– Ты жив? – снова сказала Яна, словно у нее язык замерз в одном и том же положении, повторяя одни и те же слова.
– Яна, ты пугаешь меня. Ты ничем не ударилась? Дай я тебя осмотрю! Я тебе еще раз говорю, что со мной все хорошо. Кровь просто от ссадины…
– А сердце? – наконец-то разморозилась Яна.
– Сердце? С сердцем в порядке все… если только ты не разобьешь мне его окончательно.
– Я же видела… я видела!!! – Лицо Яны исказила гримаса ужаса. – Твое сердце валялось отдельно от тебя! Мне не могло это присниться. Меня именно это обстоятельство и ввергло в шок…
– Тише, Яна! Умоляю, тише!
– Я видела!! Ты его что, назад вставил?! Что я несу?! Я, наверное, сошла с ума?! Точно! Я выпала из реальности! Мне слышатся голоса и мерещится всякое! Что делать? – Яну охватила настоящая паника.
– Яночка, успокойся! Тише! Ты не сошла с ума. Сердце было, ей-богу.
– Было?! – ужаснулась Яна. – И как же?!.
– Оно не мое… Я вез его с работы… Не смотри на меня так! Не успел я его исследовать, и что? Взял работу домой, и что? Другие могут, а я нет? Я же не знал, что такое может случиться и это сердце вывалится из пакета! – отвел глаза Гриша.
– Там было еще что-то… – жевала слова Яна.
– Фрагмент кишечника… Ну, был! И что? Надо было поставить диагноз, именно из-за непроходимости кишечника умер пациент. Я тоже взял домой на исследования. Яна, очень много трупов, а работников в нашем бизнесе очень мало. Я катастрофически не успеваю…
– Фрагмент кишечника, – как бы нараспев попробовала слова Яна. – Какой ужас… Я же думала, что это все твое. Я так перепугалась…
– Прости меня, я не думал…
– Да о чем ты вообще думал! «Я взял на дом работу»! И кто это говорит? Патологоанатом! Я с ума схожу! Аллилуйя! Постой! Это в каком таком пакете? Не в том ли, что я держала в руках, когда ехала за тобой? Ты мне его еще перед посадкой сунул. Какой кошмар! Я ехала, рискуя жизнью, с сумасшедшим водителем, да еще в руках держала пакет с чужим сердцем и фрагментом ки-шеч-ни-ка! Вот это – романтика! Вот это выбор с моей стороны, ничего не скажешь! Главный врач медицинского центра на шикарном автомобиле или сумасшедший патологоанатом с человеческими потрохами в мороз на мотоцикле? И я, как всегда, выбираю наихудший вариант! Дура дурой! Гриша, как ты можешь ездить на мотоцикле, зная, что ты вот так, запросто, способен потерять сознание?
– И при этом еще брать попутчиков? – Гриша вдруг наклонился к лицу Яны и поцеловал ее. – Прости меня! Раньше приступы никогда не повторялись с такой частотой, вот я и решил, что ты в полной безопасности. Если бы я только мог предположить, что такое случится, я бы никогда не рискнул жизнью другого человека. Тем более твоей. Видимо, моя болезнь прогрессирует.
Яна отстранилась от него:
– Ты это… губы не раскатывай и руки не распускай… Плохо, что ты на мотоцикле. Вот, что теперь делать? Если бы ты был в машине, я сейчас села бы за руль. А на этом чудовище я не умею.
Григорий повернул голову в сторону своего распластавшегося на земле железного коня.
– Да он и не на ходу, наверное. Что-то там треснуло и щелкнуло при падении. Боюсь, что и отвалилось… Я уже вызвал эвакуатор, мотоцикл отвезут в ремонт. Так что мы с тобой остались без колес.
– Совсем плохо… А у тебя голова кровоточит.
– Почти уже закончила. – Григорий зачерпнул снег рукой и приложил его к ране. Снег окрасился, но не в красный цвет, а в нежно-розовый. – Уже останавливается… Будет все хорошо.
– Будем надеяться, – не очень уверенно произнесла Яна и оглядела его повнимательнее. – Гриша…
– Да?
– А где твоя «домашняя работа»?
– Ну, я быстро все в пакет убрал, спрятал… Ты же понимаешь, я все это вернуть в морг должен. А людям я сказал, что это покупное для собаки, прости господи… Ладно, все! Не напоминай мне больше об этом. Сейчас заберут мотоцикл, мы с тобой поймаем машину и поедем по твоему делу.
– По какому такому моему делу? – удивилась Яна.
– Бедной девушке страшно дома одной, – напомнил Гриша.
– Точно! – наконец-то полностью пришла в себя Цветкова. – Но пакет понесешь сам…
Глава 9
Яна с Григорием приехали на частной машине на запад столицы в какой-то совершенно безлюдный район. На улице было уже очень темно и холодно. Снег хрустел под ногами так, будто он синтетический. Лунный свет красиво заливал темно-синие сугробы, накидывая на них блестящие вуали из миллионов искр.
Яна втянула голову в капюшон, словно черепаха в панцирь, и зябко закуталась в короткую дубленку. Гриша выглядел очень бледным в этом лунном свете, но глаза у него были живые, блестящие, даже со смешинками где-то в глубине. Он держал в руках два пакета – с тем, о чем Яна не хотела вспоминать, и с едой из супермаркета.
«Не перепутал бы», – мелькнуло у нее в голове.
Вдоль широкой пустынной дороги росли крупные заснеженные тополя и тянулись низкие дома, похожие на бараки. Заканчивалась улица серым бетонным забором с колючей проволокой.
– Ну и окрестности! Пейзажик! – присвистнул Гриша, впечатленный увиденным.
– Можно снимать фильмы ужасов без декораций. Где тут ее дом?
– Думаю, что второй барак по счету – как раз номер два. Знаешь, Яна, я очень рад, что поехал с тобой. Не нравится мне этот райончик.
– Больше тебе скажу: я сама рада, что мы вместе. Какой-никакой мужчина рядом.
– Что значит, «какой-никакой»?! – возмутился Гриша.
– Не нравятся мне твои обмороки. Доведут они тебя или того, кто будет с тобой рядом, до гробовой доски.
– Честное слово, Яна, если бы я знал, отчего они, я бы помог себе сам. Я бы согласился на любую операцию. Ты думаешь, мне это жить не мешает? Да если хочешь знать, у меня и личной жизни нет из-за этого. Я же боюсь завязать серьезные отношения с девушкой из-за того, что в самый ответственный момент могу потерять сознание. Напугаю ее или… Что она обо мне подумает?
Сердце Яны сжалось: Григорий сказал все это очень искренне и трогательно.
– Если бы она любила тебя, то поняла бы и пожалела, – отвела Яна свои большие голубые глаза. – Пойдем к Анне. Да, если бы я здесь жила, то, даже если бы мне ничего не угрожало, я все равно бы ужасно боялась.
Гриша засмеялся:
– Пойдем. Яна, а не знаешь, где бы мне такую понятливую найти, как ты?
– Неверная постановка вопроса. Таких, как я, больше нет.
– Вот я этого и боюсь.
– Чего бояться?
– На тебя впечатление не произвожу, а других таких нет.
– Ладно, не будем об этом. – Яна подпихнула его в спину, и они захрустели по снегу к темному второму бараку. – Ужас! Ощущение такое, что здесь никто не живет… Хотя нет, смотри! В некоторых окнах слегка пробивается свет. Даже не предполагала, что в Москве может оставаться такое жуткое жилье. Словно годы войны, – бубнила Яна, поскальзываясь и чуть ни падая, но Гриша поддерживал ее.
Войдя в затхлый, если не сказать, вонючий подъезд с замусоренной аварийной лестницей, отвалившимися кусками штукатурки, облупленной краской и вывернутыми лампочками, они поднялись на второй этаж. Дребезжащий, противный звонок полностью подходил к общему интерьеру. Здесь господствовали хаос, старость и хлам.
– Странно, что не бегают крысы и не лежат трупы, что, кстати, по твоей части. Тут бы и определил причину их смерти.
– А и определять бы не пришлось, наверняка от наркомании, – поморщился Гриша. – Посмотри, кругом в углах лежат использованные шприцы.
– Не наколоться бы.
– А дверь-то никто не открывает. Но свет горел. – Гриша подергал дверь, та оказалась заперта. – Да и с учетом того, что человек за ней просил помощи…
– Ну, не будем же мы выламывать дверь?
– Кто там? – почти шепотом спросили за дверью.
– Анна?! – обрадовалась Яна. – Я знакомая вашей мамы, вы ей звонили, а у меня был ее телефон…
– Да, конечно! Я открываю!
В замке провернулся ключ, и дверь распахнулась.
Яна почему-то так и предполагала, что на пороге они увидят существо, которое способно вызвать только жалость.
Маленькая, худенькая, с трогательно торчащей шеей из ворота трикотажной растянутой кофты. Жиденькие светлые волосы собраны в пучок на затылке, в больших глазах застыл немой ужас.
– Проходите скорее!.. Как я рада!.. А я не верила, что вы приедете!.. – сбивчиво произнесла девушка, что выдавало крайнюю степень ее нервного возбуждения. – А… – посмотрела она на Гришу.
– Меня зовут Яна, а это Григорий – врач из той больницы, где сейчас лежит ваша мама, – пояснила Яна и добавила, немного подумав: – Да и я, собственно, тоже врач из той больницы.
– Проходите, гости дорогие. Ой, у меня и тапок-то нет, гостей не бывает.
– Да ничего страшного, – попыталась остановить ее суету Яна.
– Проходите просто так! Не надо снимать обувь, а вот верхнюю одежду можете кинуть прямо поверх тумбочки в коридоре. Извините, вешалки нет. Все прибить некому, мужчин у нас не бывает… – покраснела Анна.
Яну тронула чистота в квартире, хотя ремонт здесь просился уже давно. А еще бросались в глаза тканевые дорожки, какие раньше стелились в деревенских избах. Наверное, они призваны прикрыть несовершенство пола и заменить пышные ковры, которые этой семье явно не по карману. Мебель была старой, мрачноватой и очень простой.
– Да ничего страшного, – попыталась остановить ее суету Яна.
– Проходите просто так! Не надо снимать обувь, а вот верхнюю одежду можете кинуть прямо поверх тумбочки в коридоре. Извините, вешалки нет. Все прибить некому, мужчин у нас не бывает… – покраснела Анна.
Яну тронула чистота в квартире, хотя ремонт здесь просился уже давно. А еще бросались в глаза тканевые дорожки, какие раньше стелились в деревенских избах. Наверное, они призваны прикрыть несовершенство пола и заменить пышные ковры, которые этой семье явно не по карману. Мебель была старой, мрачноватой и очень простой.
Анна пригласила гостей присаживаться за большой круглый стол под кружевной скатертью ручной работы и спросила:
– Как там моя мама? Я места себе не нахожу…
– Да мы толком не знаем, но вроде все хорошо.
– Вы же врачи из той больницы? – удивилась неопределенности ответа Аня.
– Мы – врачи! Но врачи-то тоже разные бывают. Я – стоматолог. А Гриша… он… патологоанатом. – И, увидев, что девушка приложила руку к сердцу, Яна поспешила ее успокоить: – Не волнуйся, Анна! Он не имеет отношения к твоей маме. То есть он оказал ей помощь, но это вышло случайно… Это долго объяснять…
– Да, уж лучше не объясняй, – прервал ее Григорий. – Вы нам лучше расскажите, что вас напугало и что вас тревожит.
– Чай? Кофе? – спросила Анна.
– Кофе, – ответила Яна за обоих.
– Ой! Извините… У нас отродясь кофе-то нет.
– Значит, чай, – быстро переключилась Цветкова.
– Я мигом! – бросилась из комнаты Анна, и только сейчас Яна заметила, что она немного прихрамывает.
Гриша сидел за столом, закинув ногу на ногу, и хмуро смотрел на огромную щель в стене, которая, казалось, может обвалиться в любую минуту.
– Странно все это… Мы толком не знаем женщину, что ты привезла к нам в больницу, и вот мы уже здесь… У ее дочери, которую тоже не знаем.
– Так надо знакомиться. Все люди до поры до времени не знают друг друга!
Тут раздался телефонный звонок, причем такой же дребезжащий и противный, и сначала Яна решила, что кто-то еще пришел к Ане в гости. Но тут они с Григорием увидели телефонный аппарат. Модель его была настолько старой, что она, видимо, осталась в эксплуатации только в этой квартире, – с дисковым набором цифр и трубкой в форме гири.
– Круто! – оценил антиквариат Гриша и, не дождавшись появления хозяйки, взял трубку сам: уж больно неприятным был звук. – Алло? Алло? Слушаю вас. Странно… но никто ничего не сказал, – положил на место трубку Гриша.
– Может, связь плохая?
– Да нет… Ни треска, ни посторонних звуков… И сложилось впечатление, что я прямо-таки слышал горячее дыхание на том конце связи.
– Значит, не ожидали услышать мужской голос, растерялись… Хотели поговорить с Анной, какой-нибудь тайный поклонник…
– У меня нет поклонников, ни тайных, ни явных. – Девушка вошла в комнату с подносом такой же круглой формы, как и стол. – А что?
– Кто-то звонил, – пояснил Григорий.
– И молчал?! – Анна чуть ни уронила чашки и заварочный чайничек.
– Да.
– Я с ума схожу из-за этих звонков! Кто-то методично звонит нам на протяжении нескольких дней в любое время суток и дышит в трубку.
– И это вас пугает?
– А ты считаешь, что это не может пугать? – заступилась за растерявшуюся девушку Яна. – Тебе, мужику, легко говорить!
– Знаете, когда мама дома, то еще не так жутко. Да и телефон я тогда отключаю. А сейчас не могла. Сотовый у нас один, и он с мамой, потому что она одна выходит из дома. Я – инвалид и в основном пребываю здесь. И как я могу выключить телефон, если я волнуюсь за маму, а она может тоже позвонить мне? – Анна, разливая чай, с трудом попадала в чашки – так у нее дрожали руки.
– И как давно звонят? – осведомился Григорий.
– С неделю.
– И вы ничего не предпринимали, кроме выключения телефона? – Яна напряглась, словно гончая, взявшая след.
– Ничего, – смутилась девушка. – А что мы могли? Идти в милицию? С чем? Я все думала, что это пройдет, что кто-то пошутит и перестанет.
– Сколько вам лет, Анна? – не слишком тактично поинтересовалась Цветкова.
– Двадцать четыре. – Яна бросила несчастный взгляд почему-то на Гришу. – Я знаю, что вы хотите сказать… Что мне не пятнадцать, и я уже взрослая девушка, и нельзя быть такой наивной и бестолковой… В этом всецело моя вина, и я полностью с вами согласна. Я родилась с редкой и тяжелой болезнью, связанной с серьезным нарушением минерального обмена.
– «Хрустальный ребенок»? – скользнул по ней взглядом Гриша.
– Точно! Да, для меня малейший удар, падение и даже крепкое рукопожатие может закончиться тяжелейшим переломом, после которого я и встать-то не смогу, если это будет шея или позвоночник.
– Хромаете из-за этого?
– Да. Мама говорит, что в детстве я получила сложнейший перелом бедра, что такое бывает только в старческом возрасте. С тех пор я хромаю, хотя говорили, что и ходить не смогу. Так я и осталась жить дома. Мне нельзя было ходить в садик и школу, мне нельзя было играть и общаться с другими детьми – для меня это смертельно опасно. Я окончила школу экстерном, получила два высших образования заочно… Наверное, еще буду учиться, это единственное, что я могу, единственное, что мне интересно, единственное, что мне остается… Поэтому вы не думайте, что я совсем того… дурочка. Но вот что касается реальной жизни, приспособленности к ней, в этом я – ноль. Вы правы. Я ничего не знаю и не готова к реальности.
– А мы ни в чем тебя и не обвиняем! – сразу же сказала Яна. – Если ты из-за своей болезни не общаешься с людьми, не выходишь в свет, в этом твоей вины нет.
– А сколько у вас было переломов? – поинтересовался Гриша.
– Мама говорила, что около пятнадцати. Я очень берегусь.
Яна вдруг поняла, что расстеленные по всей квартире ковровые дорожки – это неспроста, и круглый стол без углов – тоже.
– А просто так звонить и хулиганить никто не может? – спросила она.
– У нас очень ограничен круг знакомых, и все они – приличные люди без психических отклонений. Я уже всякое думала: что объявился маньяк и ему хочется инвалида, что… Самые страшные мысли лезут в голову.
Тонкие руки Анны продолжали трястись, она и сама не замечала, что добавляет в свою чашку чая уже десятый кусочек сахара.
– А хоть одно слово вам кто-нибудь сказал по телефону? Хоть одно? – спросил Григорий.
– Один раз одно слово – «Убирайтесь!». Сказано было глухо и непонятно, но вроде бы именно так.
– Это уже угроза, но она ненаказуема, так как бездоказательна. А кому вы нужны?
– Так это и удивительно! Кому мы с мамой нужны? Живем тихо, скромно…
– Если слово «убирайтесь» прозвучало, то, скорее всего, нужно ваше жилье, а не вы, – отметила Яна, сама себе не веря, потому что такое жилье и врагу не пожелаешь.
– Один раз мама обронила, что кто-то хотел нашу землю. Ну, типа пара бараков сносится, и огромный комплекс построить можно.
– Построить-то можно, но вряд ли подобные деятели звонили бы вам домой и молчали в трубку. Они действуют по-другому. Обычно расселяют дом, предоставляют людям жилье и уже забирают их дом или землю, – пояснил Григорий.
– Много ты знаешь, как они действуют! – покачала головой Яна. – Может быть, тут замешаны не очень честные люди. Я слышала жуткие рассказы о «черных» риэлторах.
В этот момент снова раздался телефонный звонок. Анна охнула в голос, закрыв рот ладошкой.
Яна подпрыгнула на месте и схватила трубку:
– Да? Я слушаю вас. Алло? Кто это? Может быть, хватит? Что за молчание?
Гриша выхватил у нее трубку и громко спросил:
– Что тебе нужно?! Зачем ты терроризируешь двух беззащитных женщин? Тебе слабо поговорить со мной, подонок?!
Он гневно метнул трубку на место.
– Ну что? – спросили девушки.
– Разъединился.
– Может быть, теперь отстанет? Все-таки услышал мужской голос, понял, что мы тут не одни, – с надеждой в голосе сказала Анна.
– Или он, наоборот, разозлится, что с ним так жестко говорили, – задумалась Цветкова, мешая ложкой чай, хоть там не было ни одного кусочка сахара. Да и вообще она не пила чай.
– Я так рада, что сейчас не одна. Я даже не верю, что у меня в гостях такие люди. – Аня пребывала в состоянии эйфории.
– Да мы обычные люди! – отмахнулась Яна. – А иногда с нашим появлением у других людей даже начинались неприятности. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не в этот раз! А Гриша – сама ходячая неприятность.
– Не утрируй. Но мы постараемся помочь, – откликнулся он и посмотрел на часы.
– Вы уходите? – выдохнула Аня, и столько в этом было отчаяния и ужаса, что сердце Яны сжалось.
– Тебе тоже здесь одной не стоит оставаться, пока мама в больнице. Сходила бы куда-нибудь…
– Я не выхожу из дома… Поймите меня правильно. Я не дурочка, но, наверное, что-то во мне есть ненормальное. За годы, проведенные в доме, я психологически замкнулась и…
– И?
– Я совершенно не выхожу на улицу. Я жутко боюсь. Нет, это мягко сказано. От боязни, что я тут же что-то сломаю на лестнице, на улице, в транспорте и испытаю сильную боль, я просто деревенею. Ужас охватывает меня всю с ног до головы, я теряю сознание, а от этого я точно падаю… В общем, я не хочу вас грузить, просто поверьте мне, я не могу…