Именно в этом пункте некоторые из наших коллективистских терминов могут вводить в заблуждение: по истечении срока действия патента или копирайта охраняемая им интеллектуальная собственность не становится «общественной собственностью» (хотя и именуется «всеобщим достоянием»); она просто прекращает быть собственностью. Если изобретение по-прежнему продолжают производить, а книгу - печатать, доходы от этой бывшей собственности поступают не «обществу», а единственным полноправным наследникам - производителям, которые пытаются воплотить идею в новой материальной форме, тем самым сохраняя ей жизнь.
Поскольку право на интеллектуальную собственность не может длиться вечно, вопрос о его продолжительности является чрезвычайно сложным. Если ограничить действие права продолжительностью жизни автора или изобретателя, это обесценит его, поскольку сделает невозможным заключение долгосрочных контрактов: в случае, если создатель умрет через месяц после того, как его изобретение попадет на рынок, это может разрушить бизнес того коммерсанта, который, вполне возможно, уже инвестировал в его производство целое состояние. При таких условиях инвесторы вряд ли смогут себе позволить подобные долгосрочные риски: чем более значительно или революционно будет то или иное изобретение, тем меньше будет шансов найти инвестора для его производства. Таким образом, закон должен определить такую продолжительность права интеллектуальной собственности, при которой возможно защитить интересы всех заинтересованных сторон.
В случае с копирайтом наиболее рациональное решение предложил британский акт о копирайте 1911 года, установивший, что копирайт защищает книгу, картину, фильм либо иное произведение на протяжении жизни автора и в последующие пятьдесят лет.
В случае с патентами проблема еще сложнее. То или иное изобретение, будучи запатентованным, способно серьезно замедлить или даже остановить дальнейшие исследования и конструкторские разработки в соответствующей научной области. К тому же многие патенты охватывают пересекающиеся сферы. Проблема заключается в том, чтобы определить конкретные права изобретателя, включив в них лишь то, на что он по справедливости может претендовать, и исключив его право на косвенные последствия или еще не обнаруженные возможности его изобретения. Пожизненный патент может стать непреодолимым барьером для развития соответствующей области знаний, которая в дальнейшем сможет развиваться лишь в границах существующих и потенциальных достижений обладателя патента. Юридическая проблема, таким образом, заключается в том, чтобы установить достаточный срок, дающий изобретателю возможность извлечь всю возможную выгоду из его изобретения, не нарушая при этом права других на проведение независимых исследований. Как и во многих правовых вопросах, соответствующий лимит времени должен быть назначен в согласии с принципом установления и защиты интересов всех заинтересованных сторон.
Противники патентного законодательства, как правило, приводят в пример двух изобретателей, независимо друг от друга работающих над одним и тем же открытием в течение многих лет; если после этого один успеет в патентное бюро на час или день раньше другого, он получит монополию на изобретение, тогда как работа неудачника пропадет втуне. Это возражение, однако, базируется на ошибочном смешивании возможного и реального. Тот факт, что человек мог бы стать первым, не отменяет другого - что он им так и не стал. Поскольку в центре проблемы находятся коммерческие права, неудачнику следует иметь в виду, что в борьбе за право продавать свое изобретение он может столкнуться с конкурентом, который обойдет его в борьбе, - что справедливо для всех типов конкуренции.
Сегодня патенты - излюбленный объект для коллективистских атак - прямых и косвенных, направленных на отмену торговых марок, брендов и т.д. Пока так называемые «консерваторы» смотрят на подобные атаки с безразличием, а временами и с одобрением, коллективисты, кажется, осознают, что патенты - сердце и суть любого права собственности, и если они будут отменены, отмена прочих прав произойдет автоматически, став лишь кратким послесловием к главному.
Сегодняшнее состояние нашей патентной системы воистину ужасно. Права изобретателей нарушаются, размываются, подтачиваются, отбираются по частям и попираются множеством способов с помощью такого числа необъективных законодательных установлений, что многие предприниматели предпочитают защищать важные изобретения с помощью плотной завесы секретности, боясь их патентовать. (Вспомним хотя бы, как трактовало патентное право антитрестовское законодательство, - и это лишь один пример из многих).
Те, кто внимательно наблюдает за разрушением системы патентов - иными словами, за тем, как посредственности изо всех сил стремятся нажиться на достижениях гениев, - и понимает, каких последствий можно ждать от происходящего, поймет, почему в финальном параграфе VII главы, II части книги «Атлант расправил плечи» виновным оказывается пассажир, говорящий: «Почему Риарден должен быть единственным, кто производит риарден-металл?»[21]
12. Теория и практика
Айн Рэнд
Человеконенавистники
Мало найдется столь же наивных и самоубийственных ошибок, как попытка так называемых «консерваторов» защитить капитализм с позиций коллективистского альтруизма.
Многие полагают, что альтруизм - синоним доброты, благожелательности и уважения к правам других. На самом же деле эта идеология противоположна перечисленным выше понятиям: она учит жертвовать собой и другими во имя непонятных «общественных интересов», рассматривая человека как жертвенное животное.
Свято веруя, что коллективистами движет искренняя забота о благополучии человечества, так называемые защитники капиталистической системы уверяют своих противников, что капитализм - практический путь достижения целей, декларируемых социалистами, лучший способ достижения того же самого результата, что именно он лучше всего соответствует интересам общества.
После этого они еще удивляются своему идейному поражению, не понимая, почему кровавая грязь социализма продолжает расползаться по планете.
Они терпят поражение, поскольку невозможно добиться блага для кого бы то ни было с помощью жертв, а также потому, что социалисты и не стремятся добиться блага для людей. Эти альтруисты и коллективисты ненавидят капитализм не за приписываемые ему недостатки, а за воплощенные в нем добродетели.
Если вы в этом сомневаетесь, давайте рассмотрим несколько примеров.
Многие историки-коллективисты критикуют Конституцию Соединенных Штатов, утверждая, что ее авторы были состоятельными землевладельцами, а значит, ими двигали не политические идеалы, каковы бы они ни были, а «эгоистические» экономические интересы.
Разумеется, это не так. Однако правда заключается в том, что капитализм ни от кого не требует жертвовать собственными интересами. И здесь прежде всего обращает на себя внимание та мораль, которая скрывается за аргументами коллективистов.
До Войны за независимость в течение многих столетий феодализма и монархии интересы богатых требовали лишения собственности, порабощения и страданий остальных слоев населения. Таким образом, общество, где интересы богатых требуют всеобщей свободы, экономической эффективности и защиты прав личности, должно было превозноситься любым, кто заботится о благополучии человечества, как идеальная социальная формация.
Но не в этом цель коллективистов.
Подобной же критике подвергают идеологи коллективизма период Гражданской войны в США. Северянами, пренебрежительно заявляют они, двигало не самоотверженное стремление добиться свободы для рабов, но «эгоистические» экономические интересы капитализма, для которого требовался свободный рынок труда.
Последнее замечание нельзя не признать справедливым. Капитализм не может использовать рабский труд. Он требовался лишь аграрному феодальному Югу. Капиталистический индустриальный север уничтожил рабство в США - точно так же, как капитализм уничтожил рабство и крепостную кабалу во всем цивилизованном мире на протяжении XIX столетия.
Какая добродетель может оказаться более значимой для социальной системы, нежели тот факт, что она не позволяет одному человеку порабощать другого в собственных интересах? Какую более достойную систему мечтает увидеть любой, чья цель - благоденствие человечества?
Но не это цель коллективистов.
Капитализм обеспечил самое высокое качество жизни, когда-либо существовавшее на Земле. Это - неоспоримый факт. Из примеров последнего времени достаточно сравнить между собой Западный и Восточный Берлин. Однако громче всех обличают именно те, кто декларирует искоренение бедности в качестве своей главной цели. Нет, благополучие человечества - не их цель.
Какая добродетель может оказаться более значимой для социальной системы, нежели тот факт, что она не позволяет одному человеку порабощать другого в собственных интересах? Какую более достойную систему мечтает увидеть любой, чья цель - благоденствие человечества?
Но не это цель коллективистов.
Капитализм обеспечил самое высокое качество жизни, когда-либо существовавшее на Земле. Это - неоспоримый факт. Из примеров последнего времени достаточно сравнить между собой Западный и Восточный Берлин. Однако громче всех обличают именно те, кто декларирует искоренение бедности в качестве своей главной цели. Нет, благополучие человечества - не их цель.
Положение экономически отсталых народов признано серьезной мировой проблемой. Большинство из них прозябают в бедности. Некоторые, подобно Бразилии, национализируют или просто отбирают собственность иностранных инвесторов. Другие, подобно Конго, захватывают иностранцев в рабство, не делая исключений ни для женщин, ни для детей. После этого все они умоляют заграницу о финансовой и технической помощи. Лишь альтруистические доктрины позволяют им действовать подобным образом совершенно безнаказанно.
Если бы среди этих народов можно было насадить капиталистическую систему, объяснив им, что такое право собственности, их проблемы исчезли бы. Люди, обладающие соответствующими возможностями, направили бы инвестиции в разработку природных ресурсов, рассчитывая на последующие доходы. Они привели бы с собой специалистов, принесли стране деньги и распространили на нее влияние цивилизации, а также обеспечили рабочие места, в чем особенно нуждаются экономически отсталые народы. Все были бы в выигрыше, и никому не пришлось бы нести расходы или приносить жертвы.
Но, согласно воззрениям альтруистов, это было бы «эгоистично», а значит, подобный выход - зло. Вместо этого они предпочитают снижать заработки собственных граждан посредством налогов, направляя последние на латание экономических дыр за рубежом, наблюдая за тем, как их собственная экономика растет медленнее год от года.
В следующий раз, когда вам придется отказать себе в чем-то необходимом, чего вы не можете себе позволить, или отказаться от мелкого излишества, которое способно превратить нудное дело в удовольствие, - спросите себя, сколько ваших денег было потрачено на строительство рассыпающейся на глазах дороги в Камбодже за счет налогоплательщика.
Чтобы покончить с этим, придется осознать: альтруизм - доктрина, в основе которой лежит не любовь, а ненависть к человеку.
Коллективисты рассматривают жертвы не как временную меру, необходимую для достижения некоей значительной цели. Самопожертвование ценно для них само по себе, как образ жизни. Они бы с радостью лишили людей независимости, успехов, процветания и счастья.
Обратите внимание на бессмысленную, истерическую ненависть, с которой они встречают любое утверждение о возможности обойтись без жертв, о том, что общество, не требующее самопожертвования, возможно, и именно в нем реально достижимо благоденствие человечества.
Если бы капитализма не существовало, каждый честный гуманитарий должен был бы приложить все свои усилия, чтобы придумать его. Но когда мы видим тех, кто пытается отрицать его существование, извращать его сущность и даже уничтожить его последние островки, - будьте уверены: какими бы ни были их мотивы, любовь к человечеству не имеет к ним отношения.
Дикий хаос
Из нынешних событий в Алжире должен быть извлечен важный политический урок.
Президент Кеннеди вел настоящую идеологическую войну против идеологии. Он неоднократно утверждал, что политическая философия бесполезна, и истинная мудрость состоит в умении действовать в соответствии с требованиями момента.
31 июля он объявил группе бразильских студентов: не существует правил или принципов, позволяющих «управлять средствами достижения прогресса», все политические системы достаточно хороши, включая социализм, - разумеется, пока он обеспечивает людям «свободу выбора».
31 августа, всего месяц спустя, история, подобно хорошей пьесе, дала ему вполне убедительный ответ. Алжирцы маршировали по улицам города, отчаянно протестуя против угрозы новой гражданской войны, крича: «Мы хотим мира! Мы хотим правительство!»
Что же им делать, чтобы добиться желаемого?
В годы гражданской войны этих людей объединяла не политическая философия, а исключительно национальная принадлежность. Они боролись не за какую бы то ни было программу, но лишь против французского господства. Однако, завоевав независимость, они раскололись на бунтующие племена и вооруженные «провинции», воюющие друг против друга.
The New York Times (2 сентября 1962 года) описывает ситуацию в Алжире как «жестокую схватку за власть между теми, кто желает править страной». Однако куда эти люди могут завести страну? В отсутствие политических принципов руководство страной сводится лишь к организации охранных подразделений и дальнейшему правлению с помощью грубой силы.
Народ Алжира и племенные вожди, представляющие большинство, боровшееся против Франции, оказались во власти хорошо организованного меньшинства, появившегося на сцене лишь после победы. Это меньшинство, возглавляемое Беном Беллой, получило вооружение от Советской России.
Большинство в отсутствие идеологии - беспомощная толпа, которую кто угодно может завести куда угодно.
Теперь давайте попытаемся понять значение совета, данного Кеннеди, для Алжира и всего мира. Провозглашенное им не являлось политической философией США - но лишь принципом права большинства. Согласно этой доктрине, большинство может делать то, что ему угодно, поскольку все, сделанное по воле большинства, правильно, а его воля - превыше всего.
Это означает, что большинство может отказать в правах меньшинству, или распоряжаться жизнью, свободой и собственностью индивидуума - по крайней мере, до тех пор, пока тот не соберет вокруг себя свое собственное, преданное ему большинство. И каким-то непонятным образом из этого должна вырасти политическая свобода - странно, не правда ли?
Однако одного желания недостаточно, чтобы они осуществились, ни для личности, ни для нации. Политическая свобода требует куда большего: глубоких знаний в области политической теории и способов воплощения ее в практику.
Для того, чтобы достигнуть политической свободы, требуются столетия интеллектуальных и философских трудов. За нее боролись многие столетия - от Аристотеля до Джона Локка и Отцов-основателей.
Созданная ими система базировалась отнюдь не на безграничных правах большинства, а, напротив, на идее неотъемлемости прав личности, которые невозможно отнять ни путем голосования большинства, ни в результате заговора меньшинства. Индивидууму не приходится полагаться на милость соседей или руководителей: разработанная с применением научного подхода конституционная система сдержек и противовесов оберегает его и от тех, и от других.
Это было великое американское достижение - и если бы нашими лидерами двигало настоящее беспокойство по поводу благосостояния других народов, именно этому им следовало бы научить мир.
Вместо этого мы вводим в заблуждение невежественные и полудикие народы, доказывая им, что в знании политики нет никакой необходимости, что выбор нашей системы или любой другой - лишь вопрос их собственных субъективных предпочтений, и что они с тем же успехом могут предпочесть любую доисторическую форму племенной тирании, бандитского беспредела, устроить любую массовую бойню - с нашей санкции и с нашей поддержкой.
Может быть, именно поэтому мы поддерживаем толпу алжирских рабочих, марширующих по улицам, выкрикивая свои требования: «Работы, а не крови!» - не зная, какие знания или иные средства помогут им добиться желаемого.
В 1917 году российские крестьяне точно так же требовали: «Земли и свободы!» Однако вместо этого они получили Ленина и Сталина.
В 1933 году немцы требовали: «Пространства для жизни!» Но вместо этого получили Гитлера.
В 1793 году французы надсаживались, крича: «Свобода, равенство, братство!» И получили - Наполеона.
В 1776 году американцы провозгласили своей целью права человека - и, ведомые политическими философами, добились желаемого.
Ни одна революция, даже самая справедливая, ни одно движение, даже самое популярное, не добились успеха без поддержки политической философии: лишь она может задавать направление и ставить цели.
Соединенные Штаты - великолепный пример страны, созданной специалистами по политической теории, - отказались от собственной философии и теперь разваливаются на части. Как нация, мы раскалываемся на воюющие племена, которые - лишь в силу цивилизованной традиции, впрочем, ослабевающей на глазах, - сегодня именуются «группами экономического давления». В качестве оппозиции растущей идеологии государственности у нас имеются лишь жалкие группы так называемых «консерваторов», защищающих не политические принципы, но лишь выступающих в качестве вечной оппозиции «либералам».