В молодости, будучи оперативным сотрудником КГБ, он в совершенстве освоил управление автомобилем, охотно садился за руль, но терпеть не мог пробок и заторов, предпочитая вырваться на оперативный простор и нестись по свободному шоссе. Мысли тогда концентрировались на текучке, и, размышляя, он нередко находил разгадку сложным головоломкам. Когда же у Островцова появился персональный водитель, он вполне мог бы не думать о пробках, но так и не научился сдерживать себя и продолжал делать замечания и давать рекомендации шоферу.
Впрочем, когда рост по служебной лестнице обязал его пересесть на заднее сиденье служебной «Волги», дел прибавилось настолько, что езда в автомобиле превратилась в естественное продолжение рабочего дня. Островцову стало не до прелестей вождения, работа с головой поглотила его. В результате он уверенно, но при этом не торопясь, продвигался от одной звездочки на погонах к другой.
Перестройка, казалось, все сломала в одночасье, нарушив размеренный ритм карьерного восхождения. Но судьба опять была благосклонна к Антону Ивановичу. Он сделал правильный выбор, как в рулетке, поставив на зеро, когда к власти пытались прийти маразматики из ГКЧП. И в отличие от многих своих коллег, послав ГКЧП и его подельников куда подальше, пережив несколько бессонных ночей, неожиданно оказался в кресле начальника одного из главков ФСБ.
Тем не менее бессонные ночи не прошли без следа и многому научили Антона Ивановича. В будущем он твердо решил больше не полагаться на случай и не играть с судьбой. Поэтому сразу же, как бывалый пилот, стал готовить для себя запасной аэродром.
Банк «Инвестком» и стал для генерала Островцова таким аэродромом. Высокое положение, прекрасная зарплата, шикарный автомобиль, личная охрана. Никогда прежде он не получал столько благ разом. Так что Антон Иванович явно совершил удачную посадку. Даже с учетом того, что добился этого никак не бескорыстно, а исключительно в обмен на свои старые связи и верность обязательствам, которые, понятное дело, никто с него не снял.
Именно эти обязательства вынудили теперь отставного генерала нестись по утренней, забитой автомобильными пробками Москве в самый центр, на Лубянку, куда неожиданно его пригласил нынешний начальник главка молодой и мало ему известный генерал Градов. Словом, сменщик.
Строго говоря, Островцов мог под любым предлогом отказаться от этой встречи. Он мог позволить себе это в силу своего независимого положения, по крайней мере от людей уровня Градова. Мог, но не позволил. Ибо сменщик неожиданно попросил прояснить кое-что в деле о наследстве графа Орлова, в котором ему многое непонятно.
«Тоже мне, персона, – размышлял банкир. – Мог бы у своего Нирванова спросить, если что непонятно. Хотя что Нирванов сегодня знает? Копается в деле, как мышка, ищет по стране наследников. Ну и пусть себе ищет на здоровье. А дело-то давно уже ушло изпод контроля. Наивный служака... Нет, как ни иронизируй, что ни думай, а, пожалуй, Градов в своем незавидном положении прав. У кого, как не у бывшего коллеги, тем более в течение нескольких лет лично курирующего операцию „Канадское наследство“, получить качественную информацию. Спросить он может что угодно. Но что ему сказать в ответ? Действительно, что сказать и как объяснить? И насколько глубоко допустить к информации? Что ФСБ в этой истории, например, давно выступает лишь на подхвате? Почему уже два года топчется с экспертами из Инюрколлегии в поисках наследников, не имея ни малейшего понятия о том, что наследники уже давно нашлись! Причем не какие-то „фальшивые“ типа тех, кого с упорной очередностью раз в три месяца Нирванов подсовывал Островцову в его бытность в стенах Лубянки».
Вспомнив о подобных наследничках, Островцов довольно громко хихикнул.
Накануне он уже смотался за «стенку с зубцами», так сказать, посоветоваться. Его охотно принял президентский советник, известный всей политизированной элите страны как «серый кардинал» Кремля, Михаил Юрьевич Умнов.
– Ставлю бутылку коньяку против сотни, что знаю, зачем пожаловал, – встретил он Островцова на пороге своего большого неуютно-казенного кабинета.
Умнов хитро подмигнул, прикладывая палец к губам: мол, здесь сейчас не место откровенно разговаривать, и, взяв гостя под локоток, вывел в длинный, бесконечно ковровый коридор.
– Давай перекусим в нашей столовой, – неожиданно предложил Умнов, на что Антон Иванович буквально выпучил глаза. Потому как отлично был осведомлен, что чиновники уровня Умнова там никогда не появлялись, ибо это считалось моветоном.
– Может, в «Боско»? Здесь недалеко.
– Понимаешь, времени в обрез, – отказался кремлевский советник. – А потом, в нашей столовой твои бывшие коллеги никого не слушают.
В столовой они чисто символически покидали на подносы какую-то дежурную еду и устроились у дальней стены.
– Мне уже сообщили, что граф приказал долго жить. Ты же по этой теме? Угадал? – коротко бросил Умнов.
– Это, конечно, не новость, Михаил Юрьевич. А вот то, что поговорить о канадском наследстве меня приглашает генерал Градов, вот это новость! Знаешь такого? – спросил Островцов и, не дожидаясь ответа, добавил: – Ладно, не морщи лоб. Это тот генерал, что сменил меня в главке. Ему, видите ли, неясно...
– Что неясно? Как его подчиненные ведут дело?
– Представь себе. И самое интересное – он имеет на это право. Как ни странно.
– Ты объясни ему, что это дело взято под особый контроль. Скажи, что лично ты был уполномочен администрацией не снимать с него собственного кураторства, поскольку дело о наследстве переведено в политическую, финансовую, какую еще угодно плоскость. Ну и так далее. Сам придумай...
– Прости, Миша, но знаешь, так в органах не принято. Градов же не пальцем деланный.
– Гляди, как заговорил. А сотню-другую «лимонов» лично ты не дурак заработать? Или это не наша с тобой идея выстроить всю комбинацию именно таким образом?
У Островцова мгновенно пропали остатки аппетита, если он был вообще. Он демонстративно отодвинул тарелку с весьма привлекательным с виду стейком.
– Тебе хорошо рассуждать, Миша. Ты даже не интересуешься, как развивается комбинация в целом. Как ведут себя в ней главные игроки. Тебе в ней словно ничего не интересно.
– А тебе интересно, как мы будем выкручиваться с выборами? И как им всем, – тут Умнов со значением показал пальцем то ли в потолок, то ли в небо, хотя Островцову не составило труда понять, о ком идет речь, – важен этот миллиард! У них и в помине нет мыслей, что мы затеяли всю эту многоходовую комбинацию прежде всего для своих целей. У них только один маяк и одна головная боль – Госдума и коронация на президентство. Чем, собственно, я и занимаюсь.
– Лично мне все это интересно, – неожиданно заявил Островцов, хотя, по мнению своего собеседника, должен был скромно промолчать. – Да, мне интересно. А тебе наши дела, как я понимаю, не интересны.
– Ты не прав, Антон Иванович, – примирительно пожурил президентский советник, – мне тоже интересен результат. Заметь, результат. Причем очень интересен, впрочем, как и всем участникам процесса. – Тут собеседник банкира выразительно пощелкал пальчиками, при этом осторожно оглядевшись, не заметил ли кто этот один из самых узнаваемых жестов в мире в исполнении чиновника столь высокого ранга. – А вот ваша кухня мне совсем не интересна. Извини уж, Антон Иванович, тем более, насколько мне известно, ею занимаются профессиональные люди.
«Жаль, – подумал Островцов, – только бы потом не пожалеть».
Увидев равнодушный, даже несколько брезгливый взгляд Умнова – мол, где ваша кухня, а где я, отставной генерал даже не попытался возразить. В конце концов, во всей этой истории он уже давно фигура неофициальная. Какие с него взятки? Если что пойдет не так, отвечать будут служивые, кого Антон Иванович расставил по местам еще в бытность эфэсбэшником.
* * *Завершились президентские выборы. Стоял апрель 2004 года. В двух столицах почти вся политическая элита дружно отмечала победу своего президента, пребывая в неслыханной ни до ни после эйфории. Пользуясь удобным моментом, Умнов улетел на юг Франции, ловить тепло пробуждающейся весны.
Но как часто бывает, не всему, что планируется, удается сбыться. Так получилось и сейчас. Михаил Юрьевич уже предвкушал приближение сладких минут ленивой неги, которая вот-вот должна была спуститься к нему на балкон номера в отеле «Негреско», как (надо же было такому случиться!) в безумно красивом бело-красном холле отеля его окликнул знакомый голос.
– Боже! Какими судьбами? – Удачно сыграв восторг от неожиданной встречи, в меру подобострастно, Умнов поплыл в распахнутые объятия человека, которого еще совсем недавно уважала и ненавидела в равной мере вся страна.
Тот тоже двинулся навстречу, ступая по паркету мелкими осторожными шажками. Старенький, но все еще бодренький, криво улыбающийся хомячок, бывший премьер правительства Гайдамак собственной персоной.
Тот тоже двинулся навстречу, ступая по паркету мелкими осторожными шажками. Старенький, но все еще бодренький, криво улыбающийся хомячок, бывший премьер правительства Гайдамак собственной персоной.
– Вот, убежал от московской суеты, – охотно объяснил он, похлопывая Умнова по спине. – Странно, что вы, мой друг, сейчас не там, где праздник.
– Ничего странного, Максим Евгеньевич. Работа сделана, можно и дух перевести. Здесь в Ницце это приятнее, чем в нашей слякоти. Вы, кстати, в каком номере остановились?
– Так я сюда на завтрак приглашен. А живу на вилле у знакомых.
– Не у ваших ли заклятых друзей-олигархов? – сострил Умнов, как бы напоминая, что на здешних виллах обосновалось много русских.
Не поддержав шутливый тон президентского советника, Гайдамак вежливо предложил:
– А вы загляните ко мне, всё и увидите.
– Охотно принимаю предложение. Если вы примете мое. Давайте после вашего завтрака прогуляемся. Погода шепчет...
Через два часа Умнов уже ненавязчиво поддерживал бывшего премьера под локоток. Он и предположить не мог, сколь много интересного суждено ему узнать в ближайшие дни за время их регулярных прогулок. Было вполне естественным, что светских бесед между старым и молодым политическими зубрами никак не получалось. Говорили больше о недавних выборах и, что особенно странно, о будущих.
Гайдамак большей частью брюзжал, что в институте выборности, увы, уже давно погибло главное – честные выборы. Все решают политтехнологи и деньги. Говоря об этом, Максим Евгеньевич косо поглядывал на шагающего рядом Умнова, словно именно этому молодому щеголю вменял в вину насаждение подобной практики.
Президентский советник лениво спорил, больше для поддержания беседы, чем для выяснения истины.
На третий или четвертый день прогулок Гайдамак повернул разговор в неожиданную сторону. Хотя поначалу Умнов не увидел в этом ничего особенного.
– Я случайно узнал, что старый приятель моих приятелей завещал своим наследникам в России более миллиарда долларов в денежном, заметьте, эквиваленте. И еще примерно на такую же сумму ценностей, недвижимости, в том числе и производственной. Даже после уплаты налога, согласитесь, бешеные деньги! И вот теперь представьте, что этот наследник, на которого свалилась такая сумасшедшая удача, захотел бы стать президентом России. И за помощью обратился лично к вам, Михаил Юрьевич. Как? Смогли бы с такими деньгами сделать этого миллиардера президентом в две тысячи восьмом или, на худой конец, если затянется волокита с оформлением наследства, в две тысячи двенадцатом году?
– Почему нет?! – не задумываясь ни на секунду, воскликнул Умнов. – С такими деньгами?! Запросто! Если бы у вас или вашей дружной партии, Максим Евгеньевич, четыре года назад водились такие деньги, вы бы тоже могли замахнуться на этот пост.
Бывшего премьера передернуло.
– Вот только о прошлом не надо. И не обо мне речь...
– У вас, что, есть реальный кандидат? – как говорится, в лоб брякнул Умнов.
– Упаси боже. Я стар для подобных игр. А вот если бы я был молод, как и вы, то уж поверьте, такой кандидат у меня нашелся. Или вы верите, что вас еще долго будут держать на политическом пиаре?
– Вовсе нет, – излишне зло ответил Умнов.
– Тем более, молодой человек.
– А вы про это многомиллиардное наследство просто так, для развития темы вспомнили? Или все это реально?
– Мне, и сочинять? В моем возрасте несолидно. А вспомнил, конечно, для примера. Вот, загляните к моим друзьям на виллу, там и убедитесь, что я не сочиняю.
Весь следующий день Умнов маялся, не зная, чем себя занять, дожидаясь назначенного часа. На вилле, где отдыхал Гайдамак, его ожидали к восьми вечера. С наигранным любопытством Михаил Юрьевич шатался по антикварным лавкам, рассматривал картины, какие-то безделушки, а голова была занята вчерашним рассказом бывшего премьера. С чего он все это наплел? Ищет союзника для утоления своих амбиций? Действительно, поздновато, и Гайдамак сам прекрасно это понимает. Тогда для чего? Ведь говорил разумные вещи, более чем разумные. Такие деньги, если, конечно, ими умело распорядиться, помогут выбрать кого угодно, если он не черт из табакерки. Может, хочет продвинуть своего ставленника? Еще более интересно. Что замыслил старый лис? А может, ничего такого он вообще не думал? Просто хотел блеснуть перед президентским советником своим глубокомыслием? Вот, мол, какие расклады возможны, когда в прикупе миллиарды долларов! Не очень-то задавайтесь, что победили на выборах. И тем более не очень обольщайтесь, господин Умнов, собственными хитроумными технологиями. Просто не появилась пока та сила, которая перешибет плетью обух... В какое-то мгновение он понял, что окончательно запутался в догадках, с чего это сам Гайдамак решил проявить отеческую заботу и порекомендовал посмотреть на жизнь совершенно под другим ракурсом. Не в эйфории две тысячи четвертого года, а оттуда, из будущего две тысячи восьмого или две тысячи двенадцатого. Кому он тогда окажется нужен, Михаил Юрьевич Умнов?! Да, вопросик на засыпку.
Когда стрелки его часов приблизились к восьми, Умнов легко выскочил из такси перед скромными воротами виллы на Кап Ферро. Видеокамера над ними явно зафиксировала гостя, потому что характерно щелкнул электронный замок на калитке.
Решительно открыв ее, Умнов двинулся к дому, чьи огоньки отлично просматривались из-за пальм и кипарисов. На несколько вычурном крыльце его уже ждал высокий молодой мужчина в легкой рубашке с накинутым поверх нее свитером.
– Марк Розинский, – почтительно представился он, протягивая гостю руку. – Сын домовладельцев, где нашел приют господин Гайдамак.
– Умнов Михаил, – скромно произнес президентский советник, отлично сознавая, что хозяевам известно, кто к ним забрел на огонек. – Никак не ожидал услышать здесь русскую речь. Максим Евгеньевич говорил, что остановился у французских друзей.
– Русским языком здесь уже, наверное, сто лет никого не удивишь, даже во французских семьях. А мы вообще непонятно кто. Родители очень давно уехали из России, жили в Израиле, потом в Канаде. Но на старости предпочитают пребывать здесь. Сами понимаете, климат...
Розинский пропустил гостя вперед, предупредительно распахнув обе створки массивных дверей, и через минуту они оказались на террасе, где, кутаясь в пледы, в шезлонгах восседали хозяева дома – два древних божьих одуванчика – и бывший российский премьер, в уютных тапочках, выглядывающих из-под пледа.
После череды приветствий все дружно направились вслед за Марком к большому, не по-французски щедрому столу. Ужин прошел весело, Гайдамак не переставая шутил, сыпал анекдотами, соревнуясь в их знании с хозяином дома, господином Гидеоном, или, как называла его супруга, Гизи.
Умнов и, как ни странно, Марк делали вид, что им жутко весело в этой стариковской компании, хотя на самом деле это явно было не так. И лишь поздно вечером, когда пожилая чета откланялась, а гости с Розинским-младшим вновь вышли на террасу, разговор незамедлительно перешел к теме, которую весь вечер Умнов терпеливо ждал.
Молодой Розинский, оказывается, был адвокатом некоего графа Орлова, как он выразился, одного из богатейших людей на планете. Месье Марк довольно живо рассказал, как по поручению графа недавно посетил Россию, где просил у властей, в частности Инюрколлегию, содействовать в поисках графских наследников.
Вспомнив об этом, Марк заразительно засмеялся.
– Представляете, каковы были лица ваших чиновников, когда я озвучил им сумму, уготованную гипотетическим наследникам, – вызывая собеседников на ответный смех, произнес он.
– Не представляю, – довольно бесцеремонно и жестко оборвал веселье Умнов. – Хотя бы потому, что вообще не представляю, о какой сумме идет речь.
– Примерно полтора миллиарда долларов, – не обращая никакого внимания на неожиданную суровость президентского советника и продолжая заливисто смеяться, пояснил Марк. – Но, простите, мне весело не от того, какие рожи были у ваших чиновников, а совсем по другому поводу. Я просто представил, что будет, если состояние моего доверителя не найдет законных владельцев. Такие деньги... Боюсь, так и случится. Граф сойдет с ума от горя.
– А почему так, собственно, должно случиться? – почти одновременно спросили Гайдамак с Умновым.
– Все очень просто. Граф ничего или почти ничего не знает о своих мифических наследниках. Так что надо искать иголку в стоге сена. Кажется, так у вас говорят?
– Иногда находят, – не очень уверенно попытался возразить Гайдамак.
По тому, как Максим Евгеньевич это произнес, Умнов окончательно понял, что весь его предыдущий разговор с бывшим премьером был не более чем импровизация старого политического интригана. Видимо, сумма настолько потрясла старика, что он невольно стал думать о ее применении, свались такое счастье на него самого.