Утконосу крокодил Нос для смеха откусил. Грустный был конец у шутки:
Утконос стал просто уткой!
Короче, сопливые носы нас совсем замучили. Само собой, Александр и Барбара посещали в основном старых знакомых Александра — всяких там художников, литераторов, кинематографистов, критиков и музыкантов. Среди прочих пригласил нас к себе и Виктор Мизиано — маститый куратор, интеллектуал и главный редактор московского «Художественного журнала». Крупный специалист в области современного визуального искусства, мать-перемать. Известнейший в европейских кругах интерпретатор и организатор новейшей русской художественной сцены, едри твою бабушку. Говно на постном масле.
Вобщем, мы к нему пришли однажды вечером. Дверь отворила его благоверная — трясогузка махонькая, но злобная, как голодная вошь. Самая настоящая бесчинствующая недотыкомка. Шмакодявка хитрожо-пая, знаем, знаем тебя.
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!..
— Здравствуйте, здравствуйте!..
— Здравствуйте, здравствуйте! Здравствуйте!
— Ах, как вы чудесно выглядите!
— Ах, как вы похорошели, отожрались, залоснились, жиром покрылись... В самом деле, Мизиано заметно отъелся, брюшко торчит, как у беременной фаворитки Людовика XV. Вообще, он страшно похож на мелкого авантюриста эпохи просвещённого абсолютизма. Такой же длинный лоснящийся нос, вострые ртутные глазки и волосики кудрявые, как паричок. Это он, он — издатель и редактор поверхностного спекулятивного журнальчика, недобросовестный и трусливый пачкун из артистического сообщества! Московский ублюдок жульнической артсистемы, пасынок маразмирующего истеблишмента. Сеньор-редька. Ёбаный утконос!
Сели мы с ними ужинать. Разговор не очень клеился. Пустотой веяло от мизиановских суждений, пустотой и приблизительностью. Что-нибудь скажет он: вроде бы верно, а вроде бы и нет. Глазок у него не снайперский, а вороватый, умишко беглый, но недоразвитый. Скучно нам стало, ох, скучно с известным русским интеллектуалом и организатором. Подруга жизни же его и вовсе помалкивает и только мясцо с тарелки пощипывает: стерлядь, хорёк. Щука.
Барбара и говорит:
— Пошли отсюда.
Не очень вежливо! Очень даже невежливо! Мизиано с женой вздрогнули и переглянулись. А хули ещё делать? Права Барбара!
— Ну, пошли отсюда. Хватит. Встали и вышли в переднюю. Схватили куртки с вешалки. Скучно! Тускло!
— До свиданья, до свиданья, до свиданья, до свиданья. До свиданья, до свиданья.
Выскочили на улицу из подъезда. Мокрый снег валил с чёрного неба. На тротуаре валялся каравай хлеба. Чёрная ворона клевала каравай за пупок. Прохожая бабка чесала под юбкой лобок.
НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИК ЭДУАРД ЛИМОНОВ.
В культурном ювелирном мире Москвы вот уже десять лет (не меньше!) сверкает фальшивый роскошный бриллиант по имени Эдуард Лимонов. Почему фальшивый? Как писатель Лимонов вполне подходящ: добротный автор горьковской традиции, а в прошлом — весёлый поэтишка. Был в нём какое-то время настоящий кураж средней руки — кураж молодцеватого люмпена, дорвавшегося до культурки. Однако Лимонов начал претендовать на большее: на мощную политическую авантюру, на подлинное идеологическое охуение, которое одолевало когда-то его кумиров — Эзру Паунда, Луи-Фердинанда Селина, Юкио Мисиму. Не будучи храбрым и бесшабашным уличным бойцом, а уж скорее кабинетным писакой. Лимонов мечтал, как онанирующий подросток, о баррикадах, парадах, кровавых каскадах и партизанских эскападах. Так он и создал свою опереточную национал-большевистскую партию, куда втянул молодых озлобленных недоумков и большеглазых романтических зверёнышей. Так стяжал он масс-медиальную дешёвую славу и популярность среди скучающих мальчишек и дур-кующих обывателей. Партия его была абсолютно, соц-артистская, картонная и несерьёзная! Однако же он с неослабевающим энергией дрочил на поганую ельцин-скую клику, а кроме того подлинно ненавидел Запад. Видимо, многолетняя его эмиграция дорого ему обошлась, бедолаге. Ругался он на Запад: иногда толково, иногда не очень, но с истинным остервенением. Позитивная же его программа была совершеннейшая дрянь: национал-большевизм, одним словом! Обосса-ный бабушкин мундир с перхотью! Чугунножопая демагогия сталинистского выкидыша! Плевок с корицей!
Мы столкнулись с Лимоновым в метро. Был он не один, а с телохранителем. Поэт с телохранителем, поздравляем! Впрочем, телохранитель оказался весьма неглупым и чертовски симпатичным парнем. Привет тебе, Костя! Сам Лимонов в свои пятьдесят выглядел как настоящий свежий огурец в кожаной куртке: мороженый овощ!
— Сейчас, Александр, иду в Думу, но вечером можем увидеться.
О, блядь, государственный деятель! Ёбарь-провока-тор! Ну-ну молоток!
Вечером встретились в маленькой забегаловке на Кузнецком мосту Лимонов опять явился с Костей-телохранителем, а мы с другом Кудрявцевым. Купили две бутылки водки и заспорили о методах сопротивления.
Кудрявцев говорит:
— Ну как ваша партия, Эдуард?
Лимонов отвечает:
— Растём, принимаем новых членов. В Думу рвёмся, хотим скандалить. Вооружённый мятеж не за горами.
— Это о чём же вы говорите, о каком мятеже?
— Гражданская война будет. Скоро Ельцин коньки отбросит, тогда и начнётся. Присоединяйтесь, вместе дело будем делать. Разгуляемся тогда, повеселимся.
И хитро так поглядывает из-под очков. Эх, бестия
большевистская! Александр говорит:
— А мы — индивидуалистические анархисты. Мы свою войну ведём — локальную, специфическую: ёбс.
Лимонов опять:
— А вы всё равно к нам присоединяйтесь. Такие, как
вы, нам нужны — безумные... Вместе будем воевать.
— А во имя чего воевать? За что? Лимонов задумался. Пальцем по столу застучал. Тут Костя говорит:
— За свободу. Но это Костя, а Лимонов только глазами постреливал, аферист. Фокстерьер.
Захмелели мы от этих двух бутылок и по домам разошлись. Мы — в валерину мастерскую пыльную. Лимонов — в съёмную уютную квартирку на Арбате. Александр раньше в этой квартире бывал: скромная, но добротная советская квартирка — ничего.
Между прочим. Александр и Барбара в Москве читали «Московский дневник» Вальтера Беньямина. Немецкий интеллектуал Беньямин был в Москве в 1927 году и писал, что советская столица сильно похожа на приисковый Клондайк — по бедности и интенсивности общественной жизни. Только вместо золота на московском Клондайке люди добывают другое драгоценное вещество — гнуснейшее вещество власти. Молодчага Беньямин, умный он и прозорливый был! Ни хуя не изменилось в Москве с 27-го года: дельцы, политики, писатели, журналисты, художники, гангстеры, все, все — добывают по-прежнему только одно это вещество! Вещество власти! Только об одном мечтают, суки подлые, об одном: о власти говёной! О власти позорной? Денежной власти! Идейной власти! Политической власти! Животной власти! Полицейской власти! Криминальной власти! Коррумпированной власти! Прости-тутской власти! Личной власти! Пузырястой власти! Патриархальной власти! Дешёвой власти! Трёхрублёвой власти! Над умами власти! Над потрохами власти! Над душами власти! Медиальной власти! Носорожьей власти! Петушиной власти! Собачьей власти! Собачьей власти! Бля, собачьей власти!
РЫНОЧНАЯ ТОРГОВЛЯ
С нашим другом Кудрявцевым мы пошли на рынок. Это был маленький базарчик совсем недалеко от Пушкинской площади. Потеплело, и базар утопал в грязи. Тут в основном торговали старушки и люди с кавказской наружностью. Мы пришли купить свежих овощей и соленьев к ужину. Торговцы подзывали нас к своим огурцам, маринованным помидорам и петрушке ласково. Они обращались к нам следующим образом:
— Подходите, дорогие, покупайте картошечку!
— Миленькие, поглядите на эту капустку! Она прямо к вам просится!
— Деточки, вот лучок дёшево продаю!
— Ax, хорошие мои, вот сладкие яблочки!
— Да вы сами сладкие, купите помидорчиков!
— Внучка милая, купи у меня семечек!
— Ах, добренькие вы, свеколка вот для борща! Тёплая затхлая деревенская утроба дышала на нас белым коровьим паром. Ах, какая Москва столица? Москва — село, разбухшее непомерно до двенадцати миллионов, Москва — деревенька ополоумевшая. Бабки месили валенками слякоть да приговаривали:
— Господь сохрани, купи творожок, купи сметанку, купи рыбку солёную, купи масле ца...
Тут вдруг на базар въехала милицейская машина с тремя ментами внутри. Ха! Что тут началось! Ёб твою мать, локальная паника! Нет, не смешно, облава! Сучья облава! За этими тремя ментами появились ещё четверо. Подвалили к кавказцам, начали проверять документы. Двоих тёртых азербайджанцев тут же поставили лицом к стенке, заломили руки, стали щупать по бокам. Бабки закудахтали: кто в поддержку милиции, кто против. Тут один азербайджанец чем-то досадил менту, и тот его палкой под колени — бздых, бздых! И по рёбрам, и по ладошкам профессионально так! Азербайджанец только в грязь осел. Ух, подойти бы к менту да въебать ему по яйцам, гаду! Сука дешёвая! Тварь!
Взяли они обоих азербайджанцев, посадили к себе в машину и увезли. Снова восстановился сельский рай на рынке.
— Ах, миленькие, купите селёдочки!
— Дорогой, дорогой, вот редис, дёшево продаю!
— Сметанка, миленький мой, сметанка!
ВИЗИТ К БЕРЕЗОВСКОМУ
В Москве во всех разговорах после третьей рюмки водки или второго стакана чая неизменно всплывает тема денег. Разбогатеть — вечный навязчивый проект постсоветской публики. Как бы разбогатеть? А? Да поскорее, в момент! Чтоб просраться не успел, а уже богатый!
Нам, честно говоря, тоже захотелось денег. Хоть
каких-то, хоть небольших, ведь наши-то уже кончались. Эх, сучая проблема! Что делать? Как заработать? Снять гениальный фильм? Аппаратуры нет. Бестселлер написать? Так мы прежде в Балериной мастерской от пыли задохнёмся. Обворовать кого?
Уметь это надо! Уметь!
В конце концов мы решили прямо пойти к миллионеру Березовскому и попросить у него денег. Все в России и даже на Западе знают миллионера Березовского. Он — один из самых богатых людей в мире, в Солнечной системе, во всей Вселенной. Он — владелец заводов, газет, пароходов, телевизионных каналов и дискотечных залов, маленьких ресторанов и больших кегельбанов. Неужели ему трудно будет дать нам двадцать тысяч долларов или хотя бы десять? Тогда мы смогли бы издать с Кудрявцевым книгу о технологиях сопротивления! Раньше ведь миллионеры помогали революционерам! Так, может, и сейчас? Почему бы и нет? Необходимо попробовать.
С большим трудом у одного знакомого кинокритика мы раздобыли адрес Березовского. Он жил в самом центре, почти что в Кремле. Он был крайне влиятельный человек и, по слухам, каждый полдень пил ликёр с главой кабинета министров. Ликёр и кофе, кофе и ликёр, сидя в бархатных креслах.
Конечно, трудно было получить аудиенцию у такого важного лица. Бесконечно трудно. Но — была-не-была! Риск — благородное дело! Где наша не пропадала! Нам было нечего терять.
В морозный хрустящий субботний вечер мы вместе с Кудрявцевым пришли к особняку Березовского. За чугунной оградой маячил силуэт охранника. Окна особняка светились по-праздничному весело, роскошно, по-императорски. Там, видимо, ели гигантский свежий вишнёвый торт со взбитыми сливками. Тёплый такой торт.
Александр нажал медную кнопку звонка. Никакой реакции. Ещё один раз. Парадная дверь особняка распахнулась и на пороге показался могучий чёрный телохранитель. На секунду Барбаре показалось, что это Майк Тайсон. Но это был не он: просто чёрный телохранитель стокилограммового веса.
Спустившись по ступенькам особняка, телохранитель подошёл к нам. На чистейшем русском языке он громко спросил:
— Что надо?
— Повидать господина Березовского.
— Кто вы такие?
— Барбара Шурц, Александр Бренер, Сергей Кудрявцев.
— Ждите.
Торжественной походкой огромный человек вернулся в особняк. Через две минуты он снова был с нами и отворил чугунную резную дверцу: — Господин Березовский ждёт вас.
Ни хуя себе! Это была действительно неожиданность! Стряхнув снег с ботинок, мы вошли в дом миллионера. Приключения продолжаются!
Большая передняя была сплошь увешана ценными восточными коврами и уставлена китайскими и японскими статуэтками. Александру страстно захотелось спиздить одну такую статуэтку, но его остановило странное чувство, что господин Березовский следит за ним в эту самую минуту в специальное устройство. Не нужно пиздить, подождём!
Молодая горничная в строгом чёрном платье провела нас в прекрасную светлую гостиную. Здесь действительно только что жрали вишнёвый торт со сливками! На белой скатерти ещё оставались крошки, а две служанки срочно заканчивали уборку и уносили последние тарелки с объедками.
Мы лихорадочно вспоминали те фразы, которые заготовили заранее для миллионера Березовского. Нашу просьбу, чёрт возьми! Наше денежное прошение!
А вот, кажется, и сам миллионер! Мы уже видели его фотографии в газетах. Да, это господин Березовский собственной персоной. Здравствуйте!
Как только он появился, мы сразу поняли, что денег он нам ни хуя не даст. Может, чаю, однако, предложит? Может, хотя бы стул? Ну хотя бы стул! А?
— Садитесь, пожалуйста! — сказал Березовский. — Чем могу вам служить?
Да ничем, просто мечтали посидеть у миллионера в гостях! Просто поглядеть хотели на вас, господин Березовский! Вот единственное и последнее желание, клянёмся! Просто посмотреть на вас пришли.
Так мы ему и сказали.
Тогда он угостил нас чаем и сухими бисквитами. Вишнёвый торт, видимо, к этому моменту совсем уже кончился. Жаль!
Посидели мы с ним полчаса или даже минут сорок. Посмотрели последние новости по телевизору. Кудрявцев выкурил пару сигарет «Gitanes», а Березовский отказался: сказал, что бросил курить два года назад.
Пришло время прощаться. Березовский на прощанье предупредил, что уезжает через неделю на Канарские острова. Пригласил заходить ещё.
Телохранитель его проводил нас до самой калитки.
ДОЛОЙ ГАНГСТЕРИЗМ!
А теперь давайте-ка хором: долой гангстеризм! Все вместе: долой гангстеризм! Погромче: долой гангстеризм!!! И не только прямой гангстеризм с револьверами и выстрелами в спину, но и косвенный гангстеризм масс-медиального поганства, правительственного беспредела и экономического ограбления. Долой всю эту российскую бесчинствующую клику! Когда же на этой замороженной земле начнётся настоящее сопротивление? Не большевистский произвол и деспотия, не перестроечный кэгэбэшный реформизм, не ельцинское неолиберальное хищничество, а настоящее анархисткое сопротивление?! Когда наконец? Никогда?! А за это никогда можно палец откусить, горло перегрызть от ярости и бессилия! Никогда!!! Да за этот пессимизм можно яйца себе оторвать, клитор себе отрубить, соски и пупок отдавить! Господи, какая ёбаная безысходность! И главное: в этой ночной безнадёжности и заниматься-то ничем больше нельзя! Культура? Искусство? Литература? Нет, невозможно! Невозможно в этой мракобесной клоаке никакое творчество! Никакое мало-мальское свободное усилие невозможно! Поэтому и занимаются местные культурные деятели добычей власти и популярности, что и помыслить ничего другого не умеют! Всё вокруг ведь пропитано только властью и деньгами, только желанием власти и денег! Где же тут художественной воле сыскаться? Где тут литературе обитать? Где поэзии приютиться? Разве что у дьявола в прямой кишке? А? Мы вас спрашиваем! А?! У дьявола в кишке?!
УЖЕ НЕ СТИХОТВОРЕНИЕ, А ЦЕЛАЯ ПОЭМА
Вдруг как-то резко устали мы в Москве. Сникли как-то вдруг. Может, слишком уж пылью надышались в валериной мастерской. Или это поганая городская атмосфера так на нас подействовала. Купаться мы ведь редко совсем стали. И делать стало нечего. Кудрявцева мы повидали, а что ещё? Не было у нас больше никаких интересов и привязанностей в Москве. Оставалось только сходить на конференцию по актуальному политическому искусству. И всё.
Что это была за конференция и кто в ней участвовал? Об этом, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Только поэму написать ещё можно. Вот мы её и написали. Она прямо так и называется:
КОНФЕРЕНЦИЯ ПО ПОЛИТИЧЕСКОМУ ИСКУССТВУ В ГОРОДЕ МОСКВЕ
На конференцию, Организованную Кудрявцевым В чёрном и длинном подвале, Пришли:
Художник Гутов в гегелевском одеяле,
Художник Лейдерман с кафкианской плешью,
Четыре девушки в полушубках
Верблюжьем,
Нейлоновом,
Каракулевом
И медвежьем,
Художник-изобретатель ^
Фишкин, а^яД^
Фотографирующий ангелов у
И конструирующий
Самовозгорающиеся кочерыжки,
А также художник-радикал
Анатолий Осмоловский
— С идеологией полутроцкистской,
Полупоповской.
Наконец, явился и художник-собака
Олег Кулик,
Передвигающийся раком:
Прыг, прыг, прыг! Все они друг друга Не очень любили, Но всё же терпели,
А иногда даже водку пили
Вместе,
Словно волосы в тесте.
Короче, всё это были не люди,
А моря дары в неглубокой посуде.
Последними пришли
Бренер и Шурц — главные докладчики:
Настоящие анархисты, а не аппаратчики.
И что же было? А?
Бренер и Шурц что-то докладывали
О культурных методах анархизма.
Докладывали, докладывали... Клизма! Клизма!
Их, к сожалению, никто не слушал!
Фишкин девушек глазами кушал.
Девушки щебетали, как галки.
Лейдерман ощупывал в кармане палку.
Кулик стонал,
Как мастурбирующий бульдог,
Осмоловский ковырял в носу,
Как обосравшийся господь Бог
Гутов думал, какой он могучий,
А Кудрявцев молчал,
Нависая, как туча.
Ну и ну... Как ебану!
Видя, что доклад не имеет успеха,
Докладчикам стало отнюдь не до смеха.
Докладчики разозлились
И кровью налились, напузырились.
Бренер быстро сбежал со сцены
И прыгнул к Кулику на колени:
Дал ему в зубы и прямо в пятак! Кулик ведь действительно жлоб и мудак!