– А..а..аааа… – промямлил он.
– Внимание, обнаружено огнестрельное оружие. Внимание, обнаружено огнестрельное оружие… – бесстрастно заявила его «охранка».
– Ты, парень, меня уже достал. Своей музыкой. Я нервный. Понимаешь, н-е-р-в-н-ы-й. Я хочу тишины, покоя, понимаешь? А этот роботик меня с ума сводит. – сказал я и улыбнулся. Судя по выражению лица парня, улыбка была не из приятных. Его передёрнуло.
Я опустил глаза и увидел, что по его зелёным треникам расплывается большое мокрое пятно. Вот так сюрприз, подумал я.
– Парень, тебя как зовут? – спросил я уже мягче, но не отрывая пистолета от его лба. Чувака начало уже просто трясти, его прозрачно-белесые глаза норовили закатится под лоб, а зрачки свелись к крохотной точке и сфокусировались на дуле пистолета. По его широкому красному лицу струился пот, а каштановые кудряшки налипли на потные виски.
– М-м. М-Миша. – пролепетал он. Парню было лет двадцать.
– Миша. Прекрасно. Так вот, Миша, Михаил…нет, смотри на меня, ты кажется, хочешь стать эм-си, нет? Ну, отвечай, а то я могу разозлиться и бум! – убить тебя.
– Д-да. Да.
– Ну, прекрасно. Тебе нужен кто-то, кто научил бы тебя этому делу. У тебя ужасно получается, если честно. Просто полное говно. Эй, ты слышишь? – кажется, парень был готов хлопнуться в обморок.
– Да…
– Так вот, я – тот, кто тебе нужен. Я ди-джей и могу тебе показать основные азы, если ты конечно, хочешь. Причём бесплатно.
– Правда? – спросил он, немного оживляясь и выходя из ступора.
– Да. – усмехнулся я, убирая пушку от его лица. – я готов на всё, лишь бы не слышать тот беспредел, который ты творишь. Я могу зайти к тебе завтра утром, окей?
Судя по глазам, парень посчитал меня полным психом. Он попятился обратно в квартиру, бормоча: «да, конечно, супер, приходи, конечно», пока не скрылся за дверью и не захлопнул её. Я немного подержал пистолет и убрал его. В уголке глаза пульсировали цифры: 12:53
Определённо, со мной творилось что-то не то.
Я зашёл в лифт. За мной зашипели закрывающиеся двери. Уже спускаяся, я вспомнил про непрочитанное письмо в моём ящике. А, ну и хрен с ним, подумал я.
Выходя из дома, я чувствовал острый запах горящих мостов за моей спиной…
Реальность.
Реальность такова, что когда ты в дождь идёшь по тротуару, обязательно рядом проедет машина и обдаст тебя грязной водой с головы до ног.
Реальность такова, что когда ты добираешься, наконец, до остановки подвесной магнитки, мокрый, дрожащий, и пытаешься пройти через турникет, у тебя кончается срок действия проездного, а у кассы стоит длиннющая очередь. А когда ты обновляешь проездной, он вдруг заклинивает и турникет лупит тебя прямо по ногам.
Реальность такова, что когда ты едешь уже в этом долбанном поезде и просто, никому не мешая, разглядываешь пейзаж Москвы, проносящийся мимо, к тебе подкатывет очередная жертва неудачной нано-операции, и на виду у всего вагона начинает клянчить деньги, протягивая к тебе скрюченные пальцы и подставляя тебе на обозрение ужасное месиво лица, а ты стоишь и делаешь вид, что ничего не происходит, не даёшь деньги и ругаешь себя за то, что забыл дома наушники.
Реальность такова, что она полностью подчиняется законам Мерфи.
Всегда происходит худшее.
Я знаю.
– Станция Таганская-2. Уважаемые пассажиры, пожалуйста, не забывайте свои вещи. Помните, если вы что-то оставили, вы всегда можете обратится в нашу единую справочную службу по телефону 0-101-45….
Я вывалился из вагона, потирая ушибленное плечо. В магнитке, как всегда в это время, была жуткая давка. Когдя я ехал, какая-то девушка заявила своему спутнику, что у неё сейчас кишки изо рта вылезут. Почему-то, это показалось мне забавным.
В вагонах всегда очень много запахов, чаще неприятных. После поездок у меня всегда болела голова, и я ничего не мог с этим поделать.
А ещё в вагонах очень много инвалидов и цыган. Они всегда просят денег. Они воняют. Я боюсь подцепить от них какую-нибудь заразу. Я их… ненавижу.
Я пошёл от станции, проскочил через большой, сверкающий огнями и рекламой, торговый центр, выросший около неё, и свернул в переулок. Вообще-то, я не страдал топографическим кретинизмом, но с одной вещью у меня были проблемы – я не помнил, или чаще, не знал, названий улиц, проспектов и переулков, по которым я иду. Тоже мне, коренной москвич. Тем не менее, ориетировался я в городе достаточно хорошо, просто запоминая места по их приметам, а не названиям.
Переулок, по которому я шёл, был мне хорошо знаком.
Это одно из приятнейших мест в Москве. Здесь всегда очень тихо, вместо асфальта – настоящая булыжная мостовая. Здесь невысокие, желто-белые, отреставрированные в стиле нео-классицизма дома, в которых распологаются очень престижные бутики. Около каждого магазина стоит красивый чугунный фонарный столб, светящийся изнутри мягким теплом.
Особенно уютно здесь в дождь. Кажется, будто тут он идёт не так интенсивно, как в других местах, а лишь тихонько постукивает по мостовой. В тот день народа вообще не было, только около «Тиффани» был припаркован блестящий Ауди D3.
Здесь очень, очень тихо.
Cтальные, гофрированные листы неба и туч давили на меня. Как будто нарочно.
Я шёл по переулку, сгорбившись под ливнем. Капли дождя ритмично стукали по пальто.
В магазинах – огромные прозрачные витрины, обрамлённые античными фронтонами. Там вертятся большие, очень большие деньги.
На секунду, я остановился около «Нанопластической клиники доктора Сёдзи». В витрине сидели молодые девушки, белокурые, лощённые. У них были великолепные тела и совершенные лица, слово скопированные с лучших голливудских див, с той же Клер Патрикс или Лалы Мерроуз или с секс-символов НьюроНета. Девушки были живыми, но я их такими не воспринимал. Скорее, забавные секс-роботы, чем люди. Вот Синди, Синди была не столь совершенна, но она была живой. А у этих девушек улыбки были приклееными. Продукт стандартизации всего и вся. Я бы лёг в постель с такой девушкой только после полного обглюка, и то, наверное, всё время бы думал о невидимых механизмах, работающих под её атласной кожей.
Нет, я не ксенофоб. И даже не мегарасист. Я и сам достаточно сильно модифицирован, в том числе и по нано-методам. Но такое полное обезличивание отпугивает и меня.
Но иногда, от совершенной поп-красоты, люди ударяются в другую крайность – становятся нелюдями. Сращивают себя с животными тканями и превращаются в жуткие гибриды – в звероморфов.
Одна из девушек улыбнулась мне всеми тридцатью жемчужинами и поманила меня пальчиком. Заинтересовавшись, я подошёл поближе, практически прильнув к бронированному стеклу витрины.
Нет, спать с такой девушкой – тоже самое что, пользоваться техникой «Сони-Сименс».
Что есть колбасу «Микоян инкорпорейтед».
Что пользоваться «Фильтро-Теком».
Что быть подключённым «Вест-Иеропиен ГлаксоТел».
Что смотреть фильмы «Юнивершел Студиос».
Безопасно. Стандартно. Унифицировано.
Стопроцентно удобоваримо.
Никаких новых ощущений.
Полная попса.
Её подруги хихикнули, когда она прильнула к стеклу как раз напротив меня. Я увидел, как сзади появился одетый в что-то средее между кимоно и униформой охранник. За поясом вместо самурайского меча торчала электродубинка. Он хмуро посмотрел на меня и положил руку на рукоять дубинки. Что-то сказал девушкам. Они засмеялись, а та, что стояла на коленях передо мной, повернулась к охраннику и что-то ему сказала, после чего он удалился. Девушка опять обратилась ко мне.
Я не мог вспомнить её лицо и потом. Слишком оно было… стандартным, правильным, что-ли.
Только глаза… глаза были кристально-серыми, без тени осознанной мысли.
Я не слышал, что она сказала, но прочёл по губам.
«я тебе не по карману, красавчик».
Потом она прильнула губами к стеклу, словно намереваясь поцеловать меня. Её пухлые розовые губы блестели от толстого слоя губной помады. В уголках между губ, блеск даже не расклеился. Её рот приоткрылся, а правой рукой она откинула лямку легкой туники, обнажая одну грудь. Она схватила себя за сосок (я заметил, какой идеальный у неё был маникюр), с силой сжала его и закатила глаза в экстазе. Её подруги уже открыто заливались.
Они все издевались надо мной.
В низу живота у меня что-то словно окаменело.
«хочешь меня, парнишка?» спросила она.
Я наклонил голову, словно оценивая её. Хотел ли я её? Я встал так, чтобы рукоятка писолета, торчавшая из-за пояса джинс, лучше наблюдалась.
Я жутко разозлился, эта тупая тёлка вывела меня из себя, учитывая, что я и так проснулся на… да, пожалуй на взводе.
– Хочу ли я тебя, детка? О да. Я бы тебя сначала трахнул так, что у тебя мозги из ушей бы засочились, а потом… потом прикончил бы тебя. – сказал я и улыбнулся, при этом думая, как смотрелось бы её прелестное личико, если бы по нему полоснуть скальпелем, наблюдая набухающие сферы крови в ране. Девушка аж отлетела от стекла, видимо всё увидев и услышав. Её глаза округлилсь от омерзения.
Я засмеялся, почувствовав, как уходит желание, повернулся, и пошёл прочь от клиники, правда, не забыв показать куклам средний палец.
Когда я шёл, дождь почти закончился, но небо всё ещё было затянуто тёмными тучами. Я шёл, глядя себе под ноги, уже не обращая внимания на другие витрины, шёл и думал, что возможно, в этой клинике оперируются или оперировались мои заказчики.
Мыски моих кроссовок были очень, очень грязными…
Всё ещё реальность.
Я вышел из переулка и свернул за угол, оказавшись при этом на каком-то сраном проспекте. Вдали возвышались скелеты стройки. По сравинительно пустой и мокрой улице ветер гонял пустые пакеты.
Я гордо прошествовал мимо молчаливого вышибалы, торчавшего у входа в бар, сунув ему под нос флайер. С таким же успехом я мог сунуть ему под нос дерьмо, лишь бы там был фирменная голографическая наклейка «Багровой Луны».
В пол-второго в баре было пусто. За единственным занятым столиком сидел мужик, ужравшийся в полное говно. Точнее, он не сидел, а лежал, положив голову на стол, в то время как из его рта сочилась слюна, уже образовавшая приличную лужицу. За его потными космами я сначала не разглядел лицо, но, приметив неизменную деревянную трость у его стула, я мигом понял, кто это.
Скомат, как всегда, стоял за барной стойкой и со скучающим видом полировал шейкер. Никого из обслуги не было видно, так что я примостился на табурете прямо перед ним.
Стояла грустная, пустынная атмосфера. Стойка с бутылками не светилась, все огоньки и иллюминация были погашены, а единственным звуком, нарушавшим тишину, был гул холодильной камеры, доносившийся из кухни. Что и говорить, бар был ночным, и днём посетители редко сюда заявлялись, тем более, что помещение находилось под землёй и мало кому в такое время хотелось сюда лезть.
– Лёха и Ринат в нарды режутся в женском туалете. – заявил Скомат таким тоном, будто я сидел здесь часа три как минимум. «это он об официанте и втором бармене» подумал я.
– В женском? – спросил я.
– Угу, говорят там столик поставить можно.
– А здесь не судьба?
– У них пари без посторонних. – угрюмо ответил он, и тут же спросил. – ты зачем припёрся?
– Как зачем…
– А разве тебе Спайк не сказал, что у нас сегодня санитарный день и всё закрыто? – спросил Ском, удивлённо приподнимая бровь. Выглядело это комично.
– Ском, какой Спайк, какой санитарный день?
– Ды вышибала… Видишь ли, у нас сегодня уборка была. Генеральная. – Скомат стрельнул красными глазами по помещению.
Бар был двухуровневый – нижняя часть, с этой барной стойкой и большим танцполом, вокруг которого к стенам жались столики и диваны, а сама схема помещения была до смешного проста – прямоугольник, без всяких закутков и тому подобного. А на высоте метров пяти распологался своеобразный карниз шириной метров шесть, к котрому от низа вели две лестницы. На карнизе стояли столики, мини-бар и там же было место ди-джея. Сама площадка, идущая по стене этого колодца, каким и являлся бар, была огорожена, чтобы посетители не падали вниз. Хотя… это всё равно случалось. Обычно народ стоял у этой ограды, попивая разные напитки и наблюдая танцпол сверху – причём сделано было так, что ширина площадки была равна ширине зоны для сидящих на нижнем уровне, так что если ты стоял сверху, и перегибаясь через ограду, смотрел вниз, то видел ты в основном только танцпол. Снизу площадку-карниз поддерживали мощные колонны. На потолке, ещё выше второго уровня, находилось световое и музыкальное оборудование. И всё это, как ни невероятно, находилось под землёй.
Все стены были изрисованны граффити, изображавшими то слова, то людей, то сцены из Камасутры, то бои между какими-то людьми и роботами. Это были гигантские рисунки, перемежавшиеся между собой, сплошным узором покрывавшие девитиметровые стены этого колодца. Особенно эффектно они смотрелись сквозь дым и мелькание светомузыки. Вообще, охарактеризовать интерьер «Багровой Луны» можно было одним словом – ретро-индастриал. Цепи, свисавшие сверху, столики и стулья, сделанные будто из ржавых обломков военных машин, общая рыже-металлическая цветовая гамма, брутальные сцены, нарисованные на стенах – всё это когда-то было модно в начале девяностых. Сейчас же, это смотрелось как отзвуки старины…
– Ну-ну. – ответил я.
– Что «ну-ну»? За барахлом своим пришёл? – спросил Ском, нагибаясь и скрываясь за стойкой. Его голос стал глуше. – так вот, хрен что получишь…
– Как это?
– Где твои глаза, парень? Афишу, что ли не видел? – он разогнулся и протянул мне флайер, очевидно нового образца, при этом вытирая руки о свои штаны. Шейкер он уже куда-то дел. Я пригляделся к флайеру. Там было написано – "сегодня выступает MC Void с новой программой «Delirium Dreams». Я поднял глаза на Скомата, не в силах поверить, что парень вот так запросто распорядился моим временем. Что называется, «без меня меня женили».
– Какого хера, Ском?
– Послушай, Войд, мой ди-джей, ну этот, ты его знаешь… – он защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить. – ах да, Кул Эйд, он… скончался от передоза «брутусом». А у меня программа… вот, вспомнил, как ты вчера расписывал свои новые треки, решил, что поможешь. Я всё равно собирался позвонить…
Я вздохнул и пожал плечами, уставившись невидящим взглядом в живот бармену. Как мне всё это осточертело.
– Ну?
– Слышь, Ском, я похож на человека, который выдержит эту ночь? – спросил я.
Глаза Скомата полыхнули красным и он облокотился на стойку, цинично улыбаясь.
– Чё, Синди вчера наподдала тебе жару? – поинтересовался он, гадко облизывая пересохшие губы.
– Не совсем так… – начал я, но потом замолчал, разрешив себе насладиться воспоминаниями о прошлой ночи. До того момента, я держал их на замке.
Да, Синди, Синди была великолепна.
Как чёрный шёлк.
Она была негритянкой, и не то что бы я предпочитал чернокожих, просто в тот вечер,
вчера, а казалось, вечность назад, после моего неплохого выступления в «Арт-Лаундж», когда я на радостях пришёл к Скомату напиться и наширяться, этот добрый чел представил меня Синди.
Правда, к тому моменту в моём желудке помимо водки с ромом, плавали уже две таблетки «эйрбайта» («лёгкого» ЛСД), и я находился во вполне сладостной прострации, достаточной, чтобы лечь в постель хоть с уродливой звероморфшей.
Как я помню, я уже практически растёкся по стойке, чуть не сваливаясь с табурета и предался каким-то приятным грёзам, когда голос Скомата, голос бога, вернул меня из себя обратно на землю. Он сказал:
– Войд, познакомься с совершенно улётной девушкой…
Мои глаза были тяжелы, как свинцовые гири и я с трудом оторвал их от созерцания трещины, пересекавшей лакированную поверхность стойки. Я не помню, что я сказал, но девушка хихикнула. На ней была короткая красная куртка из кожезаменителя, узкие чёрные джинсы, впившееся в её зад и розовые гетры поверх белых кроссовок. Куртка обтягивала грудь Синди и ловила на себя все блики.
Потом, сквозь горящие заслонки фонарей, эта офигительная девушка потащила меня ко мне же домой. Воспоминания от поездки у меня остались самые смутные – «эйрбайт» только начал кусаться и мир вокруг превратился в цветную карусель, круговерть звуков и красок. Огни рекламы около метро совершенно непотребно растекались жирными каплями по полотну моего восприятия, как акварель одного цвета натекает на другой, звуки, звуки растягивались и сжимались, громыхая на самом глазном дне и мучительно отзываясь в зубных коронках… Я помню, как судорожно цеплялся за её плечо, нащупывая спасительный кожзам.
Помнил, как мы встретились со Шкетом и я добавил к коктейлю ещё пару капсул бетафениламина. Для равновесия.
Следующая картинка – я лежу в своей постели, немного пришедший в себя, как раз для того, чтобы накатила вторая волна.
Синди успела стащить с меня джинсы, трусы и майку, и разглядывала меня, маленького и беспомощного, с высоты своего роста. В моём сознании случился проблеск и ртутное море наркотика, уже начинавшее розоветь, отступило перед Синди, как настоящее море отступает перед луной.
Моя луна.
Персональная.
Благостная.
Как она, наверное, контрастировала со мной!
Я – белый, тощий, матовый.
Она – чёрная, крепкая, блестящая…
Как некий райский плод.
Раз – и нейлоновая маечка прорывается, как кожа, под её ногтями.
А я лежал и не двигался, словно парализованный.
Джинсы сползают, зацепляются за трусы танга и гетры, срывая и их тоже.
А внутри, внутри этой фруктовой кожицы – ещё более желанная тёмная мякоть.
Лифчик, она, видимо, не носила из принципа.
Наркотик, экстатическая любовная эйфория, затаился, подобно свёрнутой, но тугой пружине.
Он лежит во мне, ждёт, а пока заставляет губы расплываться в довольной, собственнической усмешке.