– Главное, чтобы душа была чиста, – объяснил Том, повторяя один из любимых лозунгов хиппи. – Внешние проявления не имеют значения.
– Для меня – имеют, – возразил Хеннинг. – Мне с тобой в одном автобусе двенадцать часов трястись.
Том понимал, что солдат прав, хотя ему этого не сказал. Последние пару дней он и сам, с беспокойством и смущением, замечал, что от них с Кристин воняет. Каждый водитель, подбиравший их на дороге, сразу же открывал в машине окна, даже если на улице было холодно или лил дождь. Внешнее правдоподобие больше никого не интересовало.
– Простите, если мы вас оскорбили, – извинился он, сквозь зубы.
– Не злись, Свинтус. Я просто так, шучу. Прежде чем Том успел ответить, Кристина легонько пихнула его в спину. Он не отреагировал, чтобы не втягивать ее в разговор. Но она снова пихнула его, на этот раз сильнее. Ему ничего не оставалось, как обернуться.
– Я умираю с голоду, – заявила Кристина, кивая в сторону кафе. – Ты не мог бы принести мне кусочек пиццы?
* * *Хеннинг был не единственным, кого не радовало соседство с ними в ночном автобусе. Водитель тоже не выглядел довольным, проверяя у них билеты. Несколько пассажиров пробормотали что-то пренебрежительное в их адрес, пока они пробирались по проходу в заднюю часть автобуса, где были свободные места.
Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать у Тома сочувствие к босоногим хиппи. Пока он сам не стал «косить» под одного из них, ему и в голову не приходило, насколько они непопулярны в широких массах, по крайней мере, за пределами Сан-Франциско. Но, когда Том начинал жалеть, что они с Кристиной не выбрали себе более презентабельный вид, такой, что позволил бы смешиваться с толпой и не навлекать на себя беспричинную враждебность окружающих, он напоминал себе, что сила этой маскировки кроется в ее слабости. Чем сильнее бросаешься в глаза, тем скорее люди принимают тебя за того, за кого ты себя выдаешь, – и просто не обращают внимания, считая безвредным оборванцем.
Кристина скользнула на сиденье у окна в самом последнем ряду, неприятно близко к туалету. Том устроился через проход, что ее удивило.
– В чем дело? – Она похлопала по свободному сиденью рядом с собой. – Не хочешь составить мне компанию?
– Лучше, если мы разделимся. Отдыхать будет удобнее.
– О-о, – разочарованно протянула Кристина. – Значит, ты меня больше не любишь.
– Забыл предупредить, – сказал Том. – Я встретил другую девушку. Познакомились через Интернет.
– Она красивая?
– Знаю только, что она русская и ищет богатого американского жеребца.
– Слава богу, что не наоборот.
– Очень смешно.
В таком ключе они поддразнивали друг друга последние пару недель, изображая влюбленную парочку, в надежде шутками разрядить атмосферу сексуального напряжения, что, казалось, окутывала их, но в результате только еще больше ее нагнетали. Для Тома это было довольно мучительно, и в Сан-Франциско, а теперь, в дороге, когда они находились рядом двадцать четыре часа в сутки, – вместе ели, спали бок о бок в маленькой походной палатке, – стало совсем невыносимо. Он слышал, как Кристина сопит во сне, видел, как она справляет нужду под деревом, убирал ей с лица волосы, когда ее тошнило по утрам, но вся эта чрезмерная близость не породила в нем ни капли презрения к ней. Он по-прежнему пьянел от каждого ее прикосновения и знал, что следующие двенадцать часов, если он будет сидеть рядом с ней, когда его колени будут всего в паре дюймов от ее ног, станут бессонной пыткой.
У Тома была куча возможностей подкатить к Кристине, но он не использовал ни одну – не пытался поцеловать ее в палатке или хотя бы взять за руку, – и даже не имел таких намерений. Кристине всего шестнадцать, она была на четвертом месяце беременности – живот только-только начал округляться, – и он понимал, что сейчас ей совсем не до сексуальных домогательств попутчика. Парня, который обязан оберегать ее. Его миссия была проста: благополучно доставить ее в Бостон, где живут сердобольные друзья мистера Гилкреста, вызвавшиеся позаботиться о ней, предоставить ей пищу, кров и медицинскую помощь до тех пор, пока не родится ее ребенок, тот самый, который якобы должен спасти мир.
Том, естественно, не верил во всю эту ересь про Чудо-Ребенка. Он даже не мог понять, что подразумевается под этим «спасти мир». Вернутся ли те, кто исчез? Или, может быть, у тех, кто остался, наладится жизнь, в мире станет меньше горя и страданий, и будущее будет лучше и светлее? Пророчество было раздражающе туманным, что вело к разного рода беспочвенным слухам и самым диким домыслам, которые он не воспринимал всерьез по той простой причине, что его вера в мистера Гилкреста была полностью уничтожена. Он помогал Кристине только потому, что она ему нравилась, и, к тому же, как ему казалось, это был удачный момент чтобы уехать из Сан-Франциско и начать новую главу своей жизни, что бы там ни ждало его впереди.
И все равно иногда, просто в виде развлечения, он допускал, что все это может быть правдой. Что мистер Гилкрест действительно святой, несмотря на все его пороки, и что ребенок, которого носит Кристина, действительно станет спасителем мира. Быть может, все зависит от Кристины, а значит, и от него. Быть может, тысячу лет спустя Тома Гарви будут вспоминать как человека, который помог ей, когда она особенно нуждалась в помощи, и всегда вел себя по-джентльменски, даже, когда этого от него не требовалось.
Да, это я, с угрюмым удовлетворением думал Том. Парень, который не распускал руки.
* * *Они тронулись в путь уже под вечер, и было уже слишком темно, чтобы любоваться пейзажами Скалистых гор. Автобус был новый и чистый, с шикарными раскладными креслами. В подголовники были вмонтированы телеэкраны, был даже беспроводной доступ в Интернет, хотя ни Тому, ни Кристине это было не нужно. Даже в туалете пахло не так уж отвратительно, по крайней мере, пока.
Том попытался смотреть кино – «Вольт»[70], мультфильм про пса, ошибочно поверившего в то, что у него есть суперспособности, – но это было безнадежно. После Внезапного исчезновения он утратил интерес к попкультуре, и этот интерес до сих пор не вернулся. Сейчас все казалось ему балаганом, фальшью, отчаянными попытками отвлечь людей, чтобы они не замечали всего, что творится у них под носом. Он даже перестал следить за спортивными событиями и понятия не имел, кто выиграл чемпионат США по бейсболу. В любом случае команды все были в «заплатках»: «дыры» в составе заткнули игроками из низших лиг или ветеранами, которым пришлось снова выйти на поле. По-настоящему скучал он только по музыке. Сейчас, в автобусе, ему не помешал бы его металлически-зеленый айпод, но тот давно куда-то исчез – то ли потерялся, то был украден в Колумбусе или, может быть, в Энн-Арборе[71].
Но хотя бы Кристина не скучала – то и дело хихикала, глядя на крошечный экран перед собой. Она забралась в кресло с грязными ногами и сидела, крепко обнимая колени, прижимая их к груди, которая, как она утверждала, с некоторых пор стала увеличиваться, хотя Том никакой разницы не замечал. Сбоку, откуда он смотрел на Кристину, ее маленького животика видно не было, он терялся в складках мешковатого свитера и неопрятной флисовой куртки. Потому она выглядела совсем юной девочкой, которой нужно бы думать о домашнем задании или футбольных тренировках, а не о боли в сосках и недостатке в организме фолиевой кислоты. Должно быть, Том слишком долго глазел на нее, потому что Кристина вдруг повернулась в его сторону, словно он окликнул ее по имени.
– Что? – спросила она, несколько настороженно. Мишень на ее лбу чуть поблекла; ее придется подкрасить, когда они доберутся до Омахи.
– Ничего, – ответил он. – Задумался.
– Точно?
– Да. Смотри свое кино.
– Ой, оно такое смешное, – поделилась с ним Кристина, щурясь от удовольствия. – Про приключения белого песика.
* * *Когда фильм закончился, около туалета образовалась очередь. Сначала она двигалась довольно быстро, но потом, когда в кабину нырнул пожилой мужчина с тростью и лицом, полным мрачной решимости, замерла на одном месте. Минуты текли, народ стал раздражаться, все чаще слышались вздохи, просьбы к стоящим впереди постучать в кабинку, справиться, жив он там еще или нет (что он там – «Войну и мир» читает?!).
Как будто специально, Хеннинг оказался вторым в очереди в этой туалетной пробке. Том не поднимал головы, делал вид, будто поглощен чтением бесплатной газеты, которую он взял на вокзале, но почти физически чувствовал, как солдат своим настойчивым взглядом буквально прожигает яблочко мишени, нарисованной у него на лбу.
– Свинтус! – вскричал Хеннинг, когда Том наконец-то поднял голову. Судя по голосу, он уже хорошо приложился к бутылке. – Друг ты мой дорогой! Давненько не виделись.
– Привет.
– Эй, дедуля! – рявкнул Хеннинг на закрытую дверь туалета. – Время вышло! – Раздосадованный, он повернулся к Тому. – Какого черта он там застрял?
– Мать-природу не поторопишь, – напомнил солдату Том. Ему казалось, что именно так ответил бы настоящий босоногий хиппарь.
– Черта с два, – отозвался Хеннинг. Немолодая женщина, стоявшая перед ним, возмущенно закивала, выражая свое согласие. – Считаю до десяти. Если не выйдет, вышибаю дверь.
Как раз в этот момент зашумела вода в унитазе. По проходу прокатилась слышимая волна облегчения. Затем последовала продолжительная тревожная тишина и снова звук унитазного бачка. Наконец дверь туалета открылась, и его прославившийся узурпатор вышел из кабинки и оглядел свою публику. Бумажным полотенцем промокнув потный лоб, он робко извинился.
– Проблемка возникла. – Старик осторожно потер живот, словно у него еще не все внутри успокоилось. – Что поделаешь?
Измученный старик – Том видел, что тот страдает, – захромал прочь, а его место тут же заняла женщина, стоявшая за ним в очереди. Войдя в кабинку, она издала тихое «фу» и закрыла дверь.
– Ну и как тут у вас дела? – спросил Хеннинг. Теперь, когда очередь сдвинулась с мертвой точки, он заметно повеселел. – Тусите, ребята?
– Просто расслабляемся, – ответил Том. – Пытаемся отдохнуть.
– Ага, ну да. – Хеннинг заговорщицки кивнул, словно ему было известно что-то, чего не знали другие пассажиры. – У меня есть «Джим Бим»[72]. Готов поделиться.
– Да мы не особо пьем.
– Понял. – Он сжал вместе большой и указательный пальцы и поднес их к губам. – Травку любите, да?
Том благоразумно кивнул. Всем известно, что «босоногие» любят марихуану.
– Она у меня тоже есть, – доложил Хеннинг. – Через несколько часов остановка. Если хотите, присоединяйтесь.
Прежде чем Том успел ответить, в туалете спустили воду.
– Хвала Иисусу, – пробормотал Хеннинг. Выйдя из кабинки, женщина деликатно улыбнулась Хеннингу и сказала:
– В вашем распоряжении.
Заходя в уборную, Хеннинг еще раз затянулся воображаемой сигаретой.
– Еще увидимся, Свинтус.
* * *Убаюканный гудением больших колес, Том заснул где-то близ Огаллалы[73]. Очнулся чуть позже – понятия не имея, как долго он проспал, – разбуженный голосами и смутным ощущением тревоги. В салоне автобуса было темно. Лишь кое-где светились лампочки индивидуального освещения и экраны лэптопов. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где он находится. Инстинктивно он повернулся в сторону Кристины, но ее загораживал солдат. С пинтой виски в руке, он сидел рядом с ней, и говорил что-то тихим доверительным тоном.
– Эй! – окликнул его Том, громче, чем намеревался. Несколько пассажиров обернулись недовольно, кое-кто даже зашикал. – Ты что?..
– Свинтус, – тихо отозвался Хеннинг, приветливо глядя на него. – Мы тебя разбудили.
– Дженнифер? – Том наклонился вперед, пытаясь увидеть Кристину. – Ты как?
– Нормально, – ответила она, но ему показалось, что он услышал в ее голосе упрек, который, конечно, заслужил. Он должен охранять Кристину, а не спать при исполнении служебных обязанностей. Одному богу известно, сколько времени она просидела в этой западне, отбиваясь от приставаний пьяного солдата.
– Ты спи. – Хеннинг протянул руку через проход и по-отечески потрепал его по плечу, – Не волнуйся.
Том протер глаза, пытаясь сообразить, как ему быть. Он не хотел злить Хеннинга, не хотел скандала. Им совершенно незачем привлекать к себе внимание.
– Послушай, – произнес он самым дружелюбным и рассудительным тоном, какой только мог придать собственному голосу. – Я не хочу показаться козлом, но уже очень поздно, а мы мало спали последние дни. Мы будем очень тебе признательны, если ты вернешься на свое место и дашь нам немного отдохнуть.
– Нет, нет, – запротестовал Хеннинг. – Ты ничего такого не подумай. Мы просто беседуем.
– Ничего личного, – объяснил Том. – Я просто прошу тебя по-человечески.
– Пожалуйста, – взмолился Хеннинг. – Мне просто нужно с кем-то поговорить. У меня сейчас такая хрень в жизни творится.
Солдат говорил с неподдельной искренностью в голосе, и Том подумал, что он, возможно, слишком бурно отреагировал. Но ситуация ему не нравилась: совершенно незнакомый человек зажал Кристину в угол, заняв место, на которое по глупости не сел он сам.
– Все нормально, – сказала ему Кристина. – Пусть Марк остается, я не против.
– Марк? Хеннинг кивнул.
– Так меня зовут.
– Что ж, ладно. Дело ваше. – Том вздохнул, признавая свое поражение. – Если она не возражает, настаивать не стану.
Хеннинг, словно в знак примирения, протянул ему через проход бутылку. Была не была, подумал Том. Он отхлебнул немного и поморщился от того, что бурбон обжег горло.
– Во-о, другой разговор, – одобрительно произнес Хеннинг. – До Омахи путь неблизкий. Хоть какое-то развлечение.
– Марк рассказывал мне про войну, – объяснила Кристина.
– Про войну? – Том содрогнулся, ощущая, как крепкий алкоголь разливается по телу. В голове сразу прояснилось, сна ни в одном глазу. – Про какую?
– В Йемене, – ответил Хеннинг. – Адская дыра.
* * *Кристина задремала, а Том с Хеннингом продолжали тихо беседовать, передавая друг другу бутылку через проход.
– Меня отправляют через десять дней. – Хеннинг, судя по его голосу, как будто сам в это не верил. – На год.
Хеннинг сообщил, что сам он из семьи военных. Его отец, двое дядьев и тетя служили в армии. Вместе со старшим братом, Адамом, они решили завербоваться сразу же после Четырнадцатого октября. Родом он из небольшого поселка, где полно воспитанных на Библии христиан, и тогда почти каждый первый верил, что надвигается Конец света. Ожидалось, что вот-вот разразится крупномасштабная война на Ближнем Востоке, предсказанная в Книге Откровений. И противником выступит не кто-нибудь, а сам Антихрист со своей армией, медоточивый военачальник, который объединит все силы зла под одним знаменем и вторгнется на Святую Землю.
Но пока ничего такого не произошло. В мире полно порочных и подлых тиранов, но за минувшие три года ни один из них не заявил о себе как о вероятном Антихристе, и никто не вторгся в Израиль. Вместо одной большой войны мы, как всегда, имеем кучу мелких. С Афганистаном почти разобрались, но в Сомали по-прежнему беспорядки, в Йемене – еще хуже. Несколько месяцев назад президент объявил о значительном увеличении численности вооруженных сил.
– Я общался с парнем, который только что оттуда вернулся, – рассказывал Хеннинг. – Он говорит, там прямо каменный век – песок, развалины и самодельные мины.
– Черт. – Том глотнул еще бурбона. Он чувствовал, что начинает раскрепощаться. – Боишься?
– Черт, да. – Хеннинг дернул себя за мочку уха, словно пытался оторвать ее. – Мне девятнадцать. Как-то совсем не улыбается очнуться в Германии с отрезанной ногой.
– Ну нет, такого не случится.
– Уже случилось. С моим братом. – Хеннинг сообщил об этом будничным, бесцветным и невыразительным тоном. – Машину заминировали, сволочи.
– О, черт. Это стремно.
– Завтра увижу его. Впервые с тех пор, как с ним это случилось.
– Ну и как он?
– Да вроде ничего. Пока в коляске. Но скоро ему новую ногу сделают, по этим, самым современным технологиям.
– Круто.
– Может, еще заделается бегуном со своим бионическим протезом. Я читал статью про одного такого парня, он теперь бегает быстрее, чем раньше. – Хеннинг влил в себя последние капли бурбона и сунул пустую бутылку в карман сиденья впереди стоящего кресла. – Странно будет видеть его таким. Моего старшего брата.
Хеннинг откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Том решил, что он засыпает, но тот вдруг тихо крякнул, словно что-то интересное пришло ему в голову.
– Вообще-то, ты прав, Свинтус. Ходи куда хочешь, делай что хочешь. Никто тобой не помыкает, не пытается отстрелить тебе башку. – Он посмотрел на Тома. – Такие у вас убеждения, да? Вы просто бродите по свету, ищите развлечения?
– Наш долг – наслаждаться жизнью, – объяснил Том. Он хорошо был знаком с убеждениями хиппи: многие наставники, которых он обучал в Сан-Франциско, побывали «босоногими» до того, как стали сподвижниками святого Уэйна. – Мы считаем, что удовольствие – это дар Создателя и что, живя в свое удовольствие, мы прославляем Его. А вот горевать нельзя, это грех. Правило номер один для нас.
Хеннинг широко улыбнулся.
– Мне такая религия по душе.
– На первый взгляд, простые принципы, но следовать им не так легко, как кажется. Человечество как будто запрограммировано на несчастья.
– Понимаю, – сказал Хеннинг, неожиданно уверенным тоном. – И давно вы так?
– Примерно с год. – Предвидя подобные допросы, Том с Кристиной продумали свою легенду до мельчайших подробностей, и слава богу, обрадовался он: сейчас он был слишком пьян, чтобы импровизировать. – Я учился в университете и вдруг понял, что занимаюсь ерундой. Наступает Конец света, а я изучаю бухучет. Что мне это даст?