Клара, не знавшая иных приспособлений для полива растений, нежели старое ведро, стоявшее во дворе Варгаса в дальнем углу, любовалась этим зрелищем, раскрыв рот от изумления. Проследив за ее удивленным взглядом, Монардес впервые улыбнулся и сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматами цветущего сада.
- Вода, моя дорогая карибка - это жизнь. Она изливается на нас с неба, словно дар богов, и наполняет нас. Мы все состоим из воды, - сказал он, постукивая пальцем по руке Клары.
Девушка подняла руку и поднесла ее к самым глазам. Она всё еще никак не могла поверить, что ее рука действительно состоит из воды, и честно призналась в этом Монардесу.
- Твоя кровь, мускулы, даже глаза - всё это наполнено влагой. Если не будешь пить - ты просто умрешь, потому что твое тело не сможет восполнить запасов жидкости, потерянных с мочой и потом.
- Как тот кот, - пробормотала про себя Клара.
- Какой кот?
Рабыня прикусила губу, с опаской глядя на Монардеса. В конце концов она всё же решилась заговорить, хоть и рисковала навлечь этим на себя гнев учителя. Но тот поторопил ее нетерпеливым жестом, и ей ничего не осталось, как ответить.
- Когда я была маленькой, кто-то запер в дровяном сарае кота на целое лето, и никто его не хватился. В сарай за дровами долго никто не ходил, на кухне их было достаточно, и бедный кот так там и умер. Когда слуги его нашли, от него остались лишь кожа да кости.
Монардес одобрительно улыбнулся Кларе, но она, казалось, этого не заметила. Она смотрела вдаль, поверх стены сада, на высвеченный утренним солнцем четкий контур собора.
- У бедного кота были до крови искусаны все лапы, он сам себя за них кусал. Тогда я не могла понять, зачем он это делал, а теперь понимаю. Он пытался пить свою кровь, - произнесла девушка таким тоном, словно слова лекаря помогли ей разгадать некую загадку, над которой она уже давно ломала голову. Она не сказала, что этот кот был ее любимцем, что она плакала от горя, и потом ей несколько недель снились кошмары. Ни о чем таким она ему не сказала, потому что боялась, что лекарь плохо о ней подумает. Ей было известно, что мужчины вообще, а ее хозяин в особенности презирают женщин, не умеющих скрывать свои чувства, и ей вовсе не хотелось оправдываться перед Монардесом за свою вчерашнюю ошибку.
- И как ты думаешь, Клара, почему кот это делал?
- Потому что инстинкт ему подсказывал, где находится ближайший источник воды.
Лекарь одобрительно улыбнулся.
- Воистину так. Природа мудра, намного мудрее нас с тобой. Посмотри вокруг. Все эти растения, как и твоя мать, прибыли из дальних стран. Многие из них происходят из Индий, - при этих словах глаза Клары удивленно расширились, - из тех мест, где совершенно иной климат, и влажность очень отличается от нашей. Там все эти красавицы растут сами собой, совершенно не нуждаясь в нашей помощи. Но здесь необходимо вмешательство человека, чтобы обеспечить им необходимую меру влаги. Ни больше, ни меньше.
- Я думала, что вода дает им жизнь.
- Да, это так, однако во всем необходима умеренность. Если еды слишком много, то можно заболеть.
- Я не понимаю, как может быть слишком много еды, - сказала Клара, качая головой.
Несмотря на то, что Севилья была самым большим и богатым городом того времени, на каждый богатый особняк, построенный за счет золота из Индий, приходились сотни бедных лачуг, где царили нужда и голод. Правда, сама Клара никогда не знала настоящего голода, поскольку выросла в доме богатого купца, который славился своей кухней. Безусловно, самые роскошные яства предназначались для хозяина и его гостей, однако слугам ежедневно полагались хлеб и овощи, два раза в неделю - мясо, а по пятницам - рыба, в соответствии с предписаниями церкви. Тем не менее, Клара насмотрелась на голодных и истощенных детишек, что рылись в мусорных кучах, и привыкла к тому, что для них это самое обычное дело. В их глазах виднелась черная бездна, которую они тщетно старались заполнить. И это была еще одна тема, которую она предпочитала ни с кем не обсуждать.
- Очень даже может быть, Клара. Посмотри на своего хозяина. Болезнь, которая его терзает - как раз и является следствием всего того, что он ел и пил на протяжении своей жизни.
- Откуда вы это знаете? Откуда вы вообще знаете, чем кто-то заболел?
- Потому что этой болезнью страдают только очень богатые люди, причем, именно те, что потребляют слишком много мяса и кое-чего еще.
- И вы всегда с первого раза видите, кто чем болен, учитель?
- Иногда вижу. Однако знания мы получаем не только из личного опыта, но и из прочитанных книг. Таким образом, каждый ученик встает на плечи своего учителя, а потом на его плечи поднимается новый ученик, так и развивается наше ремесло.
Клара медленно кивнула, представив себе огромную башню, составленную из множества людей, стоящих друг у друга на плечах. А что он имел в виду, когда говорил о книгах? Она никак не могла разобраться, что же, собственно, Монардес о них думает. То он говорил, что она вывихнет мозги, если будет слишком много читать, а теперь расписывает, как важны книги для учебы.
Однако ей не пришлось об этом долго раздумывать, поскольку лекарь заявил, что сейчас они займутся садом. Всё утро они провели в прополке и починке канав, кое-где поврежденных порывами ветра, а также собирая в компостную кучу гнилые плоды и пересыпая их черноземом.
- Почву необходимо удобрять, растения нуждаются в этом даже больше, чем в солнце и влаге, - наставлял лекарь.
- Зачем вам их столько, учитель?
Монардес в это время, стоя на коленях прямо на земле, привязывал к шпалере стебель какого-то вьющегося растения. Покончив с этим занятием, он сделал широкий жест, призывая ее посмотреть вокруг.
- Посмотри: вот это - кникус, он незаменим при астме и лихорадке. А вот эти длинные, уродливые стебли - черный паслен. Нет ничего лучше для смягчения сухой шелушащейся кожи. А вот здесь - чеснок, кассии, тысячелистник... Каждому из них можно найти по меньшей мере одно, а то и несколько применений, что немало облегчает нам жизнь. Сколько раз крестьяне пускали огонь по сжатому полю, полагая, что уничтожают лишь бесполезные сорняки; а ведь сколько при этом гибнет полезных растений, которые могли бы спасти жизнь их детям. Если бы они только знали...
Неожиданно он споткнулся и чуть не упал; Клара едва успела его поддержать. Ей это стоило немалых усилий, поскольку старик, несмотря на кажущуюся хрупкость, оказался невероятно тяжелым.
- С вами всё порядке? - спросила девушка, обеспокоенная, не случился ли у лекаря солнечный удар.
- Такому старику, как я, уже тяжеловато работать в саду, - заметил он. - Теперь каждое утро это будешь делать ты - под моим руководством. А после обеда мы начнем наши уроки.
На обед у них был суп и вареные речные раки, которые вскоре после полудня принес разносчик. Но настоящая работа началась для Клары после обеда, когда Монардес велел ей сесть на стул и прилежно внимать всему, что он будет рассказывать о различных видах медицинской практики. Для Клары здесь обнаружилось немало интересного - скажем, вводная лекция о строении человеческого тела, которую учитель сопровождал красочными рисунками. Другие предметы - такие, как история медицины или основы человеческой психологии - показались ей малопонятными и откровенно скучными. Самым же полезным для нее оказался урок, во время которого Монардес объяснил, как при помощи пестика выжимать сок из листьев папоротника Венерин волос, который потом надлежало смешать с жиром и некоторыми другими компонентами, чтобы в итоге получить мазь для лечения подагры. Объяснив ей всё на словах, лекарь потребовал, чтобы она приготовила мазь своими руками.
Рабыня долгое время колдовала в поте лица, пока, наконец, не представила весьма довольному старику результат своих упорных трудов.
- Неплохая работа, - одобрил Монардес, поднося пузырек к своему длинному носу и принюхиваясь. - Для первого раза совсем даже неплохо. Хотя, пожалуй, многовато солей меди.
- С вашего позволения, учитель, мне пора идти, - сказала Клара, всё еще не решаясь задать вопрос, который готов был сорваться с ее губ. Она набросила на плечи плащ, собираясь уходить. На улице уже сгущались сумерки.
Однако Монардес догадался обо всем сам и протянул ей пузырек.
- Каждое утро и каждый вечер набери немного этой мази в ладонь, примерно размером с крупную миндалину. Нанеси ее на ногу хозяина легкими круговыми движениями, пока не впитается. Но не забудь сначала вымыть и вытереть ему ноги, чтобы подготовить кожу.
- А ему не будет больно? Он всегда стонет от малейшего прикосновения.
- Ах, девочка моя. Он будет вопить, как сам дьявол, и требовать, чтобы ты прекратила. Но ты не слушай.
Клара кивнула, хотя понятия не имела, как ей это удастся. Она направилась к двери, но прежде чем выйти, повернулась к старику. Тот сидел за большим столом и, похоже, был занят разжиганием угольков под стеклянной ретортой с зеленоватой жидкостью. Клара поколебалась, прежде чем заговорить, тщательно подбирая слова.
Клара кивнула, хотя понятия не имела, как ей это удастся. Она направилась к двери, но прежде чем выйти, повернулась к старику. Тот сидел за большим столом и, похоже, был занят разжиганием угольков под стеклянной ретортой с зеленоватой жидкостью. Клара поколебалась, прежде чем заговорить, тщательно подбирая слова.
- Учитель, я могу прийти завтра?
Настала длительная тишина, прерываемая лишь бульканьем варева, которое как раз закипело. Этот звук, похоже, поглотил всё внимание лекаря, и, не отрывая взгляда от реторты, он произнес:
- Приходи прямо с утра. Будет много работы в саду. И еще, Клара...
- Да, учитель?
- Ты ещё не прошла испытание.
XIII
Санчо мчался по пустынным улицам прочь от "Красного петуха", промокший до нитки, источая нестерпимый винный дух. Когда его возбуждение и страх немного улеглись, уже забрезжил холодный рассвет. Парнишка прошмыгнул в переулок Наковальни, где кузнецы уже встречали первый свет зари многоголосым перезвоном.
Он недоверчиво косился на местных кузнецов, и они отвечали ему столь же угрюмыми взглядами, а то и грозили тяжелыми молотками. Но его всё это не слишком беспокоило: в тепле от кузнечных горнов промокшая одежда высохнет в мгновение ока. Да и сейчас было совсем не холодно, но промокшая ткань никак не хотела сохнуть и, пропитанная кислым вином, прилипала к коже, отчего та начинала неприятно зудеть.
"Единственное, что принадлежит мне в этом мире - вот эти промокшие тряпки", - уныло думал он, бесцельно бродя по улицам. Эти улицы, на которых в течение многих месяцев протекала вся его жизнь, теперь казались чужими, враждебными. Только теперь Санчо ощутил, что у него больше нет ни куска хлеба, ни угла, чтобы преклонить голову.
- Эй, смотри, куда прешь! - рявкнул кто-то над самым ухом.
Оказалось, что Санчо, задумавшись, столкнулся нос к носу с каким-то малолетним носильщиком, искавшим работу. Ему было не более восьми или девяти лет, и Санчо, налетев на малыша, сбил его с ног. Корзина мальчишки оказалась как раз между ними, и Санчо вцепился в нее обеими руками.
"Так просто убежать с ней и затеряться среди переулков. Это быстрый заработок, всего через несколько часов у меня была бы горячая пища".
Мальчишка уже поднялся, вцепился в корзину обеими руками и пытался отнять ее у Санчо, отчаянно стиснув губы. Его костлявые руки дрожали от напряжения. Для носильщика нет греха хуже, чем вернуться без корзины. Брат Лоренс устроил бы Санчо за это серьезный нагоняй, а менее понимающий работодатель мог бы спустить с неосторожного шкуру. Тельце в синяках и наполовину разорванное ухо мальца указывали, что хозяин его корзины не был слишком терпелив.
- Отдай! Она моя, козёл! - крикнул он, почти плача.
"У него даже нет сил, чтобы отобрать у меня корзину. Он всего лишь вшивый и голодный сирота с разодранными коленками и покрасневшими от холода руками. Как и я".
- Возьми, и не отпускай ее больше так запросто, - сказал Санчо, разжимая пальцы. - Иди на площадь герцога де Аркоса. По средам там ярмарка канатных мастеров, и свертки будут не слишком тяжелыми. Самое то для мальчонки вроде тебя.
Мальчик, чуть не свалившийся на задницу, когда Санчо разжал пальцы, ударил его ногой в голень и убежал.
- Я всё равно сильнее тебя, придурок!
Потирая ноющую ногу, Санчо улыбнулся. Мальчик убежал в направлении, которое он ему указал. Может быть, для этого смельчака все-таки еще оставалась надежда.
Когда солнце поднялось над крепостными стенами, юноша решил, что для него наступила пора перебраться через них и исчезнуть из Севильи на несколько часов. Он боялся, что Кастро заявит на него альгвасилам за разгром погреба. Вероятность того, что стражи порядка будут усердно его искать или смогут узнать, была просто смехотворной, но Санчо казалось, что преступление буквально написано на его лице, вдобавок к окрашенной красным вином одежде.
Санчо выбрался из города через Зубчатые ворота. Недалеко от стен Бетис образовывала несколько тихих заводей, где он мог постирать свои лохмотья, не боясь, что его заметят. Раздетый, окоченевший от холода и голодный, он прятался в камышах, пока рубашка и штаны сохли на ветвях. Он попытался поймать одну из плававших близко к берегу рыбешек, но без сети и удочки они лишь проскальзывали у него между пальцев. В конце концов он одним махом выхватил из воды одну, размером меньше большого пальца. Рыбешка упала, прыгая по камням, и Санчо накинулся на нее. Он проглотил ее в два укуса, ощутив косточки и вкус ила. От убогого обеда живот свело.
Ему было нечем больше заняться, кроме как думать, а единственную компанию ему составляли квакающие лягушки, поэтому в голове теснились мысли о недавних происшествиях. Считанные недели отделяли безопасный сон в приюте и ежедневный заработанный хлеб от бесконечных побоев и, наконец, побега без какого-либо будущего, при первых осенних холодах, принесенных ветром с гор.
Он подумал о брате Лоренсо, которого ненавидел за то, что отправил в трактир к этому животному Кастро, и ему стало стыдно при мысли, что монах мог увидеть его таким, голым среди камышей. Он вспомнил о Кастро и ощутил легкие угрызения совести за уничтожение его средств к существованию. Вспомнил о Гильермо Шекспире и истории про Робина Гуда, и раскаяние испарилось, ведь он, как и герой рассказа, отплатил преступнику по заслугам. Вспомнил о Бартоло, предложившем обучить его воровству, и пожалел о безумстве, к которому его подтолкнули обстоятельства.
- Лучше спать под открытым небом, чем терпеть побои, - сказал себе Санчо, пытаясь взбодриться, и стал растирать руками тело, чтобы согреться.
Оттуда ему был виден монастырь Святой Марии, стоявший на противоположном берегу. Незадолго до полудня перед его укрытием проехало несколько закрытых карет с богатыми сеньорами внутри, направлявшимися к мессе. Санчо не мог отвести взгляд от ярких экипажей и всеми фибрами души пожелал уравновесить чаши весов, как это делал Робин Гуд. Вырвать из рук тех, у кого было в избытке то, в чем другие отчаянно нуждались.
Он провел ночь в водостоке у крепостной стены, едва сомкнув глаза. Находиться снаружи в темноте было очень опасно. Немало одиноких путешественников прибывали в Севилью после заката, они находили все двери закрытыми и им негде было переночевать. Многие заканчивали раздетыми в канаве или плавающими в Бетис с перерезанной глоткой.
Санчо удалось поспать пару часов, когда его разбудило блеяние отары овец на другом берегу реки. Он вылез из ямы, цепляясь пальцами за землю, сломанные ребра болели. Снова зажав бок рукой, он побрел к Ареналю. На противоположном конце гигантской площади, рядом с верфью Атарасанас, каждый день размещался блошиный рынок.
Пришло время найти Бартоло.
XIV
Санчо никогда раньше не был на блошином рынке. Брат Лоренсо запрещал ему искать там работу, поскольку рынок славился как место, где воры избавлялись от краденого, и можно было столкнуться с чем угодно. Он ожидал, что это будет опасное место, полное мрачных лиц и шпаг, с легкостью выскакивающих из ножен, но обнаружил лишь еще одно место торговли, каких в Севилье имелось множество, всего лишь продолжение Ареналя, только жалкое и нищенское.
Разочарованный, он бродил среди лотков, наполненных старым хламом, поношенной одеждой и жалкой едой. Покупатели глазели на товары, редко спрашивали, а покупали еще меньше. Сидевшие же сложа руки продавцы не торопились помочь Санчо.
- Я ищу карлика Бартоло. Вы его не знаете? - спрашивал он у каждого прилавка.
Продавцы показывали на него пальцами, громко смеясь.
- Слепая курица!
- Ну и дурак!
Один из них крикнул "Пошевеливайся!" и швырнул в него гнилой салат, Санчо отпрыгнул назад, чтобы от него уклониться. От толчка он упал на задницу, от чего швырявший расхохотался, хватаясь за живот со слезами на глазах. Разъяренный Санчо собирался подняться, когда вдруг почувствовал на спине чью-то руку.
- Пусть это будет твоим первым уроком, малыш. Помни, самое первое, чем тебе необходимо обзавестись - это еще одна пара глаз, только на затылке.
Санчо обернулся - и встретил веселый и умный взгляд знакомых глазенок Бартоло, смотрящего на него с доброжелательным любопытством.
***
Эта жизнь началась для карлика в те далекие дни, когда ему было примерно столько же лет, сколько теперь Санчо.
С самого раннего детства он знал, что не похож на других. Его воспитывала мать, любившая его беззаветно, что, согласитесь, нечасто встречалось в те времена. У него было два младших брата - оба вполне нормальные - с которыми он играл на улицах Кадиса, своего родного города. Отец был гончаром, и это ремесло позволяло семье жить безбедно. Бартоло, как мог, помогал отцу в мастерской, хотя в его коротких ручках было слишком мало силы, чтобы вылепить большую амфору, какими славилась мастерская отца. Однако его силенок вполне хватало для того, чтобы делать изящные вазы и кувшины.