— Как она здесь оказалась? — спросил Халупович, обращаясь к нему. — Кто ее сюда послал?
— Не знаю, — чуть виновато произнес Трошкин, — я был в столовой. Не знаю, Эдуард Леонидович…
Очевидно, на его самочувствии сказывался и только что съеденный обед, который давил на желудок и в сочетании со зрелищем погибшей вызывал неприятные ощущения.
— Нашел время обедать, — презрительно процедил Халупович. — Вызовите милицию, сообщите в прокуратуру. Это не шутки. У нас здесь действует маньяк. Шальнев, распорядись, чтобы никого не выпускали из здания. Даже если у кого-то начнутся роды, то и тогда не выпускать. И пусть составят список всех, кто уже покинул здание.
— Хорошо, — кивнул Шальнев и поспешил вниз, чтобы вызвать милицию и предупредить охрану.
— Уберите мой платок, — попросил Дронго, — иначе мне трудно будет объяснить сотрудникам милиции, почему он лежит рядом с убитой.
— Трошкин, забери платок, — равнодушно махнул рукой Халупович. Он искал сигару, но не находил.
Трошкин растерянно потоптался на месте, затем посмотрел по сторонам. Достал из кармана свой платок, он накрыл им скомканный, в крови платок Дронго и, осторожно подняв его, понес в сторону туалета.
— Подождите, — остановил его Дронго, — если вы хотите выбросить эти платки в урну в туалете, то лучше этого не делать. Если их найдут, то нам трудно будет оправдаться.
— Что же с ними делать? — жалобно спросил Трошкин.
— Лучше сожгите, не нужно их оставлять где бы то ни было.
— Хорошо, сожгу, — согласился Трошкин и вдруг заметил, что кровь проступает сквозь его платок. Ему начало казаться, что у него липкие руки. Он разжал пальцы, и скомканные платки упали на пол. Трошкин посмотрел на них, еще раз взглянул на убитую и неожиданно покачнулся. Его вырвало. Он не успел даже добежать до лестничного пролета. Сотрудник охраны брезгливо отвернулся. Халупович поморщился.
— Извините, — лепетал дрожащий Трошкин, — извините, пожалуйста.
В этот момент на четвертом этаже послышались шаги: кто-то спускался. Халупович поморщился. Придется объяснять, что здесь произошло. Хорошо еще, что сотрудники института не могли здесь появиться. Шаги приближались.
Дронго отвел глаза от растерянного Трошкина. Даже для нервов очень подготовленного человека сегодня произошло слишком много событий. Он поднял голову. Судя по всему, сверху спускалась женщина. Если она увидит эту картину, ей наверняка станет плохо. Он хотел подняться, чтобы встретить спускающегося человека. Это действительно была женщина. Он вдруг узнал эти полусапожки и замер, ожидая, когда она спустится. Женщина наконец показалась на верхней лестничной площадке. Это была Оксана Григорьевна. Очевидно, ей уже было известно, что здесь произошло. Поэтому, не глядя на погибшую сверху, она продолжала спускаться. Потом наконец посмотрела на Ольгу — спокойно, без отвращения. Смотрела так, словно изучала неизвестный объект.
«Наверное, она частенько сталкивается с подобным», — подумал Дронго.
Оксана перевела взгляд на Дронго, потом на Халуповича:
— Ее убили или она сама упала?
— Убили, — ответил Дронго, — ее убили. Кто-то нанес ей удар и столкнул вниз.
— А где девочка?
— Ее нигде нет.
Оксана спустилась еще на несколько ступенек. Обратилась к Халуповичу:
— Может, у вас есть личный враг? Который ненавидит все, что с вами связано?
— Откуда у меня такой враг, — пожал плечами Эдуард Леонидович. Он взглянул на погибшую и, не выдержав, закричал: — Трошкин, забери, наконец, платки и принеси какую-нибудь простыню или скатерть, чтобы закрыть погибшую.
Трошкин, которого подхлестнул этот крик, схватив платки, побежал в столовую. Оксана покачала головой. У всех сдавали нервы.
— Она тоже была твоей любовницей? — поинтересовалась Оксана.
Даже Дронго поморщился. Эта женщина была не просто жесткой, она была жестокой.
— Тебе нравится мое состояние? — скривил губы Халупович.
— Ты сам загнал себя в эту ловушку, — безжалостно продолжала она, — поэтому не думай, что вызовешь у меня жалость. Ты уже распорядился, чтобы позвонили в милицию?
— Да.
— Можно заодно позвонить и в прокуратуру. Такие дела обычно расследуют сотрудники прокуратуры.
— Обязательно. Тебе не терпится увидеть здесь своих коллег?
— Они все равно приедут.
— Что они могут сделать? — вздохнул Халупович. Он подошел к одному из сотрудников охраны, стоявшему около тела, и неожиданно попросил у него сигарету.
— У меня наши, российские, Эдуард Леонидович, — виновато ответил сотрудник.
— Какая разница, — протянул руку Халупович. — Думаешь, я всегда курил только сигары?
Он нервно закурил.
— Скорее всего, убийца еще не покинул здание, значит, он здесь, — резонно заметила Оксана Григорьевна, — твоя секретарша сказала мне, что погибла ее напарница. Упала с лестницы. И я сразу поняла, что это не случайность. Выходит, у тебя есть недоброжелатель. Он был у тебя дома и пытался тебя отравить. Потом похитил и, возможно, убил девочку, чтобы подозрение пало на тебя. А теперь убил твою секретаршу. Может, он хотел убить ее, чтобы причинить тебе боль. Может, он считал, что обе твои секретарши — близкие тебе люди.
— Расскажешь об этом следователям, — нервно предложил Халупович.
— Мне кажется, вы опять немного торопитесь, — сказал Дронго. — Дело в том, что убийца еще должен был каким-то образом проникнуть в квартиру. Затем оказаться в здании и куда-то спрятать труп девочки, если он ее действительно убил. Причем, непонятно, почему он ждал сегодняшнего дня, когда мог сделать это вчера вечером. Ведь вчера девочка оставалась до десяти часов вечера в этом здании, а людей здесь было мало. И наконец, при чем тут Ольга? Даже если кто-то хочет испортить жизнь Эдуарду Леонидовичу, то и тогда нелогично убивать его вторую секретаршу. Скорее, убили бы Нину, или Трошкина, который является его правой рукой или левой ногой, как вам больше нравится.
— И вы знаете, кто это сделал? — обернулась она к Дронго.
— Нет. Но хочу обратить ваше внимание, что в числе подозреваемых могут быть уже знакомые нам лица.
— В каком смысле?
— Это могла сделать Элга Руммо. Она была в туалете, который находится в конце коридора, как раз рядом с лестницей. Отсюда спуститься можно за полминуты. У следователя может вызвать подозрение тот факт, что она пошла в туалет, находящийся в коридоре, а не воспользовалась комнатой отдыха Халуповича. Я понимаю, что она не подозревала, что там есть туалет, в отличие от нас с вами. Но, тем не менее, она вышла. Под подозрение попадает и Фариза Мамаджанова, которая вышла раньше Элги и могла спуститься на первый этаж по лестнице, а не воспользоваться лифтом. И, наконец вы, Оксана Григорьевна.
— Все, кроме меня, — усмехнулась женщина.
Улыбка у нее была хищная и приятная одновременно. Около губ появлялись жесткие складки. Дронго заметил, что у нее были красивые зубы. Мелкие, ровные.
— Почему такое исключение?
— Вы знаете, что я пошла в комнату отдыха, чтобы привести себя в порядок. Поэтому вряд ли я могу попасть в категорию подозреваемых.
— При желании можно предположить, что вы устроили все так, чтобы иметь алиби. Прошли в комнату отдыха, уже зная, что там есть дверь в коридор. Поэтому вы вышли, прошли к лестнице, убили Ольгу и вернулись обратно. Для этого нужно не так уж много времени. Надо только проследить, чтобы дверь, ведущая из комнаты отдыха в коридор, не закрылась. Но и здесь можно что-нибудь придумать.
— У вас богатая фантазия, — нервно сказала она. — Я бы на вашем месте начала писать книги. Могут получиться неплохие детективы. Но могу вас разочаровать. Я не убивала эту молодую женщину. Я не была с ней знакома до сегодняшнего дня и у меня не может быть никаких видимых причин желать ее смерти.
— Хватит, — Халупович докурил сигарету и выбросил окурок вниз; — Скоро вы начнете обвинять друг друга. Что я должен говорить? Как мне быть?
— Позвони своему следователю, — настойчиво предложила Оксана Григорьевна, — попроси, чтобы она приехала. Других вариантов быть не может.
— Похоже, — вздохнул Халупович, — мне нужно было сразу тебя послушаться.
Снизу раздался громкий голос Шальнева:
— Милиция приехала. Они сейчас поднимутся наверх. И наш кинолог с собакой тоже здесь.
— Ну вот и все, — невесело произнес Халупович, — теперь меня арестуют и я буду главным подозреваемым. Кажется, наше расследование закончилось, не успев начаться, — сказал он, обращаясь к Дронго.
— Не думаю, — возразил Дронго. — Все только начинается. Кстати, я хотел у вас спросить, где Фариза и ее брат?
— Я приказал охране их пропустить, — устало ответил Халупович, — сказал, чтобы они поднялись ко мне в кабинет.
— Странно, — сказал Дронго, — когда мы с вами выходили из приемной, они еще не поднимались. Интересно, где они задержались?
— Странно, — сказал Дронго, — когда мы с вами выходили из приемной, они еще не поднимались. Интересно, где они задержались?
— Наверное, ему оформляли пропуск. Он хоть и офицер милиции, но у нас правила одни для всех. К тому же, после исчезновения девочки я приказал охране предельно внимательно относиться ко всем входящим и выходящим.
Внизу послышались шаги и голоса. Это поднимались сотрудники милиции. Халупович посмотрел вниз. Потом снова взглянул на Ольгу.
— Бедная девочка! — прошептал он. — Это все из — за меня. Из-за меня!
Глава тринадцатая
К месту, где лежала убитая, подошли сразу шесть или семь человек. На лестничной площадке стало тесно. Один из прибывших начал щелкать фотоаппаратом. Появившийся наконец Трошкин так и остался стоять со скатертью в руках. Среди сотрудников милиции было несколько офицеров, и они сразу приступили к допросам, потребовав освободить для них несколько кабинетов на втором этаже. Халупович впал в прострацию. Вернувшись в кабинет, он сел на диван и попросил Нину принести ему крепкий кофе. Он молча курил сигару, не обращая ни на кого внимания. Нина, успевшая несколько раз размазать тушь с ресниц по всему лицу, а затем стереть ее, была с опухшими красными глазами и дрожащими руками все время поправляла очки, словно они могли упасть с ее красивого носика.
— Послушай, Нина, — неожиданно обратился к ней Халупович, — когда Шальнев сказал нам об Ольге, ты крикнула, что что-то знала. Что именно ты знала? Как это понимать?
Нина молчала. Она стояла перед ним и молчала. Она держала пустую кофейную чашечку с блюдцем, и было слышно, как позвякивала чашка в ее трясущихся руках.
— Я ошиблась, Эдуард Леонидович, — очень тихо ответила Нина. — Я подумала, что к нам проник посторонний. Я думала, что кто-то чужой оказался в нашем здании.
— Ну и что? — не понял Халупович. — Даже если кто-то и оказался, что тогда?
— Никто в наше здание не входил, — тихо произнесла она, — никого из посторонних здесь не было. Я все узнала, — она неожиданно посмотрела на Фаризу, сидевшую за столом. Халупович понял ее взгляд и поморщился.
— Ее брат — офицер милиции. И сюда он не входил, — сказал Эдуард Леонидович, — это совсем не то, что ты думаешь. Свари нам кофе, — разрешил он наконец Нине выйти.
Дронго видел состояние Халуповича и тревогу его секретарши, но понимал, что вмешиваться в работу сотрудников милиции не нужно. Они должны провести определенные следственные действия. К тому же, милиция обычно не любит, когда посторонние вмешиваются в их дела.
Даже Оксана Григорьевна — и та чуть успокоилась и, поднявшись в кабинет, села на прежнее место за столом, не решаясь больше раздражать Эдуарда Леонидовича язвительными репликами. Так они и сидели — три испуганные женщины за столом, Дронго и Халупович на диване. Фариза пояснила, что ее брат ушел, он не захотел оформлять пропуск в здание, поэтому они поговорили на улице. Внизу сотрудники милиции проводили опрос свидетелей.
Дверь кабинета вдруг распахнулась и в него вошли двое: один — в штатском, другой — в форме майора милиции. Тому, что был в штатсксом, на вид было лет сорок пять, не меньше. Этот среднего роста, тщедушный, почти лысый человек в очках был похож, скорее, на придирчивого бухгалтера, чем на старшего следователя прокуратуры. Майор был чуть выше ростом, более массивный, кряжистый, с большими сильными руками. У него были полные губы и большие, слегка навыкате глаза. Следом в кабинет вошел Шальнев. Увидев незнакомцев, Халупович поднялся. Следом поднялся Дронго и кивком приветствовал одного из вошедших:
— Здравствуйте, Арсений Николаевич.
В вошедшем он узнал сотрудника прокуратуры Бозина.
— Приветствую вас, господин Дронго, — кивнул Бозин. — Я вас часто вспоминаю. И тот случай в аэропорту тоже помню. Тогда вы здорово помогли всем нам.
— Это не я помог, а полковник Демидов, — возразил Дронго. — Но все равно приятно, что вспомнили.
— Майор Озиев, — представил сотрудника милиции Бозин, — а это эксперт Дронго, он известен во всем мире. Говорят, он может расследовать любое, самое запутанное преступление. Так что нам повезло, майор, может быть, господин Дронго поможет нам и на этот раз.
Бозин, пройдя к столу, взял стул и сел напротив женщин. Озиев уселся рядом. Халупович, Шальнев и Дронго также подсели к столу. Оглядев собравшихся, Бозин спросил:
— Что произошло? Как женщина могла упасть так, что наступил летальный исход? Судя по первому впечатлению, «ей помогли»?
— Да, — кивнул Дронго, — помогли.
— И кто, по-вашему, мог это сделать? — поинтересовался Бозин.
— Пока не знаю. Мы все сидели в этом кабинете, — сообщил Дронго. Он не стал перечислять всех подробностей случившегося. — Находящиеся здесь женщины приехали в гости к господину Халуповичу, — пояснил он, — поэтому они были здесь.
— Извините, что ворвался так неожиданно, — сказал воспитанный Бозин, — я думаю, наши гостьи могут уехать. Вы понимаете, что это — чрезвычайное происшествие, — обратился он к женщинам. — Мы запишем ваши адреса, и вы можете разъехаться по домам.
— Нет, — вмешалась Оксана Григорьевна, — боюсь, что не сможем. А если и уедем, то вы нас потом начнете искать. Я начальник отдела Киевской городской прокуратуры. Вот мое удостоверение, — она протянула документ Бозину. Тот внимательно посмотрел его и вернул Оксане Григорьевне.
— Такое ощущение, что здесь у вас собрание сыщиков, — пошутил Бозин. — Вы тоже юристы? — спросил он, глядя на Элгу и Фаризу.
Те отрицательно покачали головами.
— Я из Таллинна, — сказала немного напряженным голосом Элга, — вот мой паспорт.
— А я из Екатеринбурга, — добавила Фариза. — Приехала в Москву на несколько дней. Если нужен мой паспорт, я сейчас…
— Спасибо, — кивнул Бозин, — сотрудники милиции перепишут ваши данные, и я думаю, что вы сможете заняться своими делами. Если понадобится, мы вас вызовем.
— Нет, — снова возразила Оксана Григорьевна, — мы останемся здесь. Если Эдуард Леонидович распорядится, чтобы нас покормили, то будем ему признательны. И, наконец, он должен позвонить следователю, о чем я уже говорила ему.
— Какому следователю? — не понял Бозин.
«Эта женщина — прямо фурия, — подумал Дронго, — никакой пощады ни к себе, ни к другим. Но, с другой стороны, она права. Если о случившемся узнают, она пострадает гораздо сильнее».
Он взглянул на Халуповича. Тот обреченно пожал плечами, как бы соглашаясь на все.
— Давайте сделаем так, — предложил Дронго, — сейчас мы с Арсением Николаевичем пройдем в соседний кабинет и там поговорим. А вы останетесь здесь и пообедаете. Я думаю, что Эдуард Леонидович распорядится на этот счет.
— О чем мы будем говорить? — спросил помрачневший Бозин. Он уже понял, что речь пойдет не только об убийстве.
— Я хотел бы кое-что вам рассказать. Постараюсь уложиться в пятнадцать—двадцать минут. А за это время наши дамы успеют пообедать.
— Я не буду обедать, — сказала Элга. — После всего, что случилось, я не могу есть. Пусть лучше нам принесут еще кофе.
— И я не хочу есть, — поддержала ее бледная Фариза.
— Пусть нам принесут какие-нибудь сэндвичи, — предложила Оксана Григорьевна, — и воду. Только в закрытых бутылках, — в ее голосе Халуповичу почудились зловещие нотки, и он невольно вздрогнул.
— Идемте, — сказал Дронго, обращаясь к Бозину, — вы сейчас именно тот человек, с кем я хотел бы посоветоваться. А вы, Эдуард Леонидович, распорядитесь обо всем и немного отдохните. Мне без вас будет спокойнее. И прошу: не выходите из кабинета. Будет лучше, если вы посидите здесь. Так будет лучше для всех. А мы займем кабинет Трошкина, если он не станет возражать.
— Мы спустимся вниз, — сказал майор Озиев, кивая на Шальнева, — наши ребята допрашивают там свидетелей. Хотя свидетелей-то как раз и не было. Труп на лестнице обнаружила уборщица и сразу позвала сотрудников охраны.
— Хорошо, — согласился Бозин, — а мы поговорим с господином Дронго.
Они прошли в кабинет Трошкина. Это была небольшая комната со столом, на котором не было ни бумаг, ни письменных принадлежностей. Очевидно Трошкина больше ценили за практическую пользу, которую он приносил. Дронго и Бозин разместились у стола напротив друг друга.
— Это невероятная и запутанная история, — начал Дронго, — и все потому, что руководитель этой компании, человек не только экстравагантный, но еще и сентиментальный. На пороге третьего тысячелетия ему захотелось вспомнить свою молодость — собрать женщин, с которыми он когда-то был близок…
Дронго начал свой рассказ. Он говорил минут пятнадцать, стараясь ничего не пропустить, рассказал об убийстве Елизаветы Матвеевны, об исчезнувшей девочке, ее внучке. Рассказал о поисках ребенка, о показаниях Халуповича в прокуратуре. Он старался ничего не пропустить, рассказывал очень подробно. Бозин хмурился, мрачнел, несколько раз снимал очки, протирая стекла. Их разговор был нарушен лишь раз, когда Нина принесла кофе. Дронго не стал напоминать ей, что не пьет кофе, а только подождал, когда она выйдет.