И вот его словно каким-то ветром занесло в тёмный подъезд Катькиного дома. Это был, наверно, самый старый дом в их городе. Только церквушка на том берегу реки, напротив стадиона, была, наверно, ещё старинней.
Сашка попробовал пристроиться к высокому пыльному окну, где в паутине брыкалась и уныло жужжала муха.
Но по старой Катькиной лестнице всё время без толку ходили какие-то люди. Одни вверх, другие вниз. И уже две какие-то старушки подозрительно оглядели Сашку. Потом они с понимающим видом переглянулись и обе покачали головами.
Нет, здесь было неподходящее место. Сашка боялся: только он откроет портфель, тут же из-за его плеча вылезет чей-нибудь длинный нос: «А ты чем тут занимаешься, мальчик, а‑а?»
Сашка стал подниматься вверх по лестнице. Но всюду за дверьми были люди. Они смеялись, разговаривали, что-то заколачивали.
Невольно став на цыпочки, Сашка осторожно прошёл мимо двери, на которой висела табличка:
«Зубной врач Петрова. Лечение и удаление зубов без боли».
По спине пробежал неприятный холодок.
Из-за двери, обитой толстой чёрной клеёнкой, до Сашки донёсся гнусный скрежет бормашины и чей-то стон.
– И нисколечко не больно, – проскрипела доктор Петрова.
Никакая клеёнка не могла заглушить её голос.
Сашка поднялся на самый верх.
Здесь была только одна дверь, забитая грубыми, шершавыми досками. Сашка отодрал доску, державшуюся на ржавом гвозде, и боком пролез на чердак.
На чердаке царила темнота. Свет еле-еле проходил через полукруглое окно, похожее на кошачий глаз.
Из темноты отовсюду вылезал какой-то хлам. От пыли и паутины всё казалось косматым и лохматым.
Велосипед с одним колесом обнял рулём сломанный стул. Сбоку к нему пристроилось потухшее зеркало.
В глубине под досками что-то слабо блестело. Что-то круглое, металлическое. Сашка изо всех сил вытянул шею. Не разберёшь: не то самовар, не то рыцарский шлем.
Сашка осторожно протянул в темноту руки и тронул пыльные доски. Неслышно рвалась под пальцами паутина. Кто-то маленький, у кого было очень много ног, побежал по Сашкиной руке прямо в рукав. Сашка яростно затряс рукавом.
Да… Этот чердак не простой! А чего удивляться? В Катькином доме и чердак должен быть не такой, как у других. Порыться бы тут неплохо. Но только не сейчас. Сейчас не до этого.
Сашка сел на ящик у окна. Вернее, это был не ящик, а какой-то старый, хлипкий сундучишко. Он пронзительно скрипнул да весь так и заходил под Сашкой, как живой, когда тот на него уселся.
Со вздохом, похожим на стон, Сашка вытащил из портфеля дневник и раскрыл его.
Сердце тоскливо сжалось.
Вот она, проклятая! Двойка. Стоит себе как миленькая. Такая закорючка, а всю жизнь человеку портит.
А ведь до этого всё было просто прекрасно. До Сашкиного дня рождения оставались всего пятница и суббота. Надо было только их как-нибудь прожить, протерпеть, и всё. Ну, спать, что ли, побольше, чтобы время поскорей прошло.
А в воскресенье папа обещал покатать весь Сашкин пятый «А» на своём катере «Степан Разин». Папа был там капитаном.
И Сашка миллион раз представлял себе, как он стоит на носу катера рядом с Катей. Лёд сошёл совсем недавно. Ещё вполне может пойти дождь, а то и снег.
Он дождётся, когда Катя как следует промёрзнет, задрожит, как овечий хвост, и её знаменитая чёлка намокнет.
Тогда он снимет с себя и отдаст ей всё: и шарф, и пальто, и шапку. И Катя поглядит на него своими светлыми взрослыми глазами.
А может быть, и спасти её удастся. Вдруг повезёт, и она свалится за борт. В крайнем случае дать ей как-нибудь пинка незаметно. Борька начнёт кричать, придумывать что-нибудь умное. А Сашка нет, он думать не будет. Он раз за борт – и спасёт. А когда уж он её спасёт, всем будет наплевать, как она там очутилась.
Но теперь всё лопнуло. Потому что папа был просто какой-то ненормальный с этой математикой.
Нет, это не зря говорят, что понедельник – самый несчастный день. Контрольная была как раз в понедельник. И вот пожалуйста – двойка.
Сашка проглотил колючую слюну. Он решительно вытащил из пенала ластик, потёр грязный уголок о штанину и, задержав дыхание в груди, осторожно стал стирать двойку.
Стирать её надо было ой как осторожно. Бумага так и сходила плёнками.
Сашка поёрзал на сундуке, чтобы усесться поудобней. Но вдруг под ним что-то хрюкнуло, хрустнуло, подломилось, и Сашка ухнул вниз, прямо в сундучок, так что коленки оказались выше головы. Острая щепка упёрлась в бок. А слева был ещё гвоздь. Он прошёл через штаны и немного уже вошёл в Сашку.
Сашка глянул на дневник и с шипением втянул в себя воздух. На месте двойки чернела дыра.
Он яростно и бестолково забарахтался, стараясь вылезти из сундучка.
Сам всё испортил! Такой дневник и вовсе папе не покажешь. По этой дырке кто хочешь сразу обо всём догадается.
Наконец Сашка с трудом встал на ноги. Не выдержав, со злостью изо всех сил ударил сундучок ногой. Сухие звонкие доски развалились, разлетелись в стороны.
Вот тут-то Сашка всё и увидел.
На дне сундука горкой, одна на другой, лежали какие-то удивительные книги.
Книги были не простые. Это Сашка сразу понял. Наверно, таких ни в одной библиотеке не сыщешь. Разве только в музее.
Книги были старинные, даже совсем древние. С застёжками из меди, а может, и из золота. А уж толстые! Одна книжечка как папин портфель.
Двумя руками Сашка с трудом поднял верхнюю книгу. До чего ж тяжёлая! А пылищи на ней…
Сашка плюнул на обложку и растёр рукавом.
На старой тёмной коже блеснули глубокие золотые буквы. Сашка прочел:
«ПОЛНАЯ ВОЛШЕБНАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»Внизу блестели золотенькие буквы поменьше:
В шести томахТом 1Эти слова как-то не сразу дошли до Сашки и вдруг словно взорвались в нём. Сашка покачнулся. Его руки судорожно вцепились в книгу, будто она могла вырваться от него, удрать или улететь, как птица.
Тихонько, осторожненько, боясь дохнуть, Сашка открыл книгу. Буквы так и запрыгали у него перед глазами: тяжёлые, красивые, все в завитушках.
– «Ведь-ма о‑бык-но-вен-ная», – по складам прочёл Сашка. В голове было пусто и гулко. – Ух ты! Ведьма! А в скобках вон ещё написано: «На помеле и без помела». «Волшебники добрые». «Волшебники злые». «Вруны и враньё». И ещё стихи какие-то.
Не веря своим глазам, Сашка прочёл:
Этот «окер-покер» вдруг как-то остро огорчил Сашку. Он как-то всё испортил. Из-за него всё сразу стало каким-то дурацким, несерьёзным. Разве так должно быть, если всё настоящее, волшебное?
Сашка стал читать дальше:
«Примечание I. О врун! Твоё враньё станет правдой, только если тебе поверят. Если тебе не поверят, твоё враньё останется просто враньём.
Примечание II. О несчастный! Если ты, сгибаясь под тяжестью вранья, захочешь, чтобы всё было опять как прежде, то…»
Дальше почти ничего нельзя было разобрать. Низ страницы был весь в дырках и пятнах. Как будто книгу грызли мыши. Да ещё к тому же кто-то из волшебников читал её за обедом и переворачивал страницы жирными пальцами.
Сашка с трудом прочёл:
Нет, ничего толком не разберёшь, особенно последние строчки.
Но Сашка не стал ломать голову, догадываться, что там написано. Подумаешь, звёздный Лев какой-то… Чепуха!
Главным было совсем другое. Волшебство! Неужели и вправду… оно существует?
Сашка задохнулся. Он шагнул к окошку, высунулся и жадно глотнул острого, холодноватого воздуха.
Он увидел пустой солнечный двор. Красный зонт переходил улицу. В доме напротив на балконе какая-то тётя с голыми руками, закутав голову тёплым платком, била палкой ватное одеяло. На карниз сел такой славный воробей. Потом прилетел раскормленный, жирный голубь.
Всё было совсем простое, обыкновенное. Да нету никакого волшебства. И быть не может. Это ещё Анна Семёновна в школе объясняла. Откуда ему взяться?
Сашка оглянулся во тьму чердака. Может, и книг нет никаких, просто померещилось?
Но нет. Старые книги по-прежнему лежали среди груды досок, всё так же важно и слабо поблёскивая из темноты медью застёжек.
Так… А их, что ж, выходит, просто так писали? Для шуточки?..
Нет… Может, оно всё же есть, это волшебство. Ну, не на солнышке, не во дворе, а ночью или тут на чердаке. А что? В этом доме прежде жил волшебник. Потом он умер, потому что волшебники ведь тоже умирают, и вещи его снесли на чердак. А может, он и просто так приходил сюда поколдовать, потому что при соседях неудобно. Похоже, что всё было именно так. Ну, а если это правда, то тогда, тогда…
Всё равно, как бы то ни было, а заклинание надо прочесть. Хотя бы на всякий случай…
Сашка не своим, каким-то охрипшим голосом прочёл:
Никогда Сашка так не старался. Даже когда читал в школе на вечере «Белеет парус одинокий». Его голос звучал как-то очень странно на чёрном чердаке. Вспугнутая темнота шевелилась в углах.
Сашка бережно закрыл книгу, положил её к остальным и сверху завалил досками. Ему показалось, что доски снизу слабо светились красноватым светом. Нет, это просто луч солнца как-то пробрался сквозь пыльное окошко и стрельнул в глубь чердака.
Сашка дрожащими руками сунул дневник в портфель, неуклюже пролез в щель и снова заложил её корявой доской.
Глава вторая Великое разочарование
Сашка с трудом спускался по ступенькам. В ногах была какая-то дрожь и слабость.
На третьем этаже Сашка нос к носу столкнулся с Лёлькой, Катиной сестрой.
Вообще-то он этих первоклашек просто сметал со своего пути.
Он двигался прямо на них, как танк, и это уже было их личное дело – разбежаться, отскочить в сторону или попасть под танк. Он никогда на них и не глядел даже. Они все казались ему одинаковыми, на одно лицо.
Но Лёлька как-никак приходилась Кате сестрой. Поэтому Сашка один раз всё-таки поглядел на неё и вдруг ужасно её пожалел.
Она была совсем маленькая, наверное, меньше всех в классе, задохлик какой-то. С острым носом и прозрачными глазами. Двух верхних зубов у неё не хватало, и Сашка от этого жалел её ещё больше. Она вечно ревела во дворе из-за всякой чепухи. Катя на это не обращала никакого внимания, даже головы не поворачивала, будто не слышала. Но у Сашки почему-то от её рёва портилось настроение.
Сашка, конечно, стеснялся утешать её при Катьке. Но иногда он даже думал, что неплохо бы и ему как-нибудь обзавестись такой сестрёнкой.
– Ты грязный, – робко сказала Лёлька.
Сашка ударил себя руками по бокам, и из него во все стороны полетела пыль. Но он только рассеянно посмотрел, как она тает в воздухе.
«На Лёльке испробую… – вдруг решил Сашка. – Она подходящая… Она чему хочешь поверит. Ведь тут главное, чтобы поверили…»
– Лёлька, – с трудом выговорил Сашка. У него словно язык распух. – Я сегодня пятёрку по математике получил. Пятёрку.
Сашка напряжённо вглядывался Лёльке в лицо. Ему хотелось вдолбить в неё это слово.
– Пя-тёр-ку! – повторил Сашка.
Лёлька посторонилась, чтобы пропустить его. В её лице мелькнул испуг. Чего это он с ней разговаривает? Поговорит, а потом как наподдаст…
– Ой ты… – тихо сказала Лёлька и прижалась спиной к тёмной стене. – А я тройку по чистописанию…
Сашка бросился мимо неё вниз по лестнице.
«Поверила, поверила! – повторял он про себя, прыгая по ступенькам. – Она такая. Теперь всё. Теперь у меня в дневнике пятёрочка. Заполучил. Это уж точно!»
Портфель сразу показался ему тяжелее. Он словно увидел эту пятёрку, огромную, золотую, прямо во весь портфель.
Ручка портфеля так и жгла ему пальцы.
Сашка пулей вылетел во двор.
Во дворе было солнечно и тихо. Мимо уха сладко и сонно пропела пчела.
Сашка вломился в кусты, хрустя ветками, продрался к самому забору. Из-под куста, шипя, вылетела худая серая кошка, она держала что-то в зубах. Сашка так вздрогнул, что чуть не выронил портфель.
Голые, без листьев ветки плохо загораживали его. Конечно, его могли увидеть и с улицы, и со двора. Но Сашка не стал искать места поукромней. Он упал на колени и дрожащими пальцами стал расстёгивать и дёргать портфель. Вытащил дневник. Пальцы были как варёные. Толстые, нескладные. От нетерпения рот у Сашки пересох, будто он съел промокашку.
Дневник перелистывался невыносимо медленно.
Неделя.
Ещё неделя. Ну же, ну! Вот!
Сашка вяло выпустил дневник из рук. Никакой пятёрки не было и в помине. В дневнике по-прежнему зияла треугольная рваная дырка. От разочарования и яркого солнца слёзы навернулись на глаза и потёк нос. Эх!.. Чему поверил! Океру-покеру! Вот Борька умный, он бы никогда не поверил… Если бы Катя узнала, во было бы смеху!
Познакомьтесь, пожалуйста, будьте любезны! Волшебник Саша Кукушкин из пятого «А»!
Весь класс бы под парты свалился.
Глава третья Пятёрка по математике
Дома никого не было. Сашка прошёл на кухню. Тронул пальцем окоченевшие макароны на сковородке. Есть совсем не хотелось.
Прямо в ботинках лёг на диван.
Как уговорить папу? Конечно, если на это дело мобилизовать маму… Но всё равно, папа такие слова знает… Лучше ежа проглотить, чем их слушать.
Сашка повернул голову и в тоске укусил подушку.
В папа-маминой комнате зазвонил телефон. Сашка еле сполз с дивана. Он весь разъезжался в разные стороны, как тесто.
– Саша? – спросил знакомый, немного железный голос.
– Я, Анна Семёновна, – убито сказал Сашка. Чего ещё ей надо? Поставила двойку – проходи!..
– Родители дома? – спросила Анна Семёновна.
«Нажаловаться хочет», – ужаснулся Сашка.
Сашка с ненавистью представил себе её бледное полное лицо. А ведь когда он получал пятёрку, лицо Анны Семёновны почему-то казалось ему самым милым, самым удивительным на свете.
– Никого нет, ушли, – сказал Сашка.
– А когда я смогу их застать?
– Не знаю. У папы… неприятности на работе… – соврал Сашка. – У мамы… тоже… Нет, у неё приятности… К ней приезжает… ну это… брат! Она его десять лет не видела. Нет… двадцать. Она, знаете, забегалась… Не знаю, когда придут.
– Жаль, – уронила в трубку Анна Семёновна.
«Жалей себе на здоровье», – со злостью подумал Сашка.
– А я хотела рассказать Виктору Николаевичу о твоих успехах… Последнее время он всё волновался за математику. Ну, хорошо, ты сам расскажешь ему о сегодняшней пятёрке.
– О пятёрке?! – захлебнулся Сашка и сел на пол.
Телефонная трубка рыбкой выскользнула у него из рук и теперь покачивалась, вращалась на перекрученном шнуре перед самым его носом.
– Саша! Саша! – замирала Анна Семёновна в трубке. Потом послышались короткие гудки.
Значит, всё. Значит, так. Значит, если бы не дырка, то там была бы уже не двойка, а пятёрка. Получается, что волшебство всё-таки есть. Существует! Но если так… Тогда…
В дверях завозился ключ. Щёлкнула и скрипнула дверь.
– я просто забегалась… С ног сбилась… – сказала мама в передней. Голос был весёлый.
Мама вошла в комнату. Папа втащил за ней две раздутые сумки.
– Встать с полу! – сказал папа. Любит папка командовать. Никогда не скажет «встань с полу» – всегда «встать».
Сашка встал и тут же, как подкошенный, повалился на диван.
– Сашенька, телеграмму видел? – спросила мама.
Она взяла со стола какую-то бумажку и бросила Саше. Бумажка перепорхнула Сашке прямо в руки. Сашка развернул её и прочёл:
«Приезжаю пятого целую обнимаю Машу Виктора племянника Семён».
– Уж-жасно хочу видеть Семёна… – с наслаждением сказала мама. – Брат всё-таки, не кто-нибудь. Подумать только, десять лет не виделись, какое там, почти двадцать. Бродяга несчастный, по всему свету его носит. Наконец-то и мы дождались… удостоились… Мне, наверно, неделю надо, чтобы с ним наговориться.
Сашка в полном изумлении уставился на маму. Шутит она, что ли? Какой ещё брат? Она же всегда говорила: «Я одна дочка у мамочки».
Не может ведь волшебство на маму действовать, не должно. Это же ерундистика какая-то. Ну, ещё там на Анну Семёновну, на школу, на отметки. Это ещё туда-сюда. Но на маму? В этом было что-то неприятное для Сашки. Может, двоюродный какой?
– Интересно, сколько он здесь пробудет? – сказал папа. – А то мы его в воскресенье с собой утащим, а, Саш?
– Ты лучше за детьми смотри, – сказала мама. – Когда у нас на плотине экскурсия, мы прямо дрожим, чтобы дети куда-нибудь не попадали.
– Уж как-нибудь, – засмеялся папа.
«И пусть попадают», – подумал Сашка.
Сашка вообще-то их очень любил. И папу, и маму. Одинаково, ну, может быть, на одну только капельку маму побольше. Но сейчас они оба были какие-то ненастоящие, полупрозрачные. Как куски воздуха.
– И как нарочно, у меня сегодня выходной, – всё смеялась и радовалась мама. Она вынимала из сумки закорючки бананов, бутылки и консервы. – Виктор, и ты на работу не ходи. Отпросись раз в жизни. А Семён, чудище лесное, не пишет, во сколько приходит поезд.
– Не знаю, – сказал папа странным голосом. Он держал себя пальцами за нос и рассеянно потягивал его то в одну сторону, то в другую. – Как они там без меня справятся, на погрузке?
– А ты что молчишь, Саша? – вдруг спросила мама и посмотрела на Сашку.