— ДОН'Т ЛУК ЭТ МИ! ЛУК БЭК! ЛУК ЭТ ХИМ!
Диксон заморгал. И буквально на миг бросил взгляд в зеркало.
— ЛУК ЭТ ХИМ! ХИ'З Э ФУЛ, ХИ ВИЛЛ ШУТ!!!
Диксон оторвался от зеркала — и повернул голову, чтобы рассмотреть получше, чего там сзади такое страшное. В этот момент он чуть-чуть поддернул руль. Наверное, рука дрогнула.
«Вектра» соскочила с бетонной колеи.
БУМС!
Мишу сорвало с капота и бросило спиной вперед. Он сжался в комок, упал, кувыркнулся через голову и тут же вскочил.
Солдат догнал машину. Не найдя ничего умнее, он обежал застрявшую «Вектру» справа — и с размаху воткнул пулемет в салон.
Раздался сухой хруст осыпающегося стекла. Диксон повернул голову — ему четко промеж глаз смотрел раструб ПКМ.
— Козлячья морда, ты что творишь?! — рявкнул Миша, отряхиваясь и поражаясь тому, как легко отделался.
— Я буду жаловаться! — сообщил Диксон.
— Чего-о?..
— Вы разбил стекло! — сообщил Диксон, дисциплинированно глядя в дуло пулемета и держа руки на руле. — А ты испортил машина! Капот! Царапать! Ты будешь платить за это!
Миша, продолжая отряхиваться, покосился на капот. Действительно, пока он там елозил — расцарапал краску пряжкой своего офицерского ремня.
Миша вспомнил, как это было весело — буквально несколько секунд назад, — и очень вежливо начал:
— Значит, ты, черт нерусский, хочешь на меня жаловаться…
На вопль про нападение на пост — учитывая, что до этого вызывали комендатуру, — из лагеря высыпал народ. И увидел чудесную картину: «Вектра» лежит пузом на бетонной плите, болтая всеми четырьмя лапами в воздухе; рядом стоит боец, засунув в машину ствол пулемета, готовый защитить Родину; а перед машиной некто в камуфляже громко орет матом.
А по дороге к лагерю скачет высокими прыжками зеленая «буханка» комендатуры.
Надо же, приехали.
* * *Из «буханки» выбрался капитан, не спеша оглядел Мишу, «Вектру» и солдата и спросил:
— Ну, что у вас тут?
— Вот, — сказал Миша. И вкратце обрисовал проблему.
— Ну, хорошо, и чего?..
— Чего-чего, разбирайтесь!
— Не-ет… — протянул капитан. — Разбирайтесь — это не к нам.
— Почему?! — взвыл Миша и отряхнул рукав.
— Взял бы ты его там, внутри периметра, это было бы наше дело. А так — извини, парень, вопрос не к нам.
Мише захотелось протереть глаза. Вместо этого он отряхнул другой рукав.
— И что? — пробормотал он обалдело. — Отпускаем?!
— Ну зачем так сразу-то, отпускаем… Подожди, мы контриков вызвали.
Диксон, сидя в машине, кому-то звонил. Солдат все еще держал пулемет у него перед носом: отмены команды не было. До места происшествия добрался наконец-то майор из страшного подразделения и сказал: ну, вы, ребята, даете! И команду не отменил. Пускай боец несет службу.
Вслед за майором пришли его полковники-технари: о-о, какой тут цирк! Чего у вас творится, рассказывайте! И давай трепаться с комендатурой: давно не виделись.
Миша стоял рядом, все еще нервно отряхиваясь.
Тут из-за поворота донесся звук, любому военному знакомый до боли, — мучительный скрип подвески «УАЗа». За ним — вой движка, подвывание мостов, и наконец показалась исключительная машина. И сама по себе загадочная, и совсем уже нелепая для сопредельной территории. Это был тентованный командирский «козел» с красно-синей балкой спецсигнала на крыше, надписью «ВОЕННАЯ АВТОИНСПЕКЦИЯ» и номерами пятнадцатого вэвэшного армейского региона.
При виде «УАЗа» все полковники, которые тут стояли руки в брюки, точили лясы и курили, как-то быстро затушили сигареты, втянули животы и вообще приобрели более-менее ровный вид. Миша пристроился рядом: мужики, это что?.. Щас сам увидишь, сказали ему.
Миша на всякий случай оглядел себя и снова отряхнулся.
— Хватит дергаться, — сказал майор из страшного подразделения.
— Это нервное, — объяснил Миша.
«УАЗ» остановился, открылась передняя дверь, и оттуда вышел товарищ не менее специальный, чем машина.
Товарищ был в подполковничьих погонах — и больше не имел знаков различия вообще. Одет в коричневый камуфляж для жаркого климата, пошитый из сетки: брюки со швом в виде стрелки, рубашка прямого покроя с пуговичками снизу и коротким рукавом. На голове пилотка.
Среднего роста, сухой конституции. Загорелый, как и все тут, докрасна. На вид лет сорока. С характерным цепким взглядом из-под бровей. Что называется, «черт конкретный» — сразу видно, не в кабинете службу несет.
Почти сразу вслед за конкретным чертом по бетонке прискакал короткий «Паджеро» с местными номерами. Из джипа выскочил представительный, весь из себя официальный красавец осетин и с ходу заявил:
— Я замминистра иностранных дел республики Южная Осетия! Вы незаконно удерживаете нашего гражданина! Вы обязаны его отпустить!
Подполковник стоял к нему спиной и никак не реагировал. Он разглядывал собравшийся тут военный народ.
Народ безмолвствовал.
Диксон бросил таращиться в пулеметное дуло и полез из машины, весьма довольный: его приехали выручать.
Солдат с пулеметом так и остался стоять, явно уже ничего не соображая.
Подполковник шагнул вперед, безошибочно выцепил взглядом из группы полковников молодого майора и спросил:
— Кто?..
— Товарищ подполковник, майор такой-то, но это не ко мне, это вот с ним…
Майор шевельнул головой в сторону Миши.
— Понятно. С тобой потом будет разговор отдельный. Пока ты свободен.
Затем подполковник глянул вроде бы на Мишу, а вроде бы мимо него и бросил:
— А ты — ждать.
И повернулся к Диксону.
— Ты — кто?
Диксон начал что-то объяснять по-английски, но тут подскочил местный:
— Это журналист, он у нас работает по аккредитации, вы его обязаны отпустить!
— А ты — кто? — спросил подполковник, слегка морщась.
— Я?! Замминистра иностранных дел!
— Брысь отсюда… — сказал подполковник брезгливо. — Э-э… Стоять! Английский знаешь?
— Знаю, — послушно кивнул замминистра.
— Отставить, иди сюда, переводить будешь.
Подполковник снова повернулся к Диксону и повторил:
— Ты кто?
— Фрэнсис Диксон.
— Документы есть?
— Да.
— Показывай.
Диксон протянул ему южноосетинский паспорт.
— Это хня, а не документ. Еще есть?
— Есть…
— Показывай.
Диксон извлек откуда-то другой паспорт, российский.
— Хм… Ну, допустим.
Миша глядел во все глаза, как подполковник обращается с паспортами Диксона. Он раньше такое видел только у опытных гаишников: документы зажимаются между пальцами левой руки и одним большим пальцем листаются с удивительной ловкостью.
— Ну а то, что ты журналист, — про это еще чего-нибудь есть?
— Есть.
— Показывай, — терпеливо сказал подполковник.
Почему-то вместо пресс-карты Диксон вытащил очередной паспорт, синий.
— Давай-давай-давай… О-о, вот это уже документ. С этим уже можно работать…
Уже три паспорта — южноосетинский, российский, американский — были зажаты у подполковника в руке. Теперь он листал синюю книжечку, и на очередном движении большого пальца из-под обложки американского документа выскочила карточка — водительские права. Хлоп на землю.
Подполковник нагнулся и подобрал их, особо не рассматривая.
— Ну так кто ты? — спросил он Диксона, будто только сейчас его увидел.
— Журналист. Работаю по аккредитации…
— А здесь что делаешь?
— Я здесь много лет живу, защищаю права осетинского народа…
Миша прислушался. Чиновник МИДа очень странно переводил диалог. То ли плохо знал английский, то ли имел какой-то свой интерес в происходящем. Может, поэтому он сказал Диксону предъявить американский паспорт вместо пресс-карты? Непонятно… Миша изо всех сил навострил уши и быстро понял: замминистра переводит некорректно в обе стороны — что вопросы подполковника, что обратно. Особенно сильно он подправлял ответы Диксона.
— Эй, мужики, — сказал Миша. — А он переводит неточно.
— Да ну?
— А давайте вместе послушаем.
Диксон тем временем говорил:
— Я тут снимаю, я делаю репортаж, я знаю, что снимается кино, я звонил в Москву, получил разрешение…
Мидовец бодро отбарабанил:
— Я фотографирую мирную жизнь осетинского народа!
Миша не выдержал и начал довольно громко комментировать все эти трудности перевода. Так, чтобы не только майор и его технари слышали, но и до места события долетало.
Подполковник сначала недовольно дернул ухом, потом обернулся и спросил:
— М-м?.. Ты чего, язык знаешь?
— Ну, в некоторых пределах.
— Так, иди сюда. А ты — пшел нах. Замминистра с оскорбленным лицом отодвинулся к своему джипу.
— И чего он там неточно переводил?
Миша быстро растолковал, что и как у мидовца не стыкуется с ответами Диксона.
— Хм… Ты, — это Диксону, — жди. Пойдем отойдем.
Они отошли в сторонку, и подполковник задал Мише свой любимый вопрос:
— Ты кто?
— Съемочную группу сопровождаю, — Миша показал в сторону лагеря.
— Чё делаете?
— Чё, кино снимаем. Вот приказ министра, вот разрешение на съемки на этом объекте…
Подполковник быстро по диагонали проглядел бумаги.
Как нарочно, в этот момент где-то за казармой бабахнула танковая пушка.
— Интересное кино, — сказал подполковник.
— Про войну, — объяснил Миша.
— Понятно. Как ты его взял?..
— Окликнул, а он ноги начал делать. Я его тормознул, а дальше — вот…
— Понятно. То, что он сказал, мол, у него аккредитация на съемки ваших съемок, — правда?
— Сейчас в Москву позвоню, все узнаю.
— Ну давай, звони…
До руководства студии Миша достучался за несколько минут и, ничего не объясняя, просто спросил: Фрэнсис Диксон из Южной Осетии выходил на нас?
Да понимаешь, ответили ему, черт знает. Короче, звонил какой-то странный тип, задал какой-то дурацкий вопрос и отключился раньше, чем мы успели вообще понять, чего ему надо. Может, связь оборвалась, но не перезванивал он точно.
— Нет у него разрешения на съемки наших мероприятий.
— Понятно. Ну, пойдем, будешь переводить.
Диспозиция на дороге осталась прежней:
Диксон ждал, замминистра ждал, «Вектра» уныло свесила лапы в колдобины. Комендатура ехидно ухмылялась, майор и его технические полковники вяло переминались с ноги на ногу. Только солдат ушел обратно к воротам и застыл там с пулеметом наперевес, всем своим видом выражая готовность больше никого не пропустить никуда, хоть это будет американский журналист, хоть грузинская армия.
Подполковник оттер Диксона подальше от публики — и пошла нудятина: а что вы тут делаете, а как вы сюда попали, а где получали журналистское образование…
Подполковник все еще держал три паспорта в левой руке, и поверх этой пачки у него были прижаты водительские права. На правах — какая-то очень странная фотография. Вверх ногами плохо видно, а подполковник еще и рукой помахивал. Но на фото Диксон точно был в униформе.
— Погодите секунду, — сказал Миша. — Можно?..
— Да, смотри.
Миша впился взглядом в права.
— Слушайте, так он здесь в форме военной!
— То есть?..
— Вот, смотрите, виден край петлицы и край буквы S. Здесь буква S, а здесь буква А — это петлицы US Army.
— Хм… Ну-ка, спроси, где мужик служил.
Вы в армии служили? Да, служил. Где?
Я был военным журналистом…
— Стоп, — сказал Миша. — Что-то я не помню в Министерстве обороны США должности «военный журналист».[9] В каком году это было?
Диксон назвал дату в начале восьмидесятых годов. А где служил? В Европе. В Европе — точнее? Ну, в Европе. Точнее! В Германии. А в Германии — где? Город?!
— Бад-Тёльц, — сказал Диксон.
И тут подполковник напрягся.
* * *Подполковник феноменально владел лицом. Оно у него выражало до этого момента в основном легкую скуку. Иногда, чтобы не казаться совсем уж каменным, он позволял себе заскучать посильнее. Но с физиологией так легко не справишься, а Миша ведь глядел на подполковника во все глаза — тот был ему в сто раз интереснее, чем все остальные вокруг. Дай Мише волю, он бы его под рентген уложил, чтобы посмотреть, как этот редкостный товарищ устроен внутри.
Услышав про Бад-Тёльц, подполковник сильно, очень сильно напрягся.
— Вы чего?.. — удивился Миша.
— Спроси, в какой должности служил… — процедил тот, не отрывая взгляда от Диксона.
Позже Миша выяснил, что его так насторожило: в Бад-Тёльце размещалась штаб-квартира 10-й бригады спецназа. И если Диксон оттуда, значит, это персонаж с очень богатой предысторией.
— Должность?..
— Журналист!
— Слушай, мужик, — сказал Миша, которому уже поднадоело вытягивать из Диксона каждое слово. — Ну хватит этого бла-бла-бла, ну нет такой должности в вашей армии — журналист!..
Ты где служил — в Ю-Эс Ами? Где именно в этом городе? Где там ваша часть стояла? Кем ты был? При штабе писарем? Ну-ну…
— Знаете, товарищ подполковник, есть проблема, — сказал Миша.
— Ну, пойдем…
Они отошли к «Вектре».
— При штабе писарем он, конечно, мог быть. Но что-то меня здорово смущает его знание русского. Вы и не слышали толком, как он шпарит по-нашему, а я-то с ним долго базарил. Ему язык в свое время очень хорошо «ставили», он разве что грамматику подзабыл… Скорее всего, либо полевая разведка, либо наш мистер Диксон имел отношение к армейским разведорганам.
— Вот и я думаю, — сказал подполковник, глядя в заднее стекло «Вектры». — Не просто так здесь взялся этот милый мальчик. Ладно, давай его дальше колоть. Эй, мистер, ком цу мир, битте!
Под задним стеклом машины лежала российская офицерская фуражка. Миша ее раньше и не заметил. Фуражка не простая — шитая на заказ.
— Откуда шапочка?
— Подарили. Сувенир.
— А вам ее подарили — зачем? Чтобы вы в наши военные городки заезжали спокойно, кося под русского офицера?
Ну, ты даешь, подумал Миша восхищенно. А ведь на такой дурацкий вопрос надо суметь ответить. Правда, сначала мне надо как-то его перевести…
Диксон от дурацкого вопроса тоже обалдел.
— Да вы что, это просто подарок!
— Чей подарок?
— Друзей.
— А друзья у нас кто?
— Ну… Там друзья, — Диксон махнул рукой в сторону Северной Осетии.
— Друзья — кто?!
— В военном госпитале во Владикавказе…
— Фамилии!!! — подполковник впервые повысил голос.
Диксон назвал две фамилии. Первую из них подполковник вроде бы переварил, а на второй у него напряглось все, что не напрягалось раньше.
— Ага-а… — протянул он. — Хорошие у вас друзья. Понимаю. А на фотоаппаратике-то у вас — что?
— Частная собственность, не отдам, — отрезал Дискон, сразу поняв, куда тот клонит.
— Не отдадите — изыму, — равнодушно сообщил подполковник.
— Не имеете права.
— Хорошо. Но показать-то вы хотя бы можете?
— Показать могу…
И Диксон из своих рук начал листать снимки. Действительно — мирная жизнь, местные пейзане.
— А вот здесь беда, — тихонько буркнул Миша. — Мы не знаем, что он нам показывает, память фотоаппарата или память карты.
— Да, — согласился подполковник. — Беда. Показывайте дальше, мистер, не отвлекайтесь…
Диксон послушно листал снимки. И вдруг подполковник легким, даже изящным движением хлопнул его снизу по ладони и выхватил аппарат.
— Та-ак, а это что у нас такое?
— Это ворота на рынке во Владикавказе, — сообщил Диксон оторопело, зачем-то разглядывая свои руки. Типа, как это так, был фотик — и нету фотика.
— Ха-ха, — сказал подполковник. — Ну-ка, ты, гляди. Во Владике был?
— Был.
— На рынке был? Вот такие ворота там видел?
На фото был кусок ворот голубого цвета с восточными мотивами в архитектуре. Прямо как с картины Верещагина. Поверх ворот было что-то написано, но в кадр попала только большая буква Е.
— Знаешь, что это такое?
— Понятия не имею.
— Это ворота рынка в Душанбе. Мистер нам лапшу на уши вешает.
— Ну, я как бы догадался…
— Фотоаппарат надо изымать. Давай.
А вот это ты спешишь, подумал Миша.
— Погодите, товарищ подполковник, есть одна хитрость мелкая, точнее, даже мелкая пакость. Кроме силового изъятия.
— То есть?..
— Пока аппарат сам по себе аппарат, это его личная собственность. И я так понимаю, что на сопредельной территории мы не имеем особого права ее изымать. А вот если это мусор, то мусор ничейный. Он валялся разбитый на бетонке, мы подобрали. А нам же по барабану — из памяти фотоаппарата, даже если он вдребезги, достать информацию ваши смогут. А уж с карточки тем более, чего ей сделается.
— Сколько стоит такой аппарат? — спросил подполковник, выразительно подбрасывая камеру на ладони. Камера была тяжелая, и он ее чуть не уронил. Диксон едва не застонал, но сдержался.
— Не знаю, но это профессиональная вещь, одна ее тушка может потянуть штуки на три…
— Рублей?
— Баксов!
— Ух ты! — и подполковник снова чудом не грохнул аппарат оземь.
— …А объектив еще дороже, вы на него посмотрите, из него же стрелять можно…
— Ну что, мистер, — спросил подполковник. — Мусор или добровольная выдача?..
— Вы мне обязаны его вернуть!
— Не вопрос, сейчас расписку напишу.
— Нет!!!
— Ой, господи… — скучное лицо подполковника стало на мгновение живым, и Миша увидел: ему наконец-то действительно все это надоело.