— Он считал, что действует во имя общего блага, — отозвался хаосит скучающим тоном. — Во имя всеобщего блага часто творятся удивительные зверства, а в конечном итоге оно всегда прикрывает чей-то умелый хитрый эгоизм и чью-то маленькую, но очень сильную жажду власти. Фанатики, когда в них отпадает нужда, красиво и быстро умирают, а тот, кто стоял за их спиной, достигает своей цели, оставаясь при этом с чистыми руками и при своих интересах.
— Это намек? — ровным тоном уточнил Вал, и нужно было очень хорошо его знать, чтобы понять: он в ярости. Слова светлого звучали более чем прозрачно, и нетрудно было догадаться, кому в его рассуждениях отведена какая роль.
— Это проверенная веками и поколениями мудрость, — назидательно сообщил Таналиор, тонко улыбаясь. — Тому в истории масса примеров, и за некоторыми не нужно далеко ходить.
— Я начинаю понимать, почему Владыка списал такого на первый взгляд ценного мага, — задумчиво проговорил Валлендор, пристально разглядывая хаосита, но, кажется, сумел взять себя в руки. — Он, конечно, был редкой сволочью, но определенно не дураком.
— А опытные дельцы не бывают дураками, — спокойно возразил хаосит. — Они же не фанатики.
— Вы еще подеритесь, — недовольно поморщившись, вмешался темный. — Как дети, честное слово! Вал, лучше скажи, что делать с детьми и как перед светлыми отчитываться? Убийцы, конечно, они, но в конечном итоге виноват все-таки Налатин.
— Так и отчитаемся, — пожал плечами тот. — Думаю, заключение эль Алтора, о котором ты говорил, можно считать более чем официальным, а его самого — весьма весомой фигурой. Светлые наверняка прислушаются, так что его появление — настоящий дар богов. Этим детям не суд нужен, а помощь. Еще бы выяснить, был ли у Лита сообщник среди светлых, кто именно и насколько он осведомлен о делах приятеля…
— Попробуем. Надо поспрашивать портальщиков, которые были с ним в горах; если он с кем-то связывался в Светлом Лесу, они должны знать. У меня, правда, есть несколько вопросов, но они не основные. Например, откуда Налатин мог узнать о струне Бельфенора?
— От меня, — признался Валлендор. — Мы с Бельфенором до войны пользовались услугами одного и того же вещевика, специалистов по струнам немного. Он по старой дружбе и показал чужой заказ, предложил похожую систему, только я большие пряжки не люблю, неудобно: рост не позволяет.
— И что, ты ему об этом предложении рассказал в подробностях? — растерянно уточнил Миль.
— Нет, просто он присутствовал при разговоре, мог запомнить. С одной стороны, это, конечно, странно: тридцать лет прошло, зачем такое хранить в памяти? А с другой, насколько я знаю, Лит Бельфенора здорово недолюбливал со времени учебы. С тех пор два века минуло, но в свете прочих новостей о Налатине я уже не удивлюсь, если та старая неприязнь жила в нем до самой смерти.
— Все ясно, — вздохнул темный. — Ладно, с вами весело, но пойду я все-таки расспрошу своего ментальчонка поподробнее. Если появятся какие-то еще вопросы, найду обоих, — пригрозил он, смерив взглядом меня и хаосита.
— Да, конечно, — кивнула я и тоже начала аккуратно выбираться из кресла. Прав Мельхиор, пора уже расходиться.
— Я тебя провожу, не против? — обратился ко мне Валлендор.
— С удовольствием!
Мы последними покинули опустевший кабинет. От слабости слегка покачивало, и опора, предложенная другом, оказалась очень кстати. Из здания вышли неторопливо, в молчании. Первым тишину нарушил Валек.
— Тилль, неужели он прав? — спросил тихо.
— Кто?
— Этот хаосит. Неужели мы в самом деле…
— Не бери в голову, — возразила я. — Это всего лишь его точка зрения. Знаешь, как мне совсем недавно сказал один мудрый менталист, абсолютной истины нет, и правда у каждого своя. С точки зрения Таналиора, может, все так и обстоит. Но он совсем не знает ни тебя, ни Ира, ни остальных, и судит только по себе и по собственному опыту.
— Я был уверен, что знаю Лита, — пробормотал друг в ответ. — И он был уверен, что делает все правильно.
— Между вами есть существенная разница, — возразила я. — Ни ты, ни Ир, ни Кир — никто из вас не приносил жертв. А рискнуть собой и тем вдохновить других — совсем не то же самое, что прервать чужую жизнь, оставаясь в стороне. Если требовались жертвы — всегда находились те, кто шел на смерть добровольно. Мне кажется, это говорит о том, что ваши слова и действия находили отклик в их умах и душах, и, значит, гибли наши товарищи за то, во что верили сами. А хаосит… не имея воли пожертвовать собой, гораздо проще назвать психологически обработанными идиотами тех, кто на это способен, чем признать, что ты хуже их.
— Спасибо, — с глубоким вздохом проговорил Валлендор, накрыв мои ладони на своем локте свободной рукой. — Когда слышишь эти слова со стороны, становится легче. Не обращай внимания, — встряхнулся он. — Это все…
— Из-за Налатина, минутная слабость, — закончила я за него. — Я тоже считала его другом, Вал. И мне тоже больно, так что, будь спокоен, я все понимаю. Только тебе труднее, тебя просто поставили перед свершившимся фактом, в который очень не хочется верить.
— Ну да. И в итоге спасение всех этим… светлым не добавляет положительных эмоций.
— Этот светлый не так уж плох, — с легкой улыбкой возразила я.
— Да, извини, — опомнился он. — Я не сообразил, ты…
— Извиню. Если ты сообразишь, что я вряд ли могла бы полюбить самоуверенную бесчувственную скотину.
— То есть, вопрос стоит уже вот так? — удивленно вскинул брови друг.
— Ближайшие пару дней считай это тайной, — усмехнулась я. — Мы же с ним ни о чем еще не разговаривали, но… Вал, он хороший, правда. Просто очень гордый и привык держать лицо. А его отношение к другим видам… Знаешь, я более чем уверена, что он просто ни с кем из них никогда толком не общался иначе чем через линию фронта. Просто принял для себя когда-то давно, что они хуже, нашел несколько простых и очевидных доказательств и никогда не пытался посмотреть на это под другим углом.
— Думаешь, захочет попробовать?
— Не знаю, но постараюсь ему помочь, — кивнула я. И добавила, не удержавшись от улыбки: — В конце концов, мне еще мама говорила, что мужчина обязательно должен быть умным, а женщина — мудрой, и тогда настанет гармония. Вот и попытаюсь проявлять мудрость и терпение. У меня есть отличный стимул, — пробормотала, накрыв ладонью живот.
— Считаешь, он порадуется такому стимулу? — покосился на меня Валлендор.
— Мне кажется, для начала он испугается и в этом состоянии может наломать дров, — предположила со смешком. — Но я, но крайней мере, морально готова к такой реакции. Обрадуется он потом. Если Фель цеплялся за каждую соломинку, то такую надежду на нормальную жизнь воспримет с радостью. Вал, а ты что-нибудь о нем знаешь? Имею в виду, о его биографии.
— Кое-что, — пожал он плечами. — А что тебя интересует?
— Что случилось с его сыном?
— А, это, — Валлендор поморщился. — Грустная история, ее многие знают. А ты не слышала, потому что к твоему появлению шумиха поутихла, да и темы для разговоров у нас тогда имелись более значимые, чем биография отдельного мага. Литанор из корней Серебряного Дуба был хорошим парнем, но уж больно горячим. Влюбился, а на предмет его симпатий положил глаз Владыка. Девушка оказалась тщеславной и предпочла того благородному юноше; наследник рода все-таки до правителя недотягивает. Собственно, это предыдущая жена Владыки. Мальчишка при свидетелях очень грубо оскорбил правителя, поставил в такие условия, что тот просто не мог не вызвать Литанора на поединок. Понятное дело, бой закончился для него плачевно.
— То есть Бельфенор за это ненавидел Владыку? — нахмурившись, уточнила я. — Может, там действительно что-то нечисто с этой девочкой? Мне кажется, он слишком здравомыслящий, чтобы…
— Нет, мальчика подвела горячность, он действительно сам виноват, — отмахнулся Вал. — Владыка очень гадко обошелся с самим стихийником, публично унизил его. Когда все это произошло, Бельфенора не было в столице, кажется, опять произошла очередная стычка с орками. Стихийник бросил все, примчался телепортом, но вызов к тому моменту был уже брошен, а поединок назначен. Когда понял, что убедить сына извиниться и взять слова назад не получится, сам пошел за него просить. Не отменить бой, но хотя бы сохранить горячему юнцу жизнь. Владыка заставил его просить на коленях — и отказал, причем в довольно грубой и издевательской форме, но — на грани, так, что бросить ему вызов было не за что. В отличие от сына Бельфенор боец отличный, а рисковать своей головой Владыка не собирался. Скандал тогда вышел очень шумный, стихийнику пришлось не только сына за Грань провожать, но еще долго отмываться потом от насмешек всяких шакалов. Никто бы не удивился, если бы он после такого перешагнул через все кодексы, но как-то сдержался, даже службу не оставил. Поэтому, собственно, и считался одним из основных подозреваемых в первый момент. Сложно поверить, что Фель такое проглотил и не лелеял плана мести. Наверное, потому Владыка его и отослал, что постоянно боялся удара в спину.
— Вот же… сволочь, — тихо пробормотала я.
— Кто, Владыка? Согласен, да, гораздо больше жалко этих ребят, которые его прикончили, — со вздохом согласился Вал. — Честно говоря, я тоже смутно представляю, как Бельфенор все это стерпел, при его-то гордости. Я бы, наверное, не выдержал и сорвался, а я, в принципе, посдержанней…
— Как, как… Наверное, решил, что не имеет права поступиться остатками чести и пойти против присяги, — предположила я. — И заодно посчитал себя виноватым в смерти сына гораздо больше, чем Владыка. Не удивлюсь, если он сам себя наказывал. Опять, — пробормотала с тяжелым вздохом. — С другой стороны, я теперь особенно хорошо понимаю, почему молва считает его настолько бессердечным. Знаешь, пойдем, ты меня лучше в госпиталь проводишь, не хочу домой.
— Тилль, ну какая тебе работа?! — страдальчески закатил глаза Валлендор.
— Нет, я не работать, — отмахнулась от него. — Там посплю.
— А-а, извини, опять не подумал. Но Фель же, наверное, до завтра не очнется?
— И пусть. Сейчас именно мне нужно его увидеть, а не наоборот, — честно призналась я. Несколько секунд мы помолчали, а потом Вал проговорил:
— Знаешь, я внимательно смотрел на него здесь — думал, действительно редкостная хладнокровная тварь. Не попытался взглянуть на все, включая его поступки и биографию, под другим углом. Даже сегодня, когда он без раздумий бросился тебя защищать, и то машинально продолжал считать его мерзавцем. И мне теперь очень стыдно, — с легкой кривоватой улыбкой сообщил Валек.
— Думаю, у вас еще будет возможность поговорить и все выяснить, — заметила оптимистично. — Кроме того, я не удивлена. Если бы мы с ним не столкнулись при очень специфических обстоятельствах тогда, на празднике, я бы тоже не смогла поверить, что первое впечатление о нем — очень поверхностное.
— Если не пошлет — постараюсь поговорить, — хмыкнул друг, соглашаясь. — По-хорошему, стоило бы сказать ему спасибо уже только за твои горящие глаза.
— Да, Кир что-то такое говорил, что вы готовы объявить ему благодарность. Кстати, а где Кальвитор?
— За семьей поехал, — развел руками Валек. — Сколько можно ждать, в самом деле.
— Поехал? А я этого менталиста порталом разрешила привести, — вздохнула грустно. — И как не подумала, что порталами мы не пользуемся по серьезной причине?
— Ничего страшного, менталист оказался очень кстати, — отмахнулся Валлендор. — А Киру полезно отдохнуть, пусть немного отвлечется, и так уже много лет без продыху.
— А тебе?
— Да тоже сдохнуть не должен, — слабо улыбнулся Вал. — Но кем заменить Налатина, я пока просто не представляю.
— Жалко, что я такая дура и в цифрах ничего не понимаю, — грустно вздохнула в ответ.
— Придумала тоже! — проворчал наш правитель. — Учись. Таких целителей во всем мире наперечет, а каждый должен делать то, что у него получается. Найдется замена. Что у нас, умных ребят нет? Просто Кир к своему отъезду подготовился и дела чин по чину передал, а здесь такое творится… — Валлендор страдальчески скривился и махнул рукой.
Наконец мы все-таки дошли до госпиталя, друг оставил меня в фойе и на прощанье поцеловал в щеку. Внутри я отловила первого попавшегося знакомого и в лоб поинтересовалась, где светлый, которого недавно привезли. Понятное дело, такая новость не могла остаться тайной, и меня тут же просветили, что он в операционной и пробудет там, судя по настрою Колоса и Тинь, еще довольно долго. Все, впрочем, ожидаемо: в горах Нимитиль на сырой силе подлатала жизненно важные органы, чтобы пациент дотянул до госпиталя, а полноценное восстановление всех поврежденных тканей, начиная с раздробленных ног и сломанных ребер, процесс не быстрый.
Беспокойства за жизнь Феля уже не было. Самое страшное позади, а лучшей целительнице города я полностью доверяла. И как бы ни хотелось увидеть светлого прямо сейчас, лишний раз убедиться, что он здесь, рядом и живой, мешаться под ногами работающих коллег представлялось глупым. Не говоря уже о том, что Тинь, встретив меня в госпитале, совсем не обрадуется. Но идти домой тоже не хотелось, там бы я точно не сумела заснуть. В итоге нашелся компромисс — одна из комнат отдыха персонала.
В небольшой тесной комнатушке сейчас было пусто. В мирное время работа в госпитале достаточно размеренная, ночами здесь присутствует только дежурный персонал, а остальные работники вполне могут позволить себе спокойный отдых вне больничных стен.
Я нацедила из большого кувшина холодного травяного чая, отыскала в недрах буфета вазочку с совершенно деревянными, уже черными сухарями, и, присев на диван, перекусила. Вяло подумала, что поесть следовало бы получше, но поняла, что ни сил, ни желания куда-то идти и как-то решать этот вопрос нет.
Как задремала, не заметила, но очнулась лежащей на том же самом диване, укрытой тонким одеялом, с подушкой под головой. Некоторое время неподвижно вглядывалась в окружающий сумрак, пыталась определиться во времени и мысленно благодарила уложившего меня коллегу. Негласное правило госпиталя: если обнаружил товарища спящим, а веских причин будить его нет, не тревожь чужой сон, по возможности — устрой страдальца поудобнее, потому что через пару часов в неудобном положении затечет решительно все. Не раз и не два каждый из нас оказывался в ситуации, когда усталость одолевала буквально на ходу, срубала где придется, и такая вот взаимовыручка оказалась жизненно необходимой.
Наконец я сообразила, что уже поздний вечер, даже, скорее, ночь, солнце давно закатилось, и скоро тусклые сумерки обратятся в чернильный мрак — здесь, на юге, ночи очень темные. Прихватив с собой на всякий случай одеяло и подушку, вышла наружу. Надо думать, Нимитиль со светлым уже закончила и вполне можно его навестить. Одна из дежурных быстро меня сориентировала, указав на нужную палату.
Небольшая комната изначально была рассчитана максимум на четверых пациентов. Потом сюда втиснули еще несколько коек, оставив между ними только узкие проходы, и разместили вместо четверых дюжину. Некоторое время назад необходимость в таком уплотнении отпала, но до лишних грубо сколоченных лежаков руки не дошли, так что сейчас на двенадцать коек обнаружился всего один пациент в дальнем углу у окна.
Прихватив с небольшого столика у входа крошечный ночник, тихонько приблизилась и поставила огонек на подоконник, внимательно разглядывая лежащего на спине и накрытого тонким одеялом Феля. Нет, в работе Тинь я не усомнилась ни на минуту, просто… это нужно было мне для собственного успокоения. Увидеть его, коснуться, выкинуть из головы тот ужас, который я испытала в момент обрушения скалы.
Аура стихийника выглядела непривычно тусклой и блеклой, выдавала сильное магическое истощение и общее ослабленное состояние организма. Виднелись многочисленные следы залатанных прорех, которые должны были окончательно затянуться через пару дней. Не удержавшись, я свободной рукой погладила бледную щеку, очертила овал лица и коротко коснулась губами непривычно прохладных губ. Не мертвенных, но все равно для него это было странно.
Спящий, разумеется, не очнулся, но я и не собиралась его будить. Просто от этого прикосновения мне стало легче и свободнее дышать, кажется, сейчас глубоко внутри растаял последний комочек сомнений и тревоги. Я тихонько улеглась на тонком колючем матрасе соседней койки, порадовавшись своей предусмотрительности — одеяло с подушкой пришлись очень кстати. А, устроившись, долго лежала на боку, разглядывая безупречный профиль.
Мысли в голове крутились тяжелые и вялые. Я в очередной раз переваривала рассказанную Валлендором историю, пытаясь приладить новый кусочек к уже известной биографии Бельфенора, и понимала, что хаосит наверняка не ошибся с назначением артефакта. Потому что без помощи высших сил выдержать подобное вряд ли возможно. Но даже если взять их в расчет, я все равно не представляла, как стихийник сумел не сломаться и не озвереть после всего, на него свалившегося. Не превратиться в безжалостного и бессердечного боевого мага, а сохранить под маской бездушия нежность, тепло, способность чувствовать, готовность бороться и какую-никакую надежду на лучшее.
С этими мыслями и неоформленной в конкретные слова, но очень искренней просьбой к богам, чтобы уж сейчас — то Феля пожалели и прекратили наконец испытывать, я и заснула.
Фель
Сон был мутный и рваный. Выдернутые из контекста событий лица, отдельные бессвязные обрывки воспоминаний и чего-то, настойчиво пытающегося ими притвориться. Вспышки света и боли, отдельные эмоции — невнятная мутная мешанина всего подряд. Когда появилась возможность вынырнуть из этого болота, я с удовольствием за нее уцепился, открыл глаза — и долго не мог понять, где вообще нахожусь.