальчишка. – «Штуку» обещал дать, если узнаю, работает сегодня баба Нюша или нет. Там у входа прямо стоял.
– Как он выглядит? Опиши этого мужчину.
– Обычный. Высокий, чернявый. В джинсах и рубашке светлой.
– А еще? Может, в руках у него что-то было?
– Сумка такая квадратная, с ремнем на плече. Черная.
Михайлов вручил мальчишку охраннику школы в форме местного ЧОПа и достал рацию:
– Первый, я Третий. Есть контакт. Неизвестный мужчина в синих джинсах, светлой рубашке и с черной сумкой на плече послал школьника выяснить, работает ли сегодня баба Нюша. И пообещал за это деньги.
– Третий, я Первый. Выйди из здания. Если увидишь объект, медленно иди на сближение. Группа захвата подтягивается. Если он побежит, то преследуй, но без фанатизма. Некуда ему здесь деваться.
– Понял, Первый.
Михайлов вышел из здания школы и закурил. Он знал, что курить перед школой и на территории нельзя, но сейчас важно было потянуть время, чтобы осмотреться. Джинсы и сумку на плече он увидел сразу, потому что искал глазами поблизости. А вот и коллеги подоспели. Справа у ворот школы остановилась машина с гражданскими номерами. Из нее вышел капитан Соловьев и остановился, поглядывая по сторонам. Ага, вон и вторая группа в ярких жилетах дорожных рабочих подходит. За зданием тоже люди, так что… Михайлов затянулся и медленно пошел в сторону незнакомца за деревом. Он видел, как мужчина начал паниковать и дергаться, как, наконец, не выдержав, одним махом перелетел через забор, выронив сумку, бросился вдоль дороги, и тут же ему наперерез метнулись две фигуры в ярких жилетах. Три тела упали одновременно в пыль, подъехала машина с капитаном Соловьевым, и с земли подняли с завернутыми за спину руками мужчину в светлой, правда, теперь уже грязной рубашке. Михайлов подхватил его сумку и зашагал к своим коллегам.
Гуров стоял у окна в аэропорту Домодедово и смотрел на Рукатова. Николай Иванович неуклюже топтался в середине зала возле терминалов выхода пассажиров. Ни цветов в руках, ни радости в глазах. Постарел мужик, думал Лев. От этого стареют больше, чем от пахоты на лошадях деревянной сохой.
Что, собственно, мы имеем в результате, размышлял он. Ну, возбудили несколько уголовных дел против коллекторов. Ну, кто-то из депутатов пообещал заняться законопроектом, ограничивающим деятельность этих организаций. Да, Орлов хорошо знает, кто в свое время лоббировал и продолжает лоббировать деятельность коллекторов. Но за это не привлечешь. Назаренко, жалко, успел вовремя почувствовать, что запахло жареным, и уехал за границу. Ну, Интерпол им займется, хотя по большому счету предъявить ему пока тоже особенно нечего. Надо работать, раскручивать систему до конца. Всю цепочку, с похищением Ирины, с подкупом чиновников людьми Назаренко. Равилия Илясова вчера взяли. Тоже хорошо.
Мы свое дело сделаем, доведем до конца, а вот что будет делать Рукатов со своей семьей? Что они пережили за эти недели каждый по отдельности, сколько всего передумали. Изменили их эти события или снова, как и раньше, каждый будет жить своей жизнью? Молча ходить мимо друг друга по квартире? Хорошо, что я тогда пришел к Рукатову вечером, снова подумал Гуров. И поговорили, и он многое осознал. А главное, он вспомнил про бабушку из детства своей жены, о которой она ему когда-то рассказывала. Бабушка Нюша под Рязанью. Бабушка из детства. Не вспомни Рукатов о ней, могла случиться беда. Маслов убил бы Надежду. Уж неизвестно, как бы он сумел захватить их совместный таиландский бизнес, но от любовницы ему в любом случае надо было избавляться. Про одну попытку она уже знала. Там, на реке Квай.
Открылись двери, и сразу две группы пассажиров стали выходить из терминалов прибытия. Сначала Гуров увидел Надежду Рукатову. Она металась у входа, ища глазами кого-то. Вот увидела Ирину. Девушка посмотрела на мать и остановилась. Немая сцена, подумал Гуров, а потом догадался, что обе увидели Николая Ивановича. Поток пассажиров схлынул, и в центре почти пустого зала остались три фигуры. Сгорбленный, постаревший мужчина, пожилая женщина с красивым лицом и девушка с очень взрослыми глазами.
Рукатов сделал шаг навстречу, потом пошел быстрее. Жена и дочь тоже направились к нему. В центре зала все трое сошлись на расстоянии вытянутой руки и стояли некоторое время молча. Потом, почти одновременно, Рукатов протянул руки, а женщины шагнули и прижались к нему. Каждая со своей стороны. Или освещение было таким, или в самом деле Гуров разглядел, как побелели пальцы мужчины, обнимавшие двух женщин.
– Ну, вот и произошло заново рождение семьи, – вслух произнес он.
– Вы о чем, Лев Иванович? – раздался рядом голос старшего лейтенанта Воскресенского.
– А, Пашка! – улыбнулся Гуров. – Тебе, значит, поручили Ирину Рукатову сопроводить? Ну, пошли, я отвезу тебя в город. Слушай, опер, а ты любишь театр? Не говори, даже слышать не хочу. Сегодня я тебя приглашаю на спектакль! Увидишь, что такое настоящая сцена, настоящее творчество! Хотя и в жизни бывает… пошли!