Правда, я даже толком не успел осмотреться. Только скинул рубашку и сапоги, закатал штаны до колена и зашел в невысокий прибой, когда за спиной раздался испуганный звонкий возглас, одновременно с которым пришел сигнал от сработавшей охранки, машинально брошенной на сложенные на небольшом плоском камне вещи.
Обернувшись, я обнаружил незадачливого воришку: им оказалась не какая-нибудь обнаглевшая чайка, а вполне разумное существо. Более того, разумное существо было мальчишкой-эльфом годков двадцати, плюс-минус пять лет.
— Тебе мама не говорила, что чужое брать нехорошо? — уточнил я, подходя к пылающему на песке огненному контуру, не пускавшему малолетнего хулигана на свободу, и с интересом разглядывая неожиданную добычу.
— У меня нет мамы, — задиристо возразил он, понимая, что попался и бежать некуда.
— И отца, чтобы надрать уши, тоже нет? — понимающе уточнил я. Вместо ответа он зло, по-звериному зыркнул из-под лезущих в глаза растрепанных патл. Мальчишка оказался заросшим, явно давно нечесанным, но неожиданно чистым. Босые ноги, прозрачные от дыр штаны, рубаха, судя по длине — с чужого плеча. — И что же тебе понадобилось в моих вещах? Сапоги ведь явно не по размеру.
— Да что мне твои сапоги? Я пожрать хотел, у тебя там что-то в лист завернуто.
— В лист… да. Почему ты тут совсем один, да еще настолько голодный, что дошел до воровства? — Я озадаченно вскинул брови. — Горожане не производят впечатления голодающих или особенно прижимистых. Не думаю, что ребенку отказали бы в куске хлеба.
— Буду я что-то у этих диких брать, — скривился он.
— А ты, стало быть, не дикий? — совсем уж опешил я.
— Инталор Валааль Танал-эль из корней Красного Клена, — расправив худые плечи, все с тем же вызовом назвался он, посмотрев на меня так, будто ожидал за эти слова удара. Я медленно кивнул в ответ. Что ж, это кое-что объясняло.
Таналор из корней Красного Клена был тринадцать лет назад послан сюда в качестве официального представителя. Вместе с женой и сыном. Тогда наступил момент, когда казалось, что мир уже почти наступил, это Владыка демонстрировал добрую волю — дескать, вот как мы вам доверяем. Ну как — демонстрация? Отвлекающий маневр, после которого внезапно и без предупреждения возобновилось наступление. К слову, этот маневр почти удался; еще немного, и победа стала бы окончательной. В подобной ситуации мало кого интересовала судьба одного дипломата и его семьи. Просто разменные фигуры.
— И что же случилось с твоими родителями, сын Красного Клена?
— А ты будто не знаешь? Отца — по законам военного времени, — он полоснул ребром ладони по горлу, — а мать во время атаки на город… погибла…
— Не знаю. Таналор из корней Красного Клена считался пропавшим без вести вместе со всей своей семьей, — качнул я головой. — Что ж, гордый светлый эльф, объясни мне тогда одну вещь: почему ты изъясняешься как дикий, причем не просто дикий, а как редкостное отребье, шпана, мелкий преступник? — усмехнулся я чуть иронично. Мальчик, явно не ожидавший такого вопроса, набычился, глядя на меня исподлобья.
— А ты знаешь, как надо? Откуда?
— Догадываюсь, — хмыкнул я. — Бельфенор Намиаль Маальт-эль из корней Серебряного Дуба к вашим услугам, эль Инталор. — Я чуть склонил голову, а юный эльф уставился на меня недоверчиво.
— Светлый?! — Глаза удивленно расширились, и в них блеснула надежда. Потом он тревожно нахмурился, попытался отступить, но вовремя вспомнил о кольце угрожающе потрескивающего пламени и подозрительно уточнил: — Не врешь?
— Зачем бы мне врать? — Я пожал плечами и убрал сторожевой контур. — Я правильно понимаю, ты в этих горах и живешь с момента гибели родителей? — Он в ответ коротко кивнул, продолжая пристально разглядывать меня. Глаза у мальчика светились насыщенно-зеленым, и оставалось непонятным, не то это проявление стихии земли, которой в нем скопилось очень много, не то просто наследственность — лично с его родителями я знаком не был. — Значит, так, довольно здесь партизанить. Ты хоть знаешь, что война уже закончилась?
— Нет, я туда днем не совался, чтоб не поймали, и ни с кем не разговаривал. — Он тряхнул головой, глядя на меня с восторгом и уже неприкрытой надеждой. — И чем? Наши же победили, да?
— Война… закончилась миром, — запнувшись, проговорил я. Потому что не имел ни малейшего понятия, как сейчас сказать этому упрямому гордому мальчишке, что его родители погибли напрасно и его собственная жизнь сломана зазря. — Давай договоримся. Ты перестанешь тут побираться и прятаться по пещерам и пойдешь со мной. Тебе нужно учиться, опасно не уметь управлять собственным магическим даром. Пока ты еще маленький, стихия спит, но скоро она начнет пробуждаться, и это может привести к катастрофе.
— А у меня есть дар? — удивленно и недоверчиво вытаращился он.
— Есть и, насколько могу судить — достаточно сильный, — кивнул я. Добавлять, что, скорее всего, именно благодаря ему он и выжил, я не стал. В конце концов, тут вопрос спорный: мальчишка все-таки выживал не в диком лесу и наверняка таскал еду в городе.
— Опупенно! — восторженно выдохнул он, а я поморщился.
— Эль Инталор, будь добр следить за речью. Если ты презираешь кого-то, не стоит опускаться до его уровня, иначе это станет лицемерием. Тем более что ты начнешь учиться, и я не думаю, что светлые сверстники одобрят такую манеру речи.
— В глаз получат, — обиженно пробурчал мальчик.
— Смотри, как бы тебе самому в глаз не прилетело, боец, — рассмеялся я. — Ну что, мы договорились? Выходишь из подполья? Думаю, твой дед будет очень рад узнать, что ты жив.
— Дед? — недоверчиво переспросил он и нахмурился. — Я его совсем не помню. Правда, что ли, у меня есть дед?
— Отец твоего отца, — кивнул я. — Очень достойный и мудрый эльф. Пожалуй, один из самых достойных и мудрых. Но ты так и не ответил. Мы договорились, я могу оставить тебя здесь одного и, вернувшись, обнаружить на этом же самом месте?
— Договорились. А ты куда? — вскинулся он.
— Посмотрю, как здесь с рыбалкой. Рыбу ешь?
— Ем, — медленно кивнул он, шумно сглотнув. — А как же снасти? Или ты тоже маг?
— Я-то маг, но к рыбной ловле это отношения не имеет, — со смешком отозвался я и, проверив, насколько хорошо держится переплетенная после бесследного исчезновения хайратника коса, вернулся в воду.
Плоскую серую камбалу, которая едва заметна на фоне устилающего дно песка, нетрудно добыть и без всяких снастей, если ты достаточно ловок и умеешь надолго задерживать дыхание. С первым у меня проблем не возникало, а второе осталось едва ли не единственным умением стихии воды, которое я освоил. Вода давалась мне тяжелее всего, но этот навык был жизненно важен — пришлось научиться.
Вынырнув на поверхность с насаженной на нож извивающейся рыбой-блином, я с некоторым разочарованием обнаружил, что найденыш все-таки не сдержал слова и сбежал. Правда, подплывая к берегу, понял, что поспешил с выводами, а мальчик… действительно очень хороший мальчик. И будет крайне обидно, если развитие такого характера направится в дурное русло.
Я тряхнул головой, отгоняя непрошеные тяжелые мысли, пытающиеся выползти из темных нор памяти и отравить мое и без того не самое радужное существование. Не стоит. Если постоянно думать о том, отчего не хочется жить, Грань оказывается пугающе близко, а я, помнится, совсем недавно обещал себе выжить. Конечно, Владыка мертв, но он не единственный преисполнился бы радости, получив известие о моей смерти.
Инталор сидел чуть в стороне, скрытый от меня до поры валуном, и сосредоточенно, с видом вещевика за работой, чистил картошку старым, не по руке большим и, кажется, весьма тупым ножом. Корнеплоды отчаянно сопротивлялись, но мальчик не оставлял попыток.
Появление рыбы Инталор встретил почти круглыми от удивления глазами, а за тем, как я потрошил ее и разделывал, наблюдал с маниакальной жадностью. Про процесс приготовления на небольшом камне посредством магии и не говорю: мальчишка глядел так, будто не ел по меньшей мере неделю.
А, впрочем, вдосталь он не ел, пожалуй, все те тринадцать лет, что бегал здесь один. Потому и выглядел значительно моложе своих лет, а ему не могло быть меньше двадцати пяти. Вероятнее всего, даже ближе к тридцати. Тощий, почти прозрачный, мелкий, но — гордый. Ел и настороженно косился на меня, явно волевым усилием заставляя себя не заглатывать кусками, а тщательно пережевывать.
Хороший у Красного Клена сын. Очень хороший.
— А ты не будешь? — спросил он. С явной надеждой на отказ, но — все-таки спросил.
— Нет, я не голоден.
— А рыбу зачем ловить шел? — подозрительно уточнил мальчишка.
— Рано или поздно проголодался бы, — пожал я плечами. Лукавил; перекусить я не отказался бы, но гораздо интереснее пока казалось понаблюдать за Инталором, с едой же можно было и потерпеть. Все равно надо еще наловить рыбы, этой камбалы и одному маловато. Вернее, маловато одному мне, а для мальчишки так даже много. По-хорошему, голодному ребенку не стоило сразу наедаться так плотно, но… Не отбирать же теперь. К тому же это не жирное мясо, а эльфы — очень живучие существа, вряд ли ему действительно станет плохо от рыбы.
— А ты не будешь? — спросил он. С явной надеждой на отказ, но — все-таки спросил.
— Нет, я не голоден.
— А рыбу зачем ловить шел? — подозрительно уточнил мальчишка.
— Рано или поздно проголодался бы, — пожал я плечами. Лукавил; перекусить я не отказался бы, но гораздо интереснее пока казалось понаблюдать за Инталором, с едой же можно было и потерпеть. Все равно надо еще наловить рыбы, этой камбалы и одному маловато. Вернее, маловато одному мне, а для мальчишки так даже много. По-хорошему, голодному ребенку не стоило сразу наедаться так плотно, но… Не отбирать же теперь. К тому же это не жирное мясо, а эльфы — очень живучие существа, вряд ли ему действительно станет плохо от рыбы.
Картошку я, похвалив самоотверженного мальчишку за старание, забрал и готовить не стал. При ее размере с дикое яблоко чистить клубни было преступлением — половина уходила в отходы. И так сойдет, надо только нормально промыть и пожарить, а это я предпочитал сделать в доме, где имелась кое-какая посуда.
Инталор поел, и от сытного горячего обеда его быстро сморил сон. Можно было подхватить мальчика на руки и дойти до города, но зачем? Я планировал наловить еще рыбы и немного размяться и не видел причин отступать от намеченного плана: спешить-то некуда. Мальчик насытился, чувствовал себя сравнительно неплохо и уж точно не находился при смерти, так что пара часов ничего не меняла.
Проснулся найденыш, когда я выпотрошил трех рыбин и, бросив на них легкие защитные чары (чтобы не протухли на солнцепеке), приступил к полному тренировочному комплексу. Лезть под руку мальчик не стал, наблюдал, как зачарованный — молча, с открытым от любопытства ртом. Сбежать не спешил, поэтому отвлекаться на него я не стал, и тренировка пошла дальше по накатанной.
Уже ближе к концу упражнений ветер донес до меня приближающиеся звонкие голоса, вновь грозя сорвать мои планы. Однако опасности в незваных гостях не чувствовалось, и я предпочел сначала все же закончить комплекс, а потом уже разбираться, кого принесло по мою душу.
Увидев Тилль, почти не удивился и даже сумел оценить божественную насмешку — уж в очень схожей компании мы здесь оказались. Но тут присутствие посторонних заметил Инталор, и неловкая тишина была нарушена. Отреагировал мальчик, правда, не совсем так, как я мог ожидать, но — пожалуй, наилучшим образом: вместо того, чтобы стремительно бежать в неизвестном направлении, он встал рядом со мной, уцепился за штанину и с подозрением уставился на чужаков. Машинальным жестом, успокаивая, я положил ладонь на растрепанные вихры, а в следующее мгновение Тилль сдвинулась с места и решительно зашагала к нам. Подозреваю, направлению ее движения поспособствовал именно ребенок.
— Так, у всех сетки есть? — на ходу спросила она у своего выводка. Дети, настороженно косящиеся на нас, дружно закивали и загомонили. — Бегите на тот край пляжа, собирайте ракушки. Старайтесь найти наиболее крупные и целые. Можно не целые, но лучше — покрупнее и наименее обтрепанные волнами. В воду без меня не лезть, не хватало еще вас спасать. Договорились?
— А как же ты? — упрямо уточнил один из мальчишек. — Вдруг что-то случится?
— Не волнуйся, Мар, мне ничего не угрожает.
— А светлый? — подозрительно переспросил еще один, и я почувствовал, как Инталор сжался взведенной пружиной.
— Мальчики, идите. Светлый или нет, мы прекрасно разберемся сами, — строго возразила Тилль, и детвора, поминутно оглядываясь, гурьбой двинулась вдоль пляжа. — Привет, — неуверенно обратилась ко мне целительница, переводя взгляд с меня на мальчика и обратно. — Можно поинтересоваться, кто ты? Чей? — Наконец взгляд ее остановился на ребенке.
— Привет, — кивнул я, с удивлением ощущая некоторую неловкость. Проведенная вместе ночь слишком врезалась в память, и взгляд против воли то пытался уцепиться за чувственные губы, то скользил по вырезу блузы, то очерчивал стройный стан. Даже хорошо, что здесь оказался Инталор: присутствие мальчика дисциплинировало и заставляло думать не только о том, насколько нежная у этой Перворожденной кожа…
В общем, не думать о ней было сложно, но благодаря ему — возможно.
— Дедушкин, — задиристо отозвался эльф. — Эль Бельфенор сказал, что у меня есть дедушка!
Тилль подняла озадаченный взгляд на меня, и я честно пояснил, чьим сыном является этот ребенок, поведал о судьбе его родителей и подтвердил, что дедушка действительно есть, а также есть дядя, причем, кажется, не один, и множество более отдаленных родственников.
— Я бы попросил разрешения связаться с его дедом, — добавил в конце концов, испытующе глядя на целительницу. — Даже если вы не захотите отпускать мальчика к родным, эль Алтор по меньшей мере имеет право знать, что стало с его сыном, и видеть, что старшая ветвь не прервалась.
— Я не останусь среди этих! — задиристо заявил обсуждаемый, слегка отстраняясь и вскидывая на меня упрямый горящий взгляд.
— Среди этих — это среди кого, эль Инталор? — с усталой иронией уточнила Тилль.
— Среди диких.
— В таком случае разрешите и мне представиться: Мииталь Ивиталь Индал-эль из корней Белого Ясеня. — Она слегка наклонила голову.
— Светлая? — Его глаза вновь удивленно округлились. — А почему ты так одета? Ну, как эти? — Он неопределенно дернул головой в сторону города.
— А вы, юноша? — Эльфийка насмешливо вскинула брови, а Инталор смешался и смутился, не зная, что на это ответить. — Посмотрим, что можно сделать, — наконец обратилась она уже ко мне. — Если у него действительно остались родные, которые его примут, это замечательный выход из ситуации. Только… боюсь, придется немного подождать. Особого смысла спешить я не вижу, мы шли сюда с определенной целью, и дети расстроятся, если придется уйти прямо сейчас, — извиняющимся тоном добавила целительница, бросив взгляд в сторону шумной ватаги на дальнем конце пляжа. Двое мальчишек стояли чуть в стороне от остальных, действительно собиравших ракушки, и пристально наблюдали за нами — контролировали обстановку.
— Согласен, торопиться некуда, — кивнул ей.
Тилль вдоль кромки воды двинулась к детям, а я зачарованно наблюдал, как осторожно узкие изящные стопы касаются песка, по-эльфийски почти не оставляя на нем следов, ветер игриво треплет подол подобранной юбки, а прибой шаловливо облизывает щиколотки.
— А она правда светлая? — отвлек меня от волнующей картины Инталор, и я был благодарен мальчику за своевременность и нетерпение: мысли не успели перескочить с созерцания на куда более фривольные темы.
— Она же назвала свое имя, — как можно более обтекаемо отозвался я, опасаясь реакции на более точную формулировку и при этом не желая врать. — И в этом она не солгала.
Тилль
Дети войны — это всегда страшно. Наверное, именно потому, что мы разумны и понимаем: они тоже хотят жить и, в отличие от взрослых, еще ничем не запятнали себя и смерти не заслужили. Они не принимают решений, многого не понимают, а главное, не знают, зачем все это? Зачем война, зачем погибли родители, зачем нечего есть и зачем небо плюется на землю огнем? Им что-то объясняют, и им даже кажется, что они поняли. Начинают повторять за взрослыми — прямо, наивно, по-детски отдаваясь каждой эмоции полностью. Мои мальчишки и Инталор по-волчьи скалились друг на друга, косились с неприязнью и даже почти ненавистью, совершенно не понимая на самом деле, в чем между ними разница. Да ее, честно говоря, почти и не было, этой разницы, разве что светлый оказался истощен гораздо сильнее.
Забота светлых эльфов о детях вошла в поговорки и даже анекдоты у других видов: орки и люди гораздо меньше ценят свое потомство. В отличие от них, биологически наши тела позволяют рожать где-то раз в десять лет, да и зачатие происходит сложнее и с куда меньшей вероятностью. Поэтому нормальной эльфийке даже в голову не придет мысль вытравить плод, когда бы и при каких обстоятельствах он ни был зачат: это преступление против собственной природы. Даже если это событие — результат случайности или ошибки.
Наверное, если бы мы жили действительно вечно, дети появлялись бы еще реже, а так… потенциальная способность ничего не гарантирует. Нас равно убивают слишком сильные эмоции и их отсутствие, «умирать от скуки» в применении к эльфам — не метафора. Некоторые очень быстро перестают чувствовать вкус к жизни, и даже без войн пятисотлетний рубеж пересекают немногие, не говоря уже о более долгом веке.
Может, отчасти поэтому мы так цепляемся за детей, за свое продолжение: ребенок удержит по эту сторону Грани и тогда, когда чувство потери подстегивает уйти за любимым, даже если это пресловутая «истинная любовь».
На самом деле удержать может не только ребенок, но чувство долга, какие-то другие сильные эмоции, пусть даже жажда мести. Все-таки история о «двух половинках целого» в большой степени метафора и легенда, порожденная нашей способностью чувствовать возлюбленных, чем реальность.