У немцев было преимущество во внезапности, но не в численности бойцов.
Партизаны развернулись в боевые порядки и предприняли в ответ обходные маневры. Райхель не мог привыкнуть к пулемету Рейнхардта. Гюнтер укрыл лошадей и с тревогой смотрел в сторону леса.
Клаус тоже наблюдал за поляной. Если подойдут другие партизаны, им несдобровать. Он приказал уходить. Прежде всего, унтеру Байеру, Гюнтеру, лошадям и раненым, затем Манфреду, потом Хайнцу. Он прикрывал их отход своим взводом.
Отход осуществлялся нелегко, поскольку партизаны попытались своими маневрами прижать их к лесу. Все тяжелое вооружение коммандос было использовано против отряда партизан в сотне метров для отсечения левого фланга русской цепи, и взводы егерей начали отступать.
Клаус и его люди попали в трудное положение и должны были яростно отбиваться, чтобы, в свою очередь, оторваться от противника. Издали возникало впечатление, будто медленно перемещались клубы дыма, в то время как группы Хайнца и Манфреда прижимали своим огнем партизан к земле, чтобы избежать окружения.
Братья Ленгсфельд больше всего не любили отступления, когда слишком много стреляли над ухом. Они смотрели, качали головами и вели огонь из своих невероятных приспособлений — гранатометов. Истово обнявшись, братья выстрелили перед собой десяток гранат и вместо того, чтобы поберечься в бою, остались лежать, подперев головы руками и наблюдая. Серое облако медленно поднималось перед изумленным Клаусом, который видел, как два брата Ленгсфельд поздравили друг друга и, обрадованные, удрали.
Как раз в этот момент автоматная очередь сразила Юргена Эссена. Молодой танкист, худощавый и светловолосый, медленно падал, открыв рот для возгласа, который не мог выкрикнуть. Большой Мартин взвалил его на плечи, Рейнхардт подобрал их оружие, и все они быстро удалились. Итог был неутешительным: один убитый, пятеро раненых.
Сейчас важнее всего было остановиться в какой-нибудь деревне, какая попадется, чтобы позаботиться об уцелевших бойцах. Труп Юргена привязали к одной из лошадей, и коммандос двинулись дальше, держась настороже, с оружием в боевой готовности. Первая деревня, которую они встретили, состояла из восьми-девяти изб. В то время как егеря заняли позиции, Гюнтер и Клаус помогли поместить раненых в один из домов.
— Сколько времени тебе нужно? — спросил Клаус.
— Добрый час.
— Ладно. Я попробую раздобыть для твоих парней телегу или сани.
Ситуация складывалась не блестяще, потому что при девяти бойцах, выведенных из боя, и недостатке боеприпасов коммандос не могли проводить новые нападения. Хайнц, нахмурив брови, внимательно изучал карту: путь на Ревны на сегодняшний день оказался перекрытым. Единственное убежище — и с наступлением ночи не следует медлить — это опорный пункт в семи километрах отсюда. Оставалось надеяться, что их не встретят минометным обстрелом, когда немцы заметят их отряд в штатской одежде. Решили немедленно связаться по радио.
Карл Вернер со своими лесорубами приготовил для раненых примитивные сани, и коммандос продолжили движение.
В Вяслове их ожидал офицер из опорного пункта, и после обмена опознавательными знаками они, изнуренные, вошли в поселок.
Здесь командовал старый капитан из резерва, выглядевший кротким и печальным. Он произвел очень скверное впечатление на Хайнца, который считал, что подобный тип наверняка останется в России. С могильной землей поверх его наград.
Солдаты бросали на коммандос пугливые взгляды. Грязные, оборванные, не бритые в течение пятнадцати дней, с потухшими глазами, егеря двигались, сохраняя настороженность и оружие в руках.
Раненых доставили в лазарет, где Гюнтер обнаружил другого врача, не осмелившегося оказать ему помощь. Тогда Гюнтер совершенно разделся, начал тщательно мылить руки и потребовал халат и перчатки. Затем подошел к операционному столу.
После этих трудных недель он на мгновение смутился, получив в свое распоряжение нужные медицинские инструменты. Он приступил к операции не спеша, почти с благоговением.
Что касается раненых егерей, то они тревожными взглядами следили за движениями Гюнтера. Они слепо доверяли врачу в смешных очках, и, когда увидели, что он сам готовится делать операцию, на их напряженных лицах засветились улыбки. Это было лучшей наградой для Гюнтера.
Между тем Клаус, Хайнц и унтер Байер совершили обход опорного пункта, в то время как старый офицер давал им пояснения о рубежах обороны. Клаус как можно мягче указал ему, что эта оборонительная система не выдержит и десяти минут натиска партизан. Если бы ему позволили, он внес бы в нее несколько полезных изменений.
Хайнца тяготили мысли о солдатах, заброшенных, как эти, в затерянный уголок и вынужденных сражаться методами, которые применялись в Франко-прусской войне 1870–1871 годов. Чины из Генштаба ничего не понимали и ничего не принимали. Хайнц полагал, что в священном для каждого солдата боевом уставе немецкой армии должен существовать раздел, посвященный обороне маленького города, раздел, которому надо было неукоснительно следовать, но не так, как здесь, где намечалось самоубийство в чистом виде.
Естественно, Клаус обратился за содействием к братьям Ленгсфельд, которые обещали вплотную заняться минированием. Потом, один за другим, были реорганизованы сторожевые посты, изменены секторы обстрела. Клаус держал при себе десять человек в качестве резерва поддержки. Остальные егеря рассредоточились по сторожевым постам.
Людвиг и Райхель занимались бизнесом — обменивали русские пистолеты на табак, алкоголь и мясо. Они задались целью приготовить роскошный ужин для сослуживцев. Манфред между тем устроил душ и обзавелся двумя парикмахерами. Люди казались ему сильно потрясенными, и эти обычные деяния лишь позволяли им расслабиться.
Большой Мартин, Рейнхардт и Карл Вейнер перенесли труп Юргена в один из домов и задумались над тем, что делать дальше.
— Кладбище на родине — не вопрос. Во-первых, Юрген очень не любил эту страну, а эти дикари могут выкопать его, когда мы дадим деру, — сказал Большой Мартин.
Карл Вернер предложил все же совершить погребение в ближайшем лесу, в сухом месте, и на могиле не крест ставить, а посадить молодую березу.
Завернутое в палаточный холст тело Юргена, привязанное бечевкой к лошади, в сопровождении трех человек, шагавших вслед за Клаусом, было доставлено и захоронено на опушке леса. Карл Вернер поработал по крайней мере полчаса, чтобы посадить молодое сильное деревце, с которого он срезал несколько веток. Он пояснил, что дерево сажается не в сезон и надо ограничить его рост в течение первого года.
Во время ночного сеанса радиосвязи Ханс Фертер спросил, транспортабельны ли раненые. Если да, то на помощь коммандос в первой половине дня отправится войсковая колонна. Егерям было приказано прибыть в Ревны.
Ханс Фертер видел, что егеря возвращаются усталыми и беспокойными. Их головы покрывали черные полумаски, на изможденных лицах еще сохранялись едва заметные следы недавнего бритья. Они выглядели нервными, возбужденными и раздраженными. Фертер подумал, что пяти дней передышки недостаточно для восстановления их сил.
И все же у них только пять дней. Уже запланирована новая операция, и Фертер заранее знал, что ее встретят в штыки. Он позаботился о том, чтобы коммандос по возвращении были удобно обустроены и накормлены. Остальное от него не зависело.
Манфред, убедившись, что его люди размещены как следует, отправился в город. Он ходил бесцельно, со страстным желанием рвануть в Миликонец, которое сдерживалось глупой стыдливостью и опасением получить отказ со стороны Клауса, не понимающего его чувств. Ему хотелось убежать от войны в его старой крестьянской одежде, с непокрытой головой. Чья-то рука взяла его за рукав. Когда повернулся, перед ним стояла Женя, которая повела его к соседнему дому.
Старуха Усыгина восседала на старом стуле и встретила его набором оскорблений. Он бросился к старухе, поцеловал ей руку, за что снова был обруган, и подошел к Жене.
— Я ждала тебя, — пролепетала девушка.
— Как ты узнала, что я вернулся в Ревны?
Затем, видя, как изменяется выражение лица Жени, он сделал успокаивающий жест:
— Нет, пусть так… я не против… Очень рад тебя видеть.
Они начали разговаривать короткими бессвязными фразами, обращая особое внимание на вопросы, которые не следует ставить, и слова, которые не следует произносить. Старуха Усыгина подогрела самовар. Потом Манфред откланялся:
— Увидимся позже.
— Хорошо.
Направляясь в розовый дом Фертера, Манфред думал о том, что прибытие Жени не может остаться незамеченным. Он опасался, как бы кто-нибудь не опознал ее на улице или узнал о ее присутствии. Кроме того, он чувствовал себя в неудобном положении: насколько в деревне Миликонец он мог самостоятельно контролировать события, настолько здесь действия Жени, а также ее близких могли быть опасными. Он решил посоветоваться с Гюнтером и повернул назад, чтобы пойти в направлении лазарета.
Молодой врач спокойно его выслушал. Он заверил Манфреда, что Хайнц и Клаус уже знают о его романе в Миликонце, и посоветовал ему поговорить с ними.
Вечером в розовом доме отдыхали, если не веселились. Ханс Фертер собрал много записей песен из альбома Бранденбургских концертов. Его гости, насытившись и напившись, забывались.
Хайнц наблюдал за Манфредом, веселый и возбужденный вид которого заинтриговал его с начала вечера. Он не удивился, когда услышал от него о Жене.
— Может, она приехала только для встречи с тобой, — предположил Клаус с некоторым упреком.
— Возможно, — продолжил Хайнц, — но как она узнала о твоем приезде сюда? Ты говорил ей об этом?
— Нет, — ответил Манфред. — Я даже не касался таких вопросов. Думаю, она приехала в Ревны по приказу.
— Мы можем осторожно понаблюдать за ней, — сказал Ханс Фертер. — Но сомневаюсь, чтобы это дало эффект.
— И потом, важно, черт возьми, — вмешался Гюнтер, — что вы о ней знаете. Что касается остального, то Манфред достаточно разумен, чтобы встречаться с ней на свой страх и риск. Во всяком случае, он рискует жизнью меньше, чем в последние недели. Давай, старина, ступай, — добавил врач, подталкивая Манфреда к двери, — и возвращайся к нам целым и невредимым.
Четыре офицера смотрели, как уходит их товарищ, с некоторой завистью. Хайнц вместе с тем полагал, что Манфред шел навстречу многим неприятностям.
Женя и в самом деле прибыла из Миликонца в Ревны по приказу. Мясенко и Яковлев располагали теперь слишком многими доказательствами эффективности коммандос, чтобы не попытаться их выследить и уничтожить. Эти люди казались им гораздо более опасными, чем любое полицейское подразделение. Новый тип войны — вот что их породило. Гайкин быстро сообразил, что это были те самые люди, которых они вынудили уйти из Миликонца. Название деревни напомнило ему о Жене. Если кто-то и мог их опознать, то только она. Мите поручили снова сходить в Ревны, куда, согласно добытой информации, периодически возвращались коммандос. Женя должна была выяснить, кто они, какова их численность, и сообщить партизанам, когда они покинут городок. Девушке поручили также разузнать о войсках, расквартированных в Ревнах, откуда поступали сигналы о прибытии каких-то подкреплений.
Через три дня Гюнтер и Клаус нанесли визит старухе Усыгиной. Жени и Манфреда там не было. Чтобы не тревожить старуху, оба офицера явились в цивильной одежде, захватив шоколад и бутылку водки. Они затеяли со старухой долгий оживленный разговор. Когда в дверь постучали, ни тот ни другой не обратили на это внимания. Вошли два парня плотного сложения и сняли фуражки с большими козырьками. Их пронзительный взгляд на старуху Усыгину встревожил Гюнтера, который поднялся со своего места.
— Ну, ребятки, идите. Я достаточно насмотрелась на вас сегодня. Теперь ступайте. — Она добавила более низким голосом: — И да здравствует Советский Союз, ребята!
Клаус с удивлением взглянул на Усыгину, и все понял. Немцы улыбнулись и протянули парням руки, чтобы проститься. Гюнтера поразило сходство одного из партизан с Клаусом. Он был таким же белокурым, дюжим, плотно сбитым. Немцы ушли не оглядываясь.
Старуха Усыгина боялась. Не за себя, потому что своей жизни ей было не жалко, но за четырех парней.
Ковалев, а это был именно он, сел рядом с ней.
— Было бы неплохо привлечь этих двух молодцов. Тебе нужно направить их к нам, мама.
Старуха приняла задумчивый вид.
— Да, это были бы отличные партизаны… но нужно подумать. Они уже заняты. Ну… теперь поговорим о наших делах.
Она резко дернула подлокотник кресла и открыла маленький тайник.
— Вот численность войск. Прибыли танки и должны двигаться к реке. Против вас готовится крупная операция. Имеется много грузовиков с антеннами. Женя поручила мне также передать вам детали для рации, может, они пригодятся. У меня также есть новые пропуска, они действуют с завтрашнего дня.
— А что с немцами, которые преследовали нас?
Старуха сделала паузу…
— Они вернулись в Ревны. Думаю, вы их сильно побили… никто их не видел.
Потом снова сделала паузу.
— Их только пятьдесят человек… Но скажите Яковлеву, чтобы он был крайне осторожен, потому что фашисты готовят внезапный удар. Чуть не забыла: они недавно построили аэродром, недалеко отсюда. Он усиленно охраняется, но у нас там два своих человека. Вам надо было заняться им раньше, но теперь слишком поздно. Скажите также Яковлеву, чтобы он прислал сюда политкомиссара повыше уровнем. Дорого яичко к Христову дню, а мы остаемся иногда без новостей с Большой земли более недели.
Клаус и Гюнтер прогулялись назад в розовый дом, рассказав о своем приключении. Ни тот ни другой не сожалели о содеянном. В конце концов, их поступок был частью функций службы безопасности. Если это их город, они возьмутся за все. Когда они закончили свой рассказ, Ханс Фертер рассмеялся.
— Здесь следует задержать всех гражданских лиц. Так или иначе, они все сотрудничают с партизанами. Лучше всего позволить им действовать, но знать, что они замышляют, чтобы отвести удар. Мы не можем помешать им плести заговоры.
В тот вечер Манфред не понимал, почему его друзья уговорили его так много выпить. Он проснулся утром нездоровым, с тяжелой головой. Гюнтер, опасаясь неприятностей в результате встречи Манфреда с Женей, подсыпал тайком в его стакан водки снотворное.
Для коммандос эти несколько дней стали спасением. После ужасного пекла предыдущих боевых действий Большой Мартин и Рейнхардт помогли выздоровевшему Райхелю изготовить любопытные металлические изделия, которые можно было одинаково приспособить для устройства носилок, саней, треноги для пулемета и шалаша.
Карл Вернер и его лесорубы соорудили своими тонкими и проворными клинками деревянные приспособления для облегчения веса рюкзаков егерей. Потом, когда пришло лето, они делали ловушки для мелкой и крупной дичи.
Людвиг продолжал плодотворный обмен со службами снабжения, чтобы создать необходимый запас для коммандос. Он добивался «малого формата питания». Он также находил девушек и общался с ними так часто, что снова заболел гонореей.
Ха-Йот занялся миниатюризацией своей рации, которую считал слишком громоздкой и малопрактичной. При деятельной помощи унтера Байера и двух других приятелей он прибыл на танке в командный пункт одного танкового полка, дислоцированного в окрестностях Ревн, и стащил радиоустановку, в некоторых деталях которой нуждался. Ответственность за кражу взвалили на партизан.
Что касается братьев Ленгсфельд, то они изготовили дымовые гранаты и весь день проводили испытания своих новых минных ловушек. Они взорвали несколько гранат, сильно напугав группу артиллеристов, располагавшихся неподалеку, которые бросались плашмя на землю при каждом взрыве. Но артиллеристы почтительно внимали, когда братья, серьезные, как римский папа, объясняли им, что они испытывают новое оружие.
В старой засаленной записной книжке они немедленно классифицировали свои наблюдения: могут взрываться под дождем, годятся для использования в лесу, взрыв по высоте и ширине, использовать лишь в крайнем случае. Каждое изделие иллюстрировал чертеж, и они любили воображать себя непризнанными учеными.
Густав Хальгер весь день читал русские книги. Он нашел напарника в лице бывшего понтонера Пауля Швайдерта и обсуждал с ним советскую литературу и марксизм. Они встречали Женю с Манфредом, но никому ничего не говорили, довольные тем, что девушка выбрала такого необыкновенного парня.
В последний вечер перед выступлением офицеры вновь навестили Ханса Фертера, который должен был конкретизировать их новое задание.
Добытая в последние недели информация свидетельствовала о том, что весь район активно насыщался партизанами. Регулярная связь с Москвой по воздуху обеспечила их тяжелым вооружением, в котором они особенно нуждались. Штаб группы армий «Центр», встревоженный обострением этой проблемы, решил провести несколько крупных боевых операций. В них приняли участие несколько тысяч солдат с бронетехникой и артиллерией при поддержке авиации. Тактика была проста, даже очень проста: окружали определенный район, потом кольцо окружения медленно сжималось.
Как разъяснял Ханс Фертер, едва грузовики покидали место дислокации, как партизаны начинали передвижения, пользуясь уже подготовленными запасными базами. В сеть попадала, таким образом, лишь мелкая рыбешка. Единственная конкретная польза от операции на данный момент заключалась в том, что, пока партизанский отряд перемещался, он не мог осуществлять взрывы мостов и диверсии на железных дорогах. Кроме того, это, возможно, оказывало благотворное влияние на отношение населения.
Клаус заметил, приводя в пример лес урочища Любки, что использование бронетехники не даст результата. Нельзя допускать проникновения танков в лес без прикрытия, разве что для заготовки дров. Танки могут служить, следовательно, лишь для оцепления. Находчивый боец может пролезть ночью между гусеницами танка так, что экипаж не заметит. Впрочем, это — не их дело…