Покинул дом дедовский Констебл («Шлюз и мельница в Даннинге»), за ним исчез прадедушкин Тёрнер («Лебеди на Эйвоне») – обе картины хранились в семье свыше столетия.
Хьюго сумел убедить себя, что ничего не ворует. В конце концов, в отцовском завещании было прописано: «…и все, что в нем».
Нерегулярное финансирование позволяло компании выживать, и первый квартал ознаменовался лишь небольшими убытками – если, конечно, не считать отставок еще трех директоров и нескольких старших администраторов, которые в последний день месяца не получили чеков. Будучи спрошен, Хьюго пенял на временные неудачи из-за войны. Один пожилой директор заметил на прощание: «Ваш отец никогда не считал это оправданием».
Но вскоре начали таять даже движимые активы.
Хьюго понимал, что если он выставит на продажу Баррингтон-холл и его семьдесят два акра паркового леса, то весь мир узнает, что компания, считавшаяся прибыльной более ста лет, – банкрот.
Мать продолжала внимать его заверениям о том, что беды эти временные и скоро все утрясется само собой. Спустя какое-то время он и сам поверил этим своим словам. Когда чеки вновь перестали принимать, мистер Прендергаст напомнил Хьюго о действующем предложении трех с половиной тысяч фунтов за его собственность на Брод-стрит и подчеркнул, что они все еще могут принести прибыль в шестьсот.
– А как же тридцать тысяч, которые мне сулили? – заорал Хьюго в телефонную трубку.
– Это предложение тоже в силе, сэр Хьюго, но по-прежнему при условии, что вы выкупите участок миссис Клифтон.
– Предложите ей тысячу, – рявкнул он.
– Как скажете, сэр Хьюго.
Хьюго швырнул трубку и мрачно подумал о новых, еще неведомых бедах. Телефон зазвонил снова.
* * *Хьюго укрылся в угловой нише «Рэйлвэй армс» – отеля, в котором он не был частым гостем и надеялся, что не будет. Он то и дело смотрел на часы в ожидании Митчелла.
Частный детектив явился в одиннадцать тридцать четыре утра – через считаные минуты после прибытия паддингтонского экспресса на станцию Темпл-Мидз. Митчелл устроился в кресле напротив своего единственного клиента, хотя уже несколько месяцев не получал от него гонораров.
– Что за срочность? – спросил Хьюго, когда перед тем поставили полпинты пива.
– К сожалению, вынужден сообщить вам, сэр, – молвил Митчелл, отхлебнув пива, – что полиция арестовала вашего друга Тоби Данстейбла. – Хьюго содрогнулся. – Его обвиняют в краже бриллиантов Ольги Пиотровска, а также нескольких ее картин, включая Пикассо и Мане, которые он пытался сбыть торговой компании «Мэйфер».
– Тоби будет молчать, – сказал Хьюго.
– Боюсь, что нет, сэр. Меня надежно проинформировали, что он перешел на сторону обвинения в обмен на смягчение приговора. Похоже, что Скотленд-Ярд больше интересует заказчик.
Пена в бокале Хьюго осела, пока он постигал смысл слов Митчелла. После долгой паузы частный детектив продолжил:
– Я также счел, что вам будет полезно узнать о том, что мисс Пиотровска наняла своим представителем королевского адвоката сэра Фрэнсиса Мэйхью.
– Почему она не оставила дело на откуп полиции?
– Она обратилась к сэру Фрэнсису не по поводу ограбления, а по двум другим причинам.
– Двум другим?
– Да. Насколько я понимаю, судебное решение о нарушении вами брачного обещания почти готово, и мисс Пиотровска также вчиняет иск об установлении отцовства, называя отцом ее дочери вас.
– Ей никогда не доказать этого.
– Суду будет предъявлен чек от обручального кольца, приобретенного в ювелирном магазине «Аркада Берлингтона». Кроме того, две ее экономки и камеристка подписали аффидавит,[30] подтверждающий, что вы больше года проживали в доме сорок четыре по Лоундес-сквер.
– Что мне делать? – почти прошептал Хьюго.
Он впервые за десять лет спросил у Митчелла совета.
– На вашем месте, сэр, я бы как можно скорее уехал из страны.
– Сколько у меня времени?
– Неделя, максимум десять дней.
У столика возник официант:
– С вас шиллинг и девять пенсов, сэр.
Поскольку Хьюго не пошевелился, Митчелл вручил официанту флорин и сказал:
– Сдачу оставьте себе.
Когда частный детектив отбыл к лондонскому поезду, Хьюго какое-то время сидел в одиночестве, обдумывая свое положение. Вернулся официант, спросивший, не повторить ли заказ, но Хьюго даже не ответил. Наконец он тяжело поднялся из-за стола и вышел из бара.
Хьюго направился в центр города и все замедлял шаг, пока наконец не понял, что надо сделать в первую очередь. Через несколько минут он вошел в банк.
– Чем могу помочь, сэр? – спросил молодой человек за конторкой.
Но Хьюго уже наполовину пересек зал, не успел тот позвонить управляющему и предупредить о приходе сэра Хьюго Баррингтона.
Прендергаст давно перестал удивляться тому, что сэр Хьюго не утруждал себя предупреждениями и мог обратиться к нему в любую секунду, однако его шокировало то, что нынче председатель правления компании Баррингтонов явился небритым.
– У меня проблема, которую необходимо разрешить здесь и сейчас, – объявил Хьюго, погрузившись в кресло напротив управляющего.
– Разумеется, сэр Хьюго. Чем могу быть полезен?
– Сколько максимум можно выручить за мою недвижимость на Брод-стрит?
– Но я же только на прошлой неделе отправил письмо с уведомлением, что миссис Клифтон отвергла ваше последнее предложение.
– Я все отлично помню. Я имел в виду – без ее участка?
– Предложение о трех с половиной тысячах в силе, но у меня есть основания верить, что, накинь вы еще немного, она уступит, и тридцать тысяч фунтов будут вашими.
– У меня не осталось времени, – сказал Хьюго, ничего не объясняя.
– Если дело в этом, то я наверняка сумею убедить моего клиента поднять сумму до четырех тысяч, и прибыль получится довольно высокой.
– Если я приму это предложение, мне понадобится ваша гарантия в одном. – (Мистер Прендергаст вопросительно поднял бровь.) – В том, что ваш клиент не имеет и никогда не имел никакой связи с миссис Клифтон.
– Я гарантирую, сэр Хьюго, что это так.
– Если ваш клиент заплатит четыре тысячи, сколько останется у меня на текущем счету?
Мистер Прендергаст проверил балансовый лист.
– Восемьсот двадцать два фунта и десять шиллингов, – сказал он.
Хьюго больше не отпускал шуток о десяти шиллингах.
– В таком случае мне нужны восемьсот фунтов наличными – срочно. А позже я проинструктирую вас, куда прислать выручку от продажи.
– Выручку от продажи? – переспросил Прендергаст.
– Да, – ответил Хьюго. – Я решил выставить на торги Баррингтон-холл.
36
Никто не видел, как он вышел из дома.
Он нес чемодан и был одет в теплый твидовый костюм, прочные ботинки, толстое пальто и коричневую фетровую шляпу. При беглом взгляде его легко было принять за коммивояжера.
До автобусной остановки было чуть больше мили пешком – в основном по его собственной земле. Через сорок минут он поднялся в зеленый одноэтажный автобус – таким видом транспорта ему еще не приходилось пользоваться. Он уселся на заднем сиденье, не выпуская из поля зрения свой чемодан. Женщине-кондуктору отдал десятишиллинговую банкноту, хотя просили только трехпенсовик; его первая ошибка, если он не хотел привлекать к своей персоне внимания.
Автобус продолжил путь в Бристоль – на своей «лагонде» Хьюго преодолевал этот отрезок минут за двадцать, но сегодня прошло больше часа, прежде чем они наконец прибыли на автобусный вокзал. Хьюго сошел не первым и не последним. Он проверил свои часы – два тридцать восемь пополудни. У него еще достаточно времени.
Хьюго поднялся по склону к вокзалу Темпл-Мидз – прежде он никогда не замечал этого склона, но никогда и не носил чемодан сам, – где встал в длинную очередь и приобрел билет в третий класс до Фишгарда. Он спросил, к какой платформе подадут поезд, нашел ее и встал в дальнем конце под незажженным газовым фонарем.
Когда состав подали, Хьюго поднялся в вагон и нашел себе среднее место в купе третьего класса, которое быстро заполнилось. Свой чемодан он положил на полку напротив и практически не сводил с него глаз. Дверь открылась, заглянувшая женщина увидела, что мест нет, но он не уступил ей своего.
Как только поезд отошел от перрона, Хьюго облегченно вздохнул и радостно проводил взглядом Бристоль. Он откинулся на спинку и задумался о принятом решении. Завтра к этому времени он уже будет в Корке. И не ощутит себя в безопасности, пока не ступит на ирландскую землю. Но нужно прибыть в Суонси точно по расписанию, если он хочет поспеть к поезду на Фишгард.
В Суонси у Хьюго осталось еще полчаса на чашку чая с челсийской булочкой в привокзальном буфете. Это был, конечно, не «Эрл Грей» и не «Карвардин», но ему было все равно – настолько он устал. Покончив с завтраком, он сменил буфет на очередной тускло освещенный перрон и стал дожидаться фишгардского поезда.
Тот опоздал, но Хьюго был уверен, что паром не покинет порта, пока не поднимутся на борт все пассажиры. Он переночует в Корке и возьмет билет на любой пароход в Америку. Там он начнет новую жизнь с деньгами, которые выручит от продажи Баррингтон-холла.
Пуская дом с молотка, он впервые вспомнил о матери. Где ей жить? Возможно, Элизабет приютит ее в Мэнор-Хаусе. В конце концов, места там более чем достаточно. Если нет, то можно и к Харви – у них три дома, не говоря о многочисленных загородных имениях.
Затем его мысли устремились к «Пароходству Баррингтонов» – компании, которую строили два поколения его семьи, а третье умудрилось поставить на колени быстрее, чем благословение епископа.
Всплыло воспоминание об Ольге Пиотровска – слава богу, он ее больше не увидит. Мелькнула и не задержалась мысль о Тоби Данстейбле, источнике его бед.
Встали в памяти Эмма и Грэйс, но тоже ненадолго: он никогда не видел смысла в дочерях. Следом пришла мысль о Джайлзе, который избегал его после побега из лагеря в Вайнсберге и возвращения в Бристоль. Люди постоянно спрашивали его о сыне-герое, и всякий раз Хьюго придумывал что-то на ходу. Скоро необходимость в этом отпадет: как только он очутится в Америке, пуповина будет перерезана, хотя со временем – а Хьюго продолжал считать, что время пройдет немалое, – Джайлз унаследует титул, пусть даже «все, что в нем» окажется не дороже листа бумаги, на котором начертаны эти слова.
Но больше всего он думал о себе, об отпущении грехов, и эти мысли пресеклись только с прибытием в Фишгард. Он подождал, пока сойдут первые пассажиры, подхватил чемодан и покинул вагон.
Хьюго пошел на объявления, которые выкрикивали в мегафон: «Автобусы в порт! Автобусы в порт!» Автобусов было четыре. Он выбрал третий. Поездка на сей раз оказалась недолгой, и причал искать не пришлось, несмотря на светомаскировку. Еще одна очередь за билетами в третий класс – теперь на паром в Корк.
Купив билет в один конец, Хьюго поднялся по трапу, ступил на палубу и нашел себе уголок, где не свернулась бы ни одна уважающая себя кошка. Он не чувствовал себя в безопасности до тех пор, пока не услышал два низких гудка и не ощутил толчок: судно отчаливало.
Когда паром вышел из гавани, Хьюго расслабился впервые за все путешествие. Он был настолько вымотан, что опустил голову на чемодан и забылся глубоким сном.
Он не знал, как долго проспал, когда почувствовал, что его хлопают по плечу. Он поднял глаза и увидел двух мужчин, нависших над ним.
– Сэр Хьюго Баррингтон? – спросил один.
Отпираться было бессмысленно. Хьюго рывком поставили на ноги и объявили, что он арестован, после чего зачитали длинный перечень обвинений.
– Но я плыву в Корк! – запротестовал он. – Мы же покинули двенадцатимильную зону?
– Нет, сэр, – сказал второй офицер, – вы плывете обратно в Фишгард.
Несколько пассажиров перегнулись через перила, чтобы получше разглядеть, как уводят по трапу человека в наручниках – виновника задержки парома.
Хьюго втолкнули на заднее сиденье черного «вулзли», и через несколько секунд началось его долгое обратное путешествие в Бристоль.
* * *Дверь камеры отворилась. Человек в форме принес на подносе завтрак – не совсем завтрак, и не то чтобы поднос, и, конечно, не тот человек в форме, какого Хьюго привык видеть с утра. Взглянув на жареный хлеб и утопленные в масле помидоры, он отодвинул поднос в сторону. Сколько воды утечет, пока он привыкнет к этой диете? Констебль вернулся через несколько минут, забрал поднос и с грохотом закрыл за собой дверь.
Когда она открылась вновь, в камеру вошли два офицера, которые повели Хьюго по каменным ступеням на второй этаж в комнату для допросов, где его ждал юрисконсульт «Пароходства Баррингтонов» Бен Уиншо.
– Мне очень, очень жаль, председатель, – проговорил он.
Хьюго покачал головой, смиряясь с поражением.
– Что будет дальше? – спросил он.
– Суперинтендент сказал, что через несколько минут вам предъявят обвинения. Вас отвезут в суд, где вы предстанете перед судьей. Все, что вам нужно делать, – не признавать себя виновным. Он подчеркнул, что они будут против освобождения под залог и особо заметят судье, что вас арестовали при попытке бегства из страны с чемоданом, где было восемьсот фунтов стерлингов. И пресса, боюсь, почует запах жареного.
Хьюго с юристом осталось дожидаться суперинтендента. Юрисконсульт предупредил Хьюго, что тот должен приготовиться к нескольким неделям в тюрьме до начала процесса, и назвал четверых королевских адвокатов, которых можно нанять для защиты. Они едва успели остановиться на сэре Гилберте Грее, как вошел сержант.
– Вы свободны, сэр, – объявил он, словно Хьюго совершил мелкое дорожное правонарушение.
Ошеломленный Уиншо спросил не сразу:
– Должен ли мой клиент вернуться позднее?
– Не могу знать, сэр.
Хьюго вышел из полицейского участка свободным человеком.
* * *Вся история уложилась в коротенькую заметку на девятой странице «Бристоль ивнинг ньюс»: «Почтенный Тоби Данстейбл, второй сын одиннадцатого графа Данстейбла, умер от сердечного приступа в следственном изоляторе полицейского участка в Уимблдоне».
В дальнейшем подоплеку разъяснил Дерек Митчелл.
Он рассказал, что граф навестил своего сына за пару часов до того, как Тоби наложил на себя руки. Дежурный офицер слышал, как отец и сын на высоких тонах обменялись резкими фразами, причем граф упорно твердил о чести, репутации семьи и должном поступке в сложившихся обстоятельствах. Во время дознания, проведенного позднее в Уимблдонском королевском суде, судья спросил того самого офицера, не передал ли граф каких-нибудь пилюль.
– Не видел, сэр, – ответил тот.
Смерть от естественной причины – таков был вердикт судебной коллегии Уимблдонского королевского суда.
37
– Председатель, мистер Прендергаст звонил с утра уже несколько раз, – доложила мисс Поттс, семеня за сэром Хьюго в его кабинет. – И в последний подчеркнул, что дело безотлагательное.
Если ее и удивило то, что председатель небрит, а твидовый костюм измят, словно в нем спали, то виду она не подала.
Хьюго сразу решил, что сделка по Брод-стрит провалилась и банк потребует вернуть восемьсот фунтов. Ничего, Прендергаст подождет.
– А еще Танкок говорит, – добавила мисс Поттс, заглянув в свой блокнот, – что у него для вас новости, которые вам понравятся.
Председатель оставил это без комментариев.
– Но главное, – продолжила она, – это письмо, которое я оставила на вашем столе. Смею предположить, что вам лучше прочесть его сразу.
Хьюго приступил к чтению, не успев усесться в кресло. Затем перечитал письмо, все еще не веря своим глазам. Он поднял взгляд на секретаршу.
– Мои поздравления, сэр.
– Срочно звоните Прендергасту, – рявкнул Хьюго. – И финдиректора ко мне, а потом вызовите Танкока – в таком порядке.
– Хорошо, председатель, – сказала мисс Поттс и поспешила из кабинета.
В ожидании, пока его соединят с Прендергастом, Хьюго в третий раз прочел письмо министра судостроения.
Дорогой сэр Хьюго!
С удовольствием сообщаю Вам о том, что «Пароходство Баррингтонов» удостоилось контракта на…
Зазвонил телефон.
– Мистер Прендергаст на линии, сэр, – доложила мисс Поттс.
– Доброе утро, сэр Хьюго. – В голосе банкира вновь звучали почтительные нотки. – Я счел необходимым уведомить вас в том, что миссис Клифтон наконец дала согласие продать свой участок на Брод-стрит за тысячу фунтов.
– Но я уже подписал контракт на продажу прочей собственности компании «Юнайтед доминион» за четыре тысячи.
– И он еще на моем столе, – подхватил Прендергаст. – К несчастью для компании и к вашей удаче, ее представители поспели ко мне не раньше десяти утра.
– И вы обменялись контрактами?
– Да, сэр Хьюго, всенепременно.
Сердце Хьюго упало.
– На сорок тысяч фунтов.
– Не понимаю.
– Как только мне удалось убедить «Юнайтед доминион», что вам принадлежат и участок миссис Клифтон, и все остальные фригольды на этой улице, они выписали чек на всю сумму.
– Отличная работа, Прендергаст. Я знал, что могу на вас положиться.