Part 1. The snarl of the Razorblade God.
Пробуждение первое.
А, чёрт….
Я вывалился из небытия мгновенно. Даже слишком быстро, на мой вкус. Вначале, я не мог понять, где, когда и что я. Темнота вокруг, только где-то из-под нижней границы Вселенной сочится бледный…. свет, кажется? Мне потребовалось где-то две секунды моей реальности, чтобы понять, куда я попал.
Я стянул с лица нейлоновые очки и тут же сощурил глаза от хлынувших на меня острых граней серого света, хлещущих из окна, предусмотрительно закрытого жалюзями. Но сейчас, они слегка раздвинулись, рассекая пласты света на эти режущие плоскости. Да, зарегистрировали изменения моего долбаного альфа-ритма.
Stick it up your ass….
Типа, просыпайся, солнышко. Доброго утречка. Как бы не так, вашу мать.
Дома, дома, дома – пело сознание. Нет, ублюдки, это не мой дом, подумал я, окидывая взглядом конуру, в которой я очнулся, одновременно садясь прямо в скомканных простынях.
Я сидел в ворохе грязного постельного белья, в провисающей кровати и пытался сгрести в кучку мысли. Они, в свою очередь, отчаянно сопротивлялись. Но мозг вроде работал, как должен был. Взгляд выхватывал, фиксировал, отпускал. Как мне нравилось ощущать это совершенство…
Кровать стояла у самой стены. Вокруг ровным слоем, как убитая стража, видимо хранившая меня от Чудовища-Из-Шкафа, валялись пустые коричнево-медные полулитровые бутылки пива. Пива «Старопрамен». Я насчитал ровно четырнадцать штук и подивился. Двум фактам: первому, что у меня неожиданно хороший вкус, и я пил это, а не «Бочкарёв». Второму, это как я умудрился выжрать столько, когда обычно, как я вроде помнил, в меня влезало не больше пяти, и как я при этом не…
Страшная мысль пронзила меня.
А, нет, простыни были сухими. Уже хорошо.
Среди пивной дивизии затесались бутылка «текилы» и ноль-семьдесять пять «Гжелки».
– Ни хрена себе. – Объявил я тоном диктора с радио пустой комнате. Голос у меня оказался пресным и хриплым.
Значит, пил не один. А я пью? Вроде да.
Ковер был из ковролина и это меня потрясло. Он был прожжён в нескольких местах и розового цвета, такого цвета, который тем утром просто обжигал мою сетчатку. Ой, а чего там только не было! Свет играл на бутылочных боках, отбрасывая призрачные зайчики на стены. На розовой мерзости как опавшие листья лежали маленькие пластиковые пакетики фиолетового цвета. Я аж залюбовался такой гармонией.
Так, пепел, как выпавший снег. Крошки в постели.
Комната была квадратной. В противоположной стене было окно, завешенное пыльными жалюзями, на подоконнике возвышался, как мощный наглый стояк, зелёные кактус.
Ну что, Лен, куда я его поставлю, здесь и так много…
Дерьма. Дерьмо было всё из кусков безрадостного пластика и проводов, одноразовых тарелок с засохшей едой, бутылок, стопок журналов.
Перед окном стоял стол. По форме он напоминал почку. Почка на трёх ножках.
Я поразился количеству хлама, скопившемуся на столь малой площади. Стаканы, авторучки, кипы бумаги, лампа на ножке, похожей на гофрированную кишку… о, боже, к…кальян? какого хера? Где я вообще?
Хоботок кальяна был аккуратно свёрнут, как у бабочки. Орнаменты бежали по латунному корпусу.
Я кинул ночную повязку на прикроватную тумбу. Лучше б я этого не делал.
Рука коснулась чего-то холодного и липкого. Я представил, что она резиновая и на расстоянии многих километров от меня, но тщётно. Когда я клал повязку, я наткнулся рукой прямо на использованный гондон. Стоп. На три использованные резинки. С отвращением я уставился на белую слизь, сочившуюся из прозрачного латекса. С утра, отлично.
Я перегнулся через край кровати, ощущая, как она провисает. В моей реальности прошло минуты три, а теперь господа, Войд (так меня вроде зовут) покажет вам свой лучший номер, поаплодируем же ему…
Склизкий презик
Мой желудок и его содержимое явно просились на прогулку. Что я, злодей, держать их в таком нехорошем месте?
Меня вывернуло наизнанку, спазмом сжимая мои бедные кишки.
Вот же дерьмо…
Проблевало меня какой-то гадостью бледно-зелёного, как листики салата, цвета. Но я знал, что это был отнюдь не салат. И воняло это омерзительно.
Итак, господа, он это сделал!
Комната была, наверное, метра четыре на четыре. Помимо остального, там был метровый холодильник, облепленный этими дурацкими магнитными штучками, шкаф из светлого ДСП, на одной потрескавшейся дверце которого красовался постер какой-то грудастой бабы, смутно мне знакомой….к другой дверце был присобачен держатель для дисков и микрософтов. Все больнично-серые стены были щедро обклеены постерами и вырезками. На некоторых были мужики, на других – весьма аппетитные тётки. В потолке горела одинокая пыльная лампочка без абажура, зато энергосберегающая.
Спасибо тебе, РАОЭС, бог лампочек.
Какого хрена она горела, если на улице было относительно светло?
Во рту оставался гадкий вонючий кислый привкус блевотни.
Зелёная рвота
на розовом пушистом ковре.
Всё – суета.
Пять, семь, пять? Нет, гармония нарушена…
Я схватился за голову. Она болела, нет, она гудела, как сломанный трансформатор, гудела, причём гудение забиралось даже в челюсти. Я посмотрел на потолок
Надо мной мерно пульсировали большие рубиновые цифры часов-проектора. Это очень удобно – только открыл глаза (если заснул в постели, а не где-то ещё), а текущее время, плюс почта, погода и тому подобное выведено на белый потолок, куда ты собственно и смотришь.
Цифры мигали. Нет, пульсировали.
Этот ритм совпадал с буханьем крови в моей голове.
Вчера я заснул в постели.
Похоже, не один.
Гудение. Тишина. Цифры.
12:34.
Соня я, вот кто.
Моё восприятие странно изменилось. Казалось, что я всё еще спал, но в то же время бодрствовал.
Я одновременно знал и не знал кто я. И почему я здесь.
Изображение, изображение захламленной квартиры было противоестественно чётким, гипертрофированным. Словно разрешение вдруг взяло и выросло раза в три. Я видел каждый блик на бутылке, каждую иголку на кактусе, каждый комочек пыли под закрытой дверью.
Видел детали.
Но не мог объединить их в целое.
На двери висел атлас мира. У него были мягкие, загнутые и помятые уголки.
Около холодильника стояло кресло.
Красные цифры стали вроде бы ещё ярче. Они манили меня. Кровь и свет стучали в моих ушах.
Не простое кресло.
Колёсики утопали в лохматом розовом ковре.
Мне надо туда – к креслу.
Я попытался встать, но это оказалось не так легко, как я думал. Ноги дрожали, эти белые пергаментные палки еле выдерживали мой вес. Я опёрся на кровать и встал. Двигался на автомате. Ритуальный утренний танец, голые ступни боязливо поджимаются, стараясь избежать острых предметов, которые как будто специально раскиданы ровным слоем по полу – куски пластика неясного назначения, синие всполохи бэ-эр дисков, стаканы, разлившие своё ядовитое содержимое. Оно разъедает ковролин. Коррозия.
Скретчи по радио.
Гул в моей пустой голове. В ней как будто проворачивался допотопный диск. Приливает кровь.
Бисеренки пота проступают на лбу. Вот же, блин…
Двигался я как сквозь вязкий прозрачный мазут, хотя казалось – всего каких-то жалких три метра до этого долбанного кресла… на полу я замечаю трусы.
Синие.
Вроде мужские.
Но мои ли?
По спине пробежал льдистый холодок… нет, я ничего не знаю. Мне нравился этот туман, обволакивающий сознание. Мне нравилось не думать по существу.
Да-да, не простое кресло – оно скорее напоминало странный гибрид электрического стула и такого специального, стоматологического кресла, с захватами для рук, ног, головы. Захваты блестели хромом. Синяя пористая тряпочка, накинутая поверх кресла сползла, а ножки и металлические детали переливались на свету… на обоих подлокотниках было по монитору, прикреплённому на вращающемся кронштейне.
Я не видел, были они включены или нет.
В подушке, у головного захвата, была дыра. Из неё на тряпку свешивалось множество проводов, соединённых в один.
Красные, жёлтые, белые, синие…
На конце этого большого провода был разъём.
Глядя на него, я подумал, что он похож на змеиную голову.
На скалящуюся змеиную голову.
Она словно смеялась.
Красное. Синее.
Провод бежал дальше в небольшую чёрную коробочку, на боку которой мигал зелёным светодиод, а из неё он выходил тоже черным и дальше вгрызался в общую розетку. Туда же была воткнута вилка холодильника.
Из-под тряпки виднелся кусочек грязно-белой обивки кресла. Почему-то глядя на него, мне вновь захотелось блевануть.
Но я не пошёл к креслу. Почему-то. Я пошёл к холодильнику, не раздумывая, как эти долбанные зомби из фильмов и игр.
Как приятно, когда тобой руководит кто-то другой.
Как приятно, когда ты не несёшь ответственности.
Как приятно, когда приказы и мысли поступают извне.
Я подошёл к холодильнику. Дрожь в ногах вроде бы прошла.
К магнитной прищёпке, изображавшей миленькую пятнистую корову, прицеплена записка.
«там – то, что тебе нужно. Возьми и съёшь. V»
Дисплей на дверце, кстати, был разбит вдребезги. Грустные кусочки оргстекла торчали как старческие зубы из его глубин.
Интересно, кто такой V? Или это победа?
Тебе просто говорят – делай, и ты делаешь. И никаких мечтаний. Никаких ненужных рассуждений и угрызений совести.
Мой желудок не очень лестно отозвался о перспективе поесть. Но я знал, что открыть холодильник нужно…
Мне и не нужно было представлять, что моя рука бесконечно-резиновая и на расстоянии многих километров от меня. Это так и было.
Самое хорошее в зомбировании заключается в том, что ты совершенно спокоен. Тебе не о чём волноваться. Это у кого-то другого болит голова, вздувшаяся от принятых решений.
Твоё дело – выполнять.
И не забивать свою голову всяким хламом.
Думать – вредно.
Вот я и не думал тогда. Я был чьей-то марионеткой, куклой на верёвочках, не лишённой, правда, кое-какого самосознания.
Так что, открывая холодильник, я и не думал находить там чьё-нибудь замороженное сердце или язык или, например, отрезанный хуй в банке.
Я даже не боялся.
Мой большой палец ложится на углубление в ручке фриджа. Я и не думал, что он не разрешит мне доступ.
Отпечаток совпал.
Я буквально слышал под кожей блестящий металл ручки.
Мимоходом заметил, что вся моя длинная-длинная рука покрыта большими, злыми и красными порезами.
Будто кто-то пытался вырезать некий садистский орнамент на моей коже. Но мне было, в общем-то, всё равно.
Мне надо было поесть.
Я дёрнул ручку.
Я дёрнул ручку.
Я дёрнул ручку.
Алиса была умной девочкой. Поэтому, когда она нашла пузырёк с надписью «выпей меня!», она была осторожной. Ведь известно, что, если разом осушить пузырёк с пометкой «Яд!», рано или поздно почувствуешь недомогание. Она осмотрела пузырёк и ничего предосудительного не нашла. И выпила. Вообщем, ничего страшного с ней не случилось…
Я был по сравнению с ней сущим придурком.
Галогеновая лампочка щедро осветила покрытые инеем стенки фриджа.
Синим таким цветом осветила…
Холодильник дохнул на меня могильно-холодным воздухом.
Язык.
Человеческая голова.
Отрезанный хуй.
Нет, ничего такого там не было.
На полке стояла пустая бутылка из-под кетчупа, покрытая изнутри ссхошейся багровой коркой, в углу валялся лимон и полулитровая банка «колы».
Да, и
Пистолет.
Я часто заморгал. Стоял я почти что в позе рака перед открытым холодильником и смотрел на большой, чёрный и внушительный пистолет. Он буквально лоснился и сиял.
Сопротивляться этому чёрному свету было невозможно.
Я взял его и осторожно извлёк из холодильника. Захлопнул дверцу.
Пистолет был тяжёлым, как я и ожидал. Он был холодным, и я наблюдал, как тает призрачное тепло моих пальцев на тёмной поверхности его рукоятки.
Странно, я не задавался вопросом, откуда он там взялся.
Просто стоял и восхищался (как зомби) его красотой.
Человечество не придумало ничего совершеннее и прекраснее орудий убийств.
Сикстинская Мадонна блёкнет перед смертельно-утончёнными формами крылатых ракет.
Парфенон и пирамиды склоняются, не в силах выдержать состязание с превосходством и гениальностью химического танца израильских лазерных установок.
И все статуи рук древних мастеров не годятся и в подмётки этому взвешенному, хищному произведению искусства, которое я держал в руке…
Статуи нам недоступны. Пейзажи Шишкина, полотна Врубеля, Екатерининский дворец. А пистолет – вот он, пожалуйста, владейте, наслаждайтесь…
И тут я полностью потерял контроль. Точнее, контроль над моим телом взял кто-то другой.
Вместо мыслей у меня в голове – лишь серые статические помехи. Плохой канал.
Я взял пистолет и аккуратно вставил его себе в рот.
Зубы клацнули о металл.
Говорят, такие ощущения описывали люди, испытавшие клиническую смерть. Что ты вылетаешь из тела и смотришь на себя со стороны.
Кажется, я испытывал нечто похожее.
Я стоял с пистолетом во рту, но не мог заставить себя его вынуть и бросить.
Самое интересное, что мне не очень-то и хотелось. Правда, внутренний голос что-то там пытался вякать, и я, в принципе, сторонний наблюдатель, даже попытался приказать своим рукам. Но все мысленные, нервные импульсы растаяли, не выполнив своей миссии.
Мой палец, безо всякого действия с моей стороны, лёг на курок.
Я знал, к чему это приведёт
К дыре в затылке.
К расплёсканным мозгам и кровавой слизи.
Возможно, к обратной перистальтике.
Но меня это не очень и беспокоило: дело зомби – подчиняться своему хозяину. Безропотно.
Тем не менее, осязание у меня присутствовало – курок был твёрдым и шершавым.
Давление на него усилилось. И я ничего не мог (и не хотел) делать.
Жизнь.
Или
Смерть.
Не имеет для тебя значения, если ты не задумываешься над этими понятиями…
Возможно, так живут животные. Не ведая страха.
Я собирался выстрелить.
Наверное, со стороны, это смотрелось как некий извращённый минет.
Минет с пистолетом. В главной роли.
Может, нужно было стрелять в глаз…
Момент, когда я нажал на курок, не отличался от предыдущего ровно ничем. Я просто сильнее надавил.
Я собирался вышибить свои мозги на этот розовый ковролин и зелёную блевотню.
Такова проза жизни.
И я ничего не мог с этим поделать.
Лишь безучастно наблюдал, как курок идёт вниз.
И не то, что бы я хотел что-то с этим делать.
В момент, когда курок дошёл до упора (в моей реальности прошло минут пять, на самом деле – одна), я узрел каждый грёбанный воксель этой долбанной реальности.
Но они как всегда, не смогли соединиться в одно целое…
Это было последнее, что я подумал.
Выстрела я не услышал…..
Пробуждение второе.
Очнулся на полу. Вначале, я не мог сообразить, где я, но, увидев серый, безжизненный потолок, с которого, как гнилые водоросли, свисали лохмотья штукатурки и на котором светилась информация с лазерных часов-календаря, я понял, что я дома. Возможно, упал в обморок. Со мной такое бывает.
С кряхтеньем сел и обнаружил, что моя рука сжимает… пистолет. У меня перехватило дыхание. Я поднёс его к лицу и рассмотрел. На нём блестела слюна, что означало, что он был в чьём-то рту не больше двух минут назад.
Я прекрасно помнил этот пистолет. Я помнил, как я его покупал, вполне легально, в магазине «Кольчуга». Но вот что он делал в моей руке? И почему он в слюне?
Я провёл языком по зубам. Во рту стояло металлическое удушье. Слабый привкус стали на губах. Взвыв от боли, я встал на ноги и доковылял до холодильника. Прочёл записку.
«там – то, что тебе нужно. Возьми и съешь. V»
Ага, так-так.
Кажется, я начинал догадываться. Я аккуратно положил пистолет на пыльный холодильник и подошёл к кровати. Смятый пододеяльник, скомканная простыня. Презики на тумбе. Бутылки и фиолетовые пакетики. Блевотня…
Я потёр виски пальцами. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы всё вспомнить.
Это очень интересный парадокс – помнить, как ты почти ничего не помнил. Даже себя. Но мозг – это довольно неплохой компьютер, и записывает даже то, что мы не хотим, чтобы он записал….
V – это void. Это моё имя…
Я опять это сделал.
Чуть не прикончил себя.
Запрограммировал себя это сделать. Даже записку написал.
Ну ты и шизанутое дерьмо…
Я присел на провисающий краешек кровати.
«Значит, вчера я получил деньги за клуб… пошёл к Скомату, там подцепил девку, кажется, Синди? Чернокожую…потом, потом мы пошли ко мне…нет, перед этим встретились с этим типом, Шкетом, он продал нам бету по дешёвке..надо будет с ним ещё раз законтачиться… потом мы пошли ко мне, выпили пива, текилы, а дальше….так, это посмакуем потом….да, конечно. Забыл принять „робол“. И не пошёл в Сеть….дурак…»
Я запустил руки в волосы… подумать только, я чуть не убил себя. Этот факт плохо доходил до моего сознания, всё ещё затянутого дымкой наркотического отходняка.
«Отлично. Моя судьба зависит от маленькой глянцевой капсулы».
Я вздохнул и повернулся к окну. Увидел кальян и усмехнулся, вспоминая как мы с Синди вчера его курили. В начале у нас ничего не получалось, руки не слушались из-за беты и пива, она всё время смеялась, сверкая большими белыми зубами, потому что я проливал воду на себя и не мог залить её в кальян… я тоже ржал, но под конец мне это удалось… а потом, зарывшись в её грудь лицом, делал затяжки и пускал дым прямо в ложбинку между её сисек. Она хихикала и её грудь колыхалась подо мной. Ощущение такое, будто лежишь на водяном матрасе с подогревом, который при этом приятно пахнет женщиной и восточными благовониями… вот это кайф…