Попробуем представить себе, что произошло бы, если бы этот террористический акт состоялся. Итак, 7 сентября иранский самолет падает, предположим, на Вестминстерское аббатство. Даже если бы не последовало никаких заявлений об ответственности, исполнители теракта сразу были бы определены как иранцы (самолет, напомню, компании Iran Air). В это время, как теперь выясняется, некий иранец, сидящий в тюрьме в Германии, скандалит с администрацией, требуя, чтобы его связали с Белым домом, он хочет предупредить о терактах против Нью-Йорка и Вашингтона. Предположим, он имеет четкую задачу – в определенный день начать бузить по поводу якобы известных ему данных о заговоре против США, и допустим, что он говорит об «иранском следе». Пока британцы разгребают завалы и считают убитых 7 сентября, 11 сентября происходят давно запланированные теракты в Нью-Йорке, Вашингтоне и, возможно, в каком-то другом пункте США. (Предположение о том, что американцы в период с 7 по 11 сентября закрыли бы свое воздушное пространство и прекратили полеты на внутренних авиалиниях, я считаю необоснованным: реальные события 11 сентября показали, что США считали себя неуязвимыми и ждали опасности совсем с других сторон, но не с тех, с которых они пришли. И то, что происходит в Европе, включая разрушительные террористические акты и военные действия, их не затрагивает, точнее, не затрагивало.) Обращает на себя внимание то, что в одном из самолетов террористы повязали головы не зелеными, а красными лентами (об этом сообщил кто-то из пассажиров по мобильному телефону). Красный – цвет, небезразличный шиитам (и иранцы, и члены контролируемых ими экстремистских организаций – шииты), он символизирует кровь мучеников Хасана и Хусейна (второго и третьего из шиитских имамов). Правда, тот же цвет значим и для левых в арабских странах.
Теперь давайте представим себе реакцию Соединенных Штатов в условиях, когда четко просматривается мнимый «иранский след». Тут и думать нечего: США наносят сокрушительный и, главное, быстрый удар по Ирану как «государству-изгою». Вспомним, что в реальности после терактов 11 сентября Иран и без того был первым кандидатом на возмездие (или во всяком случае среди первых). Это потом американцы стали называть другие страны.
Далее в той истории человечества, которая уже не состоится, выявляется роль Афганистана – но совсем не так, как это реально произошло. Талибы, которые, как известно, созданы «на паях» Соединенными Штатами, Пакистаном и Саудовской Аравией, в этой несостоявшейся истории встали бы на сторону США в уничтожении баз международного терроризма, источником которого оказывается их враг Иран. И, кстати сказать, другой их враг – Северный альянс, который поддерживается Ираном. К тому времени проведена подготовка к разгрому Северного альянса, он уже реально обезглавлен: за два дня до «теракта века» смертельно ранен авторитетный лидер Ахмад Шах Масуд. Не исключено при этом, что была не одна группа убийц. Движение «Талибан» оказывается (о чем давно нам говорят «прагматики» в США, и не только там) силой, которая защищает стабильность в Афганистане и регионе, а также целостность страны против «иранских террористов».
Не все получилось так, как замышлялось. Но наверняка специфика совершения этой сложнейшей операции состояла, кроме всего прочего, в том, что участники действовали разрозненно, не зная о задачах и даже существовании других, каждый выполняя свою часть работы,
и, наверное, остановить их после того, как что-то не сработало (предположим, не был совершен «иранский» теракт в Лондоне), не раскрывая всей или части комбинации, было уже невозможно. Кто-то должен был убить Масуда, кто-то – дозваниваться до Белого дома, кто-то – ударить по Международному торговому центру, кто-то – что-то еще. Неудавшаяся прокладка фальшивого «иранского следа» парадоксальным образом создала своего рода алиби Ирану.
США сделали паузу. И из-за того, что невозможно проложить несколько взаимоисключающих фальшивых следов (скажем, один след «иранский», другой след «бенладеновский»), в руки ФБР пошла (не могла не пойти), по-видимому, реальная фактура, свидетельствующая о том, что в организации теракта принимали участие неиранские исламисты, – та фактура, которая оказалась бы невостребованной в условиях, когда США и Британия (и, вполне вероятно, все остальные члены НАТО) уже утюжили бы территорию Ирана «томагавками».
А неиранские исламисты, способные совершить подобный теракт и одновременно, что важно, враждебные Ирану, который хотели «подставить», – это исламисты, организованные во всемирную сеть, олицетворяемую Усамой бен Ладеном. ФБР и ЦРУ (а также западноевропейские спецслужбы) хорошо знают (об этом были соответствующие утечки в СМИ в предшествующий период), как выстроена эта всемирная сеть, кто и как ее финансирует и направляет.
Вопрос в том, способны ли США превратить свое знание в действие.
Впервые: НГ-Религии. 2001. 19 сетября
Рыба, поросшая шерстью Эпистемологические заметки о том, как складывалось искаженное представление об исламе в период холодной войны
Многие эксперты, рассуждающие об исламе, – а только ленивый о нем не говорит после террористической атаки 11 сентября 2001 года и последовавшей за ней антитеррористической операцией, – удивятся, когда узнают, что они заняты реализацией директив XXVI съезда Коммунистической партии Советского Союза (КПСС), проведенного два десятилетия назад, в 1981 году.
Именно тогда официальной установкой, обязательной для всех, кто хотел понять и объяснить другим происходившее в Иране – в ходе и результате антишахской революции 1978–1979 годов, в Афганистане – после смещения коммунистического лидера Хафизуллы Амина и начала затяжной войны (декабрь 1979 года), а также в арабских странах, где появились экстремистские и террористические группировки, объявившие себя исламскими и даже истинно исламскими («Исламская группа», «Джихад», «Обвинение в неверии и уход от мира» и другие), обязательной установкой для исследователей и экспертов стала эпифеноменизация ислама1.
Конечно, Л. И. Брежнев, тогдашний генеральный секретарь ЦК КПСС, подобных слов не знал, а если знал, то не употреблял. Но сформулировал установку четко и доступно: «В некоторых странах Востока за последнее время активно выдвигаются исламские лозунги…Главное в том, какие цели преследуют силы, провозглашающие те или иные лозунги. Под знаменем ислама может развертываться освободительная борьба. Об этом свидетельствует опыт истории, в том числе и самый недавний. Но он же говорит, что исламскими лозунгами оперирует и реакция, поднимающая контрреволюционные мятежи. Все дело, следовательно, в том, каково реальное содержание того или иного движения (выделено мной. – А.И.)».
Эту формулу концептуальной эпифеноменизации можно понять адекватно только в случае рассмотрения ее в контексте холодной войны. Прогрессивно все, что направлено против США и капиталистического лагеря. Реакционно все, что направлено против Советского Союза и социалистического лагеря. Хомейнизм антиамериканский, значит, он прогрессивный. Исламские борцы за веру (моджахеды) в Афганистане воюют против Советского Союза, значит, они реакционны. Некие исламские группировки выступают против ориентации ряда арабских стран на советские (коммунистические) модели социально-экономического развития, значит, они реакционны. Какие-то боевики, называющие себя исламскими, совершают теракты против американцев, израильтян и французов где-нибудь на Ближнем Востоке, значит, они прогрессивны.
Пресловутое реальное содержание этих на первый взгляд разных явлений – борьба за национальное и социальное освобождение от ига США и компрадорской вестернизированной буржуазии (например, в случае хомейнизма) и стремление неких реакционных социальных сил – феодалов, той же компрадорской, прозападной буржуазии сохранить старые порядки от наступления социализма (в случае афганского джихада). Но если ислам каким-то образом связан и с тем, и с другим – и с чем-то прогрессивным, и с чем-то реакционным, то из этого факта следует вот эта самая эпифеноменальность ислама.
Ее, эту эпифеноменальность, очень хорошо выразила метафора прикрытия, смысл которой наличествует и в выражении под знаменем. Иными словами, есть некие движения, являющиеся по своему реальному содержанию нерелигиозными – неисламскими (какими угодно – социально-экономическими, политическими, протестными, манипулируемыми и так далее), но они прикрываются исламом (выступают под знаменем ислама). Особо злостные движения (те, которые борются против заведомо хороших и правильных вещей, скажем, социалистической ориентации) исламом маскируются. Эпистемологическим императивом стало следующее. Чтобы понять то или иное движение, объединяющее мусульман и называющее себя исламским, нужно отвлечься от ислама – сбросить внешнее, несущественное покрывало и увидеть предполагаемо настоящие, реальные, действительные, истинные причины, обстоятельства, цели того или иного движения (а равно лидера, организации, ассоциации и тому подобное). Ислам же здесь ни при чем.
И реальность, казалось бы, во многом подтверждала правильность такого подхода. Взять тех же моджахедов в Афганистане. Разве не вооружали их и не тренировали американцы из ЦРУ? Разве не страдал народ Ирана от социального неравенства, разве не нищенствовали массы трудящихся на фоне непомерной роскоши шахского двора? А уж о Ближнем Востоке, казалось, и говорить нечего. Разве не оккупировал Израиль в 1967 году арабские территории? Разве не стремятся государства Запада установить свой контроль за источниками и путями транспортировки нефти? И точно получалось, что реальное содержание движений под исламским знаменем (под исламскими лозунгами) состоит либо в манипуляции мусульманами со стороны неких внешних сил (ЦРУ, к которому добавляли Моссад, MI-5, MI-6 и так далее), либо в протесте против нищеты и эксплуатации, социального неравенства и оккупации.
В 1980-1990-х годах стало складываться целое направление в экспертной мысли, формирующее как общественное мнение, так и подходы к решению практических вопросов внешней и внутренней политики. С полным основанием его можно назвать негативным исламоведением2.
Парадигма негативного исламоведения заключалась в следующем. Потребителю информации (политическому руководству, гражданам) говорили так: вы наблюдаете некое движение (партию, организацию, группу, государство), которое маркирует себя в качестве исламского. На самом деле оно не исламское, оно только прикрывается исламом. Оно или национальное, или протестно-социальное, или искусственно созданное некими силами (обязательно неисламскими), или даже криминальное. Теперь давайте-ка рассмотрим это реальное содержание… И дальше все шло по накатанной колее: нищета (варианты – неравенство, угнетение, оккупация, манипулирование, осуществляемое некими темными силами, и тому подобное) – общественно-политическое движение.
Получалось как в студенческом анекдоте. Студент приходит на экзамен по зоологии, хорошо выучив только один вопрос – о блохах. Ему попадается вопрос о рыбах. Он думает и начинает отвечать: «У рыб нет шерсти. Если бы у рыб была шерсть, то у них водились бы блохи. Блохи – это…» И так далее.
Если кто еще не забыл марксизм, то он может сказать, что это подход марксистский. Бытие определяет сознание, или, в иной формулировке, базис (материальные условия бытия, социально-экономические отношения) определяет надстройку (властные отношения, системы идей, в том числе религиозных и так далее). Но метафора прикрытия предполагает отделенность того, чем прикрывают (или прикрываются) от того, что прикрывают, тогда как марксистский подход предполагал бы наличие некой слитности или, в терминах марксизма, диалектического единства базисных и надстроечных процессов, отношений.
Но в том-то и дело, что рассматриваемый период (конец 1970-х – начало 1980-х годов) стал для советского коммунистического руководства временем разочарования в марксизме (коммунизме) как мобилизующей системе представлений и норм, во всяком случае как системы, подходящей для стран и народов Востока. И как раз исламская революция 1978–1979 годов в Иране стала тем шоком, который заставил изменить отношение к пригодности коммунизма для Востока – принять его непригодность и одновременно признать едва ли не монопольную пригодность для этого региона ислама в качестве мобилизующей системы. Сравнение так называемого антиимпериалистического (читай: антиамериканского) потенциала коммунистических групп (Народной партии Ирана «Туде»), с одной стороны, и исламского движения в Иране – с другой, демонстрировало ничтожность первого – сотни, максимум тысячи участников демонстраций и – буквально потрясающую воображение силу второго – миллионные манифестации, свержение режима династии Пехлеви, располагавшего мощной репрессивной машиной; вызов, брошенный крупнейшей державе мира – Соединенным Штатам, и победа над ней.
Практически не осталось свидетельств этой переориентации, тем более что она осуществлялась по правилам эпохи – скрытно, засекречено, с использованием двойного языка. Да наверняка и не было никаких официальных решений на сей счет. Впрочем, что-то восстанавливается по публикациям того периода, нынешним воспоминаниям активных участников тогдашних событий3.
Обоснование переориентации заключалось в уверенности, что «ислам остается сильным средством воздействия на широкие массы верующих, особенно там, где высок процент неграмотности, где менее всего развиты социально-экономические структуры и высока степень эксплуатации людей»4. Одной из тайн этой переориентации является введение в Афганистан в декабре 1979 года ограниченного воинского контингента – не само введение, а свержение и уничтожение советскими спецподразделениями режима Хафизуллы Амина, что могло быть сделано только по команде с самого-самого «верха». При том, что, по опубликованным воспоминаниям непосредственных организаторов и участников этой операции известно, как происходил штурм президентского дворца в Кабуле и ликвидация тогдашнего афганского лидера; остается вопрос, почему и зачем это было сделано?5 По всему получается, что Советский Союз, стремясь «поправить» исторический процесс, выступил в роли охранителя традиционных отношений, групп, представлений, в первую очередь ислама. Складывается впечатление, что в Афганистане стремились создать исламское движение по типу хомейнистского, победившего в соседнем Иране, но улучшенное по сравнению с ним – контролируемое зависимой от Советского Союза партией (очищенной от «левых уклонистов» НДПА)6.
Эти действия были практической реализацией такого подхода к исламу, который является полной антитезой охарактеризованной выше эпифеноменизации ислама, то есть утверждению его несущественности в тех общественно-политических движениях, которые маркируют себя в качестве исламских. Этот второй подход, наоборот, заключался в принятии эссенциальности (сущностности) ислама для происходящего в особом, «третьем» мире – «там, где высок процент неграмотности, где менее всего развиты социально-политические структуры и высока степень эксплуатации людей». В этом «третьем» мире выделяется его часть – исламский мир, сущностной характеристикой которого оказывается именно ислам7.
В исламском мире все исламское. Так можно сформулировать этот подход, эссенциализирующий ислам. Более того, слово ислам стали использовать как своего рода метафору, подразумевая под исламом все, ныне имеющее место или происходившее в прошлом в исламском мире, – культуру, историю, цивилизацию, искусство, политическую культуру, философию, национальные движения – буквально что угодно8. Не могу не привести пример в некотором роде удивительный, хорошо демонстрирующий, что произошло в трактовке коммунистами ислама, хотя этот пример напрямую не связан с Советским Союзом. Иракский исследователь Хади аль-Аляви9 в середине 1980-х годов опубликовал книгу под названием «Из истории пыток в исламе» (Мин тарих ат-таазиб фи-ль-ислям). Сторонники этого подхода придумали много других удивительных вещей, среди которых есть даже светский ислам…
Таким образом, в первой половине 1980-х годов в Советском Союзе в отношении зарубежного ислама сформировался внутренне антиномичный экспертный подход (с выходом в политическую практику и пропагандистскую сферу), который заключался, с одной стороны, в игнорировании религиозного характера исламских движений, с другой – в абсолютизации или даже приписывании исламского содержания нерелигиозным процессам и явлениям в странах, где ислам является религией большего или меньшего процента населения (так называемый исламский мир).
Этот подход продержался до настоящего времени и стал едва ли не господствующим. Так, парадоксальным образом движению «Талибан», как оно ни старалось (даже, ведя предписанную исламом борьбу против идолопоклонничества и идолов, уничтожило статуи Будды в Бамиане), отказывали в том, что оно религиозное – исламское. Талибы-де – национальное пуштунское движение. Они – креатура Соединенных Штатов, Пакистана и Саудовской Аравии, а их руководитель мулла Омар – офицер пакистанской разведки. Их создали американские корпорации для охраны нефте– и газопроводов. Исламом талибы только прикрываются. Но при этом реакция на разгром движения «Талибан» международной антитеррористической коалицией (Северным альянсом и Соединенными Штатами, которые были поддержаны другими государствами, в том числе теми, где большинство верующих – мусульмане) стала прогнозироваться как исходящая от исламского мира, что, если здраво рассуждать, предполагало бы исламскость движения «Талибан», да заодно и наличие исламского мира.