– Это все? Неужели ты так мало получаешь?
– Все, что есть, – буркнула Элеонора.
– Дай поглядеть кошелек! – приказала дочь.
Дворецкая кинула ей портмоне, в котором сиротливо брякала мелочь. Пальцы Танюши проворно обследовали отделения.
– М-м… Не густо, – заключила она наконец. – А что в сейфе?
Элеонора распахнула дверцу.
– Здесь только документы.
Девица махнула рукой.
– Ну, ладно. На неделю мне, пожалуй, хватит. А ты давай думай пока! – Она улыбнулась. – Приятно тебя было видеть, мамочка.
Она вихляющей походкой двинулась к двери.
Дворецкая смотрела ей вслед, не в силах поверить в страшную реальность. «Боже мой, – думала она. – И это чудовище я произвела на свет?» Но больше ее все-таки беспокоил ответ на классический вопрос: что делать? Кто виноват – интересовало ее меньше…
Антонина нежно сжала руку молодого человека:
– Тебе пора идти, дорогой!
Он запротестовал:
– Я не напрашиваюсь в твой дом, но почему я не могу проводить тебя хотя бы до ворот?
– Марк, ты же знаешь, – мягко улыбнулась она. – Там везде эти чертовы камеры. Я не хочу новых проблем с матерью.
Молодой человек вспылил:
– Всегда твоя мать! Но почему ты ее должна слушаться? Ведь тебе уже…
– Тридцать восемь лет, – с печальной улыбкой произнесла Дворецкая. – С твоей стороны бестактно напоминать мне о моем возрасте, но я не сержусь.
– Прости, милая. – Марк поцеловал ее в щеку. – Я, конечно, болван. Но ты же знаешь, я всегда так реагирую, когда речь касается наших с тобой отношений. Почему мы должны скрываться, как школьники? Ведь мы любим друг друга.
– Я только прошу тебя немного подождать.
– Подождать чего?
– Ну… – она замялась. – Когда-нибудь все образуется, и мы сможем закрепить наши отношения.
– А что может произойти такого, чтобы твоя старуха сменила наконец гнев на милость?
– Ой, ну я не знаю, Марк! – умоляюще произнесла она. – Не пытай меня вопросами, просто подожди. Ну, я побежала. До завтра, дорогой!
Она скрылась за поворотом, а молодой человек нехотя побрел к автомобилю.
«Не лги, дорогая! – думал он, заводя машину. – Ты же прекрасно знаешь, что может развязать нам руки. Безвременная кончина твоей матери, упокой господь ее душу!»
Антонина скинула в прихожей мокрый плащ и провела рукой по волосам. «Выглядит убедительно, – подумала она. – Будто я, как обычно, добиралась до дома на автобусе. Вот и промокла, когда бежала под дождем. Если только охранник ничего не заподозрил».
Дверь в комнату, где располагался пульт охраны и мониторы, показывающие во всех подробностях, что делается в самом доме и его окрестностях, была открыта.
– Добрый вечер, Михаил!
– А? – отозвался охранник. – Добрый, добрый. Как погода?
– Дождь идет. Видите, промокла насквозь, – проговорила Антонина, пытаясь по лицу мужчины прочитать, заметил ли он машину ее друга. Но сделать это было непросто. Дядя Миша, как бывший работник органов безопасности, держал свои эмоции под контролем. Его лицо было непроницаемо, как маска. Он мило улыбался, говорил штампованными фразами, а потом писал докладные на имя хозяйки.
Вот и сейчас, безразлично взирая на среднюю дочь Дворецкой, Михаил не проявлял никаких эмоций. Он получил строжайший наказ Вероники сообщать обо всех случаях появления некоего М. в непосредственной близости от особняка. И старой деве не было нужды сообщать, что ее милый дружок сегодня все-таки совершил промашку. Проезжая мимо ворот дома, он остановился и несколько минут изучал окна, в которых сейчас уже должен был гореть свет…
«Ну, почему я позволяю так к себе относиться? – проговаривала Антонина привычные для себя фразы, поднимаясь по лестнице вверх. – Я – взрослая женщина и, в конце концов, имею право на личную жизнь». Но она прекрасно понимала, что у нее не хватит решимости повторить это матери вслух…
Тоня уродилась, как говорят, «не в мать, не в отца». Она не унаследовала внешней привлекательности родителей и с детства считалась «гадким утенком». Но если отец и нянюшка проявляли некоторый такт, жалея некрасивого ребенка, Вероника не утруждала себя деликатным обращением.
– Жалость унижает человека, – говорила она. – Антонина должна знать, что господь не одарил ее красотой. Это позволит ей сформировать характер и не стать легкой добычей для охотников за ее наследством.
Вопреки мнению матери, Тоне не удалось закалить характер. Многочисленные комплексы, терзающие девочку, превратили ее в запуганного, нервного ребенка. Она по большей части отсиживалась в детской и панически боялась общества матери. Едва завидев ее стройную фигуру в проеме двери, девочка впадала в ступор, вывести из которого Тоню не могли ни увещевания, ни окрики.
– Она еще и глупа, – со вздохом констатировала Вероника, не без облегчения покидая детскую…
Подростковый возраст не принес приятных сюрпризов. Гадкая уточка не превратилась в прекрасного лебедя, а по всем законам природы стала уткой, невзрачной и неповоротливой.
– Да тебе нужно выходить замуж за первого встречного, – с иронией бросала мать обидные фразы. – Чувствует мое сердце, просидишь ты на моей шее до старости.
Антонина молчала и со стороны казалась такой отрешенной, что ее можно было заподозрить в слабоумии. На самом деле в ее душе бушевала буря. Она ненавидела мать так же страстно, как и боялась ее.
Тем не менее внушения матери дали свои горькие всходы. Девушка наотрез отказывалась встречаться с молодыми людьми, подозревая всех в корыстных мотивах. Она избегала общества ровесников, не бывала в шумных компаниях и с этой точки зрения не доставляла Веронике никаких неудобств. Та в принципе была довольна сложившимся положением и даже назначила дочь руководить салоном красоты.
С обязанностями Антонина справлялась посредственно, поскольку так и не научилась общаться с людьми. Она до обморока боялась конфликтов, и в тот день, когда взволнованный администратор сообщил, что в мужском зале клиент отказывается оплачивать услуги, девушка почувствовала дурноту.
– Вы должны подойти. Он требует кого-нибудь из руководства.
Антонина направилась в мужской зал, чувствуя, что пол под ногами колеблется…
Клиент и вправду был разгорячен.
– Что это такое? – кричал он, размахивая расческой, как рапирой. – По-вашему, так стригут виски, а? Поглядите, что вы наделали сзади. Да глядите, глядите, не отворачивайтесь. А мне еще говорили, что в салонах Дворецкой стригут превосходные мастера.
Антонина застыла на пороге, не в состоянии сделать даже шага.
– Поговорите лучше с нашей заведующей, – проблеял испуганный администратор, указывая на Дворецкую. Клиент обернулся, и тут их глаза встретились.
У Антонины сжалось сердце. Мужчина был очень хорош собой. Высокий, белокурый, с ярко-голубыми глазами и белоснежными зубами, он показался ей принцем из сказки.
Он смотрел на нее минуту, а потом улыбнулся.
– Кажется, я немного погорячился, – признался он.
– Вы имели право на недовольство, ведь вам сделали плохую прическу, – заметила она, чувствуя, что краснеет.
– Ничего страшного, – отмахнулся он. – Если парень, у которого есть руки, выровняет мне виски и немного уберет объем, я согласен буду принять работу.
– Но вам не нужно убирать объем, ведь у вас такие превосходные волосы, – сказала она, а про себя продолжила: "…к которым так хочется прикоснуться».
Он внимательно посмотрел на нее:
– Вы на самом деле так считаете? Тогда объем оставлю, как есть.
У нее не было повода задерживаться.
– Тогда я, пожалуй, пойду, – сказала она. – Вас обслужит призер конкурса «Золотая расческа». Надеюсь, вы останетесь довольны.
– Спасибо. Вы мне очень помогли, – признался он.
«На этом все и закончится», – подумала Антонина, направляясь в свой кабинет.
Он заглянул к ней ближе к вечеру.
– Привет, – улыбнулся он. – Я просто не мог не зайти, чтобы выразить вам благодарность. Кстати, меня зовут Марк.
– Антонина, – представилась она, не зная, о чем можно разговаривать с незнакомым человеком.
– Ваш мастер – настоящий волшебник. Хотя, если бы вы приказали, я побрился бы наголо.
– Зачем же нужны такие крайности? – улыбнулась она.
«Вот теперь уже точно все закончится», – мелькнула в голове горькая мысль.
– Разрешите пригласить вас на каток, – сказал он.
– На каток? – опешила она.
– Да, на каток. Я там работаю инструктором.
– Ну, я даже не знаю. Честно говоря, я никогда не каталась на коньках. Боюсь, у меня ничего не получится.
– А зачем же тогда инструкторы?
…Они встретились в Ледовом дворце, и Антонина невольно залюбовалась новым знакомым. Как он был хорош в белом свитере и облегающих брюках. Он делал какие-то немыслимые пируэты, а она все смотрела и смотрела на него, восхищаясь его ловкостью и грацией. Антонина заметила, что еще немало женщин и девушек пожирают глазами его ладную спортивную фигуру. Это наполнило ее гордостью и грустью одновременно. Ведь между ними была целая пропасть…
Первые же минуты показали, что Тоня не создана для фигурного катания. Она постоянно падала. Но Марк отнюдь не был разочарован. Он поставил ее на ноги после очередного падения.
– Мы идем в кафе, – категорично заявил он.
Они нашли уютные места с видом на ледовое поле. Внизу скользили фигуристы. Звучала приятная музыка, и Антонина чувствовала себя хорошо, как никогда в жизни.
Марк наотрез отказался брать у нее деньги.
– Да ты с ума сошла, – смеялся он. – Неужели я не могу пригласить в кафе понравившуюся мне девушку? На зарплату парикмахера не пошикуешь. Так что прибереги свои денежки. Пригодятся.
– Мне скоро исполнится тридцать восемь, – вдруг сказала она.
– А мне двадцать восемь, – засмеялся он. – И что из этого?
– Я хотела спросить… Это для тебя не слишком много?
– В самый раз. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты придаешь большое значение мелочам. Расслабься…
Они стали встречаться. Марк вел себя так, как будто и не догадывался о существовании могущественной Вероники. Он считал, что Антонина является кем-то вроде старшего мастера у парикмахеров. Она же не спешила вводить его в курс ее семейных дел.
– Давай поженимся, – как-то сказал он, и она едва не расплакалась от счастья…
По своей наивности, Антонина полагала, что мать воспримет новость с радостью.
– Ты дура! – первое, что услышала она от Вероники. – Неужели ты не понимаешь, что ему от тебя нужны только деньги?
– Марк не такой, – расплакалась она. – Он просто полюбил меня.
– Тебя? О боже правый! Где, ты говоришь, он работает?
– Инструктором на катке.
– Ах, инструктором? Подходящее место для альфонса.
– Да он даже не знает, что у нас есть деньги!
– Это у меня есть деньги, – внесла важное уточнение Дворецкая. – И я не собираюсь делиться ими с каждым встречным-поперечным. Да и у тебя, моя милая, в будущем возникнут финансовые дыры, если ты не оставишь весь этот любовный бред.
Антонина слушала Дворецкую, и кулаки ее сжимались. Пожалуй, она никогда не чувствовала более сильную ненависть к матери, чем в эту минуту…
Владислав тихонько отворил дверь. В небольшой комнате, освещенной только лампой под тряпичным абажуром, за игральным столом собрались люди. Слышались характерные удары по столешнице и негромкий разговор. Вдруг один из них обернулся, несколько секунд всматривался в темноту и наконец удивленно произнес:
– Нет, вы только посмотрите, кто к нам явился! И у тебя хватило на это наглости? Убирайся прочь.
– Нет уж, не торопись, – остановил его второй. – Не стоит упускать такую возможность. Коли прошел, мы с ним сейчас и потолкуем. Ты когда вернешь деньги, паскуда?
Влад жалко улыбнулся.
– Я как раз сейчас работаю над этим.
– Хватит заговаривать зубы! – разозлился мужчина в клетчатой рубашке и замшевых брюках с бахромой. Он напоминал ковбоя. Выплюнув на пол сигарету, он раскачивающейся походкой подошел к Владу.
Тот даже попятился.
– Не стоит так волноваться, – залебезил он. – Просто мне трудно собрать такую сумму целиком. Клянусь, у меня уже есть половина, и я скоро смогу…
– Да что ты ему веришь! – раздался голос из-за стола. – Этого сукина сына уже внесли в черные списки, его не пропускают ни в одно казино. Спроси, кому здесь он только не должен.
– Верно. Верно, – послышалось со всех сторон.
Ковбой демонстративно размял огромные руки.
– Гони сюда половину! – потребовал он.
– Половину чего? – вжал голову в плечи Дворецкий.
– Половину суммы долга. Ты же сказал, что раздобыл деньги, или мне это только почудилось?
– Да. Но… у меня сейчас их нет с собой.
– Как нет? Чего же ты тогда пришел?
– Отыграться, – глупо улыбнулся Влад. – Вот, часики принес.
Он достал из кармана небольшую вещицу и сунул ее в клешню ковбоя. Тот повертел часы в руках, подошел к свету.
– «Ларе от Филиппа с любовью», – прочитал он на задней крышке. – Это не ты у нас случайно Филипп? – грозно спросил он.
– Не стоит беспокоиться, – залебезил Влад. – Эта штука досталась мне от бабушки. Здесь все совершенно законно.
– Слушай его! – раздался все тот же голос из-за стола. – Он перетаскал сюда все барахло своих бабушек и дедушек, а заодно служанок и поваров.
Ковбой впихнул часы в карман Влада и грязно выругался.
– Забирай обратно. Я не желаю из-за тебя влипнуть в историю. Хочешь, тащи эти часы в ломбард. Мне же нужны деньги. Ты понял?
– Понял-понял, – закивал головой Дворецкий.
– Тогда, чтобы завтра половина суммы лежала на этом столе. Получится?
У Влада затряслись губы.
– Завтра не получится.
– Что?
– Честно говоря, мне только еще пообещали одолжить. Но денег у меня на руках нет, – признался он.
– Ах ты, ублюдок! – Ковбой схватил Дворецкого за шиворот. – Что же ты ломал здесь комедию?
– Ай-ай, больно! – хныкнул он. – Отпустите меня.
– Я не поверю, что у сына богатой старухи нет ни гроша! – Мужчина бешено вращал глазами. – Возьми у матери и рассчитайся со мной, иначе я прибью твои колени гвоздями к полу, и ты станешь похож на Буратино.
– Но не могу же я продать отель! – ныл Влад.
– По мне, ты хоть узлом завяжись, но деньги отдай, – рыкнул ковбой, отшвыривая Дворецкого в сторону.
Тот тяжело поднялся, потирая ушибленную поясницу.
«Чертова мать, – зло подумал он. – Вечно от нее только одни неприятности. Интересно, долго она еще собирается жить на этом свете?»
В отличие от сестер, Влад едва ли почувствовал на себе железную десницу матери. Чрезвычайно требовательная к дочерям, Вероника до поры до времени закрывала глаза на все проказы сына. Он рос шумным и неуправляемым. На правах будущего наследника ему позволялось все. Он катался по полу в истерике, дерзил отцу и доводил до слез няню.
«Он будет большим начальником», – пророчила Дворецкая, потому что в начале девяностых западное слово «бизнес» казалось таким же чужеродным, как пепси-кола. Вероника хотела видеть сына сильным и волевым, поэтому боялась давить на мальчика. Характер ведь так легко сломить в юном возрасте. Влад ожиданий не оправдал. Он рос трусливым и психопатичным, подверженным чужому влиянию.
Еще в школе он пристрастился к игре. Вначале его увлечение казалось вполне безобидным. Он резался в «ножички», «наперстки», проигрывая домашние бутерброды с дефицитной колбасой и мелкие карманные деньги. Потом игры стали серьезнее, и ставки соответственно возросли. Потребовались дополнительные средства. А где их было взять, если скрупулезная Вероника высчитывала все его расходы до копейки: дорога до школы, завтрак, кино и мороженое, книги. Повышать «стипендию» сыну Дворецкая отказалась наотрез.
Положение казалось безвыходным, тем более что Влад успел задолжать старшеклассникам, и они собирались его бить смертным боем. Тогда он впервые продал свои джинсы. Модные, с импортными лейблами, они были привезены матерью из поездки в Италию. Следом отправились кроссовки, куртка и велосипед.
Трагедия заключалась в том, что Владиславу поразительно не везло. Скорее всего, ему на роду было написано не прикасаться к картам, но он с настойчивостью, достойной лучшего применения, пробовал все снова и снова. Его завораживал сам процесс, и он завидовал фавориту, наблюдая, как тот, посмеиваясь от удовольствия, распихивает по карманам мятые денежные купюры.
Вероника, погруженная в свои дела и заботы, болезненной страсти сына не рассмотрела. Зато она заметила, что из дома стали исчезать вещи.
– Полина, – строго выговаривала она домработнице. – Вот здесь всегда стояла фарфоровая статуэтка балерины. Куда она делась?
– Понятия не имею, Вероника Анатольевна, – таращила глаза женщина. – Сама диву даюсь.
– А может, ты разбила ее, когда вытирала пыль?
– Ну, что же я, по-вашему, лгунья? Неужто бы я вам не сказала?
Инцидент был исчерпан.
Днем позже Вероника не нашла любимые духи.
– Как сквозь землю провалились! – негодовала она.
Домработница только пожимала плечами.
Потом исчезли кассетный магнитофон, серебряные ложки и горжетка из лисицы. Дворецкая была в ужасе.
– В доме завелся вор!
– Ну, и на кого ты думаешь? – поинтересовался супруг.
– На прислугу, конечно.
Она собрала всех: домработницу, кухарку и дворника Михея – в гостиной и в резких выражениях сообщила все, что думает о необъяснимых событиях в доме.
Кухарка расплакалась. Михей сердито засопел. А Полина, поджав тонкие губы, решилась на вопрос:
– А почему вы решили, что виноваты мы?
Вероника едва не потеряла дар речи от подобной дерзости:
– А, по-вашему, я должна подозревать мужа или сына. Так, что ли?
– Я давно хотела вам сказать, да все как-то не решалась, – продолжила натиск Полина. – Но у меня в последнее время постоянно что-то пропадает. То часть денег от зарплаты, то браслет. Даже крестик на цепочке и тот куда-то подевался.