25 октября 1895 г. по распоряжению Александры Федоровны «сделано письменное предложение проживающей в Лондоне мисс Инмэн занять должность англичанки к будущему ребенку Их Императорских Величеств с вознаграждением по 150 руб. в месяц при готовом помещении, столе и всем остальном содержании».
Для императора происходящее было удивительно, все сроки прошли, а ребенка нет. Тем более что тогда УЗИ не было и интрига сохранялась до последнего момента. При этом Николай II ожидал, конечно, мальчика: «Каждый день ждем желанного прибавления семейства, даже каждый час, а между тем сутки проходят за сутками, и опять то же ожидание! Это уже тянется с начала октября» (27 октября).
Наконец, 3 ноября 1895 г. (пятница), Николай II записал в дневнике: «Вечно памятный для меня день, в течение которого я много-много выстрадал! Еще в час ночи у милой Аликс начались боли, которые не давали ей спать. Весь день она пролежала в кровати в сильных мучениях – бедная! Я не мог равнодушно смотреть на нее. Около 2 ч. дорогая Мама приехала из Гатчины; втроем, с ней и Эллой, находились неотступно при Аликс. В 9 час. ровно услышали детский писк, и все мы вздохнули свободно! Богом нам посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой! Когда все волнения прошли и ужасы кончились, началось просто блаженное состояние при сознании о случившемся! Слава Богу, Аликс перенесла рождение хорошо и чувствовала себя вечером бодрою. Поел поздно вечером с Мама и когда лег спать, то заснул моментально!».
Как следует из дневниковой записи, схватки продолжались почти сутки – с часа ночи и до позднего вечера. Рожала Александра Федоровна в своей Опочивальне, где врачи «развернули» родильное отделение. Бюллетень о рождении великой княжны подписали лейб-акушер А. Крассовский, проф. Д. Отт и лейб-хирург Г. Гирш.
В этот же день – 3 ноября 1895 г. – по распоряжению министра Императорского двора предпринято несколько действий по случаю рождения дочери императора: комендант Петропавловской крепости получил приказ о традиционных пушечных выстрелах; издан манифест о рождении великой княжны; с младенца сняли «меру роста» для изготовления «ростовой» иконы; митрополиты Петербургский и Московский получили по 3000 руб. для раздачи бедным; на счета императрицы Александры Федоровны перевели из Кабинета Е.И.В. некий аналог современного «материнского капитала» в 42 858 руб. по случаю рождения первенца.[391]
О том, что Николай II ждал только сына, свидетельствует документ от 25 октября 1895 г., где указывается, что в случае рождения сына необходимо произвести 301 выстрел, а вариант дочери вообще не упоминается. В документах, подписанных Николаем II 3 ноября, говорится, что по случаю рождения дочери пальба из пушек должна вестись «по установленному порядку».
Отметим, что вопрос о числе пушечных выстрелов простым не был. В этом вопросе решающие значение представляли как имеющиеся прецеденты, так и некие тонкие нюансы, как, например, то, что великая княжна родилась в семье императора, а не цесаревича и считалась «порфирородной». Что касается прецедентов, то с 1819 по 1860 г. родившимся великим княжнам салютовали, как правило, 201 выстрелом.[392] Когда у будущего Александра III в 1875 г. родилась первая дочка – Ксения Александровна, ее рождение отметили всего 51 выстрелом. Затем, с 1882 г., установили стандарт в 101 выстрел.[393]
На следующий день, 4 ноября, молодую мать перевезли «в mauve room, для перемены воздуха». Напомним: это – Сиреневая гостиная рядом с Опочивальней, где оставался младенец, кормилица и акушерка. Заметим, что первые роды 23-летней императрицы простыми не были. Ребенку пришлось накладывать на головку щипцы,[394] а у самой императрицы были разрывы, ушитые Д.О. Оттом, и швы сняты через неделю. Император упомянул в дневнике: «У дорогой Аликс сняли швы, и все шло хорошо» (9 ноября).
4 ноября 1895 г. в Александровском дворце состоялся благодарственный молебен, на котором присутствовало все наличное императорское семейство. Все последующие дни главное место в дневниковых записях Николая II занимала его дочка. Он регулярно присутствовал при ее купании: «Видел ее в ванне» (10 ноября). Более того, в декабре ему доверили самому купать дочку (18 декабря).
Император, как и всякий молодой отец, не переставал удивляться этому чуду: «Она большой ребенок 10 фунтов весом и 55 сантим. длины. Почти не верится, что это наше дитя! Боже, что за счастье!!!». Он присутствовал при первом «прикармливании к груди, что окончилось тем, что Аликс очень удачно стала кормить сына кормилицы, а последняя давала молоко Ольге. Пресмешно!» (5 ноября).
Естественно, появились и первые проблемы: «…дите не хочет брать у нее грудь, приходится еще звать кормилицу» (6 ноября). Александра Федоровна сама время от времени кормила дочку, что было совсем не в традициях русской аристократии, и этот процесс шел с переменным успехом: «Сидел с Аликс пока она кормила; но маленькая не принимается сосать без борьбы, что их обеих, очевидно, утомляет» (15 ноября). Чувствуется, что император еще не привык ни к имени своего ребенка, ни к самому ребенку, поэтому поначалу не называл Ольгу по имени.
Ребенок находился в Опочивальне вместе с матерью: «Вечер, как всегда, провел с моей душкой в спальне», а родственников дальше «mauve room» не пускали: «Затем пил со всеми чай в “mauve room”» (11 ноября). Вскоре молодую мать перевели на постоянное жительство в Сиреневую гостиную: «Хороший счастливый и ясный день! Перед завтраком дорогой Аликс позволили покинуть постель и перейти на кушетку в mauve room, где она и осталась лежать весь день» (13 ноября), а ребенка оставили в Опочивальне.
Во вторник 14 ноября 1895 г. великую княжну Ольгу Николаевну крестили в соборе Екатерининского дворца: «Утро было светлое и вполне праздничное. В 10 3/4 нашу дочку повезли в золотой карете в Большой дв. Из серебряной залы началось шествие в церковь; я шел с Мама – княг. М.М. Голицына несла дочку. Сидел один в комнате за церковью, пока происходило крещение. Все обошлось хорошо и маленькая душка вела себя, оказывается, примерно. Обедня окончилась в 1 1/2, а вернулись мы домой только в 2 ч. Обняв Аликс, сел за семейный завтрак. Обедали в столовой, потому что нас было 9 чел…». Отметим это уже привычное «домой» в дневниках императора. Отметим и то, что свою Приемную император именовал только Столовой. Действительно, к концу 1895 г. Александровский дворец стал для молодых супругов первым и главным домом.
После тяжелых родов императрица встала на ноги только 18 ноября 1895 г., переместившись из кровати в «подвижное» кресло: «Сидел у Аликс, которая каталась в подвижном кресле и даже побывала у меня».[395] Только 4 декабря Николай II и Александра Федоровна совершили первую пешую прогулку по аллеям Александровского парка.
«Подвижное кресло» использовалось Александрой Федоровной не только накануне и после всех последующих родов, но и во время непреходящих болезней вплоть до 1917 г.
16 декабря супруги выехали из Царского Села в Петербург, где они впервые осмотрели свою новую квартиру в Зимнем дворце.
Видимо, уже первые роды неблагоприятно сказались на здоровье императрицы, и поэтому в Александровском дворце в комнатах императрицы начались общеукрепляющие процедуры. Царь записал в дневнике: «После ванны маленькой Аликс имела свою первую ванну и затем была уложена в постель» (23 ноября); «Аликс опять купалась – теперь она будет по-прежнему принимать ежедневно соляные ванны» (28 ноября); «Разошлись до 10 ч. из-за ванны Аликс» (2 декабря).[396] Лечащим врачом императрицы, занимавшимся ее больными ногами, стал врач-ортопед Марсимилиановской больницы К.Х. Хорн.
25 ноября в Александровском дворце впервые появился педиатр И.П. Коровин,[397] который курировал и всех последующих детей Николая II, вплоть до своей смерти в 1908 г.[398] Все это время Детская половина на втором этаже стояла пустая. Только 1 декабря родители с маленькой дочкой поднялись на второй этаж, для того чтобы всем вместе продолжить развешивать картины на ее стенах.[399]
Вскоре после родов Александры Федоровны в Александровский дворец приехал ее старший брат, великий герцог Гессенский Эрнст, с супругой: «В 93/4 поехал на станцию встречать Ерни[400] и Ducky,[401] которых я привез прямо к Аликс. Поместили их в моих старых комнатах» (18 ноября). Заметим, что это были комнаты на втором этаже левого флигеля, где в сентябре-октябре находилась маленькая Ирина Александровна. Периодически в Александровский дворец приезжала императрица Мария Федоровна с младшими – Ольгой и Михаилом, но никогда не оставалась ночевать.
По традиции 5 декабря 1895 г., накануне тезоименитства Николая II, в Александровском дворце собрались все наличные родственники: «Обедали большим обществом, после чего опять получил подарки от всех». Этот обед «большим обществом» прошел в парадном Полуциркульном зале, где, как правило, и проходили подобные протокольные мероприятия. Что касается подарков, то эти скромные ювелирные мелочи Николай II педантично фиксировал в своем Ювелирном альбоме.[402] После того как гости покинули Александровский дворец, Николай II получил «подарки от душки Аликс в своей уборной в 7 ½».
По традиции 5 декабря 1895 г., накануне тезоименитства Николая II, в Александровском дворце собрались все наличные родственники: «Обедали большим обществом, после чего опять получил подарки от всех». Этот обед «большим обществом» прошел в парадном Полуциркульном зале, где, как правило, и проходили подобные протокольные мероприятия. Что касается подарков, то эти скромные ювелирные мелочи Николай II педантично фиксировал в своем Ювелирном альбоме.[402] После того как гости покинули Александровский дворец, Николай II получил «подарки от душки Аликс в своей уборной в 7 ½».
Страница из Ювелирного альбома Николая II за декабрь 1895 г.
Через несколько дней Николай II записал в дневнике: «Завтракал с Аликс и провели весь день совсем одни. Катались, гуляли пешком. После чаю долго занимался, вечером играли в 4 руки и я читал для себя» (10 декабря).
Семейная идиллия была нарушена 17 декабря 1895 г., поскольку в Александровском дворце появилась английская няня, присланная из Англии королевой Викторией – бабушкой Гранни. Новая няня немедленно взяла бразды правления в импровизированной детской в свои руки, распорядившись о перемещении крошечной великой княжны на второй этаж в Детские комнаты. Императрица Александра Федоровна, совершенно не ожидавшая таких демаршей в ее собственном доме, была «в беспокойстве». Император на эти новости отреагировал философски: «…дочке придется переехать наверх, что довольно скучно и жаль!».
19 декабря великую княжну Ольгу Николаевну перевели «наверх в детскую – дай Бог в добрый час!». На следующий день английская няня сама купала девочку. Примечательно, что в этот же день из Александровского дворца уехала акушерка Е.К. Гюнст, которая до этого, видимо, играла главную роль при ребенке: «Простились с доброй Гюнст, которая пробыла у нас почти – яко три месяцы!».
Для того чтобы увидеть дочку, родителям теперь надо было подниматься на второй этаж. 25 декабря они «после чаю зажгли маленькую елку для дочки и рядом другую для всех женщин Аликс и детской». Любопытно, что богатый «народный» сарафан первой кормилицы Ольги, а затем и всех остальных кормилиц хранились в Александровском дворце как реликвия, даже после того как все девочки выросли, в шкафу № 1 в коридоре на втором этаже Детской половины.
29 декабря 1895 г. начали собираться, готовясь к переезду в Зимний дворец. В этот день «утро было чрезвычайно суетливое: пришлось много почитать, укладываться и делать разного рода распоряжения». В числе этих распоряжений императором был обозначен перечень работ по Александровскому дворцу и парку на летний сезон 1896 г. В дневнике император констатировал: «Комнаты достаточно опустели и глядят унылыми! Невесело уезжать из милого Царского, где мы более трех месяцев прожили тихо и счастливо».
30 декабря 1895 г. супруги «простились с милым Царским и сели в поезд, с кот. Мама приехала из Гатчины».
Первый раз в 1896 г. Николай II с супругой приехали в Александровский дворец 4 апреля, что было, в общем-то, против правил, поскольку в Царское Село переезжали обычно в конце апреля: «В 3 часа отправились в новом собственном поезде в милое Царское Село. Дочка совсем не боялась стука колес. Приехали в Александров[ский] дв. с дождем. Сейчас же начал разбираться. В кабинете сделаны некоторые улучшения, очень его украсившие. Пили чай в mauve room. Читал до 8 час. Обедали вдвоем и играли в 4 руки». Судя по всему, улучшения в Кабинете императора были связаны с завершением работы над камином.
В апреле 1896 г. в Александровском дворце все пошло по уже устоявшейся колее: длительные прогулки по парку, расчистка снега на катке и в аллеях парка, император катался на велосипеде по аллеям, один за другим проходили тихие семейные вечера с привычным музицированием в 4 руки.
В понедельник 29 апреля, в память о покушении на императора в Японии, в Александровском дворце состоялся молебен в Красной гостиной, где император «горячо благодарил Бога за спасение, ниспосланное Им рукою Джоржи в Японии!».
На проведенном молебне остановимся особо. Поясним, что домовая церковь Екатерининского дворца, как правило, использовалась для больших событий, например таких, как крещение родившихся детей. Для тихих семейных молитв поначалу использовалась молельня (№ 32), устроенная при Николае I (1844–1845 гг.) в память об умершей дочери в Угловом кабинете (№ 33, Голубой гостиной Марии Федоровны).
Судя по упоминанию в дневнике Николая II, к 29 апреля 1896 г. в Малиновой (Красной) гостиной установили упоминавшийся выше пятиметровый деревянный иконостас походной церкви императора Александра I, с написанными на холсте иконами[403] (В.К. Шебуев). В 1896 г. в зале стояла мебель кавказского ореха в стиле рококо времен Николая I, работы Тура или Гамбса. Позже, когда детей стало пятеро, в зале поставили в ряд четыре стула для великих княжон, кресло для Николая II и стул для цесаревича Алексея.
Малиновая гостиная Александры Федоровны. Худ. Л. Премацци. 1863 г.
Красная (Малиновая) гостиная с походным иконостасом. 1930-е гг.
В этом же зале, за колоннами, устроили маленькую, с иконами на стенах молельню Александры Федоровны, где для нее поставили кушетку и аналой. Заметим, что походный иконостас периодически снимали, перевозя вслед за семьей Николая II в Ливадию и Спалу. В молельне горела неугасимая лампадка, и, как свидетельствуют воспоминания, в ней очень долго ощущался запах розового масла. Свечи и другие религиозные принадлежности царица хранила в шкафчиках молельни. Здесь же приходящие священники (духовники) принимали исповеди всей семьи императора.
Молельня Александры Федоровны
Возвратимся к делам семейным. В этот же день, 29 апреля 1896 г., случилось радостное событие: «Сегодня нас покинула несносная няня-англичанка; радовались, что, наконец, отделались от нее!». Эта няня категорически «не сработалась» с Александрой Федоровной, которую она пыталась оттеснить от маленькой дочки, с чем императрица была категорически не согласна. Правда, уже через несколько дней у младшей сестры императора Ксении Александровны «на прокат» взяли другую англичанку – Mrs. Coster.
4 мая 1896 г. Николай II с супругой отбыли в Москву, где должна была состояться коронация императора. После отъезда императора в Александровском дворце сразу же начались строительные работы. Одним из главных событий в строительном сезоне 1896 г. стало сооружение в Уборной императора бассейна. Совершенно очевидно, что это был личный проект императора, который видел такие «личные» бассейны в Европе, да и у его отца имелся такой бассейн в Беловежском дворце. Кроме того, в конце декабря 1895 г., когда император въехал в свою новую квартиру на втором этаже северо-западного ризалита в Зимнем дворце, бассейн там уже имелся.
Бассейн в Беловежском дворце Александра III
Эскиз Мавританской уборной с бассейном в Александровском дворце
Архитектор граф Н.И. де Рошфор
Архитектор С.А. Данини
Для работ по устройству бассейна на половине Николая II в Александровском дворце привлекли архитектора графа Н.И. де Рошфора,[404]самым известным проектом которого было строительство Беловежского дворца. Поэтому перед архитектором стояла задача – воспроизвести в Александровском дворце бассейн, построенный им в Беловежском дворце.
В мае 1896 г. начальника Царскосельского Дворцового управления генерал-майора В.Е. Ионова ознакомили с проектом и сметой «высочайше одобренной переделки уборной в Александровском Царскосельском дворце». Обратим внимание на то, что Ионова поставили перед фактом, поскольку проект был уже одобрен императором. Этот эпизод положил начало длительной подспудной борьбе между дворцовыми хозяйственниками и архитекторами «со стороны» Н.И. Рошфором и особенно Р.Ф. Мельцером.
Надо сказать, что такое вмешательство «посторонних архитекторов» воспринималось хозяйственниками Министерства Императорского двора очень ревниво. Так, руководство технического отдела Контроля с раздражением сообщало В.Е. Ионову (8 июня 1896 г.), что в проекте «не имеется необходимых указаний о способе устройства основания для купального бассейна, глубине последнего, расположении проектируемых в установке 3 баков на 7000 ведер воды, представляющих нагрузку свыше 7000 пудов, устройстве помещения для предохранения этих баков от охлаждения, расположении водопроводных и сточных труб, водогрейного котла с принадлежностями и т. п.
За отсутствием означенных данных, Контроль не может судить о степени безопасности для здания дворца, расположения упомянутых баков, весящих вместе с водою и металлическими поддерживающими частями свыше 7000 пудов, о правильности расположения в подвале водогрейного котла, с поверхностью нагрева до 300 кв. ф., о целесообразности устройства основания под бассейном, о связанном с этими работами переустройстве подвального этажа под уборною Его Императорского Величества, о выборе направления сточных вод и пр…», поэтому специалисты технического отдела Контроля сообщали, что они не имеют «возможности дать своего заключения» и полагают необходимым «возвратить проект и смету… составителю их для дополнения указанными данными».[405] Однако проект был высочайше одобрен, и работы начались в мае 1896 г.