– Конечно, имеет.
– Да нет. Он ведь все равно меня бросил. И меня, и тебя.
– Не умышленно, – заметила Кайли. Казалось, она обрадована тем, что Нора включила ее в число близких людей мужа.
Они одновременно повернулись, отреагировав на быстрый стук шагов, внезапно ворвавшийся в тишину коридора. Нора поняла, что это Карен, еще до того, как та вылетела из-за угла, будто на урок торопилась.
– Все в порядке, – успокоила сестру Нора, вытягивая вперед руку, как автоинспектор на дороге.
Карен остановилась, переводя настороженный взгляд с Норы на Кайли и снова на Нору.
– Точно?
– Мы просто беседуем.
– Забудь о ней, – сказала Карен. – Пойдем танцевать.
– Одну минутку, ладно?
Карен всплеснула руками, показывая, что она не настаивает, чуть пожала плечами, будто говоря «как тебе угодно», и пошла назад в столовую, каблуками отбивая укоризненную дробь. Кайли дождалась, когда звук ее шагов стихнет.
– О чем-то еще хотите спросить? Я даже рада, что рассказала вам все.
Нора понимала, что Кайли имеет в виду. Ей, конечно, было мучительно выслушивать подробности об интрижке Дуга, но теперь на душе стало легче, словно был восстановлен некий пробел в ее прошлом.
– Только одно. Он говорил обо мне? Кайли закатила глаза.
– Постоянно.
– В самом деле?
– Да. Всегда говорил, что любит вас.
– Шутишь. – Нора не скрывала своего скепсиса. – Он мне-то никогда не говорил. Даже когда я говорила это первой.
– Это был своего рода ритуал. Сразу же после секса он становился серьезным и заявлял: «Это вовсе не значит, что я не люблю Нору». – Кайли произнесла это по-мужски звучным голосом, но не похожим на голос Дуга. – Иногда я повторяла это вместе с ним. Это вовсе не значит, что я не люблю Нору.
– Ну и ну. Должно быть, ты меня ненавидела.
– Нет, – возразила Кайли. – Я вам завидовала.
– Завидовала? – Нора попыталась рассмеяться, но смех застрял в горле. Давно она уже не думала о том, что кто-то может ей завидовать. – Почему?
– У вас было все. Муж, дом, чудесные дети. Все ваши друзья, красивые наряды, йога, вы ездили на отдых. А мне даже не удавалось заставить его забыть о вас, когда он был со мной в постели.
Нора закрыла глаза. Образ Дуга давно уже поблек в ее памяти, но сейчас вдруг она снова представила его очень ясно. Вот он лежит рядом с Кайли, голый, довольный собой после секса, и с серьезным видом напоминает ей, что у него есть семья, что он любит жену, – дает ей понять, что роль любовницы – это все, на что она может рассчитывать.
– Он меня не любил, – объяснила Нора. – Просто не мог видеть тебя счастливой.
* * *Судя по расслабленной позе, в которой Нора Дерст сидела, привалившись к шкафчику, Кевин поначалу подумал, что она спит или пьяна. Подойдя ближе, он увидел, что глаза ее открыты, а взгляд довольно внимательный. Она даже едва заметно улыбнулась, когда он спросил о ее самочувствии.
– Нормально, – ответила Нора. – Просто решила сделать небольшой перерыв.
– Я тоже, – сказал он, потому что это было более дипломатичное объяснение, чем признание в том, что он вышел специально посмотреть, что с ней, после того, как пару человек сообщили, что видели ее в коридоре, где она сидела в одиночестве, явно расстроенная. – Уж больно там шумно. Собственных мыслей не услышишь.
Она рассеянно кивнула. Так обычно кивают, когда тебя толком не слушают, а только ждут, чтобы ты поскорее ушел. Кевин не хотел навязываться, но он догадывался, что немного общения ей не помешает.
– Здорово, что вы пришли, – произнес он. – По-моему, вам весело. По крайней мере, было.
– Да, было весело. – Нора склонила голову, как ему показалось, не под самым удобным углом, чтобы встретить его взгляд. – Некоторое время назад.
Кевин чувствовал себя неловко, возвышаясь над ней, тем более что с высоты своего роста он видел то, что, как он считал, видеть ему не полагалось – ложбинку между ее грудей. Не спрашивая разрешения, он опустился на пол рядом с ней и протянул руку.
– Кевин.
– Мэр, – сказала она.
– Точно. Мы встречались на параде.
Он уже хотел опустить руку, но она вдруг взяла ее и пожала, избавив его от конфуза. Пальцы у нее были тонкие, а рукопожатие на удивление крепкое.
– Я помню.
– Вы замечательно выступили.
Нора повернула голову, чтобы лучше его видеть, – видимо, хотела понять, искренне он говорит или нет. Под макияжем круги под ее глазами, больше похожие на синяки, были менее заметны, чем обычно.
– Уф, не напоминайте, – отозвалась она. – Я пытаюсь об этом забыть.
Кевин кивнул. Он хотел сказать что-нибудь участливое по поводу статьи в газете Мэтта Джеймисона – это был унизительно подлый удар, непростительный даже для такого подонка, в какого превратился Мэтт, – но он догадывался, что об этом она тоже хотела бы забыть.
– И кто меня за язык тянул, – пробормотала Нора. – Теперь чувствую себя полной идиоткой.
– Вам не за что корить себя.
– Не за что. А на душе все равно погано. Кевин не знал, что на это сказать. Не задумываясь, он вытянул перед собой ноги, параллельно ее ногам – темные джинсы рядом с ее обнаженной кожей. Эта симметрия напомнила ему одну статью, что он когда-то читал – о языке тела, о том, что мы подсознательно имитируем позы людей, к которым нас влечет.
– Как вам диджей? – спросил он.
– Хорошо работает. – Судя по ее тону, говорила она от чистого сердца. – Немного старомодный, но ничего.
– Он новенький. Тот, что был до него, слишком много болтал. Вечно орал в микрофон, сгонял народ на танцпол, причем не в самой вежливой форме. В чем дело, Мейплтон? Это вечеринка, а не похороны! Иногда на личности переходил. Эй ты, Твидовый Пиджак? Ты еще дышишь? На него многие жаловались.
– Так, дайте-ка отгадаю, – сказала она. – Твидовым Пиджаком были вы?
– Нет, нет. – Кевин улыбнулся. – Это я так, для примера.
– Уверены? – уточнила она. – Почему-то я не видела вас среди танцующих.
– Вообще-то я собирался. Но меня отвлекли.
– Чем?
– Да там как на заседании совета. Куда ни повернусь, кто-нибудь кричит мне про разбитый асфальт, про градостроительную комиссию, про то, что у них мусор не вывозят. Я не могу расслабиться, как раньше – не могу.
Она наклонилась вперед, подтянула колени к груди. Что-то девчоночье было в этой ее позе, она трогательно контрастировала с ее внешностью. Он вздрогнул, когда она улыбнулась, будто ее кожа засветилась изнутри.
– Точно, Твидовый Пиджак, – произнесла Нора.
– Между прочим, у меня вообще нет твидового пиджака.
– Так купите, – посоветовала она ему. – С заплатками на локтях. Вам пойдет.
* * *Джилл долго лежала в темноте с открытыми глазами, потом встала с кровати, оделась. Нежно поцеловала Макса в лоб, но тот не шевельнулся. Передернул и заснул как убитый – видать, выбился из сил. В следующий раз, подумала Джилл, надо попросить его не выключать свет, – чтоб видеть его лицо. Для нее это было самое интересное – видеть, как до неузнаваемости искажается, а потом разглаживается лицо парня, словно он нашел разгадку какой-то страшной тайны.
Она спустилась вниз, с удивлением обнаружила, что в гостиной никого нет. Работал телевизор, без звука. В сиянии экрана комната казалась какой-то незнакомой и зловещей. Снова крутили дурацкий ролик, рекламирующий «Чудесные очки», тот самый, где семья из четырех человек – мама, папа, сын и дочь – идут по лесу в очках, похожих на военные приборы ночного видения. По сигналу они все останавливаются, задирают головы вверх, с изумлением разглядывая что-то на небе. Текст рекламы Джилл знала наизусть: Покупайте два пары Чудесных Очков по нашей обычной низкой цене и получайте еще две СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО! Да, именно так: покупаете две пары и еще две получаете в подарок! В качестве дополнительного бонуса – комплект из четырех переговорных устройств для всей семьи АБСОЛЮТНО ДАРОМ! Экономия – шестьдесят долларов! На экране маленький мальчик сидит, съежившись, в лесу и что-то испуганно тараторит в свое переговорное устройство, которое, на взгляд Джилл, похоже на игрушечную рацию. Его лицо расплывается в улыбке, потому что из-за деревьев, сжимая в руках такие же рации, выходят его родители и сестра. Они подбегают к нему, обнимают его. Заказывайте прямо сейчас! Вы возблагодарите за это Господа! Джилл скорее бы умерла, чем признала, что, когда она видит эту тупую рекламу, у нее всегда подступает комок к горлу – радость воссоединившейся семьи, вся эта сентиментальная чушь.
В ожидании Эйми она принялась наводить порядок в комнате, хотя в ее обязанности это не входило. Но она знала, что просыпаться в бардаке противно, сразу создается впечатление, что день не начинается, а уже заканчивается. Правда, дом Дмитрия считался местом проведения вечеринок – сколько Джилл его знала, его родители и две младшие сестренки всегда были «в отъезде» и их возвращения в скором времени никто не ждал, – так что, возможно, он ничего не имел против беспорядка. Хаос был для него нормальным состоянием, порядок – озадачивающим исключением из правил. Джилл отнесла на кухню пустые бутылки из-под пива, сполоснула их под краном. Потом завернула холодную пиццу, убрала в холодильник, а коробку от нее смяла и бросила в мусорное ведро. Только она закончила загружать посудомоечную машину, как в кухню вошла Эйми. Смущенно улыбаясь, она несла на вытянутой руке трусики, которые держала брезгливо двумя пальцами – большим и указательным, – как нечто подозрительно мерзкое, подобранное на обочине дороги.
– Ну и гадина же я, – произнесла она.
Джилл смотрела на трусики – голубые, в желтый цветочек.
– Это мои?
Эйми открыла дверцу под раковиной и кинула трусики в мусорное ведро.
– Поверь мне, – сказала она, – ты их больше не захочешь носить.
* * *Кевину нравилось танцевать, но танцевал он всегда плохо. Это из-за футбола, рассудил Кевин: он слишком напряжен в бедрах и плечах, боится оторвать ноги от пола, словно ждет, что ему вот-вот придется сдерживать натиск танцоров из команды соперника. Как результат, обычно он просто переваливался с ноги на ногу, повторяя одни и те же движения, словно дешевая заводная игрушка.
Танцуя рядом с Норой, он еще сильнее сознавал свои несовершенства. Сама она двигалась с непринужденной грацией, явно не чувствуя никаких помех между своим телом и музыкой. К счастью, неумение Кевина ее ничуть не смущало. Большую часть времени она будто вовсе его не замечала – голова опущена, лицо частично скрыто за колышущейся занавесью темных глянцевых волос, гладких, как поверхность темного водоема. В те редкие мгновения, когда их взгляды встречались, она одаривала его милой удивленной улыбкой, словно совершенно не помнила о его существовании.
Диджей ставил песни «Love Shack»[64], «Brick House»[65], композиции из альбома «Sex Machine»[66], и Нора почти все их знала наизусть. Она покачивала плечами и кружилась, скинув туфли, стала танцевать босой на деревянном полу. Самозабвение, с каким она танцевала, было тем более поразительно, что она наверняка знала, сколь пристально за ней наблюдают. Кевин и на себе чувствовал всеобщее внимание, словно он случайно ступил в ослепительно яркий луч прожектора. Это внимание не оскорбительно, думал Кевин, – взгляды на них бросали украдкой, как бы нехотя – ничего не могли с собой поделать, – но они с Норой постоянно находились под наблюдением окружающих, и оттого он тушевался все больше и больше. Со смущенной улыбкой он огляделся, словно извиняясь за свою неуклюжесть перед всеми, кто был на дискотеке.
Они протанцевали семь песен подряд, но, когда Кевин предложил Норе сделать перерыв – сам он был не прочь передохнуть, – она мотнула головой. Лицо ее блестело от пота, глаза сверкали.
– Давайте еще потанцуем.
После двух убойных песен – «I Will Survive»[67] и «Turn the Beat Around»[68] – он едва мог перевести дух. К счастью, после них зазвучала «Surfer Girl»[69] – первая медленная композиция с начала танцев. Когда раздались ее первые аккорды, наступил неловкий момент, но Нора, в ответ на вопросительный взгляд Кевина, шагнула к нему и обвила руками его шею. Он обнял ее, положив одну свою ладонь ей на плечо, другую – на талию. Она уронила голову ему на грудь, танцуя с ним, как на выпускном балу.
Кевин сделал маленький шажок вперед, потом – в сторону, вдыхая запах ее пота, смешанный с ароматом шампуня. Нора позволяла себя вести, всем телом прижимаясь к нему во время танца. Он ощущал жар ее кожи сквозь тонкую материю платья. Она что-то пробормотала, но ее слова запутались в вороте его рубашки.
– Извините, – сказал Кевин. – Не расслышал. Нора подняла голову и тихим мечтательным голосом повторила:
– На моей улице жуткая рытвина. Когда вы ее залатаете?
Часть 3 Веселые праздники
Грязные оборванцы
На вокзале Том нервничал. Он бы предпочел, чтобы они, как и прежде, путешествовали автостопом, держались проселочных дорог, на ночь ставили палатку в лесу, экономили деньги, тратя их только в случае крайней необходимости. Так они добирались из Сан-Франциско до Денвера, но потом Кристине это надоело. Она считала, что негоже ей лебезить и рассыпаться в благодарностях перед людьми, которые даже не понимают, что это им выпала большая честь сыграть даже столь малюсенькую роль в ее судьбе, перед людьми, которые вели себя так, будто это они оказывают им услугу, подвозя парочку немытых босоногих ребят, подобранных на дороге бог знает в какой глуши, хотя прямо Кристина ему этого не говорила.
До Дня благодарения оставалось всего ничего, пара дней – Том совершенно забыл про праздник, который когда-то был одним из самых его любимых, – и в зале ожидания ступить было негде. Всюду пассажиры, багаж, не говоря уже про полицейских и солдат, которых здесь почему-то было немыслимое количество. Кристина высмотрела свободное местечко – всего одно в среднем ряду – и кинулась к нему, пока никто не занял. Том поплелся следом, сгибаясь под тяжестью туго набитого рюкзака, напоминая себе, что в первую очередь должен заботиться о ее нуждах.
Скинув со спины свою громоздкую ношу – в рюкзаке находились как ее, так и его вещи, плюс палатка и спальный мешок, – он устроился у ног Кристины, будто преданный пес, повернувшись так, чтобы избежать зрительного контакта с компанией солдат, в полевой форме и берцах, сидевших прямо напротив них. Двое из них дремали, один писал эсэмэски, а вот четвертый – худощавый рыжеволосый тип с покрасневшими, как у кролика, глазами, – смотрел на Кристину. Так пристально, что Том занервничал.
Как раз этого он и боялся. Она была настолько очаровательна, что, как магнит, притягивала к себе взгляды, – даже одетая в грязное хипповское тряпье, в вязаной детской шапочке, с нарисованной на лбу огромной сине-оранжевой мишенью. Со дня ареста мистера Гилкреста прошло больше месяца, и скандальная история начала забываться, но, Том понимал, что наверняка найдется какой-нибудь навязчивый тип, который узнает в Кристине одну из сбежавших невест. Это только дело времени.
Взгляд солдата скользнул по Тому. Тот пытался игнорировать его, но парню явно было нечем заняться, кроме как сидеть и глазеть. В конце концов Тому ничего не осталось, как повернуться и встретиться с ним взглядом.
– Эй, Свинтус, – обратился к нему солдат. Судя по нашивке на его кармане, его фамилия была ХЕННИНГ. – Твоя подружка?
– Мы просто друзья, – нехотя ответил Том.
– Как ее зовут?
– Дженнифер.
– Куда едете?
– В Омаху.
– О, я тоже. – Хеннинг, казалось, обрадовался такому совпадению. – В увольнительную на две недели. Отмечу с семьей День благодарения.
Том сдержанно кивнул, намекая, что он не в настроении знакомиться и общаться с кем бы то ни было, но Хеннинг его не понял.
– И что же привело вас в Небраску?
– Мы здесь проездом.
– И откуда же?
– Из Финикса, – солгал Том.
– Жара там невероятная, да?
Том отвел взгляд в сторону, давая понять, что разговор окончен, но Хеннинг прикинулся, будто этого не заметил.
– А у вас, как вижу, проблемы с мытьем? Аллергия на воду, что ли?
О Боже, мысленно простонал Том. Опять. Когда они решили замаскироваться под хиппи, он думал, их будут доставать разговорами о наркотиках и свободной любви, но он и предположить не мог, сколько времени ему придется посвящать теме личной гигиены.
– Мы ценим чистоту, – ответил он солдату. – Просто не делаем из этого культа.
– Оно и видно. – Хеннинг бросил многозначительный взгляд на грязные ступни Тома. – Мне вот интересно. Ты вообще, как долго без душа обходился?
Если бы Том хотел ответить честно, он сказал бы, что неделю – это был его нынешний рекорд. Ради правдоподобия, они с Кристиной перестали принимать душ за три дня до отъезда из Сан-Франциско, а в дороге заходили только в общественные туалеты.
– Не твое дело.
– Ладно. – Хеннинг, казалось, развлекался. – Тогда ответь на такой вопрос. Когда ты последний раз менял нижнее белье?
Солдат, сидевший рядом с ним, лысый черный парень, так сосредоточенно набиравший текстовые сообщения, словно от этого зависела его жизнь, поднял голову от телефона и прыснул от смеха. Том молчал. На вопрос о нижнем белье с достоинством ответить не получилось бы.
– Ну же, Свинтус. Хотя бы приблизительно. Если меньше недели, будет тебе приз.
– А, может, он вообще без трусов? – предположил негр.
– Главное, чтобы душа была чиста, – объяснил Том, повторяя один из любимых лозунгов хиппи. – Внешние проявления не имеют значения.
– Для меня – имеют, – возразил Хеннинг. – Мне с тобой в одном автобусе двенадцать часов трястись.
Том понимал, что солдат прав, хотя ему этого не сказал. Последние пару дней он и сам, с беспокойством и смущением, замечал, что от них с Кристин воняет. Каждый водитель, подбиравший их на дороге, сразу же открывал в машине окна, даже если на улице было холодно или лил дождь. Внешнее правдоподобие больше никого не интересовало.
– Простите, если мы вас оскорбили, – извинился он, сквозь зубы.
– Не злись, Свинтус. Я просто так, шучу. Прежде чем Том успел ответить, Кристина легонько пихнула его в спину. Он не отреагировал, чтобы не втягивать ее в разговор. Но она снова пихнула его, на этот раз сильнее. Ему ничего не оставалось, как обернуться.
– Я умираю с голоду, – заявила Кристина, кивая в сторону кафе. – Ты не мог бы принести мне кусочек пиццы?