«Господи, спасибо тебе. Спасибо, что дал мне возможность сказать отцу самое важное; спасибо, что он успел меня услышать. Нет этого важнее, нет этого сильнее, нет глубже; это, словно шрам на ладони, останется навсегда. Это - и взгляд отца, золотисто-зеленый, в тот солнечный день в виноградниках».
Рамиро обошел кровать, едва не задев Леокадию, склонился и поцеловал отца в холодный лоб.
Все. Вот теперь - все.
Он повернулся и пошел к двери. Что-то колыхнулось в темном углу, и Рамиро, прищурившись, увидел сидящего в кресле кардинала де Пенья, которого не заметил, войдя в помещение. Кардинал, перебиравший четки, встал и медленно, глубоко поклонился Рамиро. Тот едва заметно кивнул и вышел.
Никто не произнес ни слова.
Глава 16
В кабинете Рамиро поджидала целая компания. Во-первых, брат Марко, все такой же бледный, как на площади, - даже свет множества свечей не мог скрыть эту неестественную белизну лба и щек. Во-вторых, верный Лоренсо, присевший в любимое кресло. И, в-третьих, Амистад де Моралес в сопровождении парочки своих сторонников. Все они встали, когда вошел Рамиро.
- Это совет? - осведомился принц, проходя к своему столу. - По какому поводу?
У него болела голова, и во рту было очень сухо, словно там с удобством расположилась великая пустыня Сахара.
- Я пришел, чтобы вместе с тобой спуститься в подвалы, - сообщил Лоренсо и задумчиво почесал бровь. - Полагаю, ты захочешь сам провести допрос.
- Да. Хорошо. Сейчас пойдем. Марко?
- Я хотел с тобой поговорить, - пробормотал брат.
- Говори.
- Я хотел наедине.
- Мы вас покинем и вернемся позже, - предложил Амистад.
- Если вы пришли, оставайтесь здесь. Марко, идем.
Рамиро махнул рукой в сторону своей спальни и пошел первый; брат потащился за ним. Лоренсо закрыл за ними двери и, вне сомнения, встал там на страже, чтобы братьев никто не побеспокоил.
Рамиро опасался садиться - имелась некоторая угроза не встать, - и потому просто остановился посреди комнаты, вопросительно глядя на младшего брата. Марко сделал шаг от двери, другой, третий. Потом он оказался рядом с Рамиро, обнял его и зарыдал.
Рамиро растерянно прижал к себе Марко. Тот плакал, как обиженный маленький ребенок - горько, отчаянно и честно. Давным-давно он плакал так, когда падал и расшибался или же кто-то его обижал, но затем они с братом отдалились, доверия стало меньше… Теперь будто все вернулось. Теперь.
Марко, всхлипывая, отстранился.
- Прости меня, - пробормотал он.
- За что?
- Я не пошел туда с тобой… сразу.
- Марко, ты не должен был…
- Я такой же сын своего отца, как и ты, - жестко ответил брат и потер лицо ладонями, оставляя на щеках розовые полосы. - Я должен находиться там, где велит долг. Ты простишь меня?
- Мне не за что тебя прощать. Ты ни в чем не повинен.
- Я не хотел бы… - Голос Марко сорвался. - Не хотел бы, чтобы ты считал меня ничтожеством. Мне всегда казалось, что отец любил тебя больше, и я делал все, чтобы стать таким, как он… Ты был так непохож на него. Не лицом, а поведением. И мне казалось…
- Отец любил нас одинаково, - мягко возразил Рамиро, положив руки брату на плечи. - И я люблю тебя и ни в чем не виню.
- Ты станешь королем теперь.
- Это еще неизвестно. Ты тоже можешь им стать.
- Нет, - Марко покачал головой, и темные пряди волос упали ему на лицо. - Я откажусь сразу. В твою пользу. Ты, и только ты достоин этого, брат.
- Я был у отца в комнате, - сознался Рамиро, отводя взгляд.
- Я тоже пойду. Но сначала спущусь с тобой в подвалы.
- Ты уверен?
- Рамиро, я желаю это видеть. Желаю знать, как он будет наказан.
Принц опустил руки.
- Тогда идем. И чтобы я не слышал больше речей о том, что кто-то кого-то больше или меньше любил. У нас счастливая семья… всегда такой была.
Господи, за что ему это? Кажется, сегодня все хотят поговорить с ним о чувстве вины. И только ему о своем поговорить не с кем. Ладно, он подождет. Рано или поздно кардинал де Пенья освободится, и можно будет исповедаться ему. Никто, кроме священника, не примет на себя эту тяжесть искренности - а священник примет, ибо такова его стезя. Тогда, может, станет легче, хоть немного.
Нельзя об этом думать сейчас. Нельзя думать, почему люди смотрят на него золотистыми от надежды глазами - это все отблески свечей, игра огоньков. Есть только долг, который поможет продержаться остаток бесконечного дня.
- Идем, Марко. Мне нужно узнать, зачем пришел первый министр.
Рамиро вновь положил руку на плечо брата, и так, вдвоем, они вышли. Верный Лоренсо отступил от дверей, явно отметив, что лицо у младшего принца мокрое, но ничем свое отношение не показав.
- Герцог де Моралес, - обратился к первому министру Рамиро, - что вы хотели?
- Вообще-то я пришел согласовать с вами время совета, ваше высочество. Мы, - говорящий оглянулся на своих спутников, - настаиваем, чтобы он состоялся как можно скорее. Даже завтра.
- Вы знаете порядки, - глухо ответил Рамиро, отошел к окну и отвернулся ото всех, заложив руки за спину. - Нашего отца похоронят на третий день. До этого семья в строгом трауре. Никаких советов, никаких общественных мероприятий, включая шествия и казни.
За окном был двор. Его отмывали несколько слуг, елозили тряпками по мозаичным чаячьим крыльям.
- Мой принц…
- Это не обсуждается, первый министр. Все может подождать три дня. Кроме расследования убийства, которым мы сейчас и займемся. У вас что-нибудь еще?
- Нет, ваше высочество, - сказал ему в спину Амистад.
Застучали шаги, хлопнула дверь. Рамиро так и не обернулся.
- Зря вы с ним так, ваше высочество, - высказался Лоренсо после долгой паузы. - Министр вас поддерживает. Подозреваю, что он приходил клясться в верности.
- Он клялся мне в верности как принцу, и с тех пор ничего не изменилось. Герцог де Моралес умен. Он все поймет. - Рамиро наконец повернулся. - Идем. Не стоит с этим затягивать.
В сопровождении отряда до зубов вооруженных гвардейцев принцы и Лоренсо спустились в подвалы замка, которые со времен постройки служили тюрьмой для особо опасных преступников, ожидающих решения суда. После того как суд их к чему-либо приговаривал - либо к виселице, либо к плахе, либо к заключению в тюрьме Ремордимьенто, этой твердыне с оптимистичным названием[4 - Remordimiento - раскаяние (исп.).], - либо, что гораздо реже, освобождал, - провинившиеся покидали замок. Для простого люда, решившегося на воровство или убийство ближнего, имелась городская тюрьма, а здесь держали тех, кто сумел привлечь пристальное внимание королевского суда.
И убийца Альваро V был из таких.
Стражники стояли повсюду - на лестницах, в переходах, двойной цепью - у камеры. Лоренсо де Ортис больше не желал рисковать.
Хватит одной смерти за день. Хватит.
Рамиро остановился у камеры, рассматривая сквозь небольшое зарешеченное окошко связанного пленника. Его скрутили по рукам и ногам, привязав к стулу, и по бокам стояли два гвардейца. Убийца сидел, опустив голову.
- Отпирай.
Лоренсо загремел ключами, ступил в камеру первым, зорко оглядываясь - как будто сюда может проникнуть кто-то еще, пышущий неблагородными намерениями! - и лишь после этого позволил Рамиро и Марко войти. Младший брат держался сзади, стискивая кулаки. Рамиро остановился перед убийцей, и тот поднял голову, моргая от яркого света: сопровождавшие принцев гвардейцы принесли факелы. В камере стало светло как днем.
Рамиро толком не разглядел убийцу там, на площади, и сейчас с непонятной жадностью всматривался в его черты. Француз - а это совершенно определенно был француз, Лоренсо уже сказал об этом, - оказался человеком ничем особо не примечательным. Вздернутый нос, кривые зубы за приоткрытыми потрескавшимися губами, жидкая бородка и усы. Обычный горожанин. Убийца короля.
- Имя, - уронил Рамиро по-французски сухо и отстраненно.
Мужчина ухмыльнулся, плюнул ему на сапоги и тут же получил тычок в бок от одного из гвардейцев.
- А почему я должен тебе отвечать, дворянская мразь?
Рамиро отвернулся, заложил руки за спину и заговорил:
- Ты, конечно, можешь не отвечать мне. Ты убил моего отца, короля Пуэрто дель Фасинадо. После его погребения ты предстанешь перед королевским судом, и он приговорит тебя к казни. Наши законы достаточно просты в отношении таких, как ты. Тебя приговорят к долгой казни. Возможно, ты не знаешь, что это такое. Я объясню. Тебя посадят в железную клетку и выставят на главную площадь; вокруг встанут гвардейцы, чтобы никто не смог к тебе пройти. Но толпе будет дозволено кидать в тебя… только камни. Никакой еды, никакого гнилья. Ты просидишь там, пока не умрешь. Раз в день тебе будут подносить глоток воды, и это сделает пытку еще длиннее. Таково у нас наказание для тех, кто убивает королей. Или же, - он развернулся и посмотрел преступнику в глаза, - ты говоришь мне свое имя, имена сообщников и тех, кто затеял заговор.
- Почему ты думаешь, что я их знаю, принц? - сказал убийца, будто снова плюнул.
- Вряд ли тебе поручили бы столь ответственное дело, если бы не доверяли. Остров у нас небольшой. Ты и твои приятели не могли проникнуть сюда без помощи местных. А значит, ты их знаешь.
Убийца молчал.
- Тебя все равно казнят.
- Это сделаешь ты?
- Я бы хотел, - сознался Рамиро. Ему становилось очень трудно сдерживать то огромное и холодное, что рвалось изнутри и - он знал - никогда не должно прорваться. - Но народ Фасинадо мне этого не простит. Моего отца любили здесь; если я покараю убийцу собственноручно, не показав этого людям, люди… расстроятся.
- Так, может быть, он? А? Он так смотрит на меня! - Француз кивнул на младшего принца. - Давай, мальчик, покажи, чего ты стоишь! Это ведь я замочил твоего папашу!
Марко рванулся вперед и был остановлен железной рукой Лоренсо.
- Пусти! Я покажу ему… Я…
- Ваше высочество, - одернул его Лоренсо негромко, но так, что Марко перестал рваться и замер, тяжело дыша.
- И мой брат этого не сделает, - произнес Рамиро, - и моя стража. И мои советники. И даже моя сестра, которая на скаку попадает из пистолета в глаз летящей утке, не станет практиковать свое мастерство на тебе. Ты умрешь медленно и мучительно, как того заслуживаешь. Но если, - голос Рамиро упал почти до шепота, и убийца невольно подался вперед, - ты скажешь мне то, что я требую, я даю слово: твоя смерть будет быстрой.
- Ты сам дьявол, - пробормотал француз. - Но если я промолчу, ты не узнаешь, кто так ненавидит тебя и твою семью.
- Я узнаю, - любезно возразил Рамиро. - Остров закрыт. Сегодня я отдал приказ о том, что ни один корабль не должен покидать гавань, а на лодке до материка не добраться. Пока я не найду истинного убийцу, того, кто направил твою руку, никто отсюда не сможет выбраться. А ты… ты познаешь муки ада прежде, чем очутишься в том аду, что ждет тебя после смерти.
Француз тяжело дышал; их с Рамиро взгляды сцепились, и ни один не мог отвести глаз. Трепетало пламя факелов, еле слышно звякнула шпага, когда Лоренсо переступил с ноги на ногу.
Убийца не выдержал первым и опустил голову.
- Хорошо, - пробормотал он, - ты дал слово.
- Я Рамиро Эстебан Хорхе лос Домингос де Сантана, старший принц королевского дома, и я подтверждаю свое слово. Кто ты?
- Я Поль Лелуш, - пробормотал убийца, - верный слуга Франции.
- Как ты прибыл на остров?..
…Допрос продолжался больше часа. Имена сыпались и постукивали одно о другое, как шарики в четках кардинала де Пенья. Щелк-щелк. Одно за другим. Лоренсо вызвал королевского секретаря, тот записал все. К концу допроса Рамиро знал то, что ему нужно было знать.
- Что ж, - произнес он, когда поток слов иссяк и убийца обмяк на стуле, - я сдержу свое слово, ты умрешь быстро. К сожалению, я не могу отменить публичную казнь, однако суд прислушается к моему слову, и ты избежишь мучений.
Лоренсо вытолкал из камеры Марко, который все оглядывался и порывался пойти назад. Рамиро тоже направился к двери, но на полдороге не выдержал и вернулся. Он постоял, глядя на все еще ухмылявшегося - в знак протеста! - узника, а затем, широко размахнувшись, ударил его кулаком по лицу. Голова француза мотнулась, из разбитых губ по подбородку побежала кровь.
- А говорил, что не станешь трогать меня, принц, - прохрипел убийца.
- Я покаюсь.
Глава 17
Маравийоса закрылась трауром, как безутешная вдова. Из окон свисали черные полотнища, колыхавшиеся под веселым морским бризом. Над замком реяли траурные флаги.
Короля Альваро V похоронили на третий день со всеми почестями в гробницах фасинадских королей. Там были мрамор и гранит, засохшие цветы и ангелы, склонившие головы; кресты и цепи; имена на латыни и испанском, вросшие в камень, стершиеся, выпуклые. Струились черные шелка, женщины прятали лица под кружевными вуалями, и когда на них падало солнце, то казалось, что это на коже сплетаются тени от виноградных листьев.
Совсем как тогда.
В тот же день, четырнадцатого июня, на площади перед собором Святого Павла на наскоро сооруженном эшафоте лишился головы Поль Лелуш, убийца короля. Принцы Рамиро и Марко наблюдали за казнью, сидя верхом; Дорита и Леокадия - из кареты. Когда голова Лелуша скатилась на землю, толпа взревела. Рамиро поворотил коня и поехал обратно во дворец, не желая наслаждаться этим ликованием. В сердце его было пусто. Он поступил по справедливости и больше ничего не мог сделать. Только жить дальше.
Вечером того же дня принц Рамиро исповедовался кардиналу де Пенья в своих покоях; кардинал вышел после этого задумчивым, покачивая головой, и сказал своему секретарю (это слышали стражники у дверей), что если только Господь Бог не решит, что принц Рамиро слишком хорош для этого острова, и заберет его живым на небеса, - если не решит так Бог, Фасинадо ожидают добрые времена.
За четыре дня выловили всех чужаков, что находились на острове. Сейчас они содержались в городской тюрьме (Рамиро больше не желал поганить подвалы) и ожидали решения суда.
А после того, как принц Рамиро Эстебан Хорхе лос Домингос де Сантана исповедался, он с чистой душой отдал приказ о взятии под стражу графа Франсуа Сезана.
Пятнадцатого июня произошло два значимых события. Состоялся совет; и Рамиро получил письмо.
Совет назначили с утра пораньше. Марко порывался сначала отказаться от участия, однако быстро стушевался под грозным взором старшего брата. Скорбь по Альваро никуда не делась, весь дворец носил черное. Однако дольше тянуть с назначением преемника не следовало. Совет настаивал на немедленном решении этого вопроса, и Рамиро, как никто другой, понимал, насколько это важно.
Он занял свое обычное место, по правую руку от пустого трона; Марко - рядом с братом, настороженный, зыркающий из-под словно нарисованных углем бровей. Дорита и Леокадия, на сей раз приглашенные в зал, сели слева от трона. Рамиро видел их лишь краем глаза.
Судя по сдавленному шепоту, совет заметно нервничал. Сегодня цвет аристократии надел траурные мантии; в зал словно выплеснули бочку чернил. Короткие выразительные взгляды, перекладывание бумаг, осторожное покашливание… Рамиро догадывался, что сейчас начнется. Пустое место Сезана зияло, словно дыра в ряду зубов.
Сеньор-распорядитель произнес официальную речь, приправленную словами скорби по Альваро. Все помолчали. Потом слова попросил Амистад де Моралес.
- Хотя мы настаивали на том, чтобы совет состоялся раньше, - начал он, - его высочество принц Рамиро напомнил, что мы должны соблюдать традиции. Я приношу мои извинения вам, принц, за то, что мог оскорбить вас.
- Вам не за что извиняться, первый министр.
- В таком случае продолжу. Никто не станет отрицать, что первый и наиважнейший вопрос - вопрос о том, кто займет престол Фасинадо. Второй вопрос - замена теперь отсутствующего графа Сезана, - все посмотрели на пустое кресло, - и решение дальнейшей судьбы советника, предавшего наше доверие.
Амистад прокашлялся.
- Прежде чем начнутся дебаты, я хотел бы сказать, что никто и никогда не станет умалять заслуг всех членов королевской семьи. Мы ни в коей мере не собираемся оскорбить кого-то из вас недоверием или же подозрением. Все вы воспитывались так, чтобы любой из вас мог занять трон Фасинадо. Таковы традиции, которые мы свято чтим.
- Как благословил Господь, - ввернул-таки кардинал де Пенья, не удержался.
- Тем не менее, - продолжил де Моралес, - все мы видели, что произошло несколько дней назад у нас на глазах. Я думаю, что совершенное принцем Рамиро поможет нам избежать длительных разговоров.
И сел, подлец.
- Это несправедливо, герцог, а вы настаиваете на справедливости, - заговорила Дорита, и все повернулись к ней. Лицо королевы все еще скрывала вуаль в знак траура, а вот Леокадия уже откинула покрывало и сверкала черными глазами. - Я сама, а также моя дочь не менее достойны занять трон.
Принц Марко благоразумно промолчал. Он, как и обещал, лезть в свару не собирался.
- Никто в этом не сомневается, ваше величество. - Амистад вновь поднялся. - Однако я настаиваю на кандидатуре принца Рамиро. Народ видел, что он сделал, весть мгновенно разнеслась по острову. Молодой человек станет достойнейшим правителем. Он сумел усмирить толпу, он в эти дни взял на себя всю тяжесть государственных дел, все бремя принятия решений. И он устоит под этим гнетом, не сомневайтесь.
- Принц Рамиро молод, - возвысила голос Дорита. - Моя дочь старше его.
- Все верно, и ваша дочь, возможно, наследовала бы, если бы его величество Эстебан прожил дольше, однако все сложилось так, как сложилось.
- Я могу править, - негромко, но отчетливо произнесла Леокадия. Она встала, и Рамиро невольно залюбовался ее осанкой и гордым изгибом шеи. Падавшие из высоких окон солнечные лучи превращали Леокадию в силуэт, нарисованный тушью. - Я знаю свою страну и никогда не думала, что судьба Фасинадо не будет связана с моей. Не меньше, чем моя мать и мои братья, я люблю этот остров - и отдам за него жизнь.