-- Это хорошо. Только пока мы на этой машине никаких подвигов не совершили, будем скромнее и назовем ее просто "Мурзик".
-- Почему именно так?
-- А ты послушай, как мотор работает. Он так приятно урчит, будто кот на печке. Ладно, пойдем дальше, ты еще не всю нашу технику видел.
Еще одним приятным подарком для нашего отряда оказалась самоходная зенитная установка. Она представляла собой легкий танк т-60, у которого вместо обычной башни поставили новую, увеличенного размера, но с открытым верхом. В качестве грозного оружия, долженствующего отогнать стаи пикировщиков от нашей колонны, в ЗСУ запихнули аж целый пулемет. Хорошо еще, что крупнокалиберный ДШК, а не обычный Максим. Умеет же наше руководство выкручиваться из трудных ситуаций. Спустили с самого верха требование - сопровождать танковые колонны зенитными установками, и в ответ какие-то умники сразу же отрапортовали о выполнении. А что, с формальной стороны не придерешься - у этой самоходной установки и гусеницы наличествуют, и танковая броня. Да и калибр пуль не винтовочный.
Для полноты картины нашему сводному подразделению еще подарили трофейный Ганомаг, чтобы возить в нем боеприпасы. Силы у нас теперь немалые. Тринадцать гусеничных машин, и пара пушек, которые повезут на прицепе - старенькая сорокапятка из нашего батальона и ЗИС-2 неизвестной принадлежности. Чья она была раньше, никто не знал, а наводчика нам тоже выделил комбат.
Показывая все это богатство, Яковлев посетовал, что приказ пришел неожиданно, когда подразделение еще не закончилось формироваться.
- У нас даже несколько человек, из тех, что с июня воюют, отправили в дивизионный дом отдыха на десять дней. Да вот пришлось их раньше срока выдернуть.
- Повезло вам, однако. Настоящий дом отдыха имеется.
- Да какой там настоящий, просто обычные медицинские палатки. Но зато первый раз за последние месяцы бойцы спали на мягких матрасах, с постельным бельем, без обуви, и каждый на отдельной кровати, а не вповалку, как обычно. А главное, утром никто не будил. В столовой хлеб без нормы, да вообще, можно все есть сколько хочешь. Сто грамм, опять-таки, присутствуют. Вернулись ребята оттуда, как в раю побывали, мы сначала не могли им поверить.
Рассказывая, танкист вел меня к очередным сокровищам, которые он с гордостью и продемонстрировал. Чудесные конструкции оказалось невиданными мною доселе бронированными волокушами. Одна из них видимо был собрана наспех, из склепанных стальных листов, и выглядела довольно корявой. Но зато вторая была посолиднее. Ее более толстая броня была собрана из тщательно подогнанных плит, а сварные швы были аккуратными. Закрывалась она сверху не брезентовым пологом, как первая, а металлической крышей с большими люками.
- В них мы запихаем боеприпасы, а продукты, лыжи и прочее разместим в обычных волокушках.
Тем временем прибыли два моих взвода - Стрелина и Свиридова. Они оставили тех бойцов, кто еще окончательно не выздоровел после ранения, и добрали недостающий личный состав из последнего взвода.
Пока солдаты обучались посадке на танк, мы с Яковлевым и его зампотехом отправились к месту будущего прорыва, чтобы все рассмотреть на месте. Погода стояла чудесная, в смысле, висели низкие тучи, и вражеской авиации не ожидалось.
В общих чертах план прорыва был следующим. На этом участке извилистая линия фронта проходила вдоль речки Снежа, причем кое-где немцы были далеко отброшены от берега. Для атаки нам выбрали место, где поблизости целых мостов не осталось, а следовательно у немцев не должно быть средств ПТО. Чтобы отвлечь все вражеские резервы и тем самым расчистить нам путь, сегодня вечером начнется имитация атаки далеко в стороне от настоящего места прорыва. Там уже приготовили громкоговорители с записями громыхания гусениц, а маскировочная рота собрала макеты танков и выставили их практически на виду. С наступлением сумерек включат имитацию гусеничного лязга, а потом начнется настоящая артподготовка. Ближе к утру почти все немцы в округе должны будут стянуться туда для отражения нападения, и тогда наступит наш черед. Выступать лучше перед рассветом, потому что в темноте можно запросто потерять гусеницу.
Естественно, тогда появляется вопрос, как же перебросить танки на тот берег. Правда, река еще в конце октября покрылась льдом, так что не только пехота, но и грузовики по ней проезжать уже могли. Но вот тридцатьчетверки были слишком тяжелыми, чтобы можно было надеяться провести колонну по льду. Если сооружать прочную переправу, то ее заметит немецкая разведка. На свой страх и риск саперы решили пойти по другому пути. Три ночи они таскали в ведрах воду и готовили зимник, стараясь наморозить слой льда потолще. Для ускорения процесса намораживания в качестве арматуры подкладывали ветви, вмерзавшие в лед. Сегодня, как только стемнеет, ледовую дорогу дополнительно выложат самыми длинными и толстыми досками, какие только смогут найти.
Изначально ледовая переправа планировалась для прохода тягачей с тяжелыми орудиями, но теоретически, если верить расчетам нагрузки на лед, танки пройти смогут. В крайнем случае, даже если какая-нибудь машина провалится, ее нетрудно будет вытащить. Из-за аномального понижения уровня воды в этом году, глубина речки подо льдом не превышала одного метра.
Мне эта затея не очень нравилось. Понятно, что многие довоенные рекомендации, в том числе по определению грузоподъемности льда, сейчас пересматриваются, но если менять уставы можно как угодно, то с законами природы такой фокус не пройдет. Впрочем, сегодня уже двадцатое ноября, и примерно в это же время в нашей истории началось движение по Ладожскому озеру. А тут у нас вместо огромного озера маленькая речка, которая у берегов промерзает до дна. Ночи здесь заметно холоднее, чем под Ленинградом, а саперы свое дело знают. По их заверениям, щитовой настил эквивалентен дополнительным двадцати сантиметрам льда, так что беспокоиться незачем.
Внимательно осмотрев местность на участке прорыва, и получив обещание саперов, что все будет готово вовремя, мы вернулись в расположение танковой роты, проверить, как идет подготовка.
-- Так, похоже наша пехота залазить и держаться за поручни научилась, - констатировал Яковлев, - а на практике мы все проверим завтра. Скучно вам не будет, обещаю. Тебе самому когда-нибудь приходилось ехать в составе колонны танков по бездорожью?
-- Не, я только раз ездил на учения в Прудбой, но на колесной технике и в основном по асфальту.
-- А, знакомое место. Мы как раз недавно оттуда. Когда получили матчасть со Сталинградского тракторного, то тоже обучали пополнение в Прудбойском лагере. Но я бы не сказал, что дорога туда очень уж хорошая.
Опять прокололся. Естественно, за полвека, прошедших после войны, многое изменилось.
- Так что, Алекся, - продолжал танкист, не заметив моего смущения, - ждут тебя незабываемые впечатления. Но сильно не огорчайся, сейчас не лето, и по крайней мере, пыль не будет стоять столбом. Да и горючку нам залили самую лучшею, так что сильно дымить не будет.
Отработав взаимодействие, насколько это было возможно сделать за несколько часов, рота отправилась спать, чтобы ночью все были бодрые и свежие. Политрук был этим немало расстроен, так как собирался прочесть лекцию о том, какой великой чести мы удостоились, как лучшая рота в армии.
- Мы действительно рекордсмены? - вяло поинтересовался я. - И по какому же критерию?
- То есть как по какому, - возмутился Коробов моим невежеством. - По самому важному. Восемьдесят девять процентов личного состава - комсомольцы, коммунисты и кандидаты в члены партии. Как мне сказали в политотделе, столько ни у кого нет.
Я отмахнулся от политрука, опасаясь что он опять начнет меня уговаривать писать заявление в партию, и ввалился в штаб батальона, которому суждено скоро совсем опустеть.
Все детали операции уже были обговорены, и осталось только попрощаться. Расторопные Авдеев с Ивановым успели хлопнуть по сто грамм, и теперь изливали друг другу свои горести.
Глядя на них, я удивлялся, насколько два очень похожих человека одновременно могут настолько отличаться. Они одинаково подтянутые, спортивные, в бою отважные без напускного геройства. Возраст и звание также почти одинаково.
Но один импульсивный и предпочитающий быстрые решения, хотя ответственность за батальон и заставляла его сдерживать свои порывы, а другой рассудительный, тщательно обдумывающий свои действия. Разница проявлялась также в отношениях с девушками. Капитан в таких случаях действовал просто - он подходил к понравившейся ему связистке или медсестричке, и спрашивал, когда она сможет освободиться, чтобы составить ему компанию. В случае отказа Сергей брал под козырек, извинялся, и тут же забывал об инциденте. Впрочем, такой случаи были крайне редкими, ибо бравый капитан, да еще с орденами, мог вскружить голову любой барышне. Гэбэшник же, пытаясь что то сказать своей любимой, зачастую терялся и становился косноязычным.
Сейчас обоих командиров роднила горечь расставания, которую они испытывали. Иванов прощался со своим батальоном, и было неизвестно, сможет ли он собрать его снова, а Авдеев оставлял по эту сторону линии фронта свою любовь.
Впрочем, вешать нос раньше времени они не собирались. Оставшись без личного состава, комбат тем не менее не терял надежду возродить свой лыжбат. Он тщательно вел список всех выбывших по ранению, и внимательно следил за тем, чтобы его красноармейцев после выписки направляли обратно в батальон. Сейчас, после переформирования, ситуация несколько усложнилась, но Иванов не собирался сдаваться и рассылал телеграммы по госпиталям и тыловым военкоматам. Не ограничиваясь этим, он подкинул командованию идею выделить ему сотню-другую человек, чтобы научить их хождению на лыжах и прочим воинским премудростям. Его замысел был полнее прозрачным - переманить затем лучших бойцов из учебных рот в свое подразделение. Но выгода была обоюдной - вернувшиеся после обучения бойцы станут костяком лыжных подразделений.
Увидев меня, Иванов грустно улыбнулся. - Ты уже слышал, нам наконец то знамя прислали. Хотели устроить торжество, а тут, сам понимаешь.
Знамя отдельного лыжного батальона было новеньким, рисунок еще не успел поблекнуть. Кроме названия подразделения, на полотнище был изображен красноармеец в зимней форме, валенках и лыжах. Левой рукой он сжимал винтовку, а правой поднимал над головой гранату, хотя художник нарисовал ее так, что она больше походила на бутылку. На мой взгляд, наше знамя было самым прекрасным в мире, и я осторожно поцеловал его в самый краешек.
- Ух ты, у нас есть настоящее знамя, - раздался у меня за спиной голос Леонова. - Мне тоже хочется к нему прикоснуться, только в этой форме нельзя.
Я удивленно обернулся, не понимая, почему гэбэшник брезгует формой, и замер. Передо мной стоял немецкий обер-лейтенант. Под распахнутой шинелью виднелся офицерский китель каким-то крестом.
- Ну, ты настоящий немец.
- Это мне подарок от разведотдела, как никак направляемся в тыл врага. Документик тоже имеется. Мне подобрали удостоверение, где рожа на фотографии похожа на меня. Так что, имей ввиду.
- А фуражку тебе дали?
- Зачем?
- Мало ли какая ситуация возникнет. Если тебе придется изображать из себя тыловика, то в пилотке ты будешь смотреться неестественно.
Не спрашивая меня, откуда такие сведения, Леонов метнулся к двери, чтобы затребовать недостающую часть гардероба, но мы его вовремя схватили за руки. Расхаживать в таком виде было бы весьма небезопасно для здоровья. Накинув полушубок, и заменив холодную немецкую пилотку на зимнюю шапку, лейтенант снова сбегал к разведчикам, и принес фуражку. Еще раз покрасовавшись перед нами в таком виде, он с ненавистью стащил вражеский мундир.
- Каждый раз, как надеваю фашистскую форму, так потом не могу отмыться, - произнес он с ненавистью. - Если бы вы только знали, что я чувствую при этом. Но зато языков в нем брать - милое дело. Да, послушайте письмо, которое я нашел в кармане кителя. Этот обер пишет: "Мы становимся помещиками, приобретаем славянских рабов и делаем с ними все, что хотим." Дальше описывается, как он устраивал порку крестьян в своей деревне Борок.
- Сволочь! - Воскликнули мы одновременно с Авдеевым. Ландышева же выразилась еще более эмоционально и несдержанно.
- Не беспокойтесь, этот мундир сняли с трупа. - Вот смотрите, здесь пятно до конца не отмылось.
С комбатом уже все было обговорено, так что оставшиеся пару часов мы прикорнули, чтобы потом не клевать носом. Только Авдеев решил было последние часы перед расставанием провести за разговором с Наташой, но так как дар речи ему при этом решительно изменял, то из этой затеи ничего не вышло.
Но вот час икс настал, и остатки нашего батальона, погрузившись в машины, отправились к рубежу атаки. Все, что было у комбата из боевого состава - разведвзвод и остатки моей роты, должны были подстраховать нас на случай неудачи. Даже маленькую сорокапятку Сергей не забыл прихватить, хотя атаку будет поддерживать целый гаубичный дивизион.
Не доезжая до Снежи, мы спешились, и перебрались на тот берег. Два десятка саперов, выделенных для десанта, уже ждали нас здесь. Чтобы они не страдали от холода и не демаскировали отряд, комбат щедрой рукой сделав роскошный подарок, экипировав саперов из своих запасов. Так что теперь они выглядели такими же толстыми белыми медведями, как и мы.
Времени у нас было достаточно, и бойцам разрешили перекусить. Но пока мы добирались, каша в котелках замерзла, поэтому пришлось довольствоваться хлебом с сахаром.
Сумерки стремительно сгущались в непроглядную тьму, и вскоре, как нам показалось, с северо-востока послышался гул танковых двигателей. Ветер периодически относил все звуки в сторону, так что я не мог точно сказать, действительно ли это слышу, или мне просто почудилось.
Дальше по плану должна была начаться артподготовка, но вместо этого послышался такой родной, и радующий сердце вой.
- Раисы работают, - радостно воскликнул Иванов, угадав источник звуков.
- Почему не Наташи, - возмутилась на такую дискриминацию Ландышева, - так же гораздо красивее?
- Эрэс, значит реактивные снаряды, - с видом знатока пояснил ей Авдеев. - Но если хочешь, когда вернусь, напишу заметку в Красную Звезду, и там назовем реактивные минометы Наташами.
- А чего ждать, я сама завтра и напишу. А то придумали тоже нелепое название.
- Вообще то, их называют "Катюша", а еще "Андрюша", - попытался я остановить зарвавшуюся сержантшу.
- Слишком много имен, надо оставить только одно. А мне все равно в ближайшие дни делать будет нечего, так что я закончу заметку о подвигах Леонова, и вставлю туда упоминание о гвардейских минометах "Наташах".
- А как же мои подвиги, - воскликнул возмущенный Авдеев.
- Извини Паша, но о нашей роте публиковать информацию запрещено.
- А кто займется литературной обработкой твоей писанины? - поинтересовался я.
- Конечно, Симонов. Ты же сам говорил, что он лучший фронтовой журналист. Я уже посылала через руководство ГБ требование, чтобы именно ему поручили отредактировать "Песенку фронтового жур..., то есть особиста".
Пока шли наши препирательства, заработала артиллерия. Залпы гаубичных батарей, располагавшихся неподалеку, должны были заглушить рокот нашей танковой колонны, и вскоре на том берегу проступил еле различимый силуэт тридцатьчетверки.
Вскоре появилось несколько разноцветных пятен трофейных фонариков, которые покачиваясь, направились в нашу сторону. Прежде, чем начинать рискованную переправу, танкисты проверяли состояние льда.
Убедившись, что трещин нет, Яковлев сел за рычаги легкой ЗСУ, и медленно провел ее по замерзшей реке. Так как ничего страшного не произошло, то он попробовал переправиться на тридцатьчетверке. Включать фару было нельзя, и ориентироваться приходилось при тусклом синем свете ручных фонариков. Машина двигалась медленно, чтобы волновые колебания льда, проседавшего под огромной тяжестью, не привели к образований трещин. На всякий случай, к ней был прицеплен трос, а рядом шагали саперы, держащие наготове доски.
Когда тридцатьчетверка приблизилась, стало слышно, как под гусеницами трещит деревянное покрытие переправы. Но еще более зловещим был хруст льда. Впечатление такое, будто танк ехал по стеклу.
Не знаю, скольких седых волос эта коротенькая поездка стоила Александру, но я весь издергался, и вспотел так, будто пробежал марш-бросок. Даже Ландышева против обыкновения молчала, и пристально вглядывалась в происходящее. Когда машина заехала на пологий берег, для предотвращения пробуксовки засыпанный хворостом, раздался дружный выдох, а Наташа с горечью бросила, - какой сюжет пропадает. Хотя, может, и разрешат написать об этом.
Не обращая внимания на наши поздравления, Яковлев прошел обратно, внимательно все осматривая. Хотя один танк и прошел, но усталостная нагрузка льда вещь загадочная. Нельзя предсказать заранее, сколько еще машин смогут здесь переправиться, одна или пять. Впрочем, для подстраховки ледовых маршрутов было сделано два, и по второму из них поехал помпотех ротного. На этот раз мы переживали не так сильно, и ничуть не удивились благополучному исходу. Еще несколько раз Яковлеву пришлось вести машины, причем в последнюю поездку вокруг танка появилась вода, просочившаяся из-подо льда. Но и в этот раз все пронесло.
Самая трудная часть операции была завершена, и нам осталось ждать. Мы дали немцам шесть часов, предполагая, что за это время они уберутся с нашего пути.
Наконец, ожидание закончилось, и прозвучала команда "по местам". Комбат крепко пожал мне руку, и напутствовал нас словами. - Ну танкисты, давайте. Если что случиться, мы примчимся к вам на помощь.