Здесь нам пришлось расстаться с маленькими пассажирами, которым на прощанье напихали в руки кучу съедобных подарков.
Несмотря на темноту, было ясно, что движение здесь очень интенсивное. В Бологое пересекались основные магистрали, и она была крупной узловой станцией. То, что творилось на железной дороге, напоминало мне центр города в час пик. Эшелоны двигались через станцию непрерывной чередой. За четыре часа, пока наш поезд здесь стоял, мы насчитали пятьдесят составов, идущих к Ленинграду. Со всех сторон неслись перестуки колес и лязг буферов, а их, в свою очередь, заглушали гудки паровозов и команды диспетчера, который умудрялся без компьютера управлять этим сложным хозяйством. Впрочем, комбат мимоходом заметил, что по сравнению с августом на железной дороге успели навести строгий порядок.
По словам Иванова, здесь еще должна быть огромная роскошная столовая, в которой могут накормить сразу целый батальон, но нас туда не повели. По утрам немцы обычно устраивали налет на станцию, и несмотря довольно мощное ПВО им иногда удавалась сбросить бомбы на цель. Поэтому большую часть составов старались отправить затемно.
Дальше нам опять повезло. Везли нас быстро и под бомбежку мы ни разу не попали. Когда рассвело, стало ясно, что мы направляемся не к Ленинграду, а прямо на запад, в сторону Старой Руссы. На первой же остановке я вызвал политрука, который обязан был следить за новостями, и он разъяснил нам текущую ситуацию на фронте.
Наши войска еще три дня назад смогли быстро окружить Старую Руссу, и не захватывая город, продвинуться дальше. Судя по названиям освобожденных населенных пунктов, армия, номер которой мы так и не знаем, вела наступление сразу по трем направлениям: Первое направление на запад, в стороны Сольцы. Второе на север, в обход Ильменя. И третье, скорее всего основное, на юг, чтобы отрезать большой демянский выступ. Вполне возможно, что наша родная дивизия тоже примет участие в предстоящем окружении немцев, и нанесет удар с юга. Тогда мы вполне можем с ней встретиться где-нибудь у Холма.
Как оказалось, в Старой Руссе все еще шли бои, поэтому нас довезли только до поселка Парфино, километрах в пятнадцать от города. Здесь дежурный по составу отдал последнюю команду. - Срочная полная выгрузка. Всем собраться справа по ходу эшелона.
Как только мы закончили с выгрузкой имущества, в наши освободившиеся вагоны стали сажать изможденных людей, которые как будто побывали в концлагере.
Оказалось, что это действительно так. Для ремонта дорог, заготовки дров, и прочих повинностей, фашисты периодически сгоняли население в так называемые трудовые лагеря, являвшиеся настоящей каторгой. Там от тяжелой работы, ужасной кормежки и постоянных избиений люди быстро умирали. На замену погибшим немцы постоянно мобилизовали новых рабов из тех сел, жители которых не ушли в леса. Те двести человек, которые сейчас грузились в эшелон, были узниками в лагерях Большое Орехово и Алексино. После освобождения большая часть из них разошлась по домам, а те, кому идти было некуда, согласились на эвакуацию. После увиденного все бойцы еще сильнее рвались в бой, но как вскоре оказалось, нас ожидало совсем другое предназначение.
Сначала мы нанесли приятный визит в питательный пункт, где изголодавшихся солдат ждал чудесный обед из двух горячих блюд. Затем батальон погрузили в машины и отправили к конечной точке путешествия. Там комбат оставил нас обживаться, а сам помчался на доклад к генералу Масленникову, который, как оказалось, недавно принял командование 39-й армией, к которой мы теперь относились.
Вернувшись, Иванов собрал в штабе ротных на совещание, и вкратце обрисовал ситуацию. Наступление нашей новой армии ведется сразу по нескольким направлениям, и подвижных резервов, а именно так можно назвать лыжников, уже практически не осталось. Направив сюда наш лыжбат, командование потребовало, чтобы его оставили в резерве, и использовали только в случае прорывов нашей обороны и для отражения вражеских десантов.
Сказав это, комбат как-то подозрительно покосился на меня, и я без труда прочел его мысли. - Ну да, станет командующий Фронтом просто так интересоваться судьбой какого-то батальона. Ясно, что во всем виноват этот весьма странный субъект, постоянно сопровождаемый толпой гэбэшников.
Но оказалось, что на этом новости не закончились. Хотя нам и отвели роль заградотряда, но командарм считал наше подразделение самым лучшим из всех что у него были, и попросил Иванова выделить ему роту-другую. Остановившись на этих словах, комбат с гордостью нас оглядел. Имея под командованием целую армию, Масленников тем не менее считал нас значительным подспорьем, было от чего загордиться.
Впрочем, если отбросить эмоции и рассуждать логично, то так оно и было. Зимой нет ничего ценнее подготовленных лыжников, а сколько их в армии? Наверно, штук пять лыжбатов, от силы десять, и большинство из них наверняка необстрелянные. А о нас генерал еще со времен взятия Торопца очень высокого мнения.
Как и следовало ожидать, мою роту трогать не стали, а на фронт отправили вторую и третью. Одна из них направилась на запад, а другая к Ильменю. Вместе с ними ушла часть санитаров и хозяйственников. Своего начальника штаба, которому, как он считал, не хватает боевого опыта, Сергей также отправил воевать.
Хотя Иванов не подавал вида, но было ясно, что ему не по себе. Мало того, что до фронта он так и не добрался, так еще и большую часть батальона отобрали. Но это был для него еще не последний удар. Буквально на следующий день его опять вызвали штаб армии, и оттуда Сергей вернулся мрачнее тучи.
Он собрал оставшихся командиров, мрачно оглядел наши весьма поредевшие ряды, и выложил все, что узнал.
- По плану операции от армии требовалось только немного продвинуться на юг, и там закрепиться, но похоже Масленников слишком увлекся наступлением, проходящим как по маслу, извините за каламбур. Генерал решил проявить инициативу, и продолжить натиск, чтоб отрезать Демьянскую группировку противника. В результате, несколько его частей зашли слишком далеко, и немцы смогли отрезать их от основных сил. Самое плохое то, что подвижных резервов уже не осталось - все брошено в наступление, которое велось сразу по трем направлениям. К счастью, командующий соседней одиннадцатой армии вошел в наше положение, и одолжил десяток танков. Теперь нужно посадить на них двадцать саперов и восемьдесят автоматчиков, желательно опытных и хорошо подготовленных. Естественно, с этой просьбой, заметь, не приказом, а именно просьбой, Масленников опять обратились ко мне. Разумеется, я согласился выделить два взвода из твоей роты. Сам-то ты как, с ними пойдешь?
Вопрос был чисто риторическим. Если роту вынужденно делят на две части, то командиру желательно остаться с большей из них.
-- Формально никакого запрета на мое участие в боевых действия не было, так что пойду.
Комбат в ответ кивнул, не сомневаясь в моем решении. - Приказ я подписал, так что начинай тренировать личный состав к совместным действиям с танковыми экипажами. Потом пусть все хорошенько выспятся, выступать придется ночью. Да, еще учти, что главным в вашем тандеме будет командир танкистов. Наверху решили, что так будет правильнее.
Ясно, что правильнее, зря что ли я настойчиво давал рекомендацию, чтобы пехота придавалась танкистам, а не наоборот. Поэтому вполне естественно, что танковый десант подчиняется танковому командиру.
Видя, что я не собираюсь расстраиваться, комбат выдал еще одну шпильку. - А знаешь, кто у них командир? Тот самый Яковлев, который раньше под твоим началом был. А теперь он тобой покомандует.
- Наш киногерой вернулся? Это очень даже неплохо, лейтенант парень толковый.
Яковлева я нашел в лесочке, где как мне сказали, разместилась танковая рота. Когда я спросил, где ротный, мне показали на закиданный ветками и укрытый масксетью танк, из под которого торчали чьи-то ноги. Вторая машина угадывалась в полусотне метров отсюда, а остальные вообще не было видно. Ну что же, первое впечатление благоприятное.
Выбравшись из-под танка, Яковлев немножко оторопел, увидев меня здесь, а потом восторженно захлопал меня по плечам.
-- Тезка, ты здесь! Значит твоя рота поедет с нами? Здорово, не думал, что мне так повезет.
В новенькой форме, в черных перчатках с большими крагами, Яковлев выглядел молодцевато, хоть сейчас на первую полосу газет. А когда я узнал, что он уже получил старлея, то наступила моя очередь хлопать его по плечам, и радостно кричать.
Но времени на поздравления и ностальгические воспоминания у нас не было, поэтому танкист сразу достал карту и показал маршрут движения. Прорвавшись через линию фронта, мы должны будем, не дожидаясь подхода своих частей двигаться дальше, повернув прямо на юг. Пройти нам необходимо больше тридцати километров, но это по прямой. А если считать изгибы дороги, то получится все сорок.
-- Сейчас окруженные части оттесняют к болоту Ястребец в районе села Глухая Горушка. Но пока мы туда дойдем, они уже могут быть в другом месте. Теперь давай спланируем, что мы должны сегодня успеть. Тебе надо вместе со мной тщательно изучить маршрут и район действий, а десантники распределятся по танкам и выучат основные команды. Это "к машинам", "по местам", ну и прочие. Времени на боевое слаживание и долгие тренировки у нас нет, так что командование правильно сделало, выделив для десанта опытных бойцов. Пока твои хлопцы подтянутся, давай осмотрим нашу технику, а то мне не терпится похвастаться.
Все тридцатьчетверки были новенькими, выпущенными на Сталинградском Тракторном, и согласно правилам маскировки, покрашены в белый цвет. Я обошел вокруг ближайшей машины, осматривая ее как лошадь на ярмарке, и восхищенно цокая языком.
Как и следовало ожидать, броня на машине была усилена. Еще до войны было принято постановление о том, чтобы экранировать все выпущенные тридцатьчетверки. В нашей истории оно так и не было выполнено, но здесь благодаря работе заводчан, и под влиянием моих настойчивых рекомендаций, все новые танки оснащались дополнительными листами брони.
Бросались в глаза непривычные дополнительные топливные баки. Они были выполнены не в форме классических цилиндрических бочонков, а в виде прямоугольных ящиков. Все горючее из них сольют, и затем наполнят песком для дополнительной защиты десанта.
Поколупав ногтем поверхность танка, я повернулся к Яковлеву - Чем красили?
- Известкой, ясное дело.
- До весны не сотрется?
- Оптимист ты, Алекся. За это время любая машина успеет три раза сгореть, так что хотя бы этой проблемы у нас точно не будет. А ты еще залезь наверх, и посмотри внимательно. Там мы след колеса изобразили.
- Ну хитрецы, видимо война научила вас маскироваться.
- Ага, нас научила, а командование пока не очень. В комплект инструментов пилы не входят, и никто их нам до сих пор не выдал. Вот смотри - Яковлев показал свои ладони, покрытые ссадинами. - Пришлось ветки руками ломать. А ведь нас уже бомбили один раз, хорошо, что машины стояли в лесу, и фашисты их почти не видели. Только с одного танка взрывной волной сбросило маскировку, и все лаптежники переключились на него. Но обошлось. Прямых попаданий не было, а осколки танку не страшны. Ну да ладно, перед рейдом нас всем необходимым снабдят. Лекся, ты в башню залезь, посмотри все.
Забравшись внутрь, я включил лампочку, и с любопытством огляделся. До сих пор сидеть внутри тридцатьчетверки мне еще не приходилось. Яковлев вскарабкался на танк, и заглядывая внутрь, пояснял мне назначение различных устройств.
- Как-то здесь у тебя мрачновато.
- А что ты хочешь, машины военного выпуска, сейчас экономят на всем. Вот раньше все внутри красили светлыми тонами, а пол серым цветом. И сиденья обещали устанавливать мягкие да с подлокотниками. А сейчас в танках чего только нету. Фар не хватает, резиновые бандажы для колес на заводе заканчиваются, вместо раций на половине машин стоят только приемники, хотя на счет этого были строгие указания.
Общее впечатление от танка было скорее отрицательным. Внутри оказалось тесно и неудобно, хотя я и разместился в башне один. По сравнению с тридцатьчетверкой, БМП в которой мне когда-то приходилось сидеть, была просторным лимузином. Да и приборы наблюдения тоже не шли ни в какое сравнение. Единственное, что немного выручало танкистов, это командирская башенка. Без нее видимость из башни такая, что без нецензурных слов и не описать. Убедившись в этом воочию, я понял, что за внедрение столь нужного приспособления мне нужно вручить как минимум звезду героя соцтруда.
- Плохо тут, тесно - со вздохом высказал я свое мнение.
- Да ты еще в старых машинах не сидел. Только представь, раньше пушку просто наводили руками, как ружье. Но в общем, я с тобой согласен. Тут конструкторам есть над чем поработать. Кстати, у нас как раз есть новая разработка, идем, продемонстрирую.
Александр повел меня куда-то в глубь леса, рассуждая на ходу о том, где лучше служить. - С одной стороны, сейчас создаются крупные танковые соединения, и хотелось бы принять участие в больших делах. Но с другой стороны, пока наши там в тылу прохлаждаются, мы успеем тут такого наворотить, что им завидно станет.
Таинственной машиной, которую нам дали для усиления, оказалась самоходная гаубица, очень похожую на тот эскиз СУ-122, который я набросал для Куликова. В ней даже имелся спаренный пулемет, как и на моем рисунке, хотя потом я и вспомнил, что на самоходках пулеметы не устанавливали. Быстро же конструкторы подсуетились, только недавно им дали задание, а теперь саушка уже здесь, и готова к бою. Впрочем, в нашей истории прошло всего полтора месяца между принятием решения о создании самоходных артиллерийских установок и началом их серийного производства. Так что ничего удивительного в появлении САУ на фронте для меня не было.
Когда мы подошли к самоходке, вокруг нее валялись пустые ящики, а экипаж был занят погрузкой боеприпасов в машину.
-- Сколько теперь у вас снарядов? - сходу спросил Яковлев у командира экипажа.
-- Тридцать шесть, почти один бэка.
-- Маловато, - задумчиво протянул старлей, и почесав подбородок, повернулся к младшему воентехнику, который только что появился тут как из под земли. - Значит так. Бери грузовик, дуй в гаубичный дивизион, разыщи там начальника боепитания и выбей еще один боекомплект. Если он согласится, то проси еще хотя бы половину. Ну а если откажет, то пригрози, что мы прицепим его гаубицы к танкам, и пусть артиллеристы едут с нами.
Воентехник побежал выполнять приказание, а Яковлев поделился со мной своей проблемой. - Вот видишь, какая неразбериха творится. Секретную машину нам дали, а вот боеприпасов к ней в достаточном количестве выделить не хотят.
- Слушай, а вон там разве не еще одна самоходка стоит? - показал я в сторону зарослей.
-- А, это еще одна странность. Саушка почти такая же, но за линию фронта ее посылать запрещено. Она только поддержит нас огнем во время прорыва. Казалось бы, какая разница, - горячился танкист. - И та машина секретная, и эта. Обе сделаны на основе тридцатьчетверок, и собраны на одном заводе. Раз уж одну из них отправляют в прорыв, то почему нельзя выделить и вторую.
-- Кажется, разница в пушках.
-- Это ты точно подметил. На нашей секретной машине стоит М-30 калибра 122 миллиметра. А на сверхсекретной 107мм. Я такую никогда не видел.
-- Наверно, экспериментальная ЗИС-6.
-- Да нет, мне сказали, что на ней испытывается Ф-42.
-- Ну вот, теперь понятно. Это орудие новое, и немцам о нем знать не положено. Слушай, а экипаж успел освоиться с новой машиной, у них время на подготовку было?
-- Да что там готовиться, их только научили стрелять с закрытых позиций, а так ничего принципиально нового в самоходке для танкистов нет.
- Ну что же, тогда САУ нам очень даже поможет, с таким-то калибром. Кстати, а ты знаешь, как бойцы прозвали эту машину?
- Да нет, я вообще только сегодня о них узнал.
- Это, - я торжественно похлопал по машине, и внезапно запнулся. Зверобоем ее называть пока рано, ведь ни тигров ни пантер у немцев еще нет. - Это "Громобой", вот.
Яковлев окинул взглядом мощный ствол, выглядывающий из рубки самоходки, и одобрительно улыбнулся. - Меткое название, такой как жахнет, мало не покажется. - После чего торжественно продекламировал:
Над пенистым Днепром-рекой,
Над страшною пучиной,
В глухую полночь Громобой,
Сидел один с кручиной.
- Название подходящее, - поддержал нас командир экипажа самоходки. - Что сидите, бегом к старшине за краской. - Это уже экипажу.
- А твоя тридцатьчетверка "На Великие Луки" тоже здесь? - Вспомнил я героический танк, прославленный на всю страну кадрами кинохроники.
- Не, забрали для исследований, это же был опытный экземпляр. Ее конструкторы по винтику разобрали. Хочется на новой машине тоже что-нибудь эдакое написать, но ничего в голову не приходит.
- Действительно, - согласился я. - Лозунг "На Глухую Горушку" или "даешь болото Ястребец" как-то не очень звучит. А ты просто дай танку имя.
- Эээ, а какие бывают имена у бронетехники?
-- Обычно в таких случаях на башне рисуют голову тигра, и дают соответствующее название. К примеру, "Саблезубый" или "Рыжий".
-- Это хорошо. Только пока мы на этой машине никаких подвигов не совершили, будем скромнее и назовем ее просто "Мурзик".
-- Почему именно так?
-- А ты послушай, как мотор работает. Он так приятно урчит, будто кот на печке. Ладно, пойдем дальше, ты еще не всю нашу технику видел.
Еще одним приятным подарком для нашего отряда оказалась самоходная зенитная установка. Она представляла собой легкий танк т-60, у которого вместо обычной башни поставили новую, увеличенного размера, но с открытым верхом. В качестве грозного оружия, долженствующего отогнать стаи пикировщиков от нашей колонны, в ЗСУ запихнули аж целый пулемет. Хорошо еще, что крупнокалиберный ДШК, а не обычный Максим. Умеет же наше руководство выкручиваться из трудных ситуаций. Спустили с самого верха требование - сопровождать танковые колонны зенитными установками, и в ответ какие-то умники сразу же отрапортовали о выполнении. А что, с формальной стороны не придерешься - у этой самоходной установки и гусеницы наличествуют, и танковая броня. Да и калибр пуль не винтовочный.