Ну и что, что Леночка ребенок! И что с того, что она ни в чем не виновата? Виноват ее отец, и он должен ответить, он должен провести остаток жизни в муках.
Она так хочет...
Марину, эту жирную глупую корову, подававшую орудия убийства оперирующему хирургу во время той самой операции, когда умер Игорек, не посадили! Ее даже никто подозревать не стал! Была какая-то шумиха в газетах о следователе, которого застали на месте преступления. Потом коротенькая заметка о другом подозреваемом, будто бы заинтересованном в мести тому самому следователю. А после желтая пресса замолчала вовсе.
Марина исправно ходила к покойному мужу на кладбище. Страдала, худела, угасала, но была на свободе, черт побери!!! И она была жива!!!
С этим надо было что-то делать! Этого никак нельзя было допускать! Она не может приступить к осуществлению второго своего плана, пока первый не доведен до конца.
Жирной точки пока нет! А она должна быть поставлена...
Глава 17
Утром смог от лесных пожаров пробрался сквозь плотно закрытые двери и окна, сквозь все щели в доме, принялся щекотать в носу, першить в горле.
Марина откинула простыню, подняла с подушки отяжелевшую голову.
Нет, так невозможно. Ни спать, ни дышать. Надо выпить воды или морса, который они с Верой Ивановной всегда заготавливали с вечера и студили в погребе. Готовили помногу, литров по пять, будто было кому его пить.
Миши нет. Гостей со дня его смерти они не принимали. Да они и не спешили к ним. Кому охота наполнять чужой печалью свою жизнь? Хорошо еще Дашка вчера со своим Баскаковым пожаловала, выхлебали почти половину, пока сидели все за круглым плетеным столом и строили догадки.
Вспомнив, как они вчера прощались с подругой, Марина впервые за много дней улыбнулась. Хорошо улыбнулась, тепло и с облегчением.
Наконец-то все схлынуло и с нее, и с Даши. Наконец-то! Подозревали друг друга, ненавидели, обижались, дулись и все ждали, когда же кто-то из них сделает первый шаг к примирению.
Нет, Даша, конечно, старалась. В интересах следствия или из-за Марины, но Даша старалась. И звонила, и приезжала. И что-то делать пыталась, игнорируя следователя, которому было поручено это дело.
Марине было тяжело. Ей было почти невозможно ее видеть. В ушах так и звенели ее слова: а ты убей его, если изменить ничего не можешь. Убей его...
И потом ее находят рядом с трупом Миши с пистолетом в руках! Что тут можно было подумать, что? Марина и подумала то же, что и следователи, заключившие Дашу под стражу.
Потом все быстро менялось, обрастало новыми подробностями, новыми заверениями, но боль в душе все равно оставалась.
Как она могла?! Как могла, даже во имя счастья подруги, убить человека?! А у нее она спросила: хочет она или нет избавления от потаскуна Мишки?!
Марина почему-то до последнего думала, что это Даша его убила. Освободили почему? Да, коллеги и все такое. Вытащили просто из каких-то своих соображений. В месть со стороны Баскакова, в чем однажды пытался убедить Марину следователь, она не верила.
Не станет такой человек, как Баскаков, распыляться на подобное. И подставлять себя с убийством не будет. Да и кто такой Миша Лихой, чтобы стать орудием мести в руках у Баскакова? Хотя, может, оборвав ничего не стоящую, по его мнению, жизнь, тот ничем не рисковал…
Все перепуталось в голове Марины за эти последние дни.
А почему Даша отрицает все?
Что скрыла от Марины? Что ей известно?
Застала или нет Мишу живым, о чем они говорили?
Почему погиб почти следом ее Витя?
Есть ли какая-то связь между их смертями?
А может, Витя был знаком с Мишей и сумел втянуть его во что-то нехорошее, оттого тот и погиб?
Какие только мысли не бродили в ее голове, о чем только не передумалось. Обо всем! Обо всем, кроме одного...
Она ни разу не вспомнила про Мишину любовницу, ни разу! Она просто вычеркнула ее из своей памяти раз и навсегда. А зачем было вспоминать о ней? Зачем? Чтобы сделать себе побольнее? Ей и так предостаточно. Ну была какая-то женщина, крутилась у них под ногами. Ну не видел ее никто, кроме Марины и Миши, и что с того? Существовать-то она от этого не перестала. И по-прежнему где-то живет, дышит, строит планы на жизнь, крутит кому-то голову…
Мише насладиться ее прелестями не пришлось в достаточной мере, его теперь нет. Как нет и грязных воспоминаний. Они ей ни к чему.
Ни разу Марина не вспомнила о ней. Ни разу! А вчера Даша заставила. Чуть было в город не потащила ее составлять фоторобот. Хорошо Баскаков вступился.
– Даш, так дело-то к полуночи, – похлопал он ее по плечу. – Завтра день будет. Составите вы этот фоторобот. Пройдетесь по возможным адресам. Я свою охрану могу подключить...
– Ну, уж нет! – дернулась Даша, будто ее по спине кнутом кто огрел. – Помню я твоих работничков! До сих пор голова побаливает.
– Да, Дашка, – вступил Василий Леонидович в разговор. – Ты смотри какую деятельность развернула! Твои коллеги так бы и топтались на одном месте и дергали бы Мишиных родственников по очереди, а ну как кто-нибудь из них подойдет на роль его убийцы... Нет, Дашка, ты молодец. Ешь пирог, говорю, к утру зачерствеет...
Марина глянула на часы. Половина четвертого утра.
Сегодня они с Дашей и ее помощником собрались к ним в отдел составлять фоторобот. Даша уже созвонилась с бывшим начальником. Тот попенял ей за поздний звонок, но потом похвалил, сказал, что такого сотрудника потерял, начал что-то такое намекать на ее возвращение.
Но Баскаков тут же ладони крестом схлестнул и головой затряс:
– Никаких гвоздей, Дарь Дмитриевна! Не вернешься туда ни за что!
– А что же я стану делать? На твоих грядках петуньи разводить? – усмехнулась она. – Я без дела не могу.
– Вот и... И куплю тебе детективное агентство. Мы уже с твоим помощником договорились.
– О как! – фыркнула она.
– Он сказал, что ты хочешь.
– А еще чего я хочу, он не сказал? – препиралась Даша.
Марина, почувствовав, что подруга начала заводиться, вдруг вставила:
– А сейчас мы все просто хотим спать. Давайте расходиться, завтра тяжелый день.
Даша с Баскаковым уехали. Вера Ивановна с Мариной убрали со стола. Василий Леонидович еще долго сидел за пустым столом в темноте. А когда вернулся в дом, то Марина, столкнувшись с ним в коридоре, заметила, что тот снова плакал.
– Так-то, невестушка... – пробормотал он, проходя мимо нее и почти ее не видя. – Так-то... Получается, сынок мой жизни лишился из-за того, что кто-то умер во время операции. Что кто-то вовремя не обратился к врачу. Что кто-то просто взял и заболел в один несчастный для него день.
– Да погодите вы, Василий Леонидович, это всего лишь версия. Одна из версий.
– Нет, Марина, нет. Дашка все так рассказала... Все так объяснила... Я теперь почти не сомневаюсь, что гадина та не просто так возле Мишки крутилась. С целью все было, с одной-единственной целью... Как вот только они заставят ее сознаться?! Это же... Это же недоказуемо, Марина! Никто, кроме тебя, ее не видел, никто! Доктор твой в темноте мало кого мог увидеть! Старуху тоже ни один прокурор не послушает. А тебя... Тебя вон уже саму обвинить пытаются. Как же гадину эту призвать к ответу, как?!
– Будем пытаться, Василий Леонидович, – невнятно проговорила Марина и поспешила поскорее уйти.
Но слышала, как старик, поднимаясь к себе, цепляется за скрипучие перила и горестно ворчит:
– Как представлю себе, что она станет жить дальше. Что будет ездить на своей машине, жрать, спать, любить кого-то... Мне самому хоть в могилу следом за Мишкой!
Умереть следом за Мишей Марине тоже хотелось. И даже знала, как это сделать тихо и безболезненно. Она же медик. Старики остановили. Понимание их. Забота.
– Мариночка, ты не удумай ничего, – сказала как-то вечером перед сном ей Вера Ивановна. – У нас ведь никого, кроме тебя, не осталось.
– У вас же есть родственники, – напомнила ей тогда Марина сквозь слезы. – Они поддержат.
– У нас не осталось никого, кому бы хотелось говорить и вспоминать о Мишеньке бесконечно.
И она осталась. Осталась жить, осталась с ними. И они вспоминали и говорили о Мише бесконечно. С кладбища уходили только для того, чтобы спать дома, прибрать в доме и покормить Василия Леонидовича.
Больше никаких целей в их жизни не было.
Теперь вот она появилась!
Марина со вздохом открыла дверь из комнаты в коридор, сощурилась, тут же закашлялась. Дымом был полон весь дом. Что же на улице? А погреб за углом дома в сиреневых кустах. Туда они убрали оставшийся с вечера морс, в холодильнике места не было. Все было заставлено едой, которую они с Верой Ивановной готовили и которую никто почти не ел.
На улице плотной туманной пеленой колыхался дым, но дышать все равно было чуть легче, чем в доме. Тут еще потянуло ветерком, и, кажется, стало светлее.
Марина, как была, босиком в ночной рубашке, спустилась со ступенек и пошла по сухой, выжженной за месяц траве в сторону погреба. Благополучно дошла до угла дома, свернула. Добралась до погреба. Сняла вдетый в петлю замок. Потянула дверь на себя. И тут вдруг…
Марина, как была, босиком в ночной рубашке, спустилась со ступенек и пошла по сухой, выжженной за месяц траве в сторону погреба. Благополучно дошла до угла дома, свернула. Добралась до погреба. Сняла вдетый в петлю замок. Потянула дверь на себя. И тут вдруг…
Сначала раздался какой-то хруст и свист, будто ветер над ее головой пронесся. Потом треск, словно медведь сквозь кусты пробирался. Возня, матерщина, явно мужик матерился. Вскрик. Точно женский вскрик. И все затихло.
Марина, как стояла, вцепившись в дверную ручку погреба, так и продолжала стоять, боясь шевельнуться. Остолбенела, окаменела, лишилась дара речи… Хорошо, что на ногах устояла.
– Да не бойтесь вы, женщина, все в порядке теперь, – сказал кто-то. – Все в порядке, идемте...
Она оглянулась.
Здоровенный парень с добродушной физиономией, заросшей по самые глаза щетиной, стоял позади нее. Казалось, он вовсе не обращает внимания на молодую высокую женщину, извивающуюся в его сильных руках.
– Ты?! – Марина шагнула вперед, смахнула с лица женщины длинные волосы. – Это ты?!
– Я! Я! Что тебе?! – закричала та слишком громко для такого раннего часа.
Даже плотная пелена дыма не смогла приглушить ее крика, залаяли тут же собаки, загремели ставни, захлопали двери по соседству. Василий Леонидович выбежал на крыльцо с воздушкой в руках, в одних трусах и босиком. Увидал сразу столько народу, засмущался.
– Что тут происходит? Марина? Что?! – это уже Вера Ивановна подоспела, кинулась к ним, вцепилась в невестку. – С тобой все хорошо, Мариночка? Все хорошо? Что случилось?
– Я... Я не знаю! – Она до сих пор ничего не понимала, поочередно рассматривая всех. – Я пошла за морсом. Не спалось. Начала открывать дверь, какой-то шум за спиной. Оборачиваюсь, а там...
Василий Леонидович обошел всю компанию. Остановился перед здоровяком.
– Вы кто? – ткнул он дулом воздушки в накачанную грудь.
– Я Саша, – он не шевельнулся, улыбнулся только, покосившись на дуло, упирающееся ему в сердце. – Вы пукалку уберите, стрельнет, майку испортит.
– А чей ты, Саша? – Василий Леонидович убрал ружье.
– Я работаю в охране Баскакова Захара Валентиновича, – все так же с охотой пояснил он. – Он мне позвонил ночью, велел ехать сюда.
– С целью? – Марина, не отрываясь, смотрела на соперницу. – Ее караулить?
– Зачем ее? Вас всех. Он говорит, не нравится, Саша, мне эта история. Чует сердце, продолжение грядет. Попасись-ка ты, говорит, поблизости. Как бы чего не вышло.
– Хорошо, что не вышло, – кивнула Марина и, неожиданно шагнув вперед, резко ударила женщину раз, другой, третий наотмашь по щекам. – Ты теперь за мной явилась, да?! Что хотела? Что?
– Да поджечь дом она пыталась. – Саша сильно дернул Ладу за руки, заставив угомониться. – Кругом пожары, кто бы стал разбираться, от них сгорел поселок или от поджога. Все грамотно обложила вокруг. А я все наблюдаю за ней. Конечно, я бы ей не дал поджечь, но поймать с поличным стоило. А тут вы вышли из дома. Она на время отвлеклась и за вами. А под рукой ничего. Она камень взяла вон от тех ступенек. Наверное, хотела, чтобы уж наверняка... А то вдруг из дома выскочить успеете. Такая гадина!..
– ...Захар Валентинович, Захар Валентинович, я что хотел спросить...
Ванька лисьим хвостом носился за Баскаковым по территории одного из его предприятий, размахивал кипой бумаг, врученных ему Дашей полчаса назад, и изо всех сил старался казаться серьезным и авторитетным.
А на самом-то деле у-уух!!!
Так и распирало пробежаться вскачь по тротуарной плитке, так и хотелось заорать во все горло от радости.
Шутка ли, все получилось! Все срослось! Здание под офис Баскаков им отдал в самом центре почти. Лицензию выбил. Штат помог укомплектовать. Мебель завез вчера вечером. Даже печать у них есть своя, ого как! И уже завтра! Завтра они могут начать работать с Дарьей! Кажется, даже дело одно наклевывается.
Сегодня звонил Топорков, мямлил что-то про надоедливого мужика и сокровища, которые у него будто бы выкрали, пока он в психбольнице лечился.
– Шутишь! – фыркнула в ответ Даша. – Ты что, решил, что я стану этим заниматься?!
– Не кипятись, Даша, не кипятись. Все не так, как ты подумала!
– А что я должна, по-твоему, думать?! Он ведь псих?
– Ну... Теперь да.
– Что значит теперь?!
– То, что раньше он был вором-медвежатником. И в последний раз сел за то, что обнес квартиру одного антиквара. – Топорков назвал знаменитую фамилию.
– Ого! – Даша заинтересованно присвистнула.
– Вот и я о том же!.. Клиента посадили, потому как наследил он сверх всякой меры, но ничего так и не нашли. Ничего, а там на сотни тысяч долларов добра было унесено. Дядя наш сел. Антиквар со временем смирился и умотал куда-то за бугор. Все забыли и о первом, и о втором. И тут вдруг он ко мне является сегодня и заявляет, что его обокрали, пока он в психушке курс проходил ежегодный. Спрашиваю, чего не побоялся ко мне прийти и заявить о краже краденого? Знаешь, что ответил?
– Что он за это уже отсидел и это все добро уже его?
– Красавица Даша! Ну, просто красавица! И не послал бы я его к тебе никогда, если бы у этого чудика не было фоток. – Топорков глупо хихикнул. – Прикинь, он в своем сарае все это добро примерял на себя и фоткал! Мне ну никак с ним нельзя, Дашенька, ну никак! Одной только писанины горы будут, и все! Ну что, берешь?..
Они решили начать с этого чудака, раз все равно пока заниматься было нечем.
И решили начать уже завтра.
Разве это не ура?! Разве не радость и не удача?!
– Ну что, спрашивай?
Баскаков так неожиданно остановился, что Ванька клюнул носом того в плечо и засмущался.
– Вы мне подпишите вот тут и тут, – он подставил спину горбом, уложив туда бумаги, дождался, пока Баскаков поставит свои подписи. – А вы завтра к нам на открытие придете?
– На какое такое открытие? – брови Баскакова полезли дугой, глаза потемнели. – Почему завтра? Собирались же в следующем месяце!
– Так это... Клиент у нас... – залепетал Ванька, поняв, что проговорился.
– Ох и Даша!!! Клиент у нее! А я не клиент?! – Баскаков ткнул пальцем в кнопку семь на мобильном телефоне, дождался, пока Даша ответит, тут же взревел: – Ну что за сюрпризы, Дашка?! Почему завтра открытие? Обещала же подождать!.. Что?! Ага! А жениться?! Жениться когда будем, фанатичка чертова?! Что? Как, что завтра?! Тоже завтра?!
Баскаков отключил телефон, посмотрел на Ваньку повлажневшими шальными глазами, потом растянул красивый рот в улыбке:
– Женюсь я, Ванька! Завтра прямо и женюсь!
– А чего так скоро-то?
Ванька почесал макушку, озадачился: костюма не было – раз. Белая рубашка валялась в стирке – два. Букет не заказан – три.
– А чего завтра-то, Захар Валентинович? Чего так торопитесь?
– А это, Вань, надо успевать! Надо все успевать, пока... Пока Даша наша не передумала! Клиент у нее, вишь ты...